Последний фаворит. Платон Зубов

Последний  
фаворит

Платон Зубов

Санкт-Петербург
«Наука»

2022

И. В. КуруКИН

УДК 94(47)
ББК 63.3(2)46
        К93

РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ СЕРИИ
«БИБЛИОТЕКА ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ»

А. И. Алексеев, Д. Д. Беляев, Д. М. Бондаренко, И. О. Ермаченко, 
А. А. Исэров, А. Ю. Карачинский (ученый секретарь), 
Н. Н. Крадин, Т. В. Кущ, А. А. Немировский, П. С. Стефанович, 
П. Ю. Уваров (председатель), А. К. Шагинян, 
В. В. Шишкин (заместитель председателя)

Ре це нзе нты:
доктор исторических наук Е. В. Анисимов
доктор исторических наук А. Б. Каменский

Куруки н  И. В. Последний фаворит. Платон Зубов. — СПб.: Наука, 
2022. —  447 с.

ISBN 978-5-02-040500-4

Книга известного российского историка, специалиста по истории России 
XVIII века Игоря Владимировича Курукина посвящена жизни последнего фаворита императрицы Екатерины II — Платона Зубова. Обычный гвардейский
офицер Платон Зубов, попавшись на глаза императрицы, был в одночасье вознесен к вершинам власти, потеснив у трона самого Григория Потёмкина, крупного 
российского администратора и реформатора. Для автора биография Зубова — 
не просто история «баловня судьбы», но и способ рассказать читателю историю 
фаворитизма XVIII века, встроенного в систему управления Российской империи. Ведь фаворитизм — это не только сюжеты о личной жизни монархов, придворных «тайнах» и интригах. В системе российского самодержавия фаворит 
был не просто любимцем государя или государыни, но и становился элементом 
государственного механизма, сказывающимся на эффективности его работы.

ISBN 978-5-02-040500-4

© Курукин И. В., 2022
© Издательство «Наука», серия «Библиоте ка 
всемирной истории» (разработка, оформление), 2016 (год основания), 2022
© Палей П., оформление, 2022

ПРЕДИСЛОВИЕ

Предисловие
Предисловие

Кто сей любитель согласья?
Скрытый зиждитель ли счастья?
Скромный смиритель ли злых?
Дней гражданин золотых,
Истый любимец Астреи!

Г. Р. Державин. К лире

Последний фаворит Екатерины II Платон Зубов — персонаж 
не особо выдающийся, ничего великого не совершивший и, судя 
по отзывам современников, человек не очень приятный. Зачем же 
о нём писать? Судьбы и дела подобных исторических фигур второго, а то и третьего ряда как раз в силу их заурядности и приземлённости по сравнению с великими современниками порой дают возможность лучше понять эпоху, устройство властного механизма самодержавной монархии, деталью которого они являлись.
Казалось бы, XVIII столетие достаточно хорошо известно. 
Действительно, кто не знает о реформах Петра I или победах Екатерины Великой и её «орлов»? Важнейшие события расписаны 
в учебниках чуть ли не по дням. Литература по теме обширна; 
документы, в отличие от письменных источников Средневековья, 
сохранились, многие из них давно опубликованы. Наконец, как 
отметил современный историк А. Б. Каменский, «люди XVIII века 
жили в начале той исторической эпохи, завершение которой происходит сейчас на наших глазах... по образу мышления, по восприятию окружающего мира они нам ближе, чем люди, жившие 
до них, и у нас больше шансов понять их». В мемуарах, дневниках и письмах они не только рассказывали о событиях, свидетелями которых являлись, но и отразили свои мысли, представления, 
переживания — всё то, что можно назвать «духом времени».

Предисловие
6

Эта доступность и относительная изученность создают иллюзию полноты знаний, нередко основывающихся на представлениях и оценках современников событий, а затем получивших развитие в историографии. Так, в школьных учебниках до сих пор 
обличаются «бироновщина» и «немецкое засилье», хотя историки уже давно доказали, что всё было не так просто и однозначно. 
Яркая «эпоха дворцовых переворотов» предстаёт чередой интриг 
и заговоров, но сами дворцовые «революции» были разными по 
целям и составу участников, означая, по сути, проверку на прочность преобразований Петра I. Не облегчают понимание и идеологическая ангажированность исторического знания, и коммерческие опусы авторов, бойко раскрывающих «альковные тайны» 
прошлого1.
В этом смысле обращение к личности отнюдь не самого выдающегося вельможи представляет научный интерес в рамках 
политической антропологии, изучающей политическую историю 
с точки зрения культурных механизмов и неформальных институтов власти. Правда, в этом отношении правлению Екатерины 
Великой не слишком повезло. Император Николай I считал, что 
поведение бабушки «позорит род», и скрывал её мемуары даже от 
родственников. А идейные противники самодержавия с удовольствием обличали нравы царского двора, где, по словам знаменитого политэмигранта, издателя «Колокола» Александра Герцена, 
«ткались судьбы России, во мраке алькова, среди оргий — по ту 
сторону от доносчиков и полиции»2.
Пищу для суждений подобного рода давали борьба за власть, 
интриги, многочисленные любимцы императрицы, тем более что 
их запечатлели в мемуарах и письмах весьма неравнодушные к 
их успехам современники. Впрочем, для подобных оценок существуют и объективные причины: личные связи монархов и их 
фаворитов часто не оставляли документальных следов, и вакуум 
заполнялся разного рода мифами и анекдотами. Западные историки видят даже проявление особой «секретности» петербургского двора в том, что российские государи и государыни оставили слишком мало «романтических текстов» о своих отношениях 
с близкими людьми3.
Если мощная фигура Потёмкина уже дождалась своих исследователей4, то остальные екатерининские фавориты по-прежнему воспринимаются в духе «галантного века» — как «персоны, 

Предисловие

официально пользовавшиеся монаршими милостями», за услуги интимного свойства получавшие титулы, звания, поместья, и 
бесконтрольно тратившие казённые деньги5. В опубликованной 
ещё в 1797 году в революционном Париже книге «Жизнь Екатерины II» («Vie de Catherine II, impératrice de Russie») французский 
писатель Жан Анри Кастера подсчитал, что на своих фаворитов 
императрица потратила огромную сумму, намного превышавшую 
годовой бюджет страны, — 92,5 миллиона рублей. Книга Кастера (в 1800 голу вышли два её дополненных издания — в трёх и 
четырёх томах6) имела успех; в Россию её доставляли тайком и 
переписывали. Однако она представляет собой не исследование, 
а политический памфлет; многие содержащиеся в ней сведения, 
до сих пор приводящиеся в качестве достоверных фактов, являются вымыслом или реконструированы по слухам. Один из лучших знатоков XVIII столетия Н. И. Павленко подхватил общую 
тенденцию, написав про самое блестящее царствование: «Ни до 
Екатерины, ни после неё распутство не достигало столь широких 
масштабов и не проявлялось в такой откровенно вызывающей 
форме»7.
Между тем фаворитизм — это не только сюжеты о личной 
жизни монархов, придворных «тайнах» и интригах. В системе 
российского самодержавия (как, впрочем, и в иных европейских 
монархиях Старого порядка) фаворит не только являлся любимцем государя или государыни, но и становился элементом государственного механизма, сказывающимся на эффективности 
его работы. В настоящее время появились публикации и историко-биографические работы о Э. И. Бироне8, И. И. Шувалове9, 
братьях Орловых10, и прочих «случайных людях» XVIII века11, 
подготовившие основу для интерпретации института фаворитизма.
Платон Зубов особого внимания историков пока не привлекал. 
Основным источником сведений о его жизни остаётся написанный по свидетельствам современников очерк известного дипломата и историка-любителя князя А. Б. Лобанова-Ростовского12. 
Автор полагал, что в руках фаворита «находились главные части 
государственного управления», но сам он являлся «повсеместно 
признанной бездарностью», «бесчеловечным крепостником» и 
«тёмной личностью», отличавшейся высокомерием и «безумным 
самоослеплением» (о последнем якобы свидетельствует план по

Предисловие
8

хода на Константинополь через Малую Азию и доставки на корабле в поверженный город самой императрицы13).
Другие авторы главным образом обличали «полновластного 
хозяина России» и отмечали печальные результаты конца екатерининского царствования — «опустошённую казну и переполненные тюрьмы»14.
Единственная специальная работа о Зубове, опубликованная 
в 1925 году с целью показать «вредоносное влияние фаворитизма», изображает героя властолюбцем, который в придворной 
схватке одержал победу над самим Потёмкиным, приобрёл решающее значение в Совете при императрице, бесконтрольно тратил 
казённые деньги, захватил в свои руки «руководство внешней 
политикой», мечтал покорить Иран и Турцию и, как полагалось 
царскому сатрапу, бесчеловечно относился к крестьянам15. Автор 
отмечал широкий круг служебных обязанностей Зубова, но именно эту сторону его жизни не освещал, ограничившись описанием 
придворной жизни и отзывами современников о неспособности 
фаворита к государственной деятельности. Вывод получился парадоксальным: Зубов являлся «главным вершителем всех дел», 
но в то же время «сам почти ничего не делал»16.
В итоге фигура последнего фаворита великой императрицы, 
как и раньше, занимает подобающее место в романах для дамского чтения17 или видится сквозь призму исторических анекдотов18 — с той лишь разницей, что современные авторы предпочитают не разоблачать, а реабилитировать персонажей Старого порядка и потому даже хвастаются, что «Россия вовсе не отставала 
от Европы в деле фаворитизма у престола»19. В самом деле, как 
ещё «женской природе» императриц заставить грубых российских мужчин доблестно служить отечеству?
На несколько более серьёзном уровне предлагается классификация фаворитов — правда, несложная, по принципам «любимец» или «государственный служащий», полезный (действует 
«не только в своих личных интересах, но и для блага государства») или вредный («пользуется своим положением в личных целях»). Худшими признаются притворщики и интриганы; но даже 
«хороший» фаворит плох тем, что «мог стать причиной грусти 
императора, отстранив его от важных дел»20. В недавно вышедшей книге с обязывающим названием «Верховная власть и фаворитизм в России» можно обнаружить биографии широко извест

Предисловие

ных персонажей (Меншикова, Бирона, Разумовского, Шувалова, 
Орлова, Потёмкина) и выводы об интимной близости фаворитов 
с монархами как «особенности русского абсолютизма», которая 
сама по себе не предосудительна, а плохо только то, что не все 
из них были «тружениками» — появлялись и случайные люди 
«без способностей и мыслей», и даже «антигосударственники»21. 
В другой публикации фавориты изображаются героями «повседневной салонной жизни» царского двора с отличительными чертами в виде раболепства и холопства22.
При таком подходе наш герой выглядит не самым худшим 
представителем профессии, «заложником исторической ситуации», которому просто по должности полагались «надменность», «мотовство», а заодно и «жестокость в отношении крестьянства»; даже на стол он ежедневно тратил только 400 рублей — куда меньше Потёмкина. Но свою «должность» Зубов 
исполнял с успехом, «самосовершенствовался» в ней, а потому 
«преданно и верно служил государству и трону», однако был 
недо оценён и удалён ввиду «тайного и явного пренебрежения 
двора»23.
Иных подходов ожидать трудно, поскольку более серьёзные 
современные работы о Зубове немногочисленны и посвящены 
довольно локальным сюжетам24.
Нам уже довелось писать о роли Зубова в истории российского фаворитизма25. Теперь попытаемся более подробно исследовать деятельность не самого выдающегося, но, несомненно, 
влиятельного персонажа на основании выявленного комплекса 
документов последних лет царствования Екатерины II.
Трудности такого исследования связаны с тем, что Платон Зубов не имел законных детей-наследников; его владения перешли 
в другие руки, и некому было содержать в порядке его архив. К 
тому же документы, прямо или косвенно его касающиеся, подвергались высочайшей цензуре и сокрытию. В 1801 году статс-секретарь Д. П. Трощинский был послан Александром I разобрать 
архив его покойной бабки Екатерины и отобрать из её бумаг «те, о 
коих дано мне особое его величества повеление»26. После смерти 
в 1822 году князя Зубова император отправил в его имение генерал-адъютантов Н. М. Бороздина и П. П. Сухтелена изъять документы покойного, который был одним из главных участников 
дворцового переворота 1801 года27.

Предисловие
10

Какие-то записки Зубова к Екатерине II оказались позднее в 
бумагах великого князя Константина Павловича28, другие его документы — у А. А. Аракчеева. Когда Николай I в 1831 году узнал 
от статс-секретаря и бывшего сотрудника Аракчеева А. С. Танеева, что отставной царский любимец хранит у себя документы 
Александра I и «князя Зубова бумаги», то приказал их вернуть. 
Царские письма Аракчеев отдал, но наличие у него документов 
Зубова отрицал, указывая: «...действительно были некоторые 
посланы с господином Чернышёвым к фельдмаршалу князю Кутузову Смоленскому, но оных у меня нет»29. Сразу после смерти Аракчеева в апреле 1834 года в его имение Грузино приехал 
дежурный генерал Главного штаба П. А. Клейнмихель и многие 
бумаги скончавшегося графа увёз в Петербург, где ими занимался 
сам Николай I: «Передав по принадлежности для хранения, что 
следовало, государь сжёг в камине всё, что могло служить обличением, и никому об этом поминаемо не было»30.
В итоге документы Платона Зубова уцелели фрагментарно и 
рассеяны по разным хранилищам. Наибольшая часть утрат касается именно личных бумаг — уже историку Н. К. Шильдеру в 
начале XX века пришлось с трудом подбирать их из разных коллекций; увы, он не всегда указывал, откуда именно31. Отчасти 
восполняет пробел уникальный источник — мемуары служителя 
князя, шляхтича-карлика Ивана Андреевича Якубовского, подготовленные к печати с обширными комментариями известным 
искусствоведом и членом графского рода Валентином Платоновичем Зубовым32.
Архивный фонд П. А. Зубова в Российском государственном 
архиве древних актов (фонд 193) в Москве представляет собой 
лишь подборку прошений на имя фаворита, включая целые записные книги таких документов33. А семейный архив Зубовых в 
Российском государственном историческом архиве (фонд 942) в 
Санкт-Петербурге большей частью состоит из документов племянников Платона Александровича и их потомков.
Источники, отражающие служебную деятельность П. А. Зубова, сохранились в более полном объёме. Некоторые из них опубликованы — например, адресованные ему письма командующего войсками на юге России А. В. Суворова34 или распоряжения 
Зубова в качестве екатеринославского, таврического и воскресенского генерал-губернатора35. Основная же часть неопубликован