Дедушка русского флота: повести
Покупка
Тематика:
Детская художественная литература
Издательство:
ООО "Русское слово-учебник"
Автор:
Рубинштейн Лев Владимирович
Год издания: 2012
Кол-во страниц: 200
Дополнительно
Вид издания:
Художественная литература
Уровень образования:
Среднее общее образование
ISBN: 978-5-91218-803-9
Артикул: 137522.02.99
Повести «Дедушка русского флота» и «Азбука едет по России» рассказывают о временах Петра Великого, когда создавался российский флот, а наша страна твердой ногой стала на берегу Балтики. Повесть «В садах Лицея» посвящена детским и юношеским годам замечательного русского поэта Александра Сергеевича Пушкина.
Тематика:
ББК:
УДК:
ГРНТИ:
Скопировать запись
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов
ШКОЛЬНАЯ ИСТОРИЧЕСКАЯ БИБЛИОТЕКА
Л.В. Рубинштейн ДЕДУШКА РУССКОГО ФЛОТА ПОВЕСТИ 3е издание МОСКВА «РУССКОЕ СЛОВО» 2012
УДК 82311.693 ББК 84(2Рос=Рус)644 Р 82 Рубинштейн Л.В. Дедушка русского флота: повести / Л.В. Рубинштейн. — 3е изд.— М.: ООО «Русское слово — учебник», 2012. — 200 с. — (Школьная историческая библиотека). ISBN 9785912188039 Повести «Дедушка русского флота» и «Азбука едет по России» рассказывают о временах Петра Великого, когда создавался российский флот, а наша страна твердой ногой стала на берегу Балтики. Повесть «В садах Лицея» посвящена детским и юношеским годам замечательного русского поэта Александра Сергеевича Пушкина. УДК 82311.693 ББК 84(2Рос=Рус)644 ISBN 9785912188039 Р 82 © С.Г. Гонков, серийное оформление, 2008, 2012 © Е.В. Гритчин, иллюстрации, 2008, 2012 © Л.В. Рубинштейн, 2008, 2012 © ООО «Русское слово — учебник», 2008, 2012 Художник серийных элементов на переплете — С.Г. Гонков, художник рисунков на переплете и титульном развороте — Е.В. Гритчин
ДЕДУШКА РУССКОГО ФЛОТА
1. ДЕЛА СУХОПУТНЫЕ На восточной окраине Москвы, за Сокольниками, у Матросского моста, тянется вдоль речки Яузы длинная набережная. Невдалеке от нее, на оживленной улице Стромынке, шумят машины, гремят трамваи. Но здесь, на набережной, движение небольшое. Тихая Яуза почти незаметно несет свои медлительные воды к Москвереке. Эта набережная называется Потешной. Два с половиной столетия назад на этом месте стояла игрушечная крепость Пресбург. Крепость была сделана как самая настоящая крепость. Только размером она была маленькая, и все в ней было маленькое: неглубокие рвы, некрутые валы, невысокие стены. Над крепостью реял маленький флаг. В этой крепости молодые солдаты, пятнадцати — девятнадцати лет, вели друг с другом ненастоящую войну. В крепости возле небольших башен, у подъемного моста, стояли пушечки, которые стреляли порохом и бумажными снарядами. Густой дым поднимался вверх, к флагу, который защитники ни за что не хотели спускать. Потом начался штурм, и осаждавшие, вооруженные деревянными пиками, бросились на стены и после ожесточенного боя ворвались в крепость. Их вел рослый мальчик в узком зеленом кафтане. Он был обут в высокие, выше колен, сапоги. В руках у него была игрушечная шпага. Свою треугольную шляпу он потерял в пылу боя. Его длинные темные волосы развевались по ветру. «За мной, молодцы!» — кричал он, прыгая на вал, за которым стояли защитники крепости. Наконец крепость была взята. Победители и побежденные выстроились на площади и прошли маршем мимо командующего — долговязого человека в затейливой шляпе с пером. Били барабаны, трубили трубы. Солдаты пиками салютовали командующему. После парада он обнял мальчика, который вел солдат на штурм, и сказал: — Поздравляю, Петр Михайлов, крепость лихо взяли! Село на берегу Яузы, в котором происходила эта война, называется теперь Преображенской заставой города Москвы. А тогда это было царское село Преображенское. Москва виднелась вдалеке, километрах в четырех. Это был деревянный город с крутыми кры6
шами, со множеством белых стен, башен, садов. Над Москвой поднимался высокий Кремль, и ветер доносил оттуда перезвон колоколов. А в Преображенском пели петухи, гудели на Яузе водяные мельницы. Ветер шумел густой листвой в яблонях, над пасекой, над огородами, скотным и соколиным дворами, над затейливой узорной крышей деревянного царского дворца. Утро в Преображенском начиналось с трубного сигнала и барабанной дроби. По улицам, поднимая высокие столбы пыли, маршировали солдаты в зеленых мундирах, с белыми и красными портупеями. Проходя мимо «Капитанского дворца», который стоял отдельно, неподалеку от царского, они поднимали вверх пики и ружья. На крыльцо выходил генерал в шляпе с пером. Среди сержантов в строю стоял и Петр Михайлов, в треугольной шляпе, с саблей наголо. Затем начинался развод караулов. Както утром на извилистой дороге заклубилась пыль. Из Москвы ехал длинный поезд — рысью скакали всадники в ярких кафтанах, желтых и красных, шитых золотом. В центре группы всадников, тяжело переваливаясь, ехала по ухабам огромная золоченая карета. Карета была вся расцвечена узорами в виде листьев, на крыше сверкали четыре золотых шара, из них торчали метелки разноцветных перьев. Три пары откормленных коней везли эту блистающую карету. На передней лошади сидел всадник и непрерывно свистел. Уже издали было слышно, что едет не какойнибудь простой человек, а важный боярин. На заставе возле Преображенского карету неожиданно остановили. Два солдата, скрестив свои пики перед всадниками, спросили, кто, куда едет и пропуск. — Ума рехнулись? — закричал один из всадников. — Не видите, что ли? Едет знатный боярин Троекуров к государыне царице Наталье Кирилловне! Какой еще вам пропуск? — Браниться не велено, — ответил караульный, — а без пропуска не пустим. На шум перебранки подошел «капитан» — загорелый мальчишка лет шестнадцати, в треуголке, лихо надетой набекрень. В эту минуту дверца кареты приоткрылась, и показалась огромная боярская борода. Белая рука, унизанная кольцами, неторопливо ее поглаживала. 7
— Без пропуска нельзя, — упрямо сказал капитан. — Таков генеральский указ. — Федька, — прогудел боярин густым басом, — побойся ты Бога, родного отца не узнал! Погоди, уж я до тебя доберусь! Я те покажу с конюховыми детьми в игрушки играть! Молодой капитан, однако, не смутился. — Ничего не знаю, — сказал он. — Отец ли, чужой ли человек, а только для проезда на полковой двор надобен пропуск, подругому называется пароль. А кто того пароля не знает, велено тащить в съезжую избу1, и пущай господин генерал сам разберется. А мы караул, у нас указ есть. — Меня, боярина Троекурова, в съезжую избу? Видать, у тебя, парень, в голове шумит. Не поеду! Капитан нахмурился: — Как знаете, а только пустить не могу. — Отцато родного! Срам! Навеки срам перед людьми! — Ежели кто будет шуметь или браниться, — сказал капитан, — то указано бить в барабан и все войско поднимать к ружью. Боярин зажал бороду в кулак и минуты две разглядывал своего сына. — Новомодные обычаи: кафтан до колен, рукава до ладоней, на голове гнездо воронье! Разодели боярского сына! — У нас таковых слов не любят, — спокойно ответил капитан. — Мы государево войско, а кому не нравится, милости просим — до Москвы три версты. — Охальник! — рявкнул боярин. — Погоди уж, доберусь до спины твоей! Вези отца родного на съезжую! Согласен! Капитан сделал знак караулу, и карета своротила направо, по «Генеральской улице», в конце которой возвышался деревянный дом с башенкой. Над башней трепетало большое знамя. Это и была съезжая изба, штаб петровского потешного войска2. Боярина отпустили не скоро. Его спросили, к кому и за каким делом едет и надолго ли. Солнце поднялось уже высоко над 8 1 С ъ е з ж а я и з б а — административная канцелярия, в которую приводили в чемлибо провинившихся людей. 2 П о т е ш н о е в о й с к о — войско, состоявшее из детей, сверстников Петра I, и служившее для военной игры.
Яузой, когда Троекурова ввели в комнаты царицы Натальи. Царица показалась из маленькой двери, и все поклонились ей в пояс. Боярин сразу принес жалобу, что егоде, родовитого боярина, потащили в съезжую избу, на допрос, и кто же? Не кто иной, как собственный сын! И что он, боярин, просит непокорного сына отпустить из полка к нему, родителю, на исправление, чтобы сын и вовсе не отбился от родительской власти. Царица Наталья, нестарая еще женщина, с большими, вечно испуганными глазами на бледном лице, вздохнула и потупилась. — Проси его царское величество, — сказала она тихо. — Царю Петру всего шестнадцать годков, а уж он и самто от родительской власти отошел. Видишь, у нас вся жизнь по пушке да по барабану. Мы, матери, тут не хозяйки. Того и гляди, в воинской потехе шею свернет или в Яузу свалится. Разве за ним уследишь? Но боярин не мог успокоиться. Он перечислял все свои заслуги, возмущался новыми порядками, ругал пушечную забаву и фейерверки, которыми честным людям бороды палят, бранил зеленые мундиры, треугольные шляпы и короткие рукава. Он требовал, чтоб сынка вернули к обычной, спокойной жизни, как исстари повелось: чтоб мальчик сидел взаперти, под родительским наблюдением, свято соблюдал посты и праздники и женился вскоре на той девице, которую ему родители подберут. Да и пора его женить — уж ему шестнадцать лет! Статочное ли дело, чтоб такой взрослый парень в военные игрушки играл с солдатами, набранными из простого народа, из детей конюхов и слуг? Тут дверь раскрылась, и в комнату широкими шагами вошел бомбардир1 Петр Михайлов, очень высокий, худощавый юноша с блестящими черными глазами. Это был тот самый юноша, которого мы видели при штурме игрушечной крепости Пресбург. Все находившиеся в комнате поклонились ему в пояс. — Что, боярин, — сказал Петр, — не нравится тебе мое хозяйство? — Помилуй, государь... — пробормотал боярин, не зная, что ответить. Это был царь. Только он поступил на военную службу простым пушкарем, под именем Петра Михайлова. Ему тогда было 9 1 Б о м б а р д и р — звание нижнего чина в артиллерии петровской армии, соответствовавшее ефрейтору в пехоте.
шестнадцать лет, и больше он из армии не уходил до самой смерти и дослужился до генеральского и адмиральского званий. Так вот, Петру не понравились боярские речи, но он не стал вздорить с боярином, который был старым другом его матери. Он усмехнулся и, прищурив глаза, поглядел на длинную бороду Троекурова. — Слышал я твою просьбу, — сказал он. — Изволь, возьми своего сына. Посади его в курятник и расти с курами. Только самто он, чай, не большой охотник ехать с тобой в родительский дом? — Государь, власть родительская от Бога, — ответил боярин, — и не моего Федьку о том спрашивать. А что до... Но Петр его не дослушал. Обернувшись к матери, он объявил, что генерал приказал выехать в соседнее поле и производить на нем пушечную стрельбу и чтоб мать велела своим людям сидеть смирно и не пугаться великого пушечного грома. Мать вздохнула и ничего не ответила. Петр поклонился ей и, меряя ковры своими длинными худыми ногами, вышел за дверь. Он направился в Капитанский дворец и возле крыльца встретил капитана, Федю Троекурова, который вел свой караул на смену. — Федор, — сказал царь, — приехал за тобой отец. Не нравятся ему наши дела. Хочет он тебя забрать из полка и посадить в терем с няньками, чтобы ты ел, спал и звезды считал, пока тебя не женят. Нравится тебе такая жизнь? — Не нравится, господин бомбардир, — твердо ответил шестнадцатилетний капитан. Петр подошел поближе к Троекурову: — Отказать боярину — матушку обидеть. Значит, надобно тебя отдать отцу. Федя молчал. Его загорелое лицо побледнело. — Не изволь, государь, меня выдавать, — прошептал он. — Что мне в теремето делать? Я капитан! — Тогда вот что... — Петр еще более приблизился к Феде: — Беги! — Как бежать, господин бомбардир? — Скройся, куда знаешь, чтоб я тебя не видал до праздника. А я тут бояринато уломаю. Авось сменит гнев на милость. Понял? — Как не понять! Понял, господин бомбардир. — Как сменишься с караула, чтоб я тебя больше не видал. Ступай! И Петр, посмеиваясь, вошел в Капитанский дворец. 10