Большой Юг в политике и дипломатии Петра I
Покупка
Тематика:
История внешней политики и дипломатии
Издательство:
Аспект Пресс
Автор:
Дегоев Владимир Владимирович
Год издания: 2023
Кол-во страниц: 408
Дополнительно
Вид издания:
Монография
Уровень образования:
ВО - Магистратура
ISBN: 978-5-7567-1243-8
Артикул: 803354.01.99
Книга является заключительной частью обобщающей научной трилогии, посвященной внешней политике и дипломатии Петра I. Исследуя сущность и методы реализации его планов в отношении Евразии на пространстве от Днестра до Хивы и Бухары, автор показывает, что в замыслах царя-реформатора западный вектор в значительной степени уравновешивался восточным. Особое внимание уделено самым знаковым вехам осуществления петровской «восточной» программы — взятию Азова (1696 г.), Русско-турецкой войне (1710-1713 гг.), Хивинской экспедиции (1717 г.), Персидскому походу (1722 г.). Уроки этих совершенно разных по результатам предприятий в будущем лягут в основу строительства южного яруса Российской империи. Для студентов, аспирантов, преподавателей и широкой читательской аудитории.
Тематика:
ББК:
УДК:
ОКСО:
- ВО - Магистратура
- 41.04.04: Политология
- 44.04.01: Педагогическое образование
- 46.04.01: История
ГРНТИ:
Скопировать запись
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов
Московский государственный институт международных отношений (университет) МИД России Владимир Дегоев БОЛЬШОЙ ЮГ В ПОЛИТИКЕ И ДИПЛОМАТИИ ПЕТРА I Предисловие академика РАН А.В. Торкунова К 350-летию со дня рождения Петра I и 300-летию Персидского похода Москва 2023
УДК 327 ББК 66.4 Д26 Издание подготовлено при поддержке Фонда развития (Эндаумента) МГИМО Фонда развития (Эндаумента) МГИМО Р ецен з е н т ы доктор политических наук, профессор МГИМО Б.Ф. Мартынов доктор исторических наук, профессор МГИМО О.Ф. Кудрявцев Дегоев В.В. Д26 Большой Юг в политике и дипломатии Петра I: Научное издание / В.В. Дегоев. – М.: Издательство «Аспект Пресс», 2023. – 408 c. ISBN 978-5-7567-1243-8 Книга является заключительной частью обобщающей научной трилогии, посвященной внешней политике и дипломатии Петра I. Исследуя сущность и методы реализации его планов в отношении Евразии на пространстве от Днестра до Хивы и Бухары, автор показывает, что в замыслах царя-реформатора западный вектор в значительной степени уравновешивался восточным. Особое внимание уделено самым знаковым вехам осуществления петровской «восточной» программы — взятию Азова (1696 г.), Русско-турецкой войне (1710–1713 гг.), Хивинской экспедиции (1717 г.), Персидскому походу (1722 г.). Уроки этих совершенно разных по результатам предприятий в будущем лягут в основу строительства южного яруса Российской империи. Для студентов, аспирантов, преподавателей и широкой читательской аудитории. УДК 327 ББК 66.4 ISBN 978-5-7567-1243-8 © Дегоев В.В., 2023 © МГИМО МИД России, 2023 © ООО Издательство «Аспект Пресс», 2023 В оформлении обложки на лицевой стороне использована гравюра голландского художника Адриана Шхонебека (1700 г.) «Азовский флот под Азовом в 1686 г.», на тыльной стороне – фрагмент картины художника Франца Алексеевича Рубо (1893 г.) «Вступление императора Петра I Великого в Тарки 13 июня 1722 года» Все учебники издательства «Аспект Пресс» на сайте и в интернет-магазине https://aspectpress.ru
Содержание Предисловие Петровское «окно на Восток» как предчувствие будущего? (А.В. Торкунов) . . . . . . 6 Введение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 9 I. ОСМАНСКО-КРЫМСКАЯ УГРОЗА Ярмо золотоордынского наследства . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 13 Внешнеполитические тяготы XVII века . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 18 Крымские походы В.В. Г олицына . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 22 Азов, 1695 год. Первый блин комом . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 25 Азов, 1696 год. Урок пошел впрок . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 33 Это чудное слово «кумпанство» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 48 Миссия Емельяна Украинцева . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 50 Стамбул и Бахчисарай в думах о реванше . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 55 Русско-турецкая граница как горючая материя . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 59 Прут. Поход в неизвестность . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 65 Только бы вырваться из капкана, за ценой не постоим . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 75 Подслащенная пилюля. Приднепровье и Приазовье в 1711 году . . . . . . . . . . . . . . 79 На грани возобновления войны . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 83 «Вечный мир» с Портой. Надолго ли? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 91 II. МАЛОРОССИЙСКИЕ И ЗАПОРОЖСКИЕ СМУТЫ На перекрестке геополитических интересов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 98 Искусство слыть и быть гетманом . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 101 Иван Мазепа: изменник по сути и поневоле . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 107 Приготовления к губернизации казачьего юга . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 118 Малороссийская коллегия . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 122 III. ДОНСКАЯ ВОЛЬНИЦА Военная демократия и большая политика . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 127 Казачий фронтир: территория войны и мира . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 129 Московские методы приручения строптивых . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 133 Буйный Дон, 1700–1708 годы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 137 Донская вариация Петровских реформ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 142 IV. НИЖНЕВОЛЖСКАЯ СТЕПЬ Большие Ногаи . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 145 Малые Ногаи . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 149 3
Калмыки . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 151 Астраханский бунт . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 156 Скрытая грань башкирского восстания . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 160 Аюка-хан на «службе» Петра . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 162 Разные судьбы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 166 V. КАВКАЗ Россия в поисках своей северокавказской стратегии: расчеты и просчеты . . . . 170 Дипломатия как главный инструмент Москвы в XVII веке . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 180 Первые контуры южной политики Петра I . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 200 Торговля на Востоке больше, чем торговля . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 202 Царский наказ терскому воеводе . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 204 Миграционные процессы и размывание этнических границ . . . . . . . . . . . . . . . . . 207 Черноморско-каспийское пространство в планах Петра . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 208 Кубанский гордиев узел . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 210 Терские казаки и горцы в условиях неурядиц 1705–1708 годов . . . . . . . . . . . . . . . 213 Международный аспект кабардинских проблем . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 217 Дагестан между Россией, Персией и Турцией . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 234 VI. СЕФЕВИДСКАЯ ПЕРСИЯ Цари и шахи: истоки взаимной заинтересованности . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 251 Посольство Артемия Волынского. Тревожные ожидания . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 265 Державные амбиции Вахтанга VI . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 270 Исраэль Ори: устремления, окутанные тайной . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 273 VII. СРЕДНЯЯ АЗИЯ Заволжское пограничье в XVI–XVII веках . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 284 Беспечность, обернувшаяся трагедией. Хивинская экспедиция Александра Бековича-Черкасского . . . . . . . . . . . . . . . . . . 289 Флорио Беневени: человек, заменивший целую армию . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 296 Г де брать реванш за Хиву? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 305 VIII. ПЕРСИДСКИЙ ПОХОД Помнить уроки Прута и Хивы – негласный лейтмотив подготовительной работы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 307 Сефевиды под страхом низложения . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 310 Что замыслил Петр? Видимое и подспудное . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 312 Императорский манифест к кавказским народам . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 316 Немного горских «шалостей» как приправа к гостеприимному приему . . . . . . . . 318 Что дальше? Петр под бременем сомнений . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 321 Обострение международной обстановки вокруг Кавказа . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 324 Бакинская история и другие неприятности . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 329 Как закрепиться на занятых территориях? Вопрос для военных и дипломатов . . . 332 Несостоявшиеся союзники России . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 338 4
Петербургский договор 1723 года . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 343 Переговоры И.И. Неплюева с Портой . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 347 Константинопольский договор 1724 года . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 360 Национально-освободительные грезы закавказских христиан . . . . . . . . . . . . . . . 363 IX. ПЕТРОВСКИЕ ДЕЛА ПОСЛЕ ПЕТРА Петербург перед лицом новых вызовов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 368 Критически нарастающая неопределенность . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 372 Хамаданский сговор и его последствия для России . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 376 Заботы генерала Василия Левашова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 378 Без Петра как без рук . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 381 Эпилог . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 387 Список использованных источников и литературы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 401
Предисловие Петровское «окно на Восток» как предчувствие будущего? В середине XIX века профессор Московского университета Михаил Петрович Погодин писал, что Россия, как географическая часть Европы, должна разделить ее судьбу, двигаясь по ее орбите как планета, повинующаяся законам Солнечной системы, и именно в осознании пагубности противостояния притяжению европейской цивилизации состоит великая заслуга Петра I. Такого взгляда придерживались отнюдь не только западники, но и люди славянофильских убеждений, к коим принадлежал и Погодин. То есть практически вся русская интеллектуальная элита, мечтавшая либо о русско-европейском культурном синтезе, либо о более выраженном, если не сказать карикатурном, уподоблении чужому. Этот вектор явно или подспудно пронизывает всю имперскую историю России, включая советский период, внутри которого духовная ориентация на Запад получила несколько экзотическое и парадоксальное преломление в виде чередования периодов конфронтации и разрядки. На фоне военных тревог или миражей конвергенции под сурдинку звучало: «не скифы мы, не азиаты мы». Запад делал вид, будто верит этому, вдохновляя российский правящий класс на принесение любых жертв, чтобы стать его органичной частью. Как только наша «соль земли» ни старалась ради этого и на внутри- и на внешнеполитическом поприще, оказалось, все напрасно. Коллективный Запад давно готовился сбросить маску благопристойности и наконец сделал это, отгородившись от России новым железным занавесом, походя и бесцеремонно «отменив» все, что связано с российской цивилизацией — c языком, культурой, наукой, экономикой, самосознанием, историей. Нас окунули в сюрреалистическую реальность, к которой нужно привыкнуть как можно быстрее, ибо в ней придется жить неопределенно долго. Но нет худа без добра. По крайней мере, есть ясность, и теперь не надо мучиться буридановой проблемой. Россию лишили выбора и тем самым, как ни странно, открыли ей неожиданные перспективы, пренебрегая которыми она обречет себя на повторение судьбы СССР. * * * То, что произошло, сродни мгновенному образованию гигантского тектонического разлома между Россией и Западом, который, возможно, будет углубляться и дальше. Это ставит перед нами задачи соответствующего масштаба, в том числе в области изучения отечественной истории вообще и ее внешнеполитического аспекта в частности. Тут, естественно, не обойтись без обращения к особенностям русско-европейских отношений при Петре I. 6
Петровское «окно на Восток» как предчувствие будущего? В историографии глубоко укоренилось убеждение, что тотальная вестернизация России являлась едва ли не всепоглощающей идеей царя-реформатора. При этом яростные критики Петра дошли до абсурдной мысли, будто он хотел раз и навсегда разлучить Россию с ее внутренней сутью. Вместе с тем есть историки, признающие, что царь искал в Европе не только культурный материал для пересадки на русскую почву, но и эффективные средства защиты от той же самой Европы, от которой всегда исходила угроза безопасности и самому существованию России. Россия, обучаясь за границей тому, чего она пока еще не умела делать сама, должна была стать великой державой, не потеряв свою самобытность. Так, видимо, нужно понимать конечный смысл Петровских преобразований, несмотря на все комические издержки их внешних проявлений. Большинство исследователей считает, что западничество Петра предопределило его внешнюю политику и безраздельное доминирование в ней европейского направления. Другой, условно говоря, южный, или восточный, вектор остался недооцененным, а вместе с ним — евразийская сущность геополитического мышления царя. Вспомним хорошо известное: первоначально все его помыслы были устремлены к Черному морю, где, как предполагают некоторые ученые, он мог добиться многого, если бы не внезапная и очень рискованная переориентация на Балтику. Не случайно С.М. Соловьев писал, что с Азова начинается настоящее царствование Петра Великого, имея в виду фундаментальное значение черноморского вопроса. И столь же неслучайна идея царя об основании новой столицы государства в Таганроге. Петр прекрасно понимал ущербность России, лишенной «окна на Юг», и это подтверждается тем вроде бы странным фактом, что в разгар Северной войны он решился на Прутский поход. За Турцией Петр пристально следил до конца своей жизни, в любой момент готовый решительно ответить на ее постоянные военные приготовления и балансирование на грани столкновения. Это касалось не только Турции, но и всей многоплеменной Южной Евразии, протянувшейся от Днестра до Хивы и Бухары. Кто только не попал в сферу деятельности петровских провинциальных воевод и дипломатов: крымские татары, малороссы, запорожцы, донцы, ногаи, калмыки, башкиры, народы Кавказа, персы, узбеки, туркмены, казахи, киргизы, афганцы. В рамках тщательного контроля за этой работой Петр находил время для регулярной переписки с представителями местной знати, в каком бы уголке России или Европы он ни находился. Не будет преувеличением сказать, что именно при Петре начинается профессиональное, научное изучение Востока, закладываются основы знаменитой русской школы ориенталистики, которая разительно отличалась от надменного западного «ориентализма» своим прочувственным интересом к языкам и культурам нерусских народов, своим гуманистическим содержанием, своей симпатией к «другому», стремлением понять его, даже слиться с ним и, наконец, отсутствием традиции использования этнографических знаний в качестве орудия колониальной экспансии, не в пример европейским державам. Порой за обретение этих знаний приходилось дорого платить, как в случае с Хивинской экспедицией 1717 года, которая в каком-то смысле окупилась полезным уроком. Суть его в пришедшем к Петру понимании того, что это поражение должно стать не стимулом к мести, а предме7
Предисловие том изучения с целью найти эффективную стратегию в отношении среднеазиатских правителей. Апофеозом восточной политики Петра стал знаменитый Персидский поход, предпринятый сразу после подписания мира со Швецией. Сделанные в ходе него территориальные приобретения имели колоссальное стратегическое и политическое значение. Россия получила ключевые опорные базы для развития торговли с Востоком и утверждения своего влияния на Кавказе с перспективой проникновения в Закаспийский край и дальше. Внезапная смерть Петра помешала реализовать эти планы. Геополитическое наследство императора было растрачено его распорядителями, среди которых не оказалось фигуры, равной Петру. Он не только спроектировал, но и проложил значительную часть дороги на Восток. Широко осваивать ее будут петровские потомки, начиная с Екатерины II, подлинной продолжательницы его дела, усвоившей главный завет Петра: никто, кроме России, не может определять ее место в мире и предписывать ей правила поведения. Ее предназначение не в том, чтобы подчиняться конъюнктурам, созданным другими, а в том, чтобы подчинять их себе. На протяжении нашей долгой истории случались отступления от этого принципа, и всякий раз обходились они дорого. Но, возможно, самую высокую цену за отречение от самих себя мы заплатили в конце XX века и платим до сих пор. Не намекает ли нам Петр в свой 350-летний юбилей, необъяснимым образом совпавший с 2022 годом, что существует некая метафизическая, чтобы не сказать мистическая, связь между его и нашим временем? Если так, то и в поисках ответов на нынешние вызовы Запада нам нелишне будет обратиться к опыту того, кого даже недруги называли «героем мировой истории». * * * Пожалуй, никогда еще, казалось бы, сугубо академическая проблема изучения восточной (или южной) политики Петра не приобретала столь выраженную злободневность, как сегодня. Своевременным откликом на нее является новый фундаментальный обобщающий труд профессора МГИМО-Университета В.В. Дегоева, который я с удовольствием представляю и настоятельно рекомендую его всем, кто размышляет над уроками истории, востребованными современностью. Академик РАН А.В. Торкунов Август 2022 года 8
Введение С разу о названии книги. Словосочетание «Большой Юг» покажется неожиданным, если его не объяснить. За ним кроется стремление автора как можно полнее и предметнее охватить весь комплекс проблем, с которыми в течение многих столетий сталкивалась Русь-Московия-Россия на обширном степном пространстве между Днестром и Яиком, на границе двух миров, в царстве неопределенности. Именно здесь, на всем протяжении межцивилизационного фронтира, из межплеменных столкновений и сотрудничества, из нужд хозяйственного, торгового и культурного развития, из осознания Москвой своих стратегических задач на ближайшую или отдаленную перспективу рождались такие геополитические «вопросы», как черноморский, восточный, кавказский, каспийский и среднеазиатский. С одной стороны, они распадались на множество более частных тем, с другой – сплетались в сложнейший узел, который мы позволим себе именовать «Большим Югом», одновременно пользуясь как синонимом понятием «южный вопрос». В русском ойкуменистическом сознании такие географические категории, как «Юг», «Восток», «Азия», во многом тождественны. Они традиционно ассоциировались и с тревогой, и с призывом к действию. Оттуда веками исходили угрозы, от которых можно было защититься, скорее наступая, чем обороняясь. Американский исследователь Майкл Ходарковский, как бы обобщая единодушные историографические оценки, констатировал: «Все общества от Кавказа до Джунгарии были организованы для войны. Престиж, доблесть, лидерство и добыча – все зарабатывалось и добывалось на войне. Продолжительный мир был несовместим с самим существованием народов, с которыми Россия столкнулась на своих южных рубежах»1. Дикое Поле с его прозрачными, «блуждающими» границами не позволяло выстраивать против него надежную оборону, иначе как двигаясь вперед в поисках относительно безопасных опорных линий. Это становилось не вопросом свободного выбора, а жестоким императивом2. Беспрестанные опустошительные набеги на южные окраины России наносили колоссальный урон обширным территориям, которые долгое время не могли восстановиться ни демографически, ни экономически. Только в первой половине XVII века в Московии, по самым скромным подсчетам, было захвачено до 200 тысяч жителей3. И это, между прочим, в тот период, когда русская армия худо-бедно уже научилась противостоять набеговой форме войны. Что тогда говорить о предшествующих веках, когда дырявая линия защиты от Степи находилась в районе Калуги, Серпухова, Коломны, Рязани. Русь стала едва ли не главным поставщиком рабов на Ближний Восток, в Среднюю Азию и в другие регионы. Возвращение пленников с выкупом или без него стало для Москвы важной 1 Ходарковский М. Степные рубежи России. Как создавалась колониальная империя 1500–1800. М.: НЛО, 2002. С. 21. 2 Дегоев В.В. О роли императива безопасности в российской истории // Дегоев В.В. Россия, Кавказ и постсоветский мир. Прощание с иллюзиями. М.: Русская панорама, 2006. С. 92–130. 3 Новосельский А.А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII века. М.; Л., 1948. С. 436. 9
Введение внешнеполитической, фискальной, общенародной проблемой. Сложность ее решения обуславливалась тем, что работорговля в степной Евразии являлась громадным бизнесом, в котором на первый план выступала прибыль, затмевавшая все, включая религиозные табу. Со временем ограничителем для коммерческих аппетитов южных соседей России становилась встречная политика захвата пленников для обмена, практикуемая Москвой и ее союзниками-казаками. Но Большой Юг не только пугал, но и манил. Там, по ту сторону неприветливой Степи, находились плодородные земли с мягким климатом, морскими коммуникациями, богатыми торговыми городами. Большой Юг будоражил воображение своей великой историей, своей славой и героями. Стремление овладеть его материальным и духовным капиталом было естественным. Вечно надменный и подозрительный к «дикой» России «просвещенный» Запад причислял к ее неискупимым грехам иррациональную страсть к завоеваниям и геополитическую мегаломанию, выражавшуюся в жестоких методах и непомерных издержках строительства сначала империи, а затем ядерной сверхдержавы. В качестве классической, неопровержимой иллюстрации этой «уникально-русской болезни» чаще всего фигурирует навязчивое стремление России завладеть Большим Югом Евразии. Разумеется, особое значение придается тому факту, что жертвой этого наваждения стал Петр I. Если избавить такой посыл от русофобской подоплеки, то принять его можно. И в самом деле, Петр I, как и его предшественники, был принужден волей тяжелейших для России исторических обстоятельств отвечать на вызовы, брошенные ей той географической и цивилизационной материей, которую мы и дальше будем называть «Большим Югом». Конечно, территориальные приобретения Петра, в отличие от Казанского, Астраханского и Сибирского ханств, завоеванных Иваном Грозным, были недолговечными. Однако никто до царя-реформатора не намечал для себя столь амбициозные задачи программного характера, охватывавшие Северное Причерноморье, Кавказ с Предкавказьем, Каспий и Среднюю Азию. Никто в реальном решении этих задач не продвигался так далеко, до Восточного Закавказья и Северной Персии. Никто не одерживал победы над Турцией и не осмеливался ставить перед ней вопросы об отмене крымской дани, свободе мореплавания в Черном море и, еще более неслыханное, о «святых местах» в Иерусалиме. До Петра в колонизационном движении России на юг стихийная народная энергия соединялась с целенаправленной государственной стратегией, которая постепенно превращается в доминирующую тенденцию. Петр дал мощнейший толчок этому процессу. При нем внешнеполитические цели страны стали объяснять не только военностратегическими и торгово-экономическими соображениями, но и идеологическими – защита единоверцев, выполнение цивилизаторской миссии, прежде всего в виде распространения христианства, утверждение великодержавного статуса России. Своеобразной частью имперской идеологии был пытливый интерес к изучению южных соседей, их быта, нравов, обычаев, религии, хозяйства, а также осознанная тяга к полезным заимствованиям. Петр являлся живым воплощением этого интереса. Именно к многовековой истории общения Леса со Степью восходят восточные романтические сюжеты в русской классической литературе, музыке, искусстве, ставшие достоянием мировой культуры. Основы этой ориенталистской традиции, в том числе в области гуманитарных наук, закладывались в Петровскую эпоху. Впро10