После революционных бурь: Население России в середине 20-х годов

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК 

ИНСТИТУТ РОССИЙСКОЙ ИСТОРИИ 

В. Б. Жиромская 

ПОСЛЕ РЕВОЛЮЦИОННЫХ БУРЬ: 
НАСЕЛЕНИЕ РОССИИ  
В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ  
20-х годов 

2-е издание, стереотипное 

Москва 
Берлин 
2019 

УДК 94(47) 
ББК 63.3(2)6 
 Ж 73 

Ответственный редактор 
 член-корреспондент РАН Ю. А. Поляков 

Рецензенты: 
кандидат исторических наук Ю. В. Мухачев; 
 доктор исторических наук В. Е. Полетаев 

Жиромская, В. Б. 

Ж73  
  После революционных бурь: Население России 
в середине 20-х годов / В. Б. Жиромская. – 2-е изд., 
стер. – Москва ; Берлин : Директ-Медиа, 2019. – 199 с. 
DOI: 10.23681/561271 

ISBN 978-5-4499-0009-8 

Книгу отличает новизна теоретического подхода к решению темы и обширный статистический материал, в том числе рассекреченный в последнее время. Показаны те изменения, которые произошли 
в демографическом и социальном составе населения России и ее регионов после пережитых ими потрясений: людские потери, убыль 
мужского населения, повышенная смертность и начавшиеся в мирное 
время компенсаторные процессы в воспроизводстве населения. Особый интерес представляет переосмысление социальных отношений в 
послереволюционный период, в частности расслоения российской 
деревни и такого явления, как «осереднячивание». 
Для специалистов и всех интересующихся проблемами российской истории и демографии. 

УДК 94(47) 
ББК 63.3(2)6 

ISBN 978-5-4499-0009-8
© Жиромская В. Б., текст, иллюстрации, 2019
© Издательство «Директ-Медиа», оформление, 2019

 
ВВЕДЕНИЕ 

Работа посвящена одному из ключевых периодов российской истории, который в настоящее время вызывает острый 
интерес и жаркие споры. В научной и публицистической литературе сталкиваются полярные точки зрения – от крайней 
идеализации общества 20-х годов до безапелляционно негативной его оценки. 
Эта книга – приглашение к размышлению над неизвестными и давно известными фактами, явлениями и их интерпретациями. Хотелось бы в связи с этим привлечь внимание 
исследователей к некоторым вопросам, отраженным в названиях глав: 
– возрастнополовой состав населения: произошла ли демографическая компенсация в середине 20-х годов? 
– была ли российская деревня «середняцкой»? 
– городское население: «новая» структура? 
Как видно из этих названий, объект исследования – социально-демографический состав российского общества, которое 
только что было потрясено глубочайшими социальными катаклизмами и ступило на путь восстановления хозяйства в условиях 
возрождающейся 
рыночной 
экономики 
в 
рамках 
государственного администрирования. 
Итак, каждому из поставленных вопросов в книге посвящена специальная глава. В первой из них рассматривается состав 
населения России по полу и возрасту в общем и региональном 
планах. Выбор регионов обусловлен наиболее ярко выраженной спецификой возрастнополовой пирамиды населения. В 
центре внимания – вопрос о понесенных Россией людских потерях, нарушениях в возрастно-половой структуре и демографических процессах. 

Во второй главе исследуется некооперированное крестьянство российской деревни, соотношение различных составляющих его социальных слоев и групп в условиях нэпа. В связи с 
этим поставлены вопросы о сущности дифференциации как 
социально-экономической, так и демографической и так называемого «осереднячивания» деревни. 

Третья глава посвящена изучению социального состава 
российских городов. Городское население в первой половине 

3 

20-х годов не превышало 14–15 % жителей республики и имело сложную социальную структуру со множеством различных 
групп и слоев. Центральным здесь является вопрос о содержании и направленности социальных процессов, развивавшихся в 
условиях возрождавшегося рынка, и воздействии на эти процессы государственной политики. В главе освещается специфика социального состава городов крупных регионов России. 
Исследование охватывает 1920–1926 гг. Однако при необходимости мы выходим за пределы этих хронологических 
рамок. Например, в главе о крестьянстве привлечен значительный материал, относящийся к 1918–1920 гг., без которого 
невозможно, на наш взгляд, объяснить процессы, происходившие в «нэповской» деревне. 
Территориально исследование охватывает Российскую Федерацию в границах 1920 г., т. е. включая Казахстан и Среднюю 
Азию. 

* * * 

О социальной и демографической структуре города и деревни 20-х годов написано довольно много научной литературы, хотя эти проблемы изучены неравномерно и больше в этом 
отношении повезло тем из них, которые так или иначе связаны 
с крестьянством. Одни из этих работ на сегодняшний день 
полностью устарели, не выдержав испытания временем, другие, хотя их концепции архаичны (что было обусловлено 
конъюнктурой 60-х и особенно 70-х годов), содержат при этом 
богатый фактический материал, не утративший актуальности. 
Но есть работы, авторами которых были поставлены вопросы, 
обгонявшие уровень исторического видения того времени. 
Глубина решения в них ряда проблем стала ясна только теперь. 
К 
этой 
последней 
категории 
относятся 
исследования 
А. Г. Вишневского, В. П. Данилова, В. П. Дмитренко, В. З. Дробижева, В. В. Кабанова, Ю. А. Полякова, Б. Ц. Урланиса, Д. К. Шелестова1. 

1 
Вишневский А. Г. Демографическая 
революция. 
М., 
1977; 
Дани
лов В. П. Советская доколхозная деревня: население, землепользование, 
хозяйство. М., 1977; Дмитренко В. П. Торговая политика Советского государства после перехода к нэпу, 1921–1924. М., 1971; Дробижес В. З. У ис
4 

Особую ценность представляют собой работы статистиков, 
изданные в 20-е годы. Они содержат разработки по методике 
изучения социальных отношений того времени и обильные 
статистические данные. Это труды А. Гайстера, И. К. Воронова, 
Ю. Ларина, 
Л. Е. Минца, 
В. С. Немчинова, 
А. И. Хрящевой, 
А. В. Чаянова и др.2 
В самое последнее время появились исследования с новым 
концептуальным осмыслением социальных отношений в  
период нэпа. К ним следует отнести статьи и очерки 
Г. А. Бордюгова и В. А. Козлова, В. П. Булдакова и В. В. Кабанова, 
В. П. Данилова, В. П. Дмитренко и др.3 
Источниками для настоящей работы послужили материалы 
архивов РГАЭ и ГАРФ, особенно фонды личных архивов таких 
статистиков, как Н. Я. Воробьев, П. И. Попов, А. И. Хрящева. 
Многие из документов, хранящиеся в этих архивах, вводятся в 
научный оборот впервые. 
Среди опубликованных источников обширный социальнодемографический материал включают переписи населения: Перепись населения 1920 г., Сельскохозяйственная перепись 
1920 г., Всесоюзная городская перепись 1923 г., Всесоюзная  

токов 
советской 
демографии. 
М., 
1987; 
Кабанов В. В. Социально
демографические процессы крестьянского двора, 1917–1920 гг. // Население и трудовые ресурсы советской деревни (1917–1984 гг.); Поляков Ю. А. Переход 
к 
нэпу 
и 
советское 
крестьянство. 
М., 
1967; 

Урланис Б. Ц. Динамика уровня рождаемости за годы Советской власти // 
Брачность, рождаемость, смертность в России и в СССР. М., 1977; Шелестов Д. К. Историческая демография. М., 1987. 
2 Гайстер А. Расслоение советской деревни. М., 1928; Он же. Социальные 
сдвиги в советской деревне // На аграрном фронте. 1928. № 1; Воронов И. К. Групповой состав Воронежской деревни. Воронеж, 1925;  Ю. Итоги, сроки, перспективы. М., 1927; Минц Л. Е. Отход крестьянского 
населения на заработки в СССР. М., 1926; Немчинов В С. Избранные произведения. М., 1967; Хрящева А. И. Группы и классы в крестьянстве. М., 
1923; Чаянов А. В. Крестьянское хозяйство. М., 1989. 
3 Бордюгов Г. А., Козлов В. А. Диалектика теории и практики социалистического строительства: к вопросу о деформациях социализма // История 
СССР. 1989. № 6; Булдаков В. П., Кабанов В. В. «Военный коммунизм» 
идеология и общественное развитие // Вопр. истории. 1990. № 3; Данилов В. П. К истории коллективизации // История СССР. 1991. № 5; Дмитренко В. П. «Военный коммунизм»,  нэп // Там же. 1990. № 3. 

5 

                                                                                                            

перепись населения 1926 г. Они содержат обильные статистические данные по регионам страны, до настоящего времени недостаточно используемые в научной литературе. Кроме того, в 
работе привлечены сведения по текущей статистике, содержащиеся в разного рода справочниках и ежегодниках, издававшихся 
в 
1920-е 
годы. 
Изучены 
также 
материалы 
периодической печати 20-х годов. 
Автор приносит глубокую благодарность дочери Н. Я. Воробьева 
Наталье 
Николаевне 
и 
внучке 
А. И. Хрящевой 
и 
П. И. Попова Юлии Ивановне Ярош за разрешение использовать 
документы личных архивов этих известных статистиков, хранящиеся в РГАЭ. 

ГЛАВА I 
Возрастно-половой состав населения: 
произошла ли демографическая компенсация 
в середине 20-х годов? 

Как известно, начиная с 1914 и вплоть до 1921 г. Россия пережила две кровопролитные войны – Первую мировую и Гражданскую, и революцию. Людские потери, связанные с этими 
социальными потрясениями, оставили глубокий след в возрастно-половой структуре россиян. 
В канун XX в. Россия имела традиционное расширенное 
воспроизводство населения с высокой рождаемостью и смертностью и соответствовавший ему демографический состав, который характеризовался большим удельным весом детей и 
молодежи и небольшой долей лиц пожилого возраста.1 Так, в 
Европейской России в 1897 г. дети от 0 до 10 лет составляли 
1/4 населения, а лица от 0 до 30 лет – почти 2/3 (свыше 60 %), 
зато на людей в возрасте от 60 лет и старше приходилось менее 8 %. Наблюдалась высокая смертность населения всех возрастов, особенно в периоды эпидемий и голода. В 1896–1897 гг. 
общий коэффициент смертности в Европейской России равнялся 34,8 %, а в некоторые неблагоприятные годы (неурожаев 
и эпидемий) поднимался до 41 ‰ (например, в 1892 г.). В 
начале XX в. показатели смертности несколько понизились, но 
тем не менее, продолжали оставаться высокими. В России в 
1901–1910 гг. 
общий 
коэффициент 
смертности 
достигал 
29,9 ‰, а в 1911–1913 гг. – 27,1 ‰. Очень высоким в конце 
XIX – начале XX в. был показатель младенческой смертности – 
326 ‰, т. е. из каждых 10 родившихся младенцев умирали 3,3. 
Средняя продолжительность жизни была невелика. В 1896–
1897 гг. она составляла в Европейской России для мужчин 
31,4 года, а для женщин – 33,4 года2. Как мы видим, разница в 
продолжительности жизни в пользу женщин была небольшой. 
Соотношение полов во всех возрастах не было нарушено. 

1 Шелестов Д. К. Историческая демография. М., 1987. С. 165. 
2 См.: Рашин А. Г. Население России за 100 лет. М., 1956. С. 153–169, 188; 
Брачность, рождаемость, смертность в России и в СССР. М., 1977. С. 48; 
Воспроизводство населения в СССР. М., 1983. С. 57. 

7 

Равновесие складывалось уже к 4-летнему возрасту, колебания 
в ту или иную сторону начинались после 45 лет, и только после 
60 лет оно нарушалось в пользу женщин. При таком соотношении полов высоким был уровень брачности. По переписи 
1897 г. женщин, состоявших в браке в возрастной группе 20–
29 лет, было 75,9 %, а в возрасте 30–39 лет и того больше – 
87,3 %. Высокой в России была и рождаемость. В 1896–1897 гг. 
в Европейской России ее общий коэффициент равнялся 
50,5 ‰. В некоторых губерниях он поднимался до 60 ‰. В то 
же время во Франции общий коэффициент рождаемости едва 
превышал 20 ‰, в Германии – 34,3 ‰, в Англии и Уэллсе – 28–
29 ‰. 
Несмотря на высокие показатели смертности, ежегодный 
прирост населения в дореволюционной России составлял 
14,9 ‰ (подсчеты А. Г. Рашина), а по оценкам современных исследователей (например, С. В. Захарова), он был еще выше – 
15,7 ‰3. В результате население Российской Империи в целом 
увеличилось с 128,9 млн в 1897 г. до 165,7 млн (без Финляндии) накануне Первой мировой войны (в 1914 г.). По подсчетам 
Б. Ц. Урланиса, население Европейской России в 1900 г. составляло 111,2 млн4. 
Определением численности населения России и масштабов 
понесенных в 1914–1921 гг. потерь занимались многие отечественные и зарубежные историки и демографы. Сложность 
подсчетов, ограниченность и противоречивость источников 
привели исследователей к разным цифровым результатам. Однако все авторы констатируют значительное падение численности 
населения 
России 
за 
годы 
Первой 
мировой 
и 
Гражданской войн и первых мирных лет. Мы приведем здесь 
численность населения России, рассчитанную Ю. А. Поляковым, И. Н. Киселевым и Б. А. Устиновым за эти годы,  
поскольку данные приводятся в сопоставимых территориаль
3 Рашин А. Г. Указ. соч. С. 153, 169; Народонаселение: Энциклопедический 
словарь. М., 1994. С. 399; Adametz S., Blum A., Zakharov S. Disparity et 
variability des catastrophes demographiques en URSS. P., 1994. P. 62. 
4 Водарский Я. Е. Население России за 400 лет. М., 1973. С. 151; Сифман Р. И. Динамика численности населения России за 1897–1914 гг. // 
Брачность, рождаемость, смертность в СССР. С. 205; Шелестов Д. К. Указ. 
соч. С. 165; Урланис Б. Ц. Рост населения в Европе. М., 1941. С. 414–415. 

8 

                                                 

ных границах (за основу взяты границы 1926 г.). Население 
страны осенью 1917 г. насчитывало, согласно их расчетам, 
147 644 тыс. человек, в начале 1920 г. – 137 563 тыс. (без Бухары и Хивы), а с Бухарой и Хивой – 140 563 тыс., на начало 
1921 г. – соответственно 133 757 тыс. и 136 707 тыс., на начало 
1922 г. – в 131 903 тыс. и 134 903 тыс. человек. 
Таким образом, по расчетам этих авторов, с осени 1917 г. 
население страны сократилось к 1920 г. на 7,1 млн человек, к 
1921 г. на 10,9 млн, к 1922 г. на 12, 7 млн, по сравнению же с январем 1914 г. в сопоставимых территориальных границах 
1939 г. убыль населения к началу 1920 г. составила 2,4 млн человек, 1921 г. – 6,2 млн, 1922 г. – 8,0 млн. По данным 
С. В. Захарова людские потери страны в 1916– 1921 гг. колеблются в пределах от 12 млн до 18,6 млн человек (в зависимости 
от методики исчисления темпов прироста населения в анализируемый период)5. 
Людские потери нарушили соотношение полов, особенно в 
деревне. Среди лиц 1894–1898 гг. рождения соотношение мужчин и женщин составляло 1:2, а среди лиц 1899–1903 гг. рождения – уже 1:2,3. В 1917 г. в сельской местности Смоленской 
губернии отсутствовали 44 % взрослого мужского населения, 
Владимирской – 54 %. Естественно, что в этих условиях сократился уровень брачности. По сравнению с 1913 г. в 1914 г. количество браков уменьшилось на 15 %, в 1915 г. – на 54 %, в 
1916 г. – на 56 %. Убыль мужского населения (по подсчетам 
И. П. Ильиной) привела к тому, что в 1917 г. в России было заключено лишь 65 % от числа браков, состоявшихся в 1913 г. 
Общий дефицит браков за три года Первой мировой войны составил около 1700 тыс. 
Значительно возросла в военные годы смертность населения. По сравнению с 1913 г. количество умерших в 1915 г. увеличилось в Вятской губернии на 10 %, в Саратовской – на 16 %, 
в Самарской – на 35 %6 и т. д. 

5 См.: Поляков Ю. А. Советская страна после окончания гражданской войны: 
территория и население. М., 1986. С. 94, 98; Народонаселение. С. 398–399. 
6 Ильина И. П. Влияние войны на брачность советских женщин // Брачность, 
рождаемость, смертность в России и СССР. С. 11, 50; Статистический ежегодник, 1918–1920 гг. // ТР. ЦСУ СССР. 1921. Вып. 1. С. 2–3, 57–61;  
Дробижев В. З. 
У 
истоков 
советской 
демографии. 
М., 
1987. 
С. 63;  

9 

                                                 

Потери мужского населения и снижение брачности привели к падению рождаемости. В 10 губерниях Европейской России по сравнению с 1913 г. ее показатель понизился в 1914 г. на 
19 %, в 1915 г. на 58 %, в 1916 г. на 57 %. Падение рождаемости 
не прекратилось и в 1917 г. Так, в Вологодской губернии в тот 
год общий коэффициент рождаемости составил 18,8 ‰, в 
Тверской – 25,4 ‰, в Ярославской – 26,9 ‰, а в Москве и Петрограде – 19,6 и 18,7 ‰7. 
1918 год отмечен первой волной демобилизации, что сразу 
сказалось на повышении брачности, ее показатель (по сравнению с 1917 г.) вырос в Петрограде с 4,7 до 8,5 ‰, Москве с 3,9 
до 5,3 ‰, в Ярославле с 6,4 до 11,2 ‰; в сельской местности 
Европейской России – примерно в 2 раза. В 1919 г. начала повышаться рождаемость, хотя ее уровень был еще очень далек 
от довоенного. По отношению к 1917 г. общий коэффициент 
рождаемости вырос в Саратовской губернии с 29,9 до 34,2 ‰, в 
Вологодской – с 18,8 до 31,7 ‰ и т. д. Однако эта тенденция не 
была устойчивой в условиях идущей Гражданской войны. В ряде местностей коэффициент рождаемости продолжал понижаться и после демобилизации – например, в Орловской, 
Петроградской губерниях и в др.8 
В 1920 г. после окончания Гражданской войны последовала 
вторая волна демобилизации. Это увеличило долю мужского 
населения в городах и деревнях ряда губерний. Но были и такие среди них, где доля мужчин продолжала уменьшаться, в 
частности в Казани и Владимире. Еще не все мужчины вернулись с фронтов, а среди возвратившихся была высокой смертность от ран и болезней. Тем не менее показатели брачности по 
сравнению с аналогичными показателями 1917 г. увеличились: 
в Петрограде до 20,7 ‰, в Москве – до 19,6 ‰, в Орле – до 
21,3 ‰ (по сравнению с 1915 г.)9. 

Новосельский С. А. Влияние войны на естественное движение населения // 
Тр. комиссии по обследованию санитарных последствий войны, 1914–
1920 гг. М.; Пг., 1923. Вып. 1. С. 137, 115. 
7 Новосельский С. А. Указ. соч. С. 137; Дробижев В. З. Указ. соч. С. 65. 
8 Новосельский С. А. Указ. соч. С. 107; Дробижев В. З. Указ. соч. С. 66–67; 
Струмилин С. Г. Трудовые потери России в войне // Народное хозяйство. 
1920. № 18. С. 104. 
9 Материалы по статистике Петрограда и Петроградской губернии. Пг., 1921. 
Вып. 5. С. 23: Бюллетень Орловского губстатбюро. Орел, 1925. Вып. 4. С. 4. 

10