Документ. Архив. История. Современность. Выпуск 18
Покупка
Тематика:
Архивное дело. Архивоведение
Издательство:
Издательство Уральского университета
Редактор:
Мазур Людмила Николаевна
Год издания: 2018
Кол-во страниц: 539
Дополнительно
Вид издания:
Сборник
Уровень образования:
ВО - Магистратура
ISBN: 978-5-7996-2425-5
Артикул: 799470.01.99
В сборнике представлены статьи по проблемам истории Урала и России, источниковедения, методологии, документоведения и архивному делу. Предлагается также подборка публикаций архивных документов XIX—XX вв.
Предназначен для специалистов в области истории, документоведения, архивного дела и информационного обеспечения управления, а также для студентов, аспирантов и преподавателей.
Тематика:
ББК:
УДК:
ОКСО:
- ВО - Магистратура
- 46.04.01: История
- 46.04.02: Документоведение и архивоведение
ГРНТИ:
Скопировать запись
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ УРАЛЬСКИЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ ПЕРВОГО ПРЕЗИДЕНТА РОССИИ Б. Н. ЕЛЬЦИНА ДОКУМЕНТ АРХИВ ИСТОРИЯ СОВРЕМЕННОСТЬ Сборник научных трудов Выпуск 18 Издается с 2001 г. Екатеринбург Издательство Уральского университета 2018
УДК 002 ББК Ч81+Т3(2) Д638 Издание поддержано грантом РНФ (проект № 16-18-10106 «Раннесоветское общество как социальный проект: идеи, механизмы реализации, результаты конструирования») Редакционная коллегия: Л. Н. Мазур, доктор исторических наук, доцент (гл. редактор); О. В. Горбачев, доктор исторических наук, профессор; А. М. Сафронова, доктор исторических наук, доцент; А. А. Сафронов, кандидат исторических наук, доцент; С. И. Цеменкова, кандидат исторических наук Рецензенты: кафедра документоведения, истории и правового обеспечения Российского государственного профессионально-педагогического университета (заведующий кафедрой кандидат исторических наук, доцент М. Б. Ларионова)', Н. Г. Суровцева, кандидат исторических наук, доцент, зам. директора Всероссийского научно-исследовательского института документоведения и архивного дела Документ. Архив. История. Современность : сб. науч. тр. / Д638 гл. редактор Л. Н. Мазур ; М-во образования и науки Рос. Федерации, Урал, федер. ун-т. - Вып. 18. - Екатеринбург : Изд-во Урал, ун-та, 2018. - 539 с. ISBN 978-5-7996-2425-5 В сборнике представлены статьи по проблемам истории Урала и России, источниковедения, методологии, документоведения и архивному делу. Предлагается также подборка публикаций архивных документов XIX-XX вв. Предназначен для специалистов в области истории, документоведения, архивного дела и информационного обеспечения управления, а также для студентов, аспирантов и преподавателей. УДК 002 ББК Ч81+Т3(2) ISBN 978-5-7996-2425-5 © Уральский федеральный университет, 2018
■ Раздел 1 ЭСТАФЕТА НАУЧНОГО ПОИСКА УДК 94(47).07:329.11 В. С. Ившин КУЛЬТУРНО-ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЙ ДИАЛОГ: А. С. ШИШКОВ И ЕВРОПА В статье рассматриваются основные формы социокультурного диалога одного из отцов-основателей русского консерватизма — А. С. Шишкова — с Европой. На основании переводческой деятельности адмирала делается вывод об адаптации ряда идей, появившихся в результате культурного трансфера, происходившего в процессе модернизации Российской империи. На этом же основании переосмысливаются устоявшиеся ярлыки антизападника и ксенофоба. Ключевые слова: А. С. Шишков, консерватизм, модернизация, перевод, реакция, культурно-цивилизационный диалог, трансфер, Россия и Европа. Диалог культур всегда вызывает особый научно-исследовательский интерес, отсюда его актуализация в большинстве современных историософских концепций. Все они предполагают универсальное взаимодействие двух социокультурных субъектов, принимающее различные формы и содержание контактов, в ходе которых происходит трансфер тех или иных поведенческих моделей, технологий, идей и т. д. Диалог культур может проходить как напрямую - через дипломатические поездки, путешествия, войны, так и опосредованно, к примеру, через тексты и их бытование в определенном социокультурном локусе. Перевод является не только одной из форм опосредованного диалога культур, но и естественным посредником между процессом адаптации (созданием собственных текстов) и состоявшимся интеллектуальным трансфером [см.: Бугров, Киселев, с. 8]. Процесс адаптации текста -не просто замена одного языка другим, но и сложный процесс трансформации личностных, общественных и государственных ценностей. Однако © Ившин В. С., 2018
Раздел 1. Эстафета научного поиска целостное представление о совершившемся трансфере, отразившемся в публичной, частной жизни, получается лишь из контекстуального рассмотрения самостоятельного и привнесенного наследия. Причем трансфер не может являться одномоментным - это длительный процесс адаптации и усвоения [см.: Бугров, Киселев, с. 8-9]. Александр Семенович Шишков - видный представитель российской интеллектуальной элиты конца XVIII - первой четверти XIX в. Он известен как один из ведущих акторов российской консервативной мысли, неустанный патриот и антизападник. Особый интерес вызывает вопрос о том, как один из отцов-основателей русского консерватизма, антизападник выстраивал свой диалог с Европой. Большую часть жизни адмирал А. С. Шишков посвятил филологии и лингвистике. Эти науки стали инструментами опосредованного диалога с европейскими культурами. Будучи участником военных действий и моряком, он впитал также военно-морские идеи космополитизма, совершив ряд европейских путешествий, что уже является прямым диалогом, отнюдь не характерным для консерватора увлечением [см.: Егерева, с. 77-78]. Переводы Шишкова частично рассматривались в контексте историко-филологических трудов. Так, М. Г. Альтшуштер анализировал одно из самых ранних программных «переводческих» произведений Шишкова «Песня. Старое и новое время» (1784). Однако сами факты авторства и существования французского оригинала подвергаются сомнению, возможно, их никогда не было. В произведении формируется бинарная оппозиция «старое - новое» или «прошлое - настоящее», противопоставление идеального прошлого испорченному настоящему [см.: Альтшуллер, с. 28-29]. Произведение контрастирует с основной тенденцией литературы эпохи Екатерины II, определявшей прошлое как хранилище отсталости и неразвитости [см.: Полежаева, 2016, с. 86]. Шишков же наделяет «старое время» положительными чертами, а «настоящее» - отрицательными, но сохраняет основной посыл сочинения: просвещение и перевоспитание современного общества, указывая на его недостатки. Произведение укладывается в матрицу «просвещенческого» духа «Собеседника любителей русского слова», целью которого было нравоучение и искоренение современных пороков общества, что характерно для литературной мысли второй половины XVIII в., и входит в достаточно обширный пласт подобных сочинений [см.: Берков, с. 21-22]. Е. Е. Земскова исследовала вопросы рецепции немецкой филантропической педагогики и романтизма через перевод Шишковым «Детской
В. С. Ивъиин. Культурно-цивилизационный диалог: А. С. Шишков и Европа 5 библиотеки» И.-Г. Кампе [см.: Детская...]. Оба преследовали цель создания общенационального литературного языка, но Кампе стремился довести культурный уровень до французского, Шишков - ограничить французское влияние. За понятием языка у немецких пуристов и Шишкова стояло понятие нравственного образования и национального воспитания [см.: Земскова, 2000, с. 28]. Несмотря на идейное сходство с романтическими концепциями нации, они не были ориентированы на близкие романтикам источники: фольклор, реальное употребление в народной среде [см.: Там же, с. 29]. Однако еще в 70-е гг. XIX в. Н. Н. Бунич отмечал, что Шишков одним из первых обратился к фольклору как к одному из самобытных источников обогащения языка [см.: Булич, с. 232], что успешно использовал его в ходе языковой полемики между «карамзинистами» и «шишковиста-ми». Шишков сформировал концепт противопоставления «испорченного» просвещением российского дворянства носителю самобытной культуры - народу [см.: Полежаева, 2013, с. 97]. Он использовал фольклор для обоснования своей языковой доктрины, что сближает его с писателями-романтиками и романтизмом вообще. Шишков адаптировал сочинение Кампе под российскую действительность, приблизив его к разговорному стилю и народной стихии, заменив немецкие имена русскими, вставив картины местного пейзажа и колорита (образ зимы и мороза) с частым использованием фольклорных оборотов, уменьшительно-ласкательных суффиксов, что показывает его обращение к народной культуре [см.: Полежаева, 2014, с. 116-117]. Произведения, вошедшие в «Детскую библиотеку», описывают быт и природу в сочетании с назидательными идеями и морально-религиозной добродетелью [см.: Там же, с. 117]. Обращение к идеализированному образу народа нашло отражение в его переводах С. Геснера, Т. Тассо и Д.-Б. Гварини. Их связывает единое литературное конструирование пасторальных идиллий, поэтизирующих простую сельскую жизнь и присущую ей самобытность. Классицистические идиллии были предтечей сентиментализма как литературного направления, выделившись в один из самостоятельных жанров. Их тематическое и стилистическое влияние сказалось на развитии ведущего жанра прозы конца XVIII в. - сентиментальной повести. Шишков знакомится с произведениями Тассо и Гварини в период годичного пребывания в Италии, изучая итальянский язык и литературу во время «путеплава-ния» из Кронштадта в Константинополь в 1777-1779 гг.
Раздел 1. Эстафета научного поиска С. Геснер олицетворял для своих современников дух нового течения в литературе - сентиментализма - течения, которое впоследствии будет интерпретироваться Шишковым как одна из форм галломании российского просвещенного дворянства. Русский сентиментализм стал одним из результатов западного культурного трансфера, окончательно оформившись в конце XVIII в. в трудах Н. М. Карамзина - идейного антагониста адмирала Шишкова в «языковом» споре. Переводы итальянских и немецких классиков в 1775 г. являются наиболее ранним опосредованным диалогом Шишкова. Он переводит несколько отрывков из двух пасторалей «Верный пастух» Тассо и Гварини, воспевающих жизнь крестьян-пастухов: «В счастливой простоте, живущая пастушка, хоть чуть лишь в полотно, без лишнего убранства, но чисто и легко, с опрятностью одета, сама собой красна, богата, и в бедности своей, ни бедности не знает, ни от богатств забот...» [Перевод..., 1831, с. 211-212] - очевидное противопоставление идеализированного образа крестьянства праздности высших слоев. Творчество Геснера открыло культ «геснеризма» в истории русской литературы в 1780-1790-е гг. Шишков, следуя литературному тренду, переводит геснеровского «Дафниса» и пасторальную комедию «Евандр и Алцимна». С точки зрения истории русского «геснеризма», произведениям можно было и не уделять особого внимания, не будь они одними из первых переводческих трудов Шишкова. Геснеровский «Дафнис» более сложен во всех смыслах, но в основе его - все та же неразделенная любовь крестьян-пастухов Дафниса и Фи-лисы, «одомашненная» в русле сентиментализма. Утверждается постоянство естественных человеческих слабостей: естественного чувства любви, счастья простой жизни, слияние человека с природой, богатый эмоциональный спектр, переплетенный с сентиментальным психологизмом, заставляющим сочувствовать героям: «Тогда увидел он [Дафнис] Фили-су, тяжкий вздох из груди его вырвался, краска выступила на лице, и глаза его неподвижно на нее устремились... Сердце его заныло, он смотрел на нее с горячностью, исполнен страха, чтобы не упустить ее во многолюдстве из глаз...» [Дафнис, с. 154]. Также показателен перевод сентиментальной комедии-пасторали «Евандр и Алцимна», возвышающий нетронутую простоту и чистоту сельских нравов, традиционно противопоставленных развращенному, суетливому городу: «Они [горожане] смеются над нами, простосердечными, однако мы не меньше их благополучны; они столько заботятся, чтоб быть счастливыми, а мы нет; мы довольны тем, что имеем; мы возделываем
В. С. Ившин. Культурно-цивилизационный диалог: А. С. Шишков и Европа 7 свои поля и стережем наши стада, которые награждают нас за то с избытком; они, правда, избыток наш называют бедностью, но они чудные люди» [Евандр и Алцимна, с. 271-272]. В основе произведения лежит все тот же универсальный для сентиментализма конфликт, основанный на взаимной любви героев - представителей разных сословий, идеологически восходящий к сословному неравенству общества. В раннем самостоятельном творчестве адмирала также встречаются отпечатки сентиментализма. Речь идет о «Записках адмирала А. С. Шишкова, веденных им во время путеплавания из Кронштадта в Константинополь» (1777-1779), опубликованных только в ЗО-е гг. XIX в. Даже сам жанр «заграничных очерков» в целом характерен для сентиментального направления. «Записки...» Шишкова не несут ожидаемого антиевропеизма, напротив, проникнуты меланхоличным, печальным и часто трагичным повествованием, что в целом «накладывает на автора и на образ романтический отпечаток и сближает его с сентиментальным путешественником» [Киселева, с. 75]. «Записки...» не пронизаны ожидаемым противопоставлением «Россия - Европа», Шишков выступает в роли заинтересованного реципиента, усваивающего европейское культурное наследие. Однако в тексте «Записок...» отражены первые нападки на французов: «Мы видели также несколько новейших греческих часовен с написанными на стенах изображениями святых и не могли надивиться буйству и злочестию безбожных французов... Удивительно, до какой злобы и неистовства доводит развращение нравов» [Шишков, 1839, с. 213]. Нападки в настоящем произведении во многом психологичны и дорефлексивны, тяготеют к традиционализму [см.: Мангейм, с. 593-596] и не несут сознательного антиевропеизма: Шишков, впервые оказавшись в заграничном путешествии, столкнувшись с выпадающим за рамки традиционного российского религиозного мироощущения, инстинктивно высказал возмущение. Дальнейший диалог связан с «консервативным поворотом» Шишкова - сознательной ориентацией на неприятие идей и ценностей Великой французской революции. Маркером служит «Ода на покорение Польши» (1793), где он противопоставляет французский революционный террор российской «тишине» и «спокойствию», находящимся под опекой твердой монаршей власти [см.: Шишков, 1831]. Французы, бежавшие из охваченной революцией страны, оседали и в Российской империи, где становились гувернерами в семьях российского дворянства, воспитывая русских подопечных часто с безразличием и пренебрежением к родному языку, вере и культуре [см.: Солодянкина, с. 12-13].
Раздел 1. Эстафета научного поиска Ответом на начавшуюся французскую культурную экспансию стало обращение Шишкова к национальной культуре и традиционным ценностям, противопоставленным «испорченным» галломанией, просвещенным российским дворянам, инициировав тем самым языковой спор «карамзинистов» и «шишковистов». Ю. М. Лотман отмечал, что языковой спор был за национальную самобытную российскую культуру и выше - о дальнейших путях развития России [см.: Лотман, Успенский, с. 37-38]. Начавшаяся идеологическая борьба с галломанией российского дворянства и наполеоновская агрессия предопределили дальнейший характер диалога. В 1805-1806 гг. А. С. Шишков переводит прозой XVI песнь Гомеровой «Илиады», причем он является единственным, кто переводит «Илиаду» с английского перевода А. Попа, причем не обладая достаточными знаниями английского. Причину своего поступка он объясняет тем, что в переводе на «славянороссийский» (русский) язык «Илиада» не утратила бы своего великолепия, силы и звучности, в отличие от французского перевода [Гомеровой..., с. 307-308]. Это новая тенденция диалога - сознательный отказ от французского культурного посредничества. Его обращение к переводу Попа начала XVIII в. связано со сложившейся политической ситуацией и обострением отношений с Францией в 1805-1807 гг. Интересен также «Перевод двух статей из Лагарпа с примечаниями переводчика» (1808), изданный в разгар патриотических и антифранцуз-ских настроений в российском обществе после заключения Тильзитского мира. Имя Ф. С. Лагарпа никогда не связывалось с русским консерватизмом, ведь именно он привил Александру I либеральные и руссоистские идеалы. Как пишет сам А. С. Шишков: «Обе сие статьи перевожу я не с начала оных и не до конца, но с тех мест, которые мне наиболее для примечания моих нужны» [Перевод..., 1808, с. 1]. Подлог объективности описал уже его современник Д. В. Дашков:«.. .намерение его [Шишкова] было не примечания делать на Лагарповы слова, а самого Лагарпа перевести для своих примечаний» [Дашков, с. 1]. «Шишковские» комментарии сводились к попытке доказать превосходство русского языка над французским, причем иногда он прибегает к весьма комичной аргументации [см.: Перевод..., 1808, с. 294]. Весной 1812 г. Шишков назначается государственным секретарем. Он должен был находиться при императоре в качестве личного секретаря для составления манифестов, указов и бумаг. Будучи участником заграничных походов русской армии 1813-1814 гг., Шишков заводит контакты с единомышленниками европейской интеллектуальной и общественно
В. С. Ивъиин. Культурно-цивилизационный диалог: А. С. Шишков и Европа 9 политической мысли: Э. М. Арндтом, славистом П. Й. Шафариком, филологами В. Ганкою и Й. Добровским. Манифесты, написанные во время заграничного похода, пользовались популярностью в немецких землях, возбуждали народный дух и патриотизм [см.: Минаков, с. 184], способствовали началу обратного социокультурного трансфера. В 1814 г. Шишков был отправлен в отставку с поста государственного секретаря. В этот период он переводит с немецкого «Краткую и справедливую повесть о пагубных Наполеона Бонапарте помыслах, о войнах его с Гишпанией и Россией, о истреблении войск его и о важности нынешней немецкой войны». Шишков указывает, что повесть издана в Дрездене в 1813 г., но сочинитель ее неизвестен [см.: Краткую..., ч. 10, с. 1]. Е. Е. Земскова отмечает, что в сочинении варьируются излюбленные идеи Э. М. Арндта, близкие Шишкову, а также имеются многочисленные текстуальные совпадения с третьей частью «Духа времени» Арндта [см.: Земскова, 2004, с. 96-97]. Оба сходились в отношениях к языку, идентичном наборе признаков «развращенного влияния через язык», писали о влиянии французского языка и философов-просветителей на «развращение нравов», конструировали идеологическое обоснование «войны за спасение Отечества» [см.: Там же, с. 96]. Здесь также имелся прямой контакт: Шишков и Арндт лично встречались в 1812 г., последний даже составил личностную характеристику Шишкова. Однако при имеющемся сходстве доктрин нельзя говорить о взаимной рецепции тех или иных взглядов. В 1815 г. Шишков был назначен членом Государственного совета, где сразу же поднял вопрос об ужесточении цензуры. Записка о цензуре была посвящена роли цензоров в книгопечатании, которое произвело «великую перемену в способе общего воспитания или образования людей», позволив каждому распространять «дурные мысли, несущие погибель царств и народов» [Шишков, 1870, с. 43—44]. Незадолго до издания настоящей записки Шишков переводит «Басню», которая в аллегорической форме изображает и высмеивает либеральную цензурную политику, допустившую распространение идеологии Просвещения [Басня, с. 182-183]. Имеется и обращение к гармоничному прошлому: «Такие ходят вести, что будто бы назад тому лет двести, а может быть пятьсот, или еще и боле, звериный весь народ, в лесах и в поле был некогда учен, подобно людям просвещен...»[Там же, с. 181]. «Басня» имеет подзаголовок «Подражательный перевод с немецкого», но автор и оригинал неизвестны, возможно, их вовсе не было, а подзаголовок служит лишь маскировкой. Настоящие вопросы требуют дополнительных исследований. Очевидно, речь идет о либеральном цензурном уставе
Раздел 1. Эстафета научного поиска 1804 г., а нападки адресованы не только монарху, но и министру просвещения П. В. Завадовскому. В 1823 г. Шишков публикует перевод «Некоторых выписок из сочинений графа Мейстера [Ж. де Местра], с примечаниями на оные». Настоящие выписки были взяты Шишковым из «Санкт-Петербургских вечеров», опубликованных де Местром в Париже. Местр, будучи сардинским послом, был знаком с членами «Беседы...» [Минаков, с. 107-108], присутствовал на чтении «Рассуждения о любви к Отечеству» [см.: Каганович, с. 222]. Переведенные выписки свидетельствуют о тесном знакомстве Шишкова с работами одного из основоположников французского консерватизма и в целом повторяют «шишковскую» языковую доктрину: «Намерение наше было показать суждение о начале языков иностранного писателя для сличения с суждениями в наших Академических Известиях» [Некоторые выписки..., с. 75]. Не исключено, что Местр, прожив длительное время в России, был знаком с лингвистическими изысканиями Шишкова, но настоящий вопрос требует дополнительного освещения. Путь А. С. Шишкова как переводчика заканчивается в 1834 г. переводом трех статей из «Защиты христианства, или Беседы о вероисповедании» французского министра духовных дел и народного просвещения Л. Д. Фрейсину¹. Шишков видел в этих статьях близкую ему апологию христианской веры, аргументацию против «зловредного» французского влияния философов-просветителей, совершивших «страшную перемену в нравах и языке», а идеями атеизма на четверть века превративших Францию в «гнездо злочестия» [Перевод..., 1835, с. 31-33]. Близкий обоим религиозный конструкт заранее предопределял гносеологический пессимизм - несовершенство и ограниченность человеческой природы. Лишенный религиозного аспекта человеческий разум нес только ужасные и вредные последствия для социума [см.: Там же, с. 17-18]. Сходство прослеживается и в идее ужесточения цензурной политики: «...безбожный писатель хотя и кончит век свой, однако ж без-божество его еще живет, распространяется и, может быть, переведенное на разные языки, пойдет заражать чужеземные державы и потомства» [Там же, с. 41]. Однако проповеди Фрейсину были опубликованы значительно позже программных сочинений Шишкова и не могут в полной мере подтвердить наличия трансфера. Таким образом, можно проследить метаморфозы общественно-политического поведения А. С. Шишкова. Молодой Шишков органично ¹ В предуведомлении к переводу Шишков неверно называет его М. Д. Фрейсину