Эпоха социалистической реконструкции : идеи, мифы и программы социальных преобразований

ISBN 978-5-7996-2273-2

УДК 94(47).084
ББК 63.3(2)61

© Уральский федеральный университет, 2017

Издание поддержано грантом РНФ (проект № 16-18-10106

«Раннесоветское общество как социальный проект:

идеи, механизмы реализации, результаты конструирования»)

Р е д а к ц и о н н а я  к о л л е г и я:

О. В. Горбачев, доктор исторических наук, профессор (ответственный редактор);

Л. Н. Мазур, доктор исторических наук, профессор (главный редактор);

О. С. Поршнева, доктор исторических наук, профессор;

К. Д. Бугров, кандидат исторических наук, доцент;
А. П. Килин, кандидат исторических наук, доцент;
О. М. Семерикова, кандидат исторических наук;

Т. В. Соловьева, старший преподаватель

Р е ц е н з е н т ы:

А. А. Сальникова, доктор исторических наук, профессор

кафедры отечественной истории Казанского федерального университета;

Сектор аграрной истории Института истории СО РАН

(заведующий сектором, доктор исторических наук В. А. Ильиных)

В сборнике представлены статьи, посвященные различным аспектам

советского проекта и его реализации. Большое внимание уделено идеям
и мифам социалистической реконструкции, программам социальных преобразований в политической, экономической, культурной сфере, технологиям
и механизмам реализации задач социалистического строительства.

Эпоха социалистической реконструкции : идеи, мифы

и программы социальных преобразований : сб. науч. тр. /
гл. редактор Л. Н. Мазур ; М-во образования и науки Рос. Федерации, Урал. федер. ун-т. – Екатеринбург : Изд-во Урал. ун-та,
2017. – 754 с.

ISBN 978-5-7996-2273-2

Э723

УДК 94(470)19
ББК Т3(2)61
        Э723

На обложке:

Александр Хвостенко-Хвостов. Эскиз декораций к «Мистерии-буфф». 1921.

Государственный центральный театральный музей им. А. А. Бахрушина

ÏÐÅÄÈÑËÎÂÈÅ

Революция 1917 г. в России, столетие которой отмечается в этом году,

положила начало новому государству и обществу. Преобразования проводились под лозунгами справедливости, равенства и братства, но в конечном счете привели к появлению жесткой тоталитарной системы с новыми формами неравенства и эксплуатации.

Почему так произошло? Что в наибольшей степени предопределило

конечный результат: цивилизационные особенности России, несостоятельность революционных идей и программ, реальная политика большевистского руководства либо текущая социально-политическая обстановка?
При ответе на этот вопрос в качестве одного из объяснений часто приводят тезис об изначальной утопичности советского проекта как о чем-то,
не нуждающемся в дополнительных пояснениях. Между тем корни подобных оценок восходят скорее к политике, нежели к исторической науке.
Сейчас, когда после распада СССР прошло уже достаточно времени, есть
смысл по-новому оценить значение фактора общественного сознания
в Русской революции. Как большевистская идея соотносилась с мироощущением российского общества? Насколько далеко ушли преобразователи
от своих первоначальных представлений? В какой степени большевики
и управляемые ими массы несут ответственность за наступление сталинского тоталитаризма?

Ответы на эти и многие другие вопросы была призвана дать конфе
ренция, проведенная в Уральском федеральном университете 8–10 сентября 2017 г. в рамках реализации проекта «Раннесоветское общество как
социальный проект: идеи, механизмы реализации, результаты конструирования» (проект № 16-18-10106, поддержанный грантом Российского
научного фонда, руководитель – Л. Н. Мазур)1. Организаторы конференции предложили обсудить когнитивный потенциал теории социального
проектирования для интерпретации событий советской истории, прежде
всего процессов становления и развития раннесоветского общества.
Исторический проект строительства социализма в России охватил в общей сложности более двадцати лет и прошел несколько стадий, различав
1 Материалы международного научного семинара по той же проблематике,

организованного в 2016 г., см. в книге: 1917 год в России: социалистическая идея,
революционная мифология и практика : сб. науч. трудов / под ред. О. С. Поршневой. Екатеринбург, 2016.

шихся целями, механизмами реализации идей и результатами: от радикальной модели (военный коммунизм) к переходной/нэповской (многоукладное общество) и тоталитарной модели (советское общество).

Изучение революционных и постреволюционных процессов в кон
тексте теории социального проектирования фокусирует внимание исследователей на субъективном факторе и позволяет охарактеризовать его роль,
влияние на направленность и динамику, а в некоторых случаях на природу исторических процессов. Субъектами социального проектирования
были прежде всего власть и партийные идеологи, но значимой фигурой
был простой человек – носитель массового сознания, мифов и представлений об обществе социальной справедливости и методах его построения. Процесс трансформации идей в мифы и конвертации их в конкретные управленческие решения и программы выступил в качестве основной темы научной дискуссии на конференции.

Предлагаемый вниманию читателей сборник научных трудов участ
ников конференции включает в себя девять разделов.

В первом разделе – «Конструирование советской реальности: оцен
ки, мнения, суждения» – собраны разнообразные точки зрения на большевистский переворот и его последствия, от эмоциональных суждений
современников до взглядов современных историков. Авторы этого раздела стремились показать, что революционное мировоззрение большевиков в большой степени зависело от распространенных в обществе социальных теорий и утопий – политических, литературных, народных. Первые
отклики на результаты большевистского эксперимента в России и за рубежом помогают понять его значение в контексте страхов и ожиданий
людей, еще не успевших забыть ужасы мировой войны.

Второй раздел – «Голоса истории: от источника к интерпретации» –

посвящен документам первых лет советского строительства, забытым,
либо недооцененным исследователями. Речь идет о материалах Всероссийской партийной переписи 1922 г., некрологах, советских и зарубежных печатных изданиях 1920-х гг.

В следующих разделах сборника анализируются различные аспек
ты советского проекта с точки зрения заявленных целей и полученных
результатов.

Советские политические реалии рассматриваются в третьем разде
ле – «Вся власть Советам? Утопии народовластия и реалии государственного строительства».

Четвертый раздел – «Экономика в эпоху социалистической рекон
струкции: между коммуной и рынком» – демонстрирует как ранние уто
Предисловие

пические представления в сфере экономики вытеснялись более прагматическими. Показана эволюция понятий «коммуна» и «кооперация», анализируется судьба раннесоветских проектов, в том числе плана ГОЭЛРО.

Самостоятельным объектом исследования авторов сборника стал

концепт «социалистического города» в связи с интенсивной урбанизацией 1920-х – начала 1930-х годов (пятый раздел – «Город как объект и пространство социального конструирования»).

Важнейшее место в планах большевиков с точки зрения задачи фор
мирования человека будущего занимала идея «культурной революции».
Ряд статей шестого раздела сборника («Культурная революция как социальный проект») посвящен реалиям развития науки и культуры двух
первых советских десятилетий.

Для оценки качества советского социального конструирования было

необходимо оценить состояние общества и динамику изменений в разных социальных группах. Этим проблемам посвящен очень важный седьмой раздел – «Советское общество в социальном измерении: реструктуризация, трансформация и мобильность».

Пространственные аспекты большевистского реформирования,

идеология территориального освоения рассмотрены в восьмом разделе – «От Москвы до самых до окраин»: символы и способы освоения
советского пространства».

Наконец, девятый раздел содержит статьи, представляющие чело
веческое измерение социального инжиниринга и в большой степени позволяющие оценить результаты большевистского эксперимента – «“Новый человек”: проект и процесс конструирования».

Очень надеемся, что представленный сборник будет способствовать

углублению знаний об истоках, характере и результатах советского проекта, о возможностях и ограничениях планов изменения социальной реальности, внесет вклад в понимание пути развития российского общества в XX веке.

Олег Горбачев,
Людмила Мазур

Предисловие

Ðàçäåë 1
ÊÎÍÑÒÐÓÈÐÎÂÀÍÈÅ
ÑÎÂÅÒÑÊÎÉ ÐÅÀËÜÍÎÑÒÈ:
ÎÖÅÍÊÈ, ÌÍÅÍÈß, ÑÓÆÄÅÍÈß

ÓÄÊ 94(47).084.3/.084.6:316.4

© Поршнева О. С., 2017

Î. Ñ. Ïîðøíåâà

ÍÎÂÛÉ ×ÅËÎÂÅÊ ÊÀÊ ÊÎÌÏÎÍÅÍÒ

ÐÅÂÎËÞÖÈÎÍÍÎÃÎ ÑÎÂÅÒÑÊÎÃÎ ÏÐÎÅÊÒÀ:

ÊËÞ×ÅÂÛÅ ÏÐÎÁËÅÌÛ ÈÇÓ×ÅÍÈß
 ÑÎÂÐÅÌÅÍÍÎÉ ÈÑÒÎÐÈÎÃÐÀÔÈÈ*

 ñòàòüå ðàññìàòðèâàþòñÿ îñíîâíûå íàïðàâëåíèÿ èçó÷åíèÿ â ñîâðåìåííîé

èñòîðèîãðàôèè ïðîáëåìû ôîðìèðîâàíèÿ «íîâîãî ÷åëîâåêà» â ðàííåñîâåòñêîì
îáùåñòâå. Õàðàêòåðèçóþòñÿ èññëåäîâàíèÿ, ðàññìàòðèâàþùèå äîêòðèíàëüíûå,
äèñêóðñèâíûå, à òàêæå ïðàãìàòè÷åñêèå àñïåêòû ïðîáëåìû. Ïîä÷åðêèâàåòñÿ ðàñïðîñòðàíåíèå ïîäõîäà ê àíàëèçó ôåíîìåíà êàê êîìïîíåíòà ðåâîëþöèîííîãî
ñîâåòñêîãî ïðîåêòà ñ ó÷åòîì ïðèðîäû è îñîáåííîñòåé ñîöèàëüíîãî ïðîåêòèðîâàíèÿ è ñîöèàëüíîãî èíæèíèðèíãà â ðàííåñîâåòñêèé ïåðèîä. Ïîêàçàíà òåíäåíöèÿ ê îñìûñëåíèþ ñîâåòñêîãî ïðîåêòà ïî ñîçäàíèþ «íîâîãî ÷åëîâåêà» â îáùååâðîïåéñêîì êîíòåêñòå êàê îäíîãî èç âàðèàíòîâ ñîöèàëüíîãî êîíñòðóèðîâàíèÿ
ýïîõè «ìîäåðíèòè». Ðàññìîòðåíû ðàáîòû, õàðàêòåðèçóþùèå ðåàëüíûå ïðîöåññû òðàíñôîðìàöèè ñîçíàíèÿ è ïîâåäåíèÿ ñîâåòñêèõ ëþäåé, àêöåíòèðîâàíû èñòî÷íèêîâåä÷åñêèå ïðîáëåìû è çíà÷èìûå âûâîäû äàííûõ èññëåäîâàíèé.

Ê ë þ ÷ å â û å  ñ ë î â à:  èñòîðèîãðàôèÿ, ðàííåñîâåòñêîå îáùåñòâî, íî
âûé ÷åëîâåê, ñîöèàëüíîå ïðîåêòèðîâàíèå, ñîöèàëüíûé èíæèíèðèíã, ñîçíàíèå,
ïîâåäåíèå.

Задача переделки сознания, поведения, образа жизни и всего облика

человека была важной составляющей большевистского проекта по созданию нового мира. Она являлась в определенном смысле центральной,

* Исследование выполнено при финансовой поддержке гранта Российского

научного фонда (проект №16-18-10106 «Раннесоветское общество как социальный
проект: идеи, механизмы реализации, результаты конструирования»).

рассматривалась как конечная цель преобразований, поскольку всестороннее, свободное развитие человека, согласно марксизму, являлось высшей
целью коммунистического общества [Маркс, Энгельс, с. 447]. Главным
условием преобразования человека считалась коренная трансформация
социально-экономического базиса, создающая предпосылки для изменения всей общественной системы, формирования «нового человеческого материала» [Энгельс, с. 334–335; Ленин, Проект программы..., с. 204].

Проблематика предпосылок, путей и результатов реализации совет
ского революционного проекта создания нового человека стала предметом
осмысления в современной историографии. Методологическим основанием исследований данной темы во все возрастающей степени становится историческая компаративистика, «вписывание» большевистской Революции и ее преобразований в общеевропейский контекст, порожденный
формированием на рубеже XIX–XX вв. индустриальных обществ и процессами общеевропейского военно-революционного кризиса 1914–1921 гг.
[Holquist; Sanborn; Большакова]. Применительно к рассматриваемой проблеме этот подход позволил выявить общие предпосылки проектов создания «нового человека» в эпоху «модернити», проводить их сравнительные исследования [Fritzsche, Hellbeck; Hoffmann, 1994;  Hoffmann, 2003;
Холквист, 2001].

Историки справедливо указывают на то, что проект формирования

более совершенного человека зародился в рамках идеологии Просвещения, получил новое дыхание в индустриальном XIX в. и важнейший импульс в годы Первой мировой войны [Fritzsche, Hellbeck, p. 304; Hoffmann,
2003, p. 4; Холквист, 2001, с. 47–93]. Исследователи особо подчеркивают
роль XIX в. в его эволюции, когда в Европе зародились антикапиталистические идеи социализма, стремление создать справедливое общество, где
будут доминировать духовные ценности, а не материальные интересы
и формальное право [Fritzsche, Hellbeck, p. 304; Hoffmann, 2003, p. 4].

Важная роль Первой мировой войны в рассматриваемом процессе

связывается с ускорением распространения под влиянием ее опыта новых представлений о роли и возможностях государства в деле «переделки» сознания и поведения человека. Так, П. Холквист обосновал важный
тезис о том, что тотальная война была самым тесным образом связана
с развитием современной политики управления массами, переходом
от управления территориями к управлению населением [Холквист, 1999,
с. 84]. Он обращает внимание на то, что во всех странах, включая Россию, в результате войны изменились функции надзора за населением. Он
стал предназначаться не просто для выявления мнений и настроений,

О. С. Поршнева. Новый человек как компонент революционного проекта

как не сводиться и к контролю над населением. Вся его цель заключалась
в том, чтобы воздействовать на людей, изменить их. Во всех странах появились идеи создания более совершенного общества при одновременном превращении образующего это общество человеческого материала
в более эмансипированных, сознательных и вообще лучших индивидуумов,
то есть в создании «нового человека» [Холквист, 2001, с. 47].

Компаративный подход и вписывание в общеевропейскую перспек
тиву дали возможность сделать важный в концептуальном отношении
вывод о том, что большевистский проект был одним из вариантов конструирования альтернативной, антилиберальной современности (modernity),
в рамках которого новый человек должен был быть создан с помощью
научных и рациональных методов, на основе базовых положений теории
прогресса [Fritzsche, Hellbeck, p. 301].

Марксистская интерпретация теории прогресса имела ряд особен
ностей, повлиявших на общее видение перспектив и представления большевиков о методах осуществления проекта «новый человек». Трудности
и проблемы, порожденные состоянием «объекта» социального конструирования, – человека и общества советской России конца 1910-х – начала
1920-х гг., вышедшей из горнила мировой войны и не имевшей достаточных культурных предпосылок для социализма, осознавались Лениным
и другими теоретиками большевистского государства. Маркс и Энгельс
не детализировали методы создания «нового человека», ограничиваясь
утверждениями о том, что «общее ведение производства силами всего
общества и вытекающее отсюда новое развитие этого производства будет
нуждаться в совершенно новых людях и создаст их» [Энгельс, с. 334–335].
В то же время Ленин, руководя на практике преобразованиями в первые
годы после Революции, сформулировал ряд положений, ставших базовыми для большевистской политики. В качестве главной из них, применительно к рассматриваемой проблеме, выступает идея «воспитания» масс.
Подготовка всесторонне развитых людей, по Ленину, – это цель, к которой коммунизм придет через долгий ряд лет, «пытаться сегодня, – писал
он в 1920 г., практически предвосхитить этот грядущий результат вполне… созревшего коммунизма, это все равно, что четырехлетнего ребенка
учить высшей математике» [Ленин, Детская болезнь, с. 33]. Таким образом, на повестку дня лидер большевиков ставил более конкретные и прагматичные задачи «воспитания» трудящихся в интересах строительства
социализма. «Мы на марксистской программе воспитали партию пролетариата, – писал он, – и так же надо воспитать те десятки миллионов трудящихся, которые у нас есть» [Ленин, Заключительное слово, 1919, с. 180].

Раздел 1. Конструирование советской реальности: оценки, мнения, суждения

Ленин обосновал, применительно к российским условиям, задачу конструирования нового типа человека – советского человека, разделяющего социалистические/коммунистические ценности (противопоставлявшиеся буржуазным и мелкобуржуазным), активно и сознательно участвующего в государственных делах. «Государство сильно сознательностью
масс, – писал он. – Оно сильно тогда, когда массы все знают, обо всем
могут судить и идут на все сознательно» [Ленин, Заключительное слово,
1917, с. 21].

В работах историков присутствуют интерпретации связи между ус
тановкой власти на «воспитание»/переделку масс и огромной ролью
системы образования и пропаганды, а также различных форм и методов
управления сознанием и поведением людей. В современной историографии они осмысливаются в более широком проблемном контексте, связанном с анализом механизмов взаимодействия власти и общества в раннесоветский период. Для их характеристики используется термин «социальная мобилизация», который определяется как «целенаправленное
воздействие институтов власти на социум, основанное на подавлении
или искажении свободных и рациональных предпочтений, мотиваций
и действий отдельных индивидов и социальных групп для приведения
социума в активное состояние, обеспечивающее поддержку и реализацию целей и задач, объявляемых приоритетными и признаваемых общественным большинством» [Социальная мобилизация в сталинском обществе, с. 5]. С использованием данного концепта авторы изучают, в частности, механизмы процесса формирования нового человека, рассматривая
социальную мобилизацию как главный инструмент, используемый
властью для его реализации. Так, О. В. Великанова подчеркнула, что большевистская политика мобилизации была инструментом амбициозного
проекта социальной трансформации, осуществляемого посредством «повышения сознательности масс». Целью его, как отмечает автор, было вовлечение населения в эпохальные дела советского государства, максимальное использование всех ресурсов страны в интересах социалистической
реконструкции. Средством реализации цели стало превращение мужчин
и женщин в «новую породу людей». Помимо образования и пропаганды,
способом реализации данной задачи стало обязательное участие населения в ритуалах и политических акциях: митингах, демонстрациях, парадах, празднованиях, спектаклях, поминовениях, играх, сборах пожертвований и т. д. Великанова пришла к заключению, что мобилизационная
модель была характерна и для массовых представлений людей в СССР
[Velikanova, p. 4]. П. Холквист отмечает, что социальная мобилизация была

О. С. Поршнева. Новый человек как компонент революционного проекта

не просто инструментом, одним из ресурсов, а краеугольным камнем развития советского общества, строилась на уверенности большевистской
власти в реальности коренной переделки общества и людей [Холквист,
2001, с. 69–72].

В историографии активно изучаются практики социального инжи
ниринга в постреволюционной России, исследуется роль в этом процессе
пропаганды, его влияние на конструирование идентичности, обеспечение социальной поддержки режима, его легитимизацию [Kenez; Holquist;
Sanborn; Hoffmann; Fitzpatric, Ludtke; Кур-Королев, 2011 и др.]. К. КурКоролев, изучив процесс формирования советской молодежи и практики
социальной инженерии, обосновывает инструментальное значение концепта «новый человек»: «Топос нового человека являлся важной частью
коммунистической идеологии, оказывал стабилизирующее влияние на систему и предлагал новые возможности для самоидентификации. В то же
время он был вписан в советский воспитательный дискурс, а также в дискурс социального дисциплинирования… Партийное руководство СССР
использовало мечту о новом человеке для того, чтобы создать продуктивного, стандартного советского человека» [Кур-Королев, 2011, с. 376].
Она пришла к выводу, что идеи нового человека нашли отклик прежде
всего среди молодого поколения, их отзвуки «нашли отклик среди молодых людей благодаря литературе, газетам, плакатам, поэзии, песням. Семена этих идей упали на плодородную почву, ибо были созвучны духу
времени и жизненным ощущениям нового поколения» [Кур-Королев, 2011,
с. 374–375].

Ш. Фитцпатрик и А. Людтке подчеркивают мобилизующую роль и силу

данного мифа: «в Советском Союзе идеалистические надежды на обновление общества и превращение индивидуального гражданина в “нового
мужчину” или “новую женщину” впечатляли современников внутри страны
и за ее пределами, а энтузиазм в наибольшей степени проявлялся среди молодежи» [Fitzpatric, Ludtke, p. 270–271]. Они отмечают, что стремление
лишенцев и других исключенных из числа советских граждан людей заслужить доверие режима, проявив двойные усилия и энтузиазм в социалистическом строительстве, доказывают действенность советского «remaking
myth», т. е. концепции преобразования мира и человека [Там же, p. 281].
П. Фритцше и Й. Хелльбек также обосновывают функциональность и силу
идеи нового человека, делая заключение: «Как идеологический конструкт
новый человек был существенным компонентом революционного советского проекта и изобретением, использованным революционным режимом в целях самолегитимизации» [Fritzsche, Hellbeck, p. 322].

Раздел 1. Конструирование советской реальности: оценки, мнения, суждения

Благодаря современным исследованиям стало очевидным, что фор
мирование «нового человека» базировалось на моделировании сознания
и поведения людей через различные формы и способы его «большевизации». Значимая заслуга в изучении «обращения в большевизм» принадлежит С. В. Ярову, исследовавшему властные и низовые практики, порождавшие «нового человека», его сценарии, язык и ритуалы, процесс
«конформизации» масс [Яров, 2006; Яров, 2014]. Яров изучил роль системы идеологического воздействия, различных структур аргументации,
политического контроля, политизации повседневного языка и досуга,
«конформистские лаборатории» выработки новых автоматизмов мышления и поведения, в работу которых были вовлечены как организаторы, так и сами объекты партийно-государственного воздействия.

Особое направление исследований нацелено на выявление роли

политики символов в процессе формирования «нового человека». Оно
связано с изучением конструирования «революционного» символического пространства, новой праздничной культуры, политических ритуалов, монументальной пропаганды, преобразования социопространственной структуры и их влияния на процесс внутренней советизации людей
[Малышева; Рольф, 2009; Рольф, 2011; Колоницкий, 2012; Барышева;
Алексеев; и др.]. Один из авторитетных представителей данного направления, М. Рольф, пришел к выводу, что «политика символов обеспечивала основу для «позитивного», эмоционального отождествления людьми самих себя с системой власти», внутренней советизации [Рольф, 2011,
с. 410, 414].

Признавая смену моделей и методов преобразований в раннесовет
ский период, историки выделяют и анализируют особенности этапов реализации проекта «новый человек». Так, П. Фритцше и Й. Хелльбек на основе определения господствующего дискурса и методов социального
инжиниринга разделяют период 1917–1930-х гг. на два этапа: первое десятилетие советской власти, «богатое на осмысление и экспериментирование в связи с новым человеком», и собственно сталинский период (конец
1920-х – 1930-е гг.). Первая, экспериментальная, фаза, как пишут авторы,
была связана с поисками идеализированного пролетарского субъекта, использованием возможностей индустриальных технологий и научной организации коллективного труда для его формирования. Второй этап, начавшийся после великого перелома, привел к появлению и утверждению
«более гуманистической концепции нового человека». Суть изменений
в практике социального инжиниринга состояла в том, что антропологический идеал сталинского государства был сфокусирован на индивиду
О. С. Поршнева. Новый человек как компонент революционного проекта