Старообрядцы уральского города во второй половине XIX - начале XX в.: конфессиональное сообщество и семья Екатеринбурга

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

УРАЛЬСКИЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ 
 им. ПЕРВОГО ПРЕЗИДЕНТА РОССИИ Б. Н. ЕЛЬЦИНА

ЛАБОРАТОРИЯ АРХЕОГРАФИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ

Ю. В. Боровик

Старообрядцы уральского города  
во второй половине XIX – начале XX в.: 
конфессиональное сообщество  
и семья Екатеринбурга

Екатеринбург
Издательство Уральского университета
2019

УДК 279.99(470.5)
ББК Э372.242(2Р36)
        Б 43

Рецензенты:
Р. Г. Пихоя, доктор исторических наук, заслуженный деятель науки
главный научный сотрудник Института российской истории РАН;
А. В. Мангилева, доктор исторических наук, профессор кафедры
церковно-исторических и гуманитарных дисциплин
Екатеринбургской духовной семинарии

Боровик, Ю. В.
Старообрядцы уральского города во второй половине XIX – начале XX в.: конфессиональное сообщество и семья Екатеринбурга :  
монография / Ю. В. Боровик. – Екатеринбург : Изд-во Урал. ун-та, 
2019. – 448 с.

ISBN 978-5-7996-2961-80

В книге рассматриваются социальные, правовые, социокультурные, демографические аспекты развития старообрядческой общины и семьи в условиях динамично развивающегося города промышленного региона во второй половине XIX –  
начале ХХ в. Показана высокая степень включенности представителей старообрядческого сообщества Екатеринбурга в общегородские тенденции развития.
Книга рассчитана на историков, филологов, регионоведов, краеведов и всех, 
интересующихся историей и культурой старообрядчества и историей Урала. 

УДК 279.99(470.5)
ББК Э372.242(2Р36)

Монография подготовлена в рамках выполнения проекта № 33.2182.2017/4.6
(«Формирование русской культурно-религиозной идентичности: памятники
традиционной письменности как символические коды культурной памяти»)
госзадания МО РФ научным коллективам исследовательских центров
и (или) научных лабораторий образовательных организаций высшего
образования на 2017–2019 гг. 

ISBN 978-5-7996-2961-80 
© Боровик Ю. В., 2019

Б 43

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 4

Глава 1  
ИСТОРИОГРАФИЯ И ИСТОЧНИКИ ИССЛЕДОВАНИЯ

§ 1. Историографический анализ проблематики исследования  . . . . . . . . . . . 19
§ 2. Источниковая база исследования . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 48
§ 3. Методика исследования . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 74

Глава 2  
СТАРООБРЯДЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО ЕКАТЕРИНБУРГА:  
КОНФЕССИОНАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ И ИНСТИТУТЫ

§ 1. Этапы формирования городских общин старообрядцев  . . . . . . . . . . . . . 79
§ 2. Полемика об иерархии  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 109
§ 3. Политические дебаты и союз старообрядцев . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 123

Глава 3  
СТАРООБРЯДЧЕСКОЕ НАСЕЛЕНИЕ ЕКАТЕРИНБУРГА: 
ЧИСЛЕННОСТЬ, СОСЛОВНЫЙ СОСТАВ, ЗАНЯТИЯ

§ 1. Изменение численности старообрядческого сообщества . . . . . . . . . . . . 140
§ 2. Социальный состав и половозрастная структура . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 148
§ 3. Занятия и развитие системы хозяйственных связей . . . . . . . . . . . . . . . . . 164

Глава 4  
СТАРООБРЯДЧЕСКАЯ СЕМЬЯ В ГОРОДСКИХ УСЛОВИЯХ

§ 1. Проблемы л егальности брака и семьи старообрядцев . . . . . . . . . . . . . . . 184
§ 2. Типология старообрядческих семей . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 204
§ 3. Между традицией и городской модой: личные имена новорожденных  
       в старообрядческих семьях в начале XX в. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .230
§ 4. Детская смертность в старообрядческом сообществе  
       по материалам метрических книг . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .242

Заключение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 251

Список источников и литературы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 259

Список сокращений  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 312

Список иллюстраций . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 314

Приложения  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 318

ВВЕДЕНИЕ

Старообрядчество, ориентированное на сохранение традиций –  
от внешнего проявления ритуально-обрядовых элементов до существенных функций приходской жизни в виде участия мирян в выборе причта, изначально было сложным и развивающимся явлением, 
неоднородным как в социальном, так и в догматическом плане.
Стремление сохранить чистоту веры наряду с постоянным 
творческим осмыслением святоотеческого наследия в контексте 
эсхатологических ожиданий способствовало закреплению в старообрядческой среде представлений об индивидуальной ответственности, характерных для Нового времени. При этом персональные действия и активность обретали смысл в традиционной 
мирской солидарности. Такое положение было в определенной 
степени результатом нестабильного правового статуса старообрядцев, в отношении которых политика духовных и светских 
властей варьировалась от преследований и ограничений до терпимости и компромиссов. Кроме того, многое зависело от интересов властей разного уровня, которые отличались на центральном 
и местном уровнях. Выживанию старообрядцев в таких условиях способствовали крепкие внутриобщинные и семейные связи, 
а также балансирование между различными способами взаимодействия не только с властями, но и с окружающим социумом 1.
Закономерно, что многочисленные старообрядческие течения 
объединяет опора на книжность и творчество духовных авторитетов восточно-христианской традиции, в круг которых входят византийские, древнерусские, украинско-белорусские и собственно 
старообрядческие авторы 2. Развитие каждого из согласий с самого 
начала сопровождалось дискуссиями и появлением апологетических и полемических произведений, в которых обосновывался и от
1 Примеры ранней истории отношений староверов с местным обществом и властями показывают разнообразие вариантов, не сводившихся даже в первые десятилетия после 
церковной реформы только к противостоянию или побегу, см. Седов П. В. Был ли раскол 
XVII в. в России Реформацией? // Европейская Реформация и ее возможные аналоги в России. Труды СПбИИ РАН. Вып. 3 (19). СПб., 2017. С. 391–423.
2 См.: Духовная литература староверов востока России XVIII–XX вв. / под ред. 
Н. Н. Покровского. Новосибирск, 1999. С. 12–16.

Введение
5

стаивался тот или иной выбор. На тенденциях в осмыслении самими 
староверами пройденного и предстоящего пути оставляли отпечаток не только обстоятельства переживаемого времени, касающиеся 
всех, но также и пространственные условия обитания, круг социальных контактов, возможности наблюдения иного коммуникативного, 
управленческого, профессионального, образовательного, бытового вариантов опыта. Поэтому есть основания полагать, что насыщенное этими условиями городское пространство воздействовало 
на традицию и способы ее поддержания в гораздо большей степени, 
чем среда промышленного или сельского поселения.
Изучение городского старообрядчества –  это еще один шаг 
к более взвешенному пониманию особенностей феномена, олицетворявшего успешное сочетание разнонаправленных явлений. 
В староверии, с одной стороны, несомненно присутствовало 
стремление к поддержанию религиозного благочестия и сохранению конфессиональной обособленности, а с другой –  в виде старообрядческого предпринимательства, активно использовавшего 
технологические достижения, был явлен пример динамичного 
развития и освоения нового. Учитывая социокультурную неоднородность старообрядчества и наличие его региональных вариаций, необходимо изучение релевантности отдельных характеристик свойствам, взглядам, действиям определенных страт чтобы 
минимизировать экстраполяцию свойств относительно небольших групп на весь социум.
Поскольку старообрядческая религиозная община и семья являлись во второй половине XIX –  начале XX в. социальными институтами, обеспечивавшими сохранение и трансляцию традиционного уклада и порядка, то изучение существенных изменений, 
происходивших на этих двух уровнях необходимо для понимания степени устойчивости, гибкости и пределов трансформации 
системы норм, представлений, образцов и правил. Картина мира 
у поколения, выросшего и живущего в условиях города (при всех 
противоречиях российской урбанизации) 3, постоянно усложнялась, включала новые связи и накладывалась на уже усвоенные 
повседневные обычаи, цели и ценности, видоизменяя их, не всегда 
напрямую, но тем не менее явно формируя новые умения и ориентиры, способствуя развитию индивидуальности и рациональ
3 См.: Миронов Б. Н. Город из деревни: четыреста лет российской урбанизации // Отеч. 
записки. 2012. Т. 48. №  3. С. 259–276.

Старообрядцы уральского города во второй половине XIX – начале XX в.
6

ности. Следовательно, в изучении истории старообрядчества как 
сложного религиозного, культурного, социального и экономического феномена необходимо учитывать роль урбанизационной 
составляющей. Представляется логичным изучение старообрядческого городского сообщества в канун и после реформ середины 
XIX в., комплекс которых обусловил динамичный рост городов. 
Мы полагаем, что для вновь прибывавших в город старообрядцев 
религиозная община становилась одним из институтов адаптации 
к непривычному для них укладу жизни, который обеспечивал возможность переосмысления представлений о социально приемлемом поведении и позволял существенно расширить контакты 
в новом социуме.
Развитие общества и развитие семьи являются взаимо- 
связанными процессами. Динамика изменений в обоих случаях в заметной степени проявляется в условиях большого города, сочетающего многочисленные разнонаправленные функции. 
«Многофункциональность –  одна из главных составляющих 
разнообразия, отличающего города вообще. <…> Переплетение 
функций создает в большом городе замечательное контактное 
поле, благоприятные условия взаимовлияния и взаимодействия 
разных сфер деятельности» 4. Вариации функционального содержания городского пространства в зависимости от исторической 
эпохи и конкретной страны 5, вызывало и вызывает дискуссии 
о самом определении понятия «город» 6. Для нашего исследования 
важна трансформирующая роль города, предполагающая, что 
сложность условий жизнедеятельности вызывает к жизни новое, 
преобразует форму, состав и структуру устоявшихся явлений, 
в том числе тех, которые в основе своей привержены сохранению 
традиционного порядка.

4 Лаппо Г. М. Города России: взгляд географа. М., 2012. С. 46–48.
5 См.: Вебер М. Город / пер. с нем. Б. Н. Попова ; под ред. Н. И. Кареева. М, 2001. 
С. 333–486 ; О своеобразии российской урбанизации при активном участии государства 
см.: Сенявский А. С. Российский путь к городскому обществу: история и современность. 
Екатеринбург, 1998. С. 6–7 ; Его же. Урбанизация России в XX веке: Роль в историческом 
процессе. М., 2003.
6 См.: Семенов-Тян-Шанский В. П. Город и деревня в Европейской части России: очерк 
по экономической географии. СПб., 1910 ; Город и деревня в Европейской России: 100 лет 
перемен / под ред. Т. Нефедовой, П. Полян, А. Трейвиш. М, 2001. С. 23–26, 95–123 ; Вишневский А. Г. Серп и рубль: консервативная модернизация в СССР. М., 1998 ; Миронов Б. Н. Русский город в 1740–1860-е годы: демографическое, социальное и экономическое развитие. 
Л.: Наука, 1990 ; Его же. Город из деревни: четыреста лет российской урбанизации // Отеч. 
записки. 2012. Т. 48. №  3. С. 259–276 ; Его же. От традиции к модерну. Т. 1. СПб. ИИ РАН, 
2014. С. 790.

Введение
7

В исследованиях, посвященных истории старообрядчества, 
к настоящему времени рассмотрен широкий круг проблем, при 
этом вопрос о влиянии урбанизации ранее не ставился в качестве 
самостоятельного. Его актуализации в логике исторических изысканий предшествовало изучение произведений духовной литературы 
староверов, проводимое историками и филологами Москвы, Петербурга, Сыктывкара, Екатеринбурга, Томска, Новосибирска, которое 
показало влияние региональных и локальных особенностей на выстраивание отношений староверов с властями, а также на взаимодействие различных групп внутри старообрядческих обществ между 
собой. Н. Н. Покровским, Р. Г. Пихоей, Л. А. Соболевой, А. Т. Шашковым, В. И. Байдиным, С. А. Белобородовым, П. И. Мангилевым, 
Ю. В. Клюкиной, А. С. Палкиным были изучены произведения, происходившие из старообрядческой среды уральского региона. Это 
дало понимание различий в мировоззрении горнозаводского старообрядческого населения (которое включало значительное число крестьян, приписанных к металлургическим предприятиям и привлекаемых к обеспечению производства), представителей торгово-промысловых слоев, наиболее активно вовлеченных в процессы рыночного обмена, и крестьянства, связанного с традиционным сельским 
типом хозяйствования. Выводы о значительной роли городских 
лидеров в истории самого староверия дополняются результатами 
антропологически ориентированных исследований городской истории (Н. С. Корепанов, В. А. Шкерин, В. П. Микитюк, Н. А. Миненко, 
С. В. Голикова, Е. Ю. Апкаримова), которые указывают на своеобразие процессов развития городской культуры на Урале, обусловленное в том числе присутствием сторонников «древлего благочестия». 
Подробный анализ исследований содержится в первой главе и позволяет сделать вывод о необходимости специального изучения городского старообрядческого социума как одного из составных элементов постоянно взаимодействующей и развивающейся среды.
Проблема, на которой сфокусировано представленное исследование, связана с вопросом о качестве и направленности развития консервативно-ориентированного религиозного сообщества 
под влиянием урбанизации. При этом важным обстоятельством 
являются качественные характеристики конкретного города. 
Во второй половине XIX –  начале XX в. Екатеринбург –  это динамично развивавшийся центр промышленного региона, средоточие административных, торговых, финансовых, транспортных, 

Старообрядцы уральского города во второй половине XIX – начале XX в.
8

образовательных и культурных функций, которые обеспечивали 
на протяжении указанного периода его постоянный рост за счет 
миграции и, следовательно, усиливали социальное и религиозное 
многообразие города. Кроме того, Екатеринбург являлся религиозно-организационным центром двух самых распространенных на Среднем Урале согласий –  часовенного и белокриницкого на протяжении всего рассматриваемого времени –  с середины  
XIX в. до конца имперского периода.
Конец 1850-х гг. –  это канун реформ и отмены статуса горного города, сдерживавшего развитие и приток нового населения 7. Это своеобразная точка отсчета связана также с началом 
пересмотра государственной политики по отношению к старообрядчеству и отходу от репрессивного воздействия на его приверженцев. Немаловажным обстоятельством является наличие 
отметок о принадлежности к старообрядчеству в переписных 
листах последней ревизии 1857–1858 гг. по Екатеринбургу, что 
позволяет учесть их семейное состояние, распределение по сословиям, провести сравнительный анализ с православным населением. Поскольку в центре внимания находится взаимодействие консервативных устоев и городской динамики, важно, что 
рассматриваемые в работе процессы разворачиваются на фоне 
развития транспортной сети и активного роста средних городов 
в послереформенный период 8. Верхняя граница исследования 
определяется по времени окончательного установления советской власти на Урале, в том числе и в Екатеринбурге, в середине 1919 г., после чего было введено провозглашенное декретами 
1917–1918 гг. советское законодательство, принципиально иное 
относительно гражданства, религии и семьи 9.

7 Екатеринбург находился в статусе горного города с 1807 по 1863 г., когда на порядок городской жизни и хозяйства имел большое влияние Главный начальник горных 
заводов Урала.
8 См.: Город и деревня в Европейской России: 100 лет перемен. С. 70–75.
9 См.: Декрет ВЦИК и СНК о расторжении брака 16 (29) декабря 1917 г. // Декреты 
Советской власти. Т. 1: 25 октября 1917–16 марта 1918 гг. М., 1957. С. 237–240 ; Декрет 
ВЦИК и СНК о гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния 18 (31) 
декабря 1917 г. // Декреты Советской власти. Т. 1: 25 октября 1917–16 марта 1918 гг. М., 
1957. С. 247–249 ; Декрет о свободе совести, церковных и религиозных обществах 20 января (2 февраля) 1918 г. // Декреты Советской власти. Т. 1: 25 октября 1917–16 марта 
1918 гг. М., 1957. С. 371–374 ; Декрет об отмене наследования 27 апреля 1918 г. // Декреты Советской власти. Т. 2: 17 марта –  10 июля 1918. М., 1959. С. 185–190 ; Кодекс законов ВЦИК об актах гражданского состояния, брачном, семейном и опекунском праве. 
18 сентября 1918 г. // Декреты Советской власти. Т. 3: 11 июля –  9 ноября 1918 гг. М.,  
1964. С. 314–343.

Введение
9

Представленная работа сосредоточена главным образом 
на Екатеринбурге и его пригороде со старообрядческим населением, поскольку процессы урбанизации во второй половине 
XIX в. в пределах промышленно-развитых территорий обрели 
динамику, но при этом концентрированно проявлялись не везде. В Уральском регионе можно выделить несколько зон –  Прикамье, Средний Урал (составляющие основную часть Пермской 
губернии) с преобладанием горнодобывающей и обрабатывающей промышленности, Южный Урал (включая Оренбуржье) 
и сельскохозяйственное Зауралье (восточная часть Пермской 
и юг Тобольской губерний).
Среди городов этих зон Екатеринбург был местом наибольшего сосредоточения старообрядцев как в абсолютных, так и в относительных цифрах: по данным Всеобщей переписи, на 1897 г. 
здесь проживало 1790 староверов, что больше чем во всех остальных городах Пермской губернии вместе взятых –  екатеринбуржцы 
составляли почти 60 % городского старообрядческого населения 
всего Прикамья, Среднего Урала и Зауралья. Кроме того, в пределах Пермской губернии старообрядческое население Екатеринбурга составляло самую высокую долю среди жителей города –  4,2 % 10.
Вторым важным обстоятельством является то, что Екатеринбург выделялся во второй половине XIX в. не только своей многофункциональностью, динамикой роста, но также признанностью 
в качестве авторитетного старообрядческого регионального центра, своеобразного драйвера, выдвигающего и поддерживающего 
инициативы, вызывающие широкий резонанс в обществах не только Урала, но и Западной Сибири. При этом остается актуальным 
замечание об особенностях его взаимосвязи с другими старообрядческими обществами в предыдущий период: крупные заводские и крестьянские общества признавали более широкие возможности екатеринбургских лидеров и делегировали им полномочия 
в совместных инициативах, но это не вызывало к жизни систему подчиненности и не означало утрату их самостоятельности 11. 

10 По данным переписи, это самая большая величина среди остальных религиозных 
меньшинств в городе, поскольку на долю мусульман (678 чел.) приходилось лишь 1,6 %, 
лютеране (377 чел.) составляли 0,9 %, католики (323 чел.) – 0,8  %, иудеи (303 чел.) – 0,7 %. 
Первая Всеобщая перепись населения. Т. XXXI. Пермская губерния. С. 72–73 (процентный 
расчет мой. –  Ю. Б.).
11 См.: Байдин В. И. Новые источники по организации и идеологии урало-сибирского 
старообрядчества в конце XVIII –  первой половине XIX в. // Сибирское источниковедение 
и археография. Новосибирск, 1980. С. 100.

Старообрядцы уральского города во второй половине XIX – начале XX в.
10

Екатеринбургское общество было тесно ассоциировано со своим 
«спутником» –  шарташским обществом в близлежащем селении, откуда происходили многие городские старообрядческие фамилии 
и ряд первых глав города. В конце XVIII –  первой половине XIX в. 
Шарташ был широко известен среди уральских беглопоповцев, имел 
высокий авторитет и влиятельность как крупный скитской центр. После его разгрома на рубеже 1840–1850-х гг. функции социального призрения были рассредоточены между несколькими более отдаленными 
пустынножительствами, Екатеринбургом и самим Шарташом. Во второй половине XIX –  начале XX в. шарташские старообрядцы-часовенные принимали участие в соборах, собраниях, подаче прошений 
как от лица своей общины, так и в качестве представителей Екатеринбурга. Поэтому Шарташ включен в исследование в качестве самостоятельной части большого городского старообрядческого сообщества.
Автору хотелось бы надеяться, что в работе удалось выявить 
основные тенденции развития старообрядческого сообщества 
крупного уральского города, рассмотреть общие и специфические проявления социокультурных и демографических процессов 
в данной деноминации на начальной стадии урбанизации.
Исследование сосредоточено на социокультурных процессах, 
связанных с этапом перехода от протоиндустриального общества к индустриальному, в ходе которого жизнь в городе обретала 
сущностные специфические черты. Среди них исследователи отмечают открытость, динамизм, превалирование рациональных 
форм мышления над эмоциональными, необходимость эффективной организации труда и синтез различных форм деятельности, 
значимость самоконтроля, усложнение среды, трансформация 
«догородских» отношений 12. Проявление данных черт имело региональные отличия, обусловленные различными сочетаниями 
и взаимодействиями промышленных и аграрных территорий. 
Поэтому общетеоретической основой исследования является регион-ориентированная модель модернизационного подхода, рассматривающая общество как неоднородное и вариативное, гибко 
и не однонаправленно реагирующее на трансформационные вызовы 13. Этот вариант подхода позволяет поставить изучаемые про
12 См.: Ахиезер А. С. Город –  фокус урбанизационного процесса // Город как социокультурное явление исторического процесса. М., 1994. С. 24–26.
13 См.: Побережников И. В. Между макро- и микро-: уровни модернизационного анализа // Опыт российских модернизаций XVIII–XX вв.: взаимодействие макро- и микропроцессов. Екатеринбург, 2011. С. 41.