Геополитика "мягкой силы": опыт России

Москва
Издательско-торговая корпорация «Дашков и К°»
2022

Библиотека дипломата

М. А. Неймарк

ГЕОПОЛИТИКА

«МЯГКОЙ СИЛЫ»: 

ОПЫТ РОССИИ

2-е издание, переработанное и дополненное

Министерство иностранных дел Российской Федерации 
Дипломатическая академия

УДК 327
ББК 66.4
Н46

Неймарк, Марк Афроимович.
Геополитика «мягкой силы» : опыт России / М. А. Неймарк ; Дип. академия МИД России. — 2-е изд., перераб. и 
доп. — Москва : Издательскоторговая корпорация «Дашков и К°», 2022. — 350 с.

ISBN 978-5-394-05006-0.

Предлагаемое исследование является продолжением и развитием его первоосновы — научной монографии автора «“Мягкая сила” в мировой политике» (четыре издания). В центрирующем фокусе анализа — особенности, опыт и уроки, возможности и 
перспективы “мягкой силы” России, которые рассматриваются в 
обостренно актуализированном контексте геополитики пандемии, 
ставшей новым фактором трансформационных процессов в мире. 
Издание предназначено для преподавателей, аспирантов и 
магистрантов профильных вузов и факультетов, а также для широкого круга читателей, интересующихся мировой политикой и 
международными отношениями. 

Н46

ISBN 978-5-394-05006-0 
© Неймарк М. А., 2021
 
© ООО «ИТК «Дашков и К°», 2021

Рецензенты:
В. Н. Конышев — доктор политических наук, профессор;
М. И. Рыхтик — доктор политических наук, профессор.

УДК 327
ББК 66.4

Глава I. 

КОРОНАВИРУСНАЯ ПАНДЕМИЯ И ГЕОПОЛИТИКА: 

К АКТУАЛИЗАЦИИ “МЯГКОЙ СИЛЫ”

Пандемия Covid-19, вызвавшая глобальный шок в глобальной политике, стала форс-мажорным связующим звеном в осмыслении новых тенденций в развитии геополитических и геоэкономических процессов. Возникли непредвиденные риски и вызовы 
мировому развитию. Коронавирусный кризис создал “новую нормальность”, или, точнее, “новую ненормальность”, в которой оказались страны независимо от их геополитического статуса и места в международной иерархии.
Насущная необходимость актуализации “мягкой силы” и продуманной оптимизации ее слагаемых предопределена самими особенностями современной геополитики. В условиях турбулентных 
трансформаций мирового порядка понятие “геополитика” получило концептуально расширенное, адаптированное к современным реалиям наполнение, в рамках которого сугубо географический детерминизм уже не является единственно определяющим. 
Глобальный коронавирусный кризис усугубил и без того растущую неопределенность в мировой политике1. Еще десятилетие 
назад министр иностранных дел России С. В. Лавров так характеризовал геополитическую ситуацию, в которой приходилось дей
1 Подробно см., например: Гринин Л. Е. Пандемия, геополитика и рецессия // История и современность. 2020. № 1; Синявская О. Станут ли коронавирус и экономический кризис родителями новой модели социального государства // Россия в глобальной политике. 2020. № 5; Панюжева М. Второй 
онлайн-саммит “Группы двадцати” по коронавирусу: как изменится мир // 
РСМД. 01.12.2020. URL: https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/
columns/global-governance/vtoroy-onlayn-sammit-gruppy-dvadtsati-pokoronavirusu-kak-izmenitsya-mir/ (дата обращения: 01.03.2021).

ствовать России: “Мир переживает беспрецедентный по историческим меркам переходный период, сопровождающийся перелицовкой геополитического ландшафта, формированием новой расстановки сил, турбулентностью в сферах экономики, политики, в 
целом в международных отношениях”1. Тем самым фиксировалась 
растущая неопределенность в развитии мирополитических процессов, которая стала отчетливо выраженной особенностью начала второго десятилетия XXI века. Предпосылки к тому накапливались годами. Аналитики предупреждали против упрощенных 
подходов к пониманию взаимосвязей проблемных узлов мировой 
политики, когда непредсказуемость поведения одной стороны для 
другой действует как фактор, усиливающий колебания ее политики и тем самым ее собственную непредсказуемость. Г. Г. Дилигенский с полным основанием утверждал: “Взаимная непредсказуемость, таким образом, обладает способностью к расширенному 
самовоспроизводству, дестабилизируя тем самым двусторонние 
отношения, лишая их какой-либо определенности. Выход из этого 
порочного круга возможен только на путях формирования как в 
истеблишменте, так и в общественном мнении обеих сторон максимально реалистического образа партнера, отображающего баланс 
различных, присущих ему политических интересов и тенденций”2. 
Среди важнейших причин возникновения турбулентности3 и 
неопределенности как одного из ее следствий аналитики выделяют 
сжатие мирового пространства и, самое главное, ускорение времени, чему в значительной степени способствуют информационнотелекоммуникационная революция и глобализация. “Создается 
впечатление, что люди оказываются в ситуации, в которой они зна
1 Лавров С. В. Мир в эпоху перемен: приоритеты внешнеполитической деятельности Российской Федерации // Дипломатический ежегодник 
2012. М.: Весь мир, 2013. С. 13. 

2 Дилигенский Г. Г. Хочет ли Россия дружить с Западом? // Мировая 
экономика и международные отношения. М., 2002. № 4. С. 33. 

3 Понятие “турбулентность” в мировой политике возникло отнюдь не 
в последние годы. Его современному прочтению и осмыслению уже три 
десятилетия. Достаточно вспомнить книгу широко цитируемого в нашей 
стране американского политолога Дж. Розенау “Турбулентность в мировой 
политике: теория изменения и преемственность”, которая была опубликована в 1990 г.

ют, чего не хотят, но не знают, чего хотят и к чему надо стремиться. 
Известный, знакомый им мир настолько стремительно и радикально изменяется, что они не в состоянии найти адекватные ответы на преподносимые им новыми реальностями вызовы”. Такое 
турбулентное состояние открывает перед обществом разные векторы или альтернативы развития, что в свою очередь усиливает 
неопределенность, неустойчивость происходящих изменений, делая их трудно прогнозируемыми или вообще непрогнозируемыми. Мир во всевозрастающей степени как бы отдаляется от привычных и известных парадигмальных, социально-философских, 
системных и структурных составляющих миропорядка и, соответственно, от привычных форм и стилей поведения народов и государств в отношениях друг с другом. “Велениями времени становятся случайность, событийность, неконтролируемая активность, 
которые по-своему корректируют общественно-исторические тенденции и процессы. Каждый из них может оказаться роковым для 
судеб целых стран и народов. Создаются ситуации и феномены, 
порождаемые спонтанно, без видимых причин, будто на смену началам детерминизма приходит индетерминизм”1.
В рамках дискуссионного обсуждения кейнсианской идеи неопределенности как неопределенности полной, лишенной всякой 
возможности просчета будущего, генеральный директор РСМД 
А. В. Кортунов зафиксировал одну из характерных специфических черт современного мира — возрастание по экспоненте количества независимых переменных, влияющих на нашу жизнь. 
В этом смысле неопределенность становится не просто одним из 
факторов, который надо учитывать, а, возможно, основным фактором, с которым приходится считаться политикам. В начале 
XXI века обнаружился очевидный дефицит управляемости на 
разных уровнях, в разных регионах, в разных ситуациях. И если 
тогда глобальный взрыв неопределенности можно было интерпретировать как следствие неожиданно быстрого, спонтанного слома системы миропорядка эпохи холодной войны, то десятилетие 
спустя это уже не выдерживает критики: “Неопределенность — 

1 Гаджиев К. Размышления о великой трансформации в условиях турбулентности // Мировая экономика и международные отношения. 2020. 
Т. 64. № 11. С. 75–76.

не остаточное явление прошлого, а фундаментальная проблема будущего, с которой всем нам надо что-то делать”. Комментируя один из самых известных политических афоризмов У. Черчилля “Цена величия — ответственность” (The price of greatness 
is responsibility), он подчеркивает, что величие государственного 
деятеля определяется его способностью отвечать за свои поступки и действия, предвидеть их не только ближайшие, но и отдаленные последствия, не пытаться приписать все победы себе, а поражения — внешним обстоятельствам1.
Сегодня, как никогда ранее, пожалуй, многозначительную актуальность приобретает другое остроумно-парадоксальное суждение У. Черчилля: человек, занимающийся политикой, должен предвидеть то, что произойдет через неделю, месяц, год, десятилетие, а 
потом — уметь объяснить, почему все это не произошло. Особое мнение в этой связи высказывает С. А. Караганов, считающий, что элемент неопределенности в мировой политике присутствовал всегда. 
И сейчас его не больше, а даже, пожалуй, меньше, чем во многие 
другие эпохи. Именно то, что из-за информационной революции 
массам доступны гораздо более широкие возможности влияния на 
политику, будоражит элиты, привыкшие решать, что нужно народу. Отсюда и сетования на якобы растущую непредсказуемость. На 
деле включение широких слоев населения в политику делает ее более предсказуемой, поскольку интересы масс людей просчитываются легче, чем интриги представителей истеблишмента. “Главная 
причина разговоров о непредсказуемости — нежелание доминировавших в интеллектуальном поле западных элит и тех, кто шел 
в их фарватере, видеть неприятное для себя будущее. Интеллектуальный и политический класс Европы уверовал в неизбежность 
общемировой победы евромодели, а накопленный Западом потенциал (политический, военный, экономический, идеологический и 
информационный) позволяет навязывать всем такие взгляды”2.

1 См.: Кортунов А. Политика: искусство неопределенности // Россия в глобальной политике. 2014, 23 января. URL: https://globalaffairs.ru/
global-processes/Politika-iskusstvo-neopredelennosti-16326 (дата обращения: 14.03.2019).

2 Караганов С. А. Как самообман подменил серьезный анализ // Россия в глобальной политике. 2019. № 2. URL: https://globalaffairs.ru/articles/
predskazuemoe-budushhee/ (дата обращения: 17.03.2021). 

Для адекватного понимания мирополитических изменений в 
условиях нарастающей неопределенности в глобальной политике продуктивными представляются аналитические подходы российских ученых, которые осмысливают их, разумеется, с учетом опыта западных коллег, в рамках теории сложности в науке 
о международных отношениях. Серьезные исследования, проводимые в МГИМО (У) МИД России, ИМЭМО РАН, других научных центрах1, показывают практическую важность применения 
в этой теории методологии прогнозирования политических изменений, основу которой определяет акцент на многофакторном 
и нелинейном развитии мирополитических процессов. Проблема 
в том, что современная международная система достигла такого 
уровня сложности, что это нередко препятствует определению 
однозначных причинно-следственных связей. Теория сложности 
указывает на непредсказуемость мировой политики, заложенную 
в ее природе, уточняют эксперты. Ситуация имеет много вариантов развития сама по себе, а не только по причине ограниченности 
наличных средств анализа. Поэтому универсальных рецептов эффективной внешней политики на все случаи жизни не существует. 

1 Ключевые методологические проблемы анализа и прогнозирования политических изменений во многом по-новому представлены в таких 
трудах, как: Пантин В. И., Лапкин В. В. Историческое прогнозирование 
в XXI веке: циклы Кондратьева, эволюционные циклы и перспективы мирового развития. Дубна: Феникс+, 2014. 456 с.; Политические изменения в 
глобальном мире: теоретико-методологические проблемы анализа и прогнозирования / Редкол.: И. С. Семененко (отв. ред.), В. В. Лапкин, В. И. Пантин. М.: ИМЭМО РАН, 2014. 218 с.; Семененко И. С. Эволюционные циклы 
и проблемы прогнозирования политических изменений // Полис. Политические исследования. 2015. № 1. С. 173–178; Дегтярев Д. А., Истомин И. А. 
Системное моделирование международных отношений // Мировая экономика и международные отношения. 2015. № 11. С. 18–29; Лебедева М. М., 
Харкевич М. В. Касаткин П. И. Глобальное управление. М.: МГИМОУниверситет, 2013. 220 с.; Лебедева М. М. (ред.) Метаморфозы мировой политики. М.: МГИМО-Университет, 2012. 505 с.; Зиновьева Е. С., Казанцев А. А. 
Сложность мировой политики: к вопросу о новой методологии анализа // 
Мировая экономика и международные отношения. 2015. № 4. С. 58–67; 
Бородкин Л. И. Методология анализа неустойчивых состояний в политикоисторических процессах // Международные процессы. 2005. Т. 3. № 1. 
С. 4–16; Хрусталев М. А. Анализ международных ситуаций и политическая экспертиза. М.: Аспект-Пресс, 2015. 208 с.

Причина и следствие международных событий могут быть непропорциональны, а целое не соответствовать сумме его составных 
частей, даже в количественном измерении. Более того, поведение государств и других акторов изменяет среду — изначальные 
модели поведения и их результаты зачастую влияют на последующие. Это порождает постоянные изменения, направленность 
которых нельзя определить, обозначив одну группу явлений как 
“причины”, а другую — как “следствие”. Примечательно, что 
в этом сходятся оценочные позиции и российских, и западных профильных исследователей1. 
В этой связи обращает на себя внимание чрезвычайно актуальная монография известного французского политолога Паскаля Бонифаса “Геополитика пандемии Covid-19” с подзаголовком 
“Что обнажил коронавирусный кризис”. Повышенный интерес к 
ней объясняется прежде всего тем, что автор с 1990 г. возглавляет Институт международных и стратегических исследований, который он превратил в авторитетный аналитический центр, входящий в рейтинг 50 наиболее известных мозговых центров мира. 
Кроме того, он принадлежит к тем французским и европейским в 
целом концептуальным миноритариям, кто давно выступает против бинарного, черно-белого восприятия мира, против его деления на “они” и “мы”. Еще три десятилетия назад в одной из своих работ он назвал такой оценочный подход “диснейлизацией” 
международных отношений. Он убежден в том, что люди, занимающиеся аналитической работой, “должны постоянно опасаться собственных предубеждений и опираться на максимально возможное разнообразие источников, а не на те, которые подтверждают личное мнение”2. 
У аналитиков есть объективные основания считать, что к началу третьего десятилетия XXI века весь глобализованный мир, 

1 Зиновьева Е. С., Казанцев А. А. Сложность мировой политики: к вопросу о новой методологии анализа // Мировая экономика и международные отношения. 2015. № 4. С. 64; Axelrod R. M. The Complexity of Cooperation: Agent-Based Models of Competition and Collaboration. Princeton 
University Press, 1997. 258 p. 

2 Boniface P. Gopolitique du Covid-19. Ce que nous rvle la crise du 
coronavirus. Prface de Reselyne Bachelot. ditions Eurolles, Paris, 2020. 
P. 127.

испытывающий колоссальное давление масштабных технологических, социокультурных и геополитических перемен, оказался на 
пороге очередной, а вполне возможно, и беспрецедентной по масштабам, кардинальной политико-институциональной трансформации, которая в перспективе изменит образ жизни и характер 
социальных интеракций во всем мире. Необходимость и закономерность такой трансформации в период 2017–2021 гг. (и шире — 
в период 2017–2029 гг.) обоснована в рамках теории эволюционных циклов мировой системы. В рамках очередного эволюционного цикла она воплощает собою переход к фазе революции 
мирового рынка, критически важный начальный период этой 
геополитической и геоэкономической революции1.
В контексте исследуемой проблематики в главном фокусе геополитики — особенности распределения/перераспределения сфер 
влияния и центров силы в глобальном пространстве. Анализируя 
в этом контексте роль “мягкой силы”, К. И. Косачев предупреждает, что она не автоматически становится инструментом геополитики, ведь ею обладают все государства и народы, привлекательные 
для других. “Она становится орудием скрытой агрессии тогда, когда налицо есть воля и цель ее применения: подчинить, заставить 
поменять внутреннюю и внешнюю политику, включить в сферу 
своего влияния, даже если для этого нужно организовать госпереворот, разорвать исторические и экономические связи, разжечь 
гражданскую войну”2. При этом было бы ошибкой рассматривать 
“мягкую силу” как некий удобный инструментарий прямого действия и управляемого воздействия на политику стран, в отношении 
которых она применяется. Чрезмерность завышенных ожиданий 
стала особенно очевидной в условиях растущей неопределенности в мировой политике.
С “мягкой силой” связано — прямо и опосредованно — становление геополитического кода государства, поскольку он основывается на образных и нематериальных представлениях о про
1  См.: Лапкин В. В., Пантин В. И. Глобальная политико-институциональная динамика в условиях дестабилизации миропорядка (на примере стран ЕС и России) // Полис. Политические исследования. 2020. № 4. С. 58.

2 Косачев К. “Мягкая сила” принуждения и вмешательства // Известия. 08.06.2017. URL: https://iz.ru/603503/konstantin-kosachev/miagkaiasila-prinuzhdeniia-i-vmeshatelstva (дата обращения: 18.03.2021).

странстве. Его отличает, по мнению И. Окунева, конструируемость 
и множественность. В первом случае это означает, что геополитический код в еще большей степени, чем политико-географическое 
положение, является не предзаданным, а моделируемым обществом (как правило, лидерами общественного мнения и СМИ), а его 
переменные оказываются очень гибкими и легко подстраиваются под изменения внутренней или внешней политической повестки дня. Во втором — что в обществе всегда присутствуют разные 
представления о географическом положении страны, и динамика 
геополитического кода отражает конкуренцию данных представлений. Он подчеркивает, что, на первый взгляд, геополитический 
код, отражающий только представления о месте России в мире, 
вторичен по отношению к военным блокам, объемам торговли и 
официальным стратегическим целям. Экспертно-обоснованным 
представляется его вывод в контексте “мягкой силы” о том, что 
“именно восприятие себя в окружении других и является тем 
скрытым мотивом, формирующим стратегическое видение, торговые и военные альянсы, в конце концов, непримиримые точки 
зрения на будущее, провоцирующие конфликты между странами. 
Не разобравшись в том, каким видит мир вокруг себя тот или иной 
народ, невозможно найти с ним общий язык, а значит, и понять”1. 
Отсюда важность для понимания современной сути и реального потенциала “мягкой силы” тех базовых, принципиальных вопросов, которые столь плотно увязаны с геополитическим кодом 
государства: кто является нынешними и потенциальными союзниками? кто является нынешними и потенциальными врагами? 
как сохранить нынешних союзников и привлечь потенциальных? 
как противостоять нынешним врагам и предотвратить появление 
потенциальных? как объяснить эти четыре выбора населению и 
международному сообществу? (причем значение последнего вопроса в современном мире становится определяющим)2.

1 Окунев И. Геополитические коды России — внешнеполитическая 
стратегия и национальные приоритеты // РСМД. 27.02.2020. URL: https://
russiancouncil.ru/analytics-and-comments/analytics/geopoliticheskiekody-rossii-vneshnepoliticheskaya-strategiya-i-natsionalnye-prioritety/ 
(дата обращения: 17.03.2021). 

2 Об этих вопросах, сформулированных одним из авторов концепта геополитического кода государств К. Флинтом, см. там же.