Многомерность общества: человек в социальном взаимодействии : 1-й молодежный конвент

МНОГОМЕРНОСТЬ ОБЩЕСТВА:  
ЧЕЛОВЕК В СОЦИАЛЬНОМ ВЗАИМОДЕЙСТВИИ
1-й молодежный конвент

Материалы международной студенческой конференции
28–29 апреля 2017 года

Екатеринбург
Издательство Уральского университета
2017

Уральский федеральный университет  
имени первого Президента России Б. Н. Ельцина
Институт гуманитарных наук и искусств
Институт социальных и политических наук

УДК 316.472.3(063)
ББК С524.22я43
М735

Многомерность общества: человек в социальном взаимодействии : 1-й молодежный конвент : материалы международ. студ. конф. 28–29 апреля 2017 года. — Екатеринбург : 
Изд-во Урал. ун-та, 2017. — 394 с.

ISBN 978-5-7996-2237-4

Сборник материалов первого молодежного конвента Уральского федерального университета содержит работы студентов, аспирантов и молодых ученых по искусствоведению и культурологии, 
истории и археологии, теоретической и прикладной лингвистике, 
международным отношениям, психологии и нейронаукам, социологии и социальной работе, филологии, философии. 
Издание адресовано студентам бакалавриата, магистратуры, 
аспирантуры общественных и гуманитарных наук.

УДК 316.472.3(063)
ББК С524.22я43

ISBN 978-5-7996-2237-4
© Уральский федеральный 
университет, 2017

М735

Раздел первый 
ПЛЕНАРНЫЕ ДОКЛАДЫ

УДК 101.3+303.442.43
Логинов Алексей Валерьевич,
доцент кафедры социальной философии
департамента философии
Института социальных и политических наук
Уральского федерального университета

БЕСКОНЕЧНОСТЬ ИНТЕРПРЕТАЦИИ:  
МНОГОМЕРНОСТЬ ОБЩЕСТВА И ОБЩЕСТВОЗНАНИЕ

В российском образовании продолжается спор «физиков» и «лириков». На основе опыта семинарских занятий со студентами нефилософских специальностей я обобщаю представления о различии «стартовых позиций» естествознания и обществознания. На примере теории 
Н. Лумана я показываю значение социальных наук как средств воспроизводства многомерности общества и делаю вывод о привлекательности 
современной ситуации множества интерпретаций того, что есть и как 
возможна социальная реальность.
Ключевые слова: наука; идеология; методология; интерпретация.

© Логинов А. В., 2017

Aleksei Valeryevich Loginov
Docent at social philosophy department
Institute of Social and Political Sciences
Ural Federal University

AN ENDLESS INTERPRETATION:  
MULTIDIMENSIONAL SOCIETY AND SOCIAL SCIENCES

Struggle over recognition between «physics» and «lyrics», i. e. that who 
attack humanities from the background of natural sciences and vice versa 
still is on Russian education system’ agenda. Having in mind my experience 
of teaching philosophy I start with the key differences in «starting points» of 
natural and social sciences that my students usually agree with. Then I apply 
N. Luhmann’s concept of self-description (as the basic implement social system 
reproduces itself with) to the struggle mentioned above and show how the very 
disposition of the sciences might be replaced and reconstructed.
Keywords: science, ideology, methodology, interpretation.

Практически любой преподаватель философии сталкивается 
с необходимостью отвечать на вопрос либо любопытных (вопрос 
задан в начале курса), либо смелых (вопрос задан в конце курса) – 
студентов «зачем это надо – изучать философию?». По большому 
счету, этот же вопрос, но уже по другому предмету может быть 
задан любому представителю блока социально-гуманитарных дисциплин. Зачем нужна история, если она так нас ничему и не на- 
учила? Зачем нужна социология, если людям вполне достаточно их 
здравого смысла для повседневных занятий? Зачем учения о картинах, музыке и стихах, если достаточно, а иногда чрезмерно много самих картин, музыки и стихов? При этом вопрос: «зачем нужна 
физика?», по отношению к представителям корпорации Э. Резерфорда (именно Резерфорду приписывают афоризм, что есть физика, а все остальное – филателия) возникает, видимо, крайне редко 
и так тихо, что его звучанием можно пренебречь. На мой взгляд, 
основа прочной «научности» и притягательности естественных 
наук базируется на трех допущениях:

1. Допущение о внеположенности объекта изучения (позволяет использовать корреспондентную теорию истины и классическую субъект-объектную схему в эпистемологическом обосновании статуса науки).
2. Допущение об объективности объекта (изучаемый объект 
имеет свойства «как есть», и эти свойства не меняются из-за процесса изучения объекта субъектом).
3. Знание, продуцируемое естественными науками универсально и ценностно нейтрально.
При этом науки об обществе и человеке данными стартовыми позициями не обладают (науки об обществе вписаны в свой 
объект изучения; люди и «метафизическая часть» элементов социальных систем обладают исчезающими либо изменяющимися от 
самого факта изучения свойствами; знание об обществе легко ангажируется политически и т. д.) и в этом смысле не соответствуют 
критериям научности* [1].
Однако, принимая во внимание воспроизводимый, конструируемый характер общества, недостатки стартовых позиций наук 
об обществе (дальнейшее деление обществознания на субдисциплины пропускаю. – А. Л.) оказываются достоинствами. Дело 
в том, что социальные науки, каждая из которых не достигает 
полноты описания социальной системы [См.: 2], вынуждены защищать свой результат познания как лучший, т. е. полный, а по 
факту – согласовывать свою интерпретацию социального мира 
с интерпретациями науки – конкурента на статус производителя 
полного и достаточного знания о социальной реальности. Тем самым множество интерпретаций социального мира в социальных 
науках есть результат и условие многомерности общества как системы – каждая из наук, стартуя со значимого для нее различения, 
в этом смысле становится идеологией, воспроизводя хронотопические характеристики той подсистемы общества (региональной 
онтологии), которую описывает [3]. Нарастающее дробление наук 
об обществе и непрекращающиеся попытки создать «поля» меж
* Критику жесткого противопоставления наук и его исторический характер см.: 
Лекторский В. А. Проблема единства знания: вчера и сегодня // Социемы. 2010. 
№ 18 / под ред. В. Е. Кемерова, Т. Х. Керимова. Екатеринбург, 2010. С. 5–16.

дисциплинарности силами самих ученых – свидетельство высокой 
дифференциации, многомерности самого общества, поскольку 
семантические затраты на самоописание «простых» обществ невелики, а точки интеграции могли бы быть заданы авторитарно: 
«Простым сегментарным обществам самоописания доставляли 
сравнительно мало труда, и семантические затраты могли удерживаться на низком уровне. Дело было в том, что все жизненно важное концентрировалось прежде всего в мельчайших единицах…, 
а взаимосвязи больших масштабов должны были функционировать лишь по случаю» [4, с. 195].
Таким образом, обществознание (или филателия), методологически выстроенная в спектре между объяснением, пониманием 
и критикой социальной реальности [5] есть способ создавать и менять эту реальность, поддерживать или пытаться редуцировать ее 
многомерность, выделять в этой реальности место для «настоящей 
науки» и фиксировать социальный характер критериев научности.

Литература
1. Лекторский В. А. Проблема единства знания: вчера и сегодня // Социемы. 2010. № 18 / под ред. В. Е. Кемерова, Т. Х. Керимова, 
2010. С. 5–16.
2. Луман Н. Понятие общества // Проблемы теоретической социологии, 1994.
3. Логинов А. В. Онтологический статус идеологии в современности // Изв. УрГУ. Серия 3: Общественные науки. 2010. № 4 
(83). С. 15–29.
4. Луман Н. Тавтология и парадокс в самоописаниях современного общества // Социо-Логос. 1991. Вып. 1. С. 194–218.
5. Neuman L. W. Social research methods: qualitative and quantitative approaches / 2nd ed. Boston etc.: Allyn and Bacon, 1991. P. 640.

УДК 930
Соколов Сергей Васильевич,
доцент кафедры истории России
Института гуманитарных наук и искусств
Уральского федерального университета

ИДЕЯ ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКОГО ЕДИНСТВА 
В РОССИЙСКОМ ИСТОРИОПИСАНИИ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ 
И РАННЕГО НОВОГО ВРЕМЕНИ*

В работе рассматривается эволюция представлений российских 
историописателей о восточнославянском единстве с XI до конца XVII в. 
Автор делает вывод о том, что представление об общем происхождении 
восточнославянских народов основано на раннесредневековых идеях об 
общем происхождении всех славян. В XVI в. после политической дезинтеграции восточнославянских земель возникает альтернативная идея 
о том, что московиты происходят от других предков и не являются родственниками народам Беларуси и Украины.
Ключевые слова: восточные славяне; этническое происхождение; 
историография.

Sokolov Sergei Vasilyevich,
Associate Professor
Institute for Humanities and Arts
Ural Federal University

MEDIEVAL AND EARLY MODERN RUSSIAN HISTORICAL 
WRITERS ABOUT COMMON ORIGIN OF THE EAST SLAVS

In the article, the evolution of the ideas held by Russian historical writers about East Slavs unity is examined. The author concludes that ideas about 
common origin of the East Slavs are based on the notion of common origin 

* Работа выполнена в рамках проекта «Древнерусское прошлое в представлении 
украинских историописателей XVII в.: источники, идеи, влияние» при поддержке 
Совета по грантам Президента РФ для государственной поддержки молодых ученых – кандидатов наук (договор № 14.Y30.16.8453-MK).

© Соколов С. В., 2017

described be early medieval authors. In the 16th century, an alternative theory, 
held that the Muscovites did not share the common ancestry, emerged. The 
background for this was political disintegration of the East Slavs.
Keywords: East Slavs, ethnic origin, historiography.

Начало образования трех современных восточнославянских 
народов из единой древнерусской народности исследователи относят к XV в. Триггером этого процесса стала политическая дезинтеграция Древнерусского государства, завершившаяся в XIV в. разделом древнерусских земель: часть из них отошла к Литве, часть 
сохранилась как конгломерат полунезависимых княжеств, часть 
оставалась под непосредственным контролем ордынских ханов. 
Среди историков, этнологов и лингвистов идут споры о том, когда 
же окончательно складываются русская, украинская и белорусская 
народности, однако несомненно, что к концу XVII в. процесс этнического размежевания зашел уже достаточно далеко.
Несмотря на то, что русских, украинцев и белорусов в Средние 
века фактически еще не существовало, следует рассмотреть ранние идеи о славянском этногенезе, поскольку они оказали значительное влияние на идеи историописателей Нового времени об общем или различном происхождении восточных славян. «Повесть 
временных лет», составленная в начале XII в., утверждала, что 
славяне произошли от единого корня. Сразу после рассказа о сооружении Вавилонской башни (столпа) летописец писал: «По разрушении же столпа и по разделении народов взяли сыновья Сима 
восточные страны, а сыновья Хама – южные страны, Иафетовы 
же взяли запад и северные страны. От этих же 70 и 2 язык произошел и народ славянский, от племени Иафета – так называемые 
норики, которые и есть славяне» [1, с. 144]. В другом месте «Повести…», когда летописцу нужно было подчеркнуть, что апостол 
Павел является первоучителем не только для западных славян, но 
и для восточных, он опять недвусмысленно подчеркивает общее 
происхождение всех славян: «А славянский народ и русский един, 
от варягов ведь прозвались русью, а прежде были славяне; хоть 
и полянами назывались, но речь была славянской» [1, с. 152].

Общее происхождение всех славян подчеркивалось и западными хронистами. Например, автор Великопольской хроники 
(XIV в.) рассказывал историю о трех братьях – Лехе, Чехе и Русе, 
которые будто бы дали начало крупнейшим славянским народам. 
Впрочем, уже в этой хронике подчеркивается неравенство потоков 
братьев: «Из них (потоков. – С. С.) наивысшей властью и господством во всей империи всегда обладали лехиты, как это явствует 
из хроник и из их территории» [2, с. 52]. В XV в. польский хронист 
Я. Длугош уже считал, что Рус был не братом, но потомком Леха 
[3, с. 218].
Именно в это время становится актуальным вопрос о происхождении отдельных групп восточных славян, прежде всего 
формирующихся русского и украинского народов. Наибольшее 
внимание этим вопросам стали уделять в Польско-Литовском государстве. Часть польских историописателей придерживалась старого мнения о единстве всех восточных славян, то есть об общем 
происхождении жителей Московии, Украины и даже Польши. 
Одним из ярких выразителей этих идей были М. Стрыйковский, 
издавший свою книгу в 1582 г. Стрыйковский не только возводил 
происхождение русских и других славян к общим библейским 
предкам (как это делали средневековые авторы), но и шел дальше, 
утверждая, что общими для поляков и русских предками являются античные сарматы [4, с. 12].
Между тем в XVI – первой половине XVII в. в Речи Посполитой разворачиваются ученые споры вокруг этнической номинации славянских народов. Уже в начале XVI в. появляются идеи 
о том, что славянское население Литвы и Московии различаются 
по своему происхождению. Эти идеи были высказаны польским 
историописателем М. Меховским и, видимо, отражали сложившуюся к тому времени практику наименования: население Малой 
России в Польше называли рускими (русаками или в латинизированной форме – рутенами и роксоланами), что отражало зафиксированное самоназвание этого населения «русьский» или «росьский» народ [5, с. 26].
Мнение Меховского было поддержано другими польскими 
историописателями XVI в., например М. Кромером и М. Бель

ским. Они полагали, что русские Малой России происходят от 
роксолан – сарматского племени, проживавшего в первые века нашей эры в Северном Причерноморье. Для польских авторов сближение русских с роксоланами было весьма важным в политико- 
идеологическом плане, поскольку польский народ также мыслился потомком сарматов. Другими словами, общее происхождение 
русских (украинцев) и поляков на сарматской основе давало Речи 
Посполитой безусловный аргумент для контроля над территорией 
Среднего Поднепровья.
Происхождение «московского народа» в соответствии с этой 
идей было иным. Московиты происходили от мосхов, мифических 
потомков Мосоха, шестого сына библейского Иафета. Последний 
иногда описывался как злодей, что усиливало противопоставление православного населения Речи Посполитой и Московского государства [4, с. 13].
В Московском государстве тема общего или различного происхождения русских, украинцев и белорусов не поднималась вплоть 
до конца XVII в. Ее появление в российском историописании было 
обусловлено присоединением Левобережной Украины и интенсивными контактами между московскими и украинскими интеллектуалами. Следует отметить, что идея общего происхождения 
восточнославянских народов находила безусловную поддержку 
у украинской элиты. В одном из украинских исторических обзоров, написанных для участников переговоров в Москве, сказано, 
что «Смоленск, Витепск, Полоцк, Новгород, Галич и все Подолие, 
Лвов, Перемышль, Ярослав и все Покутие, Люблин и всею Черною 
Русию, Луцк, Владимир, Отсрог, Изяслав и всем Волынем владели 
сынове Владимира Святого, яко природные князи российские… 
о сем дивно поляком русские земли земли наследником называтися и всех вещей чюднейшая ложь соплетать…» [6, с. 41].
Однако наиболее четко идею единства всех восточных славян 
выразил «Синопсис» – опубликованная в 1674 г. первая печатная 
книга по русской истории. Автор «Синопсиса» вводит понятие 
«славенороссийский народ» для обозначения единой восточнославянской нации. Кроме того, в «Синопсисе» утверждается, что