Человек политический как нормативный тип личности в России: ментальная матрица и нормативная модель поведения

Москва

ИНФРА-М

202ЧЕЛОВЕК ПОЛИТИЧЕСКИЙ 
КАК НОРМАТИВНЫЙ ТИП 

ЛИЧНОСТИ В РОССИИ 

МЕНТАЛЬНАЯ МАТРИЦА 
И НОРМАТИВНАЯ МОДЕЛЬ 

ПОВЕДЕНИЯ

À.Â. ËÓÁÑÊÈÉ
Ð.À. ËÓÁÑÊÈÉ

МОНОГРАФИЯ

Лубский А.В.

Л82 
 
Человек политический как нормативный тип личности 

в России: ментальная матрица и нормативная модель поведения : монография / А.В. Лубский, Р.А. Лубский. — Москва : 
ИНФРА-М, 2023. — 229 с. — (Научная мысль). — DOI 10.12737/
monography_5d2d6b3d8bc9d1.13894544.

ISBN 978-5-16-015683-5 (print)
ISBN 978-5-16-108089-4 (online)

В монографии в рамках теоретико-методологической рефлексии рас
крываются принципы трансдисциплинарного научного исследования 
нормативных типов личности, ментальных матриц и моделей социального 
поведения; рассматриваются особенности формирования человека политического как нормативного типа в условиях государственно-организованного российского общества и мобилизационно-модернизационного 
социотипа его развития; выявляется содержание нерефлексивных структур ментальной матрицы человека политического, обусловливающих специфику нормативной модели социального, экономического, политического и правового поведения в российском обществе.

Монография предназначена для специалистов в области культурной 

и социальной антропологии, а также для преподавателей и студентов высших учебных заведений.

УДК 316.334.3(075.4)

ББК 60.56

УДК 316.334.3(075.4)
ББК 60.56
 
Л82

©  Лубский А.В., Лубский Р.А., 2019 

ISBN 978-5-16-015683-5 (print)
ISBN 978-5-16-108089-4 (online)

Р е ц е н з е н т ы: 

Савченко Л.А., доктор философских наук, профессор Южного феде
рального университета (г. Ростов-на-Дону);

Пигулевский В.О., доктор философских наук, профессор, ректор Юж
но-Российского гуманитарного института (г. Ростов-на-Дону)

Введение

В конце прошлого века либеральный интеллектуальный мир, 
поддавшись искушению глобализмом, стал рассматривать глобализацию как преодоление всякого локализма, прогнозируя появление в скором будущем универсальной культуры с единой шкалой 
общечеловеческих ценностей. Исходя из монологичной культуры 
«глобализма», его теоретики, абсолютизируя интеграционные процессы в современном мире, выступили с претензией на приватизацию будущего человечества, рассматривая его как единое целое, 
основанное на ценностях Запада. Во многом такой прогноз был 
обусловлен особенностями европоцентристского стиля мышления, 
основанного на теории однолинейного прогрессизма. В основе 
этой теории лежала идея о том, что в истории человеческого общества существует только одна линия прогресса, и все страны движутся в рамках единого для всех прогрессивного развития, ориентиры которого задаются наиболее развитыми западными странами. 
В 1989 г. Ф. Фукуяма написал статью «Конец истории?», в которой 
он заявил, что история как борьба закончилась, поскольку в мире 
окончательно восторжествовали идеи либеральной демократии 
и рыночной экономики, и это знаменует «триумф Запада, западной идеи»1. Затем в 1993 г. была опубликована его книга «Конец 
истории и последний человек», ставшая манифестом либерального 
миропонимания в эпоху позднего модерна2.
Однако не все интеллектуалы, в том числе и на Западе, были согласны с выводом о «Конце истории» и прогнозом о неизбежности 
возникновения в современном мире универсальной культуры, преодолевающей всякие культурные различия. Более того, некоторые 
из них считали, что единая глобальная культура — это не более чем 
воображаемая социальная реальность, являющаяся результатом 
футурологического утопического сознания. В 2008 г. появилась 
книга Р. Кейгана «Возвращение истории и конец мечтаний»3, в которой автор назвал прогноз Ф. Фукуямы «процветающей утопией 
после Холодной войны». При этом он заявил, что мир не превра
1 
Фукуяма Ф. Конец истории? // Вопросы философии. 1990. № 3.
2 
Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек: пер. с англ. М.: АСТ: 
Ермак, 2004. 588 с.
3 
Kagan R. The Return of History and the End of Dreams. N.-Y. 2008; Павлов А. 
Конец мечтаний Роберта Кейгана. URL: http: //www.russ.ru/Kniga-nedeli/
Konec-mechtanij-Roberta-Kejgana; Возвращение истории и конец мечтаний: 
Рецензия на одноименную книгу Роберта Кагана (Robert Kagan). URL: 
http://inosmi.ru/world/20080526/241576.html

тился в гармоничное сообщество: страны, как и раньше, соревнуются и создают препятствия друг для друга; в большинстве стран 
понятие государства остается таким же прочным, но вместе с ним 
возникают националистические амбиции и страсти, которые формируют современную историю. «История возвращается. Вновь началась борьба за будущее»1. В 2014 г. Ф. Фукуяма, возвратившись 
к своей статье 1989 г., признал, что его гипотеза о конце истории 
пока не подтвердилась. «Проблема современного мира, — пишет 
он, — заключается не только в том, что авторитарные державы 
на подъеме, но и в том, что у многих демократических стран дела 
идут не лучшим образом». Однако сейчас, спустя 25 лет, «самая 
серьезная угроза моей гипотезе о конце истории связана совсем 
не с тем, что в мире появилась лучшая модель, способная однажды 
превзойти либеральную демократию». Вопрос стоит по-другому: 
«все ли страны неминуемо попадают на этот эскалатор»2.
Социальная реальность оказалась не столь однозначной, как она 
представлялась в спекулятивных умозаключениях и прогнозах либерально ангажированных футурологов. В результате в интеллектуальном сообществе стала формироваться культура «неоглобализма», 
которая, в отличие от монологичной культуры «глобализма», прогнозировавшей в ближайшем будущем преодоление всяких культурных различий, рассматривает культурное многообразие как 
conditio sine qua non (непременное условие) развития человечества 
в эпоху позднего модерна. В связи с этим представители культуры 
неоглобализма обращают внимание на то, что в современном мире 
одновременно существует два тренда, один из которых связан с нарастанием процессов глобализации, а другой — с возрастанием 
значения локальных различий, в том числе и в сфере культуры. 
При этом процессы глобализации и локализации, разворачивающиеся и взаимонеобходимые, создают ситуацию, которая получила 
название глокализации, в рамках которой глобализация порождает 
локализацию, а локализация — глобализацию3.
В такой ситуации особую актуальность приобретает вопрос 
о выборе путей общественного развития, который для современной 
России имеет особое значение, поскольку речь идет не только 
о формировании собственных «ответов» на «вызовы» глобализации 

1 
Карафано Дж. Возвращение истории и конец мечтаниям. URL: http://
magazines.russ.ru/slovo/2008/58/ka4.html
2 
Фукуяма Ф. Какое общество лежит в конце истории? URL: http://perevodika.
ru/articles/24874.html
3 
Robertson R. Glocalization: Time-Space and Homogeneity-Heterogeneity // 
Global Modernities / ed. by M. Featherstone, S. Lash, R. Robertson. London: 
Sage Publications, 1995. P. 25–43.

в условиях «гуманитарной интервенции»1, когда мир, как отмечают 
исследователи, «пресытился цивилизационным экспансионизмом 
Запада»2, но и о выборе самостоятельного пути национально развития, способного противостоять семиотическому империализму 
культуры, претендующей на универсальность.
В 90-х гг. прошлого века модернизационные усилия реформаторов были направлены на трансформацию российского общества в либеральном направлении. Однако вскоре уже стало 
ясным, что Россия опять попала не туда, куда хотелось бы. Ее 
«демократический транзит» закончился неудачей, и очередная 
попытка стать Европой провалилась. В процессе модернизационных преобразований российскому государству не удалось освободиться от пут «раздаточной экономики»3, выйти из «тени Грозного царя»4, побороть агрессивный «русский ген»5 и в конечном 
счете выбраться из «российской колеи»6. Вместо западной модели с ее рынком, демократией, соответствующими общественными институтами и гражданскими ценностями в России сложился «периферийный капитализм», породивший, как отмечают 
исследователи, усиление сырьевой специализации, колоссальное 
неравенство между богатыми и бедными, примитивизацию общественной и культурной жизни7. Все это побудило российское 
интеллектуальное сообщество к поиску причин неудач реформирования России сверху, в том числе и через осмысление ее 
особого пути развития.
Российское государство в рамках «догоняющего развития» постоянно опиралось на модель «форсированной модернизации», 
реформирование российского общества осуществлялось, как отмечают исследователи, в русле соединения модернизационного и традиционного не только в ходе проведения самих реформ, но и в об
1 
Иноземцев В.Л. Потерянное десятилетие. М.: Московская школа политических исследований, 2013. С. 296–301.
2 
Хантингтон С. Столкновение цивилизаций // Политические исследования. 
1994. № 1. С. 33–48.
3 
Бессонова О.Э. Раздаточная экономика как российская традиция // Общественные науки и современность. 1994. № 3. С. 37–48.
4 
Янов А.Л. Тень Грозного царя. Загадки русской истории. М.: КРУК, 1997.
5 
Пастухов В.Б. Конец русской идеологии. Новый курс или новый Путь? // 
Политические исследования. 2001. № 1. С. 56.
6 
Розов Н.С. Колея и перевал: макросоцилогические основания стратегий 
России в XXI веке. М.: РОССПЭН, 2011.
7 
Николаева У. Грозит ли России новое Средневековье // Независимая газета. 
25.10.2016. URL: http://www.ng.ru/stsenarii/2016–10–25/9_6843_middleages.
html; Пребиш Р. Периферийный капитализм: есть ли ему альтернатива? М.: 
ИЛА, 1992.

щественном сознании россиян1. Все это предполагает понимание, 
с одной стороны, традиционных ценностно-смысловых оснований 
российского общества, с другой — инновационных культурных 
начал западноевропейской модернизации. Традиционные ценностно-смысловые основания, воспроизводящиеся в российском 
обществе на протяжении многих веков, постоянно дают о себе 
знать в процессе модернизационных преобразований, это требует, 
как считают исследователи, внесения корректив в модернизационные проекты, которые в России зачастую являлись «программой 
имитации Запада»2.
Этим обусловливается актуализация познавательного интереса к нормативному типу личности в России, который является 
носителем традиционных ценностно-смысловых оснований российского общества. Такого рода актуализация подкрепляется тем, 
что в начале XXI в. мейнстримом в развитии социальных наук 
становится повышенный интерес к человеческому измерению социальной реальности. В частности, это нашло выражение в том, что 
лауреатами Нобелевских премий в области экономической науки 
все чаще становятся представители такого в ней направления, как 
поведенческая экономика, изучающая влияние поведения людей 
на экономические процессы. Так, в 2017 г. лауреатом Нобелевской 
премии стал Р. Талер за работы в области поведенческой экономики, согласно теории которого, человеческим поведением можно 
манипулировать без запретов и приказов, поскольку люди сами совершают выбор либо рационально, подумав, либо автоматически, 
особо не задумываясь3.
В зарубежной и отечественной научной литературе уже неоднократно предпринимались попытки выделить характерные черты, 
присущие русскому человеку или русскому народу. Так, в 30-х гг. 
прошлого века В. Шубарт, сравнивая западный и восточный тип 
культур, выявил наиболее типичные, на его вгляд, черты, которые присущи «мессианскому человеку» в России, охваченному 
чувством космической взволнованности и стремящемуся создать 
в окружающем его мире такую же гармонию, которую он ощущает 
внутри себя4.

1 
Тихонова Н.Е. Россияне: нормативная модель взаимоотношений общества, личности и государства // Общественные науки и современность. 
2005. № 6. С. 34–45.
2 
Кара-Мурза С.Г. Россия и Запад: Парадигмы цивилизаций. М.: Академический Проект; Культура, 2011. С. 126.
3 
Талер Р. Новая поведенческая экономика. Почему люди нарушают правила 
традиционной экономики и как на этом заработать. М.: Эксмо, 2017.
4 
Шубарт В. Европа и душа Востока. М.: Русская идея, 2000. С. 8–24.

Некоторые современные исследователи сущность русского человека видят в коллективизме1, другие — в «человеке как соборной 
личности»2, третьи — в «политическом человеке»3.
В конце 1940-х гг. Дж. Горером была опубликована статья, 
посвященная психологии великорусского народа4, а в начале 
1960-х гг. он в соавторстве с Дж. Рикманом издал книгу «Великорусский народ», в которой была предпринята попытка показать 
особенности его национального характера, исходя из идеи «спеленутой души великоросса»5. В середине 1950-х гг. К. Клакхон, раскрывая «драму национального характера великороссов», обратил 
внимание на то, что им присущи такие противоречивые черты, как 
теплота, человечность, авторитарность, зависимость, нестабильность и недисциплинированность6. В 1967 г. П. Сорокин опубликовал статью «Существенные характеристики русской нации в XX 
веке», в которой среди основных ее характеристик выделял жизнеспособность, настойчивость, самоотдачу, готовность жертвовать 
ради выживания, способность подниматься после поражений7.
В современной отечественной литературе отмечается, что ни 
один народ в мире не оценивается так по-разному, как русский8, 
что во многом объясняется бинарностью и «жуткой противоречивостью» русского национального характера. Так, Н.А. Бердяев писал, 
что «можно открыть противоположные свойства в русском народе: 
деспотизм, гипертрофия государства и анархизм, вольность; жестокость, склонность к насилию и доброта, человечность, мягкость; 
обрядоверие и искание правды; индивидуализм, обостренное со
1 
Андреев А.П., Селиванов А.И. Западный индивидуализм и русская традиция // Философия и общество. 2001. № 4. С. 98–126.
2 
Кара-Мурза С.Г. Россия и Запад: Парадигмы цивилизаций. М.: Академический Проект; Культура, 2011. С. 5–34.
3 
Ильин В.В., Панарин А.С., Бадовский Д.В. Политическая антропология. М., 
1995. С. 108–109.
4 
Gorer G. Some aspects of the psychology of the people of Great Russia // The 
American Slavic and East Review. 1949. Vol. 7. P. 155–166;
5 
Gorer G., Rickman J. The people of Great Russia. New York: Norton & Co, 1962.
6 
Kluckhohn Cl. Recent Studies of the «National Character» of Great Russians, 
Human Development Bulletin (papers presented at the Sixth Annual Symposium, 
February 5, 1955). Cambridge: Russian Research Center, Harvard University, 
1959. P. 39–60.
7 
Sorokin P. The Essential Characteristics of the Russian Nation in the Twentieth 
Century // The ANNALS of the American Academy of Political and Social 
Science. 1967. Vol. 370. Iss. 1 P. 99–115; Сорокин П.А. Основные черты русской нации в двадцатом столетии // О России и русской философской 
культуре. М.: Наука, 1990. С. 473–478.
8 
Лихачев Д.С. Русская культура в современном мире // Новый мир. 1991. 
№ 1. С. 3–9.

знание личности и безличный коллективизм; национализм, самохвальство и универсализм, всечеловечность; эсхатологическимессианская религиозность и внешнее благочестие; искание Бога 
и воинствующее безбожие; смирение и наглость; рабство и бунт»1.
Отдельные черты нормативной личности в России получили 
освещение в работах, посвященных базовой личности, русскому 
национальному характеру и российскому менталитету. Так, некоторые исследователи, изучая базовую личность в России, раскрывают ее сущностные черты через содержание таких модальностей, 
как справедливость, свобода, государственность, власть, право, 
труд, собственность2. Рассматривая особенности русского национального характера, авторы выделяют такие его черты, как адаптивность, стойкость к лишениям и терпение, душевная теплота, забота 
о близких, сильная тяга к справедливости и праведной осмысленной 
жизни, служение высоким идеалам, Родине, чувство долга, бескорыстное подвижничество, способность к самоотречению, а также 
самостоятельность, изобретательность и восприимчивость к новому3. Для характеристики российского менталитета исследователи 
используют, как правило, такие понятия, как соборность и духовность, смысл которых напрямую связан с системой мировоззрения, 
идеалом полноты и цельности духовной жизни, жертвенности во 
имя всеобщего блага, приоритетом «Мы» над «Я». В качестве констант российского менталитета выделяют также человечность, душевность, стремление к свободе и устремленность к социальному 
идеалу4, содержательно объединенные в традициях и жизненных 
устоях5 в контексте осознания «особого пути» России6.
Не смотря на огромный массив научной литературы, в которой 
просматриваются различные черты нормативного типа личности 
в России, еще отсутствуют специальные работы, в которых человек политический как нормативный тип личности рассматривался бы в качестве целостной социально-антропологической реальности.

1 
Бердяев Н.А. Русская идея // О России и русской философской культуре: 
Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М., 1990. С. 44–45.
2 
Швец А.В. Базовая личность в России: социально-философское исследование: автореф. дис. ... канд. философ. наук. Ростов н/Д, 2006.
3 
Розов Н.С. Колея и перевал: макросоцилогические основания стратегий 
России в XXI веке. М.: РОССПЭН, 2011. С. 187.
4 
Емелькина И.В. Российский менталитет: сущность, объем понятия и социальная роль: автореф. дис. ... д-ра филос. наук. М., 2011.
5 
Полежаев Д.В. Русский менталитет: опыт социально-философского анализа: автореф. дис. ... д-ра филос. наук. Волгоград, 2011.
6 
Фирсов Б.М. Апология особого пути и ментальность россиян: взгляд извне // 
Политическая концептология. 2013. № 4. С. 49–57.

Холистское восприятие человека политического как нормативного типа личности в России возможно в рамках концептуального 
мышления, направленного, как отмечают исследователи, на «схватывание» смыслов в наиболее сложных случаях постижения действительности1. Основной концептуального мышления являются 
концепты, ориентированные как акты памяти в прошлое, как акты 
воображения — в будущее, а как акты суждения — в настоящее2. 
В структуре концептов выделяются такие ассоциативные компоненты, находящие выражение в различного рода метафорических 
коннотациях, которые, с одной стороны, являются основой концептуализации эмпирического, теоретического и аксиологического знания, с другой — емко и образно «схватывают» сущность 
социальных явлений. Большие возможности целостного изучения 
человека политического как нормативного типа личности в России 
раскрываются в рамках неоклассической рациональности, синтезирующей методологические установки классических и неклассических научно-исследовательских практик и базирующейся на таких 
принципах, как конструктивный реализм, методологический плюрализм и социокультурная контекстуальность. Неоклассическая 
рациональность, стремясь к преодолению парадигмальной односторонности и дисциплинарной фрагментарности научного знания 
при изучении социальной реальности, предполагает переход от одномерных интерпретаций ее к многомерным. Такой переход возможен в рамках многомерного методологического конструкта 
трансдисциплинарного исследования, который представляет собой 
когнитивную модель рационального проектного содержания его 
предмета и парадигмальных оснований как способов постановки 
решения научно-исследовательских задач.
Многомерный методологический конструкт трансдисциплинарного научного исследования, обеспечивающий концептуальное 
осмысление результатов научно-исследовательских практик и обобщение их на метатеоретическом уровне, позволяет представить человека политического как нормативного типа личности в качестве 
целостной социально-антропологической реальности.
В связи с этим монография состоит из трех разделов. В первом 
разделе теоретико-методологического содержания раскрываются 
основные принципы трансдисциплинарного научного исследования человека политического как типа личности, а также социального поведения, обусловленного ментальными программами 
и ментальными матрицами. Во втором разделе рассматриваются 

1 
Теслинов А.Г. Концептуальное мышление в разрешении сложных и запутанных проблем. СПб.: Питер, 2009. С. 55–72.
2 
Веряскина В.П. Концепт «образцового человека» // Человек. 2004. № 4. 
С. 49.

особенности формирования человека политического как нормативного типа в условиях государственно-организованного российского 
общества и раскрываются возможности культурно-антропологической типологии нормативного типа личности в России. В третьем 
разделе выявляются особенности содержания нерефлексивных 
структур ментальной матрицы человека политического, обусловливающих специфику нормативной модели социального, экономического, политического и правового поведения в российском 
обществе.