История литературы Ставрополья. XX век

Л. П. Егорова

ÈÑÒÎÐÈß ËÈÒÅÐÀÒÓÐÛ 
ÑÒÀÂÐÎÏÎËÜß.  

ХХ век

2-е издание, стереотипное

Москва
Издательство «ФЛИНТА»
2022

УДК 82
ББК  83.3(2)
          Е30

Н а у ч н ы й  р е д а к т о р :
доктор филологических наук, профессор А.А. Фокин

Р е ц е н з е н т ы :
доктор филологических наук, профессор А.А. Газизова
доктор филологических наук, профессор Л.И. Бронская

Е30

Егорова Л.П.
   История литературы Ставрополья. XX век / Л.П. Егорова ; под общ. 
ред. проф. А.А. Фокина. — 2-е изд., стер. — Москва : ФЛИНТА, 2022. 
— 582 с. — ISBN 978-5-9765-5126-8. — Текст : электронный.

    В книге освещаются основные этапы развития литературы Ставрополья в XX веке; эволюция творчества И. Сургучева, И. Егорова, 
С. Бабаевского, В. Гнеушева, И. Кашпурова, А. Екимцева, В. Бабиченко, В. Кудинова, И. Романова, М. Усова, В. Чернова, Г. Шумарова, 
Я. Бернарда, В. Ходарева; начало творческого пути В. Бутенко, 
Н. Сахвадзе, И. Аксенова, С. Подольского. Содержатся краткие сведения обзорного характера о многих других писателях Ставрополья. 
    Издание предназначено для научных работников, преподавателей 
литературы и учащихся средних и высших учебных заведений, всех 
интересующихся региональной литературой.

© Егорова Л.П., 2022
© Издательство «ФЛИНТА», 2022

ISBN 978-5-9765-5126-8

УДК 82
ББК  83.3(2)

Представляя на суд читателей эту книгу, автор хотел бы подчеркнуть 
ее эскизный характер. Предварительная, неокончательная, сделанная в общих чертах «История литературы Ставрополья. ХХ век», тем не менее, на 
наш взгляд, имеет право на существование и благодаря представленному в 
ней материалу, полезному для преподавателей литературы, и как итог работы многих десятилетий литературоведа, занимавшегося, хотя и с большими перерывами, творчеством писателей Ставрополья. Наша первая публикация размышлений на эту тему  — на примере произведений М. Усова 
и А.  Малышева — появилась в альманахе «Ставрополье» еще в 1960 году.
История литературы Ставрополья академического типа, очевидно, 
будет создана только в будущем, усилиями коллектива ученых. Тем не менее, ее первый очерк необходим уже сейчас. Следует отдать должное многим поколениям писателей. Они, как справедливо сказал Вадим Чернов в 
мемуарах, «речки, ручейки, родники, впадающие в великую Волгу российской словесности. Быть может, они сегодня забыты или полузабыты. Но они 
искренне и ярко отразили сложнейший кровавый XX век советских людей 
в своих произведениях. В том числе и своих земляков, ставропольчан. Низкий поклон им за это» («День мой — век мой»).
Литература постсоветского десятилетия Ставрополья, как открывающая новый этап литературного развития в крае в 1990–2000 годах, вообще только ждет своего исследователя и в данной книге не рассматривается. Однако начало творческого пути известных современных писателей, 
вошедших в литературу в конце 1980-х годов, — Владимира Бутенко, Нико
ÎÒ ÀÂÒÎÐÀ

*

Ëþäìèëà Ïåòðîâíà Åãîðîâà

ÈÑÒÎÐÈß ËÈÒÅÐÀÒÓÐÛ ÑÒÀÂÐÎÏÎËÜß. ÕÕ ÂÅÊ

лая Сахвадзе, Ивана Аксенова, Станислава Подольского, Виктора Кустова и 
других, чей талант наиболее полно раскрылся в 1990–2000-е годы, — освещено нами более или менее подробно.
Еще одно замечание. В академических историях главы-персоналии 
отражают сложившуюся иерархию литературно-художественных ценностей. В данном случае это не совсем так. Если в литературе первой половины 
ХХ века Илья Сургучев, Иван Егоров, Семен Бабаевский — это единственно 
возможные имена персоналий, то во второй половине ХХ века их круг может быть расширен или даже изменен. Публикуемым в книге главам о Владимире Гнеушеве, Иване Кашпурове, Викторе Бабиченко, Вадиме Чернове, Георгии Шумарове, отражающим научно-исследовательские интересы 
автора, кто-то может предпочесть монографическое изучение таких писателей, как Андрей Губин, Игорь Романов, Александр Екимцев и др. Кроме 
того, наша современность быстро становится историей, и литературоведы, 
обратившиеся к новому ее этапу, будут иметь возможность выделить в истории литературы Ставрополья новые монографические главы. Таким образом, «История литературы Ставрополья» открыта для новых дополнений 
и уточнений, как усилиями самого автора, так и продолжателей его дела.
Отбор и компоновка материала в «Истории...» диктовалась и назначением книги, адресованной прежде всего широкому кругу читателей, — учащимся высших и средних учебных заведений. Это иногда вело к отступлениям от строго хронологического принципа и к некоторой фрагментарности 
(особенно в обзоре литературы Ставрополья 1970–1980-х годов), давая возможность целостной репрезентации наиболее современно звучащих и интересных читателю примеров из многочисленных уже произведений ставропольских авторов. По этой же причине автору пришлось отказаться от 
ряда материалов, имеющих определенное историко-литературное значение, но более уместных в изданиях типа «Ученых записок».
Посвящаю книгу сотрудникам отдела краеведческой литературы и 
библиографии Ставропольской краевой библиотеки им. М. Ю. Лермонтова — труженикам, влюбленным в свое дело. Они во многом способствовали моей работе.

Литература Ставрополья глубоко связана с общероссийской литературой в силу той исторической роли, которую Ставрополь играл в жизни 
России в течение двух с лишним веков. Здесь бывали, о нем писали или, 
по крайней мере, упоминали Пушкин, Лермонтов, Лев Толстой, ссыльные 
поэты-декабристы и многие другие художники слова, составившие славу 
и гордость русской литературы. Они навсегда остались первопроходцами 
в кавказской тематике и эталоном для тех, кто, живя на Ставрополье, начинал свою творческую деятельность, обращаясь к изображению жизни и 
природы Кавказа. И не только Закавказья — Грузии, но и Кавказской губернии. Она была образована в 1802 году и в 1847 году получила название 
«Ставропольской». С 1860 года, после выделения Терской и Кубанской областей, ее территория  — сегодняшний Ставропольский край.
Литература 1890–1910-х годов в ее газетных и журнальных вариантах исследована О. А. Лотковой, заслужившей этим глубочайшее уважение 
специалистов по литературе Ставрополья как ХIХ, так и ХХ веков. Долгое 
время (с 1850 по 1884 год) центром культурной жизни на Ставрополье была единственная в те годы газета — «Ставропольские губернские ведомос
1890–1920-е

ËÈÒÅÐÀÒÓÐÀ ÑÒÀÂÐÎÏÎËÜß
первой половины ХХ века

•

I.

ËÈÒÅÐÀÒÓÐÀ ÑÒÀÂÐÎÏÎËÜß ÏÅÐÂÎÉ ÏÎËÎÂÈÍÛ ÕÕ ÂÅÊÀ
6

Ëþäìèëà Ïåòðîâíà Åãîðîâà

ти». Это определило ее важную роль в становлении литературного процесса на Ставрополье. Уже с первого номера и в последующие годы редакция 
газеты обращалась к читателям с просьбой присылать материалы, в какой 
бы форме они ни были. При этом делался акцент на языковую специфику 
местности: «И будем очень рады, если при описании, например, обычаев 
русских или казаков будут употреблены оттенки местного наречия или сообщены будут песни простого народа, записанные прямо со слов, с сохранением ударений и выговора». Учителя, врачи, чиновники, священнослужители пробовали свои силы на журналистском поприще, присылали в газету 
заметки, рассказы и анекдоты.
Одним из первых документально-художественных произведений 
стал очерк А. П. Архипова «Три дня в ауле» с авторскими переводами песен ставропольских туркмен. Два года спустя была опубликована «Программа для собирания народного языка и словесности», включающая образцы местных наречий. Публикации на русском языке кавказских легенд, 
материалов с описанием горских обрядов также расширяли художественные возможности русского литературного языка, возможности, говоря современным языком, художественной коммуникации. «Призывая своих читателей к сотрудничеству, предоставляя место для выступления на своих 
страницах», редакция открывала «широкие возможности» для творчества 
местной интеллигенции (Лоткова, 2010, с. 228).
Можно сказать, что истоки художественной литературы Ставрополья 
уходят в середину ХIХ века, когда в газете «Ставропольские губернские ведомости» стали появляться отдельные поэтические произведения учеников Ставропольской мужской гимназии, в становлении которой большую 
роль сыграл Я. М. Неверов (Невская, 1994; Глагол будущего, 2002). Ставрополье выдвинуло своего посланца — Я. В. Абрамова — и в общероссийскую 
литературу.
яков Абрамов (1858–1906) родился в Ставрополе, учился в Ставропольской мужской гимназии и Духовной семинарии, которую закончил 
в 1877 году. Планы дальнейшей учебы в Петербурге или Киеве притормозила полиция, наложившая на Абрамова домашний арест за хранение нелегальной литературы. В 1880 году он переезжает в Петербург, сотрудничает 
как обозреватель и публицист в «Отечественных записках», пользуясь авторитетом у издателя журнала М. Е. Салтыкова-Щедрина. Именно в «Отечественных записках» появились первые публикации Я. Абрамова «Бабушка-генеральша» (1881), «Как мелентьевцы искали воли» (1882), «Босая 
команда» (1883) и др. Эти рассказы составили сборник «В поисках за прав

Èñòîðèÿ ëèòåðàòóðû Ñòàâðîïîëüÿ. ÕÕ âåê

дой», вышедший в Петербурге в 1884 году уже вторым изданием и уничтоженный по цензурным соображениям. Его автобиографическая повесть 
«В степи» печаталась в нескольких номерах журнала «Устои» за 1882 год; 
в ней автор показал разрушение патриархальных устоев общества, кризис 
гуманизма и официальной церкви, которой противостояли многочисленные на Северном Кавказе секты. Писатель раскрывал духовный мир героев-правдоискателей, вступивших на путь борьбы со злом. Это и Иван Отченаш («В степи»), и Афанасий Лопухин («Ищущий правды»), возмущенный 
тем, что мир решает вопросы «не по совести» («Подлецы Вы, господа старики!» — восклицает он). Смело решает «вопросы жизни» и Михаил Зацепин («Механик»); автор-повествователь выразительно пишет о том, что 
Зацепин представлял могучую силу и по умственным способностям, и по 
характеру: «Какую громадную пользу принесли бы России Зацепины, если бы они были пристроены к действительно полезному делу». В рассказе 
«Корова» автор на стороне своего героя Петра Власова, и в целом рассказ о 
быте ставропольской слободы, исполненный глубокого социального смысла, даже сейчас читается с интересом.
Художественно воплощая идеи демократического просветительства, Яков Абрамов зарекомендовал себя как мастер прозы малого жанра. 
Очень колоритна сценка (жанровое определение автора) «Неожиданная 
встреча» (1982), передающая впечатления повествователя-рассказчика от 
длительного переезда по железной дороге. Попеременный диалог попутчиков  — воронежского крестьянина, неудачно съездившего на заработки, 
молодого господина и самого рассказчика с Екатериной Александровной  — 
и составляет содержание сценки. Оно гармонирует с грустно-предупреждающим зачином произведения: «Лязг! лязг! лязг!... Ужасно утомительно и 
скучно!». Постукивание колес, по словам крестьянина, «напоминает, чтоб 
не забыл, значит, что тут перевернуться можно». Мы бы смысл произведения передали русской пословицей «От сумы да от тюрьмы не зарекайся». 
У  крестьянина от лихорадки умерла отправившаяся с ним на заработки жена, сам он от той же болезни потерял здоровье, а заработанного не хватает даже на обратный билет, и он, скорее всего, пополнит ряды ростовских 
босяков. Екатерина Александровна, которую повествователь знал шустрой, 
веселой, розовой от румянца барышней, теперь сидит со страдающим лицом, неподвижно, бледно-желтая, худая. Он уже слышал об этой печальной истории. Барышня была подругой «хорошего человека», осужденного, 
очевидно, за революционную деятельность. «От меня теперь все отворачиваются и не узнают меня», — плачет Екатерина Александровна. Она понап
1890–1920-å ÃÎÄÛ

ËÈÒÅÐÀÒÓÐÀ ÑÒÀÂÐÎÏÎËÜß ÏÅÐÂÎÉ ÏÎËÎÂÈÍÛ ÕÕ ÂÅÊÀ
8

Ëþäìèëà Ïåòðîâíà Åãîðîâà

расну просилась в сельские учительницы, искала частные уроки («Все боятся взять меня к детям...»). Теперь едет гувернанткой к Угрюм-Бурчееву на 
соседнюю станцию «Кавказская».
Повествователь, наслышанный об этом нуворише (да и фамилию автор дал ему «говорящую», взятую у Салтыкова-Щедрина), сражен этим известием: ведь мучить людей каким бы то ни было способом для УгрюмБурчеева — высшее наслаждение. Гувернантки менялись у него чуть ли не 
помесячно, и не одна из них не уходила без скандала, к нему уже никто 
не соглашался поступать. Но на вырвавшийся вопрос: «Неужели же Вы не 
могли найти что-нибудь получше?» — он слышит горький ответ: «Я еще рада тому: надо же чем-нибудь жить».
Грусть одолевает и самого рассказчика. Проезжая через станцию «Невинномысская», всматриваясь в лица севших на поезд ставропольцев, он 
размышляет: «Боже ты мой, а давно ли я был в этих краях своим человеком 
и знал почти каждого в лицо! Что же это значит: Я ли позабыл всех и не узнаю теперь, или население здешнее переменилось?». Ему нечего сказать в 
утешение единственной встретившейся ему знакомой женщине, он уверен, 
что желтый от лихорадки крестьянин не доедет до дома и станет «членом 
босой команды»: «И опять лязг! лязг! лязг!.. Тоска!.. <...> И лезут в голову 
вопросы и не дают покою...».
Те же волновавшие великую русскую литературу вопросы жизни пореформенной России поставлены Абрамовым и в художественном очерке 
«Бабушка-генеральша». Раскрытие личности из народа, которое мы привыкли связывать с открытиями В. Короленко, М. Горького, привлекало, 
как видим, и писателя-ставропольца. Свой титул женщина получила не по 
мужу, а от схода всех казаков станицы Шалашной. Подробно рассказано о 
первом подвиге красивой молодой казачки, спасшей станицу от набега горцев (тогда она стала «майоршей»), и о том, как перед высшим начальником 
отстояла она станичную балку (тогда уже в 60 лет стала она бабушкой-генеральшей).
Повествователь познакомился со Степанидой, так зовут героиню 
очерка, когда она жила одна (муж, дети, внуки умерли от холеры). Но и в 
семьдесят лет она хочет быть хозяйкой в доме, отказываясь от попечения 
односельчан, «ведя полное хозяйство»: любила полевые работы, сама сжинала хлеб со своей полосы, во дворе управлялась с живностью.
Автора интересовали отношения, сложившиеся у Степаниды с «миром». Почему ее, помогавшую людям бескорыстно, без расписок и процентов, никто до сих пор не ограбил самым мошенническим образом? Ведь пат

Èñòîðèÿ ëèòåðàòóðû Ñòàâðîïîëüÿ. ÕÕ âåê

риархальный строй жизни с его принципом «по-божески» уже развалился, 
наступил «денный грабеж». В очерке приводится блестящий публицистический анализ социального расслоения в станице, а вскоре оправдались и 
предчувствия автора. Предприимчивый торговец Хопер, поднявшийся на 
одалживаемые ему несколько раз Степанидой деньги, отказался вернуть ей 
последний, особенно крупный долг. Бранные слова Хопера: «Чего же ты, 
непутевая старуха, лезешь ко мне с каким-то долгом, коли у тебя нет расписки? Мало ли ты чего не придумаешь!..» — находят совсем не тот отклик, 
на который надеялась «генеральша»: «А это он верно: <...> нонче, если совести верить, без хлеба насидишься». Именно Хопер в сознании станичников становится героем дня, а «мир», на котором держалась станица, превращается в «толпу» с ее неустойчивым настроением и импульсивностью. 
Не пережив такого удара, старуха умерла, а ее скотину, отошедшую «миру» из-за отсутствия наследников, пропили «сопча». Произведения Абрамова дали выразительную картину пореформенного расслоения деревни и 
нравственного растления людей.
Остановимся на рассказе Я. Абрамова «Гамлеты — пара на грош» 
(1882). В русской традиции, представленной еще И. С. Тургеневым в рассказе «Гамлет Щигровского уезда», а десять лет спустя в его речи «Гамлет и 
Дон-Кихот» (1860), в Гамлете виделась одна из двух коренных противоположных особенностей человеческой природы. Тургенев писал: «...В его руках тоже обоюдоострый меч анализа», — подчеркивая в нем безудержную 
рефлексию, безверие и эгоизм, скепсис, иронию в противоположность энтузиазму. Образу небогатого помещика из Щигровского уезда, скрывшегося под именем Гамлета, Тургенев придал обобщенно-типическое значение: 
детство героя нисколько не отличалось от детства других молодых дворян; 
скепсис и сомнения звучат даже в его рассказе о смерти жены: «Мне казалось, что я ее любил... Да и теперь надо бы знать, а я ей-богу, и теперь не 
знаю, любил ли я Софью». Главное для него — самобичевание: «...Какой я 
был пустой, ничтожный и ненужный, неоригинальный человек!». Типичность образа поддерживается признанием ночного собеседника повествователя: «А уж если вы хотите мне дать какую-нибудь кличку, так назовите... 
назовите меня Гамлетом Щигровского уезда. Таких Гамлетов во всяком 
уезде много...».
Я. Абрамов пишет о гамлетах другого сословия и иного времени. Мы 
знакомимся с главным героем произведения, когда он «лежит на койке» 
и отдает повествователю объемистую рукопись (что соответствует подзаголовку рассказа «Из записок лежебока»). Автору рукописи 24 года, но он уже 

1890–1920-å ÃÎÄÛ

ËÈÒÅÐÀÒÓÐÀ ÑÒÀÂÐÎÏÎËÜß ÏÅÐÂÎÉ ÏÎËÎÂÈÍÛ ÕÕ ÂÅÊÀ
10

Ëþäìèëà Ïåòðîâíà Åãîðîâà

«старик», «отжил свой век», у него душа немолодая, и он подчеркивает, что 
такая старость — не единичный случай. Гимназические годы сформировали такой характер, ибо главное зло гимназии, по мнению героя, — в нравственном давлении на подростков и юношей: «Она задавила мою личность. 
Все, на что тратились усилия, было не мое, а навязанное мне», — говорит он. 
От гимназии шло и другое «зло» — привычка ко лжи, притворству, лицемерию. Характеристика «лежебоки» выстраивается по Тургеневу: «Он постоянно занят не своей обязанностью, а своим положением. <...> Гамлет   — 
от малейшей неудачи падает духом и жалуется» («Гамлет и Дон-Кихот»).
Но герой Абрамова принадлежит к иной социальной прослойке, чем 
Гамлет из Щигровского уезда Тургенева. Он учительствовал в станице Петровской, заброшенной «в одно из ущелий кавказского хребта». С учениками у него сложились хорошие дружеские отношения («мое горе было их 
горем»), и, вспоминая свое безлюбое детство, он радуется, что впервые получил «столько любви» от своих учеников.
Но идиллия длилась недолго. «Я увидел такие картины народных 
страданий, бедствий и несчастий, которые мне не забыть никогда», — говорит автор записок. В станичной жизни под ее видимой патриархальностью 
царила самая бессовестная эксплуатация, самый бесшабашный разбой. Казаки грабили и эксплуатировали переселенцев, иногородних, даже школьники плохо относились к их детям. Герой с беспощадной ясностью видел, 
что его школьные занятия «в сущности — бесполезнейшее дело». Придя 
к такому печальному открытию, он уехал в Петербург, где столкнулся с не 
менее отталкивающими факторами, например, с проституцией, с которой 
никто не хотел бороться. Жизнь, по его признанию, «заставляла мучиться, 
чуть не довела до самоубийства».
Герой знакомится с русскими последователями Маркса, усваивает их 
лозунги, но не хочет принимать участия в их практической работе. Обоснование этому мы находим в пространном монологе, излагающем концепцию 
марксизма, как ее понял «лежебока»: «...Всякое общество должно пройти 
через период господства капитала, и что капиталистический строй носит в 
самом себе и причины своего разрушения, и задатки нового лучшего строя. 
Мир только тогда обновится, когда человечество обратиться в скопище бездомных, нищих пролетариев, работающих на кучку счастливцев; только 
тогда человечество осознает причины зла, только тогда оно поймет необходимость переустройства жизни на новых началах, и потому давайте работать для скорейшего воцарения капитала, для скорейшего приведения 
человечества к состоянию пролетариата, для скорейшего разорения и за