Дети войны. Книга 3

Министерство науки и высшего образования Российской Федерации 
Федеральное государственное бюджетное 
образовательное учреждение высшего образования
«Казанский национальный исследовательский 
технологический университет»

Д Е Т И  В О Й Н Ы

Книга 3

Казань
Издательство КНИТУ
2020

УДК 940.53/.54
ББК Т3(2Р—6Т)722
Д38

Печатается по решению Ученого совета 
Казанского национального исследовательского технологического 
университета

Под редакцией
председателя Совета по историко-мемориальной деятельности КНИТУ,
д-ра хим. наук, проф. В. П. Барабанова

Редакционная коллегия: 
А. В. Бурмистров, В. П. Барабанов, Н. Ш. Валеева, А. Н. Егоров,  
А. А. Кайбияйнен, А. Р. Шавалеева, З. В. Коновалова, О. Н. Коршунова, 
В. Г. Бандорин, Д. М. Сахарных, Г. Р. Стрекалова, И. Н. Мусин, 
В. В. Хамматова

Д38
Дети войны. Книга 3 / под ред. В. П. Барабанова; Минобрнауки 
России, Казан. нац. исслед. технол. ун-т. — Казань : Изд-во КНИТУ, 
2020. — 288 с.

ISBN 978-5-7882-2835-8

В книге представлены воспоминания сотрудников КНИТУ, чье детство пришлось на годы Великой Отечественной войны. Непосредственные участники тех событий рассказывают о своем детстве, семье, жизни 
города в те тяжелые времена.

УДК 940.53/.54
ББК Т3(2Р—6Т)722

ISBN 978-5-7882-2835-8
© Казанский национальный исследовательский 
технологический университет, 2020

Редакционная коллегия выражает глубокую благодарность 

за сбор и подготовку материалов для публикации в сборнике  

Г. Р. Стрекаловой, А. И. Курдюкову, А. А. Понкратову.

В с т у п л е н и е

Всё дальше и дальше уходят от нас военные годы...
Мы провожаем в последний путь ветеранов Великой Отечественной войны, одержавших Победу в тяжелейшей схватке с врагом. Редеют и ряды тех, кто в детские годы пережил лихолетье военного времени. Дети Войны — это то последнее поколение, которое 
ещё может свидетельствовать о жизни страны в те тяжёлые годы. 
Из воспоминаний детей войны складывается общая картина 
тяжелейших, но героических дней 1941–1945 годов. В воспоминаниях воссоздаётся жизнь семей, проводивших своих мужчин на 
фронт и ожидающих от них вестей. Это время интенсивного труда 
матерей и бабушек, работающих по 12 и более часов в сутки и непрерывно думающих о детях, оставшихся дома в тяжелейших условиях быта военного времени.
Сегодня многим трудно понять, что чувствовали и переживали дети тех лет. Подростки шли на заводы, фабрики, на колхозные 
поля, где рядом со старшими трудились для достижения Победы. 
Оставшиеся дома малыши переносили невзгоды, связанные с нехваткой питания, отопления, отсутствием постоянного внимания 
со стороны взрослых. Дети чувствовали себя нужными, когда уха

живали за своими младшими братьями и сёстрами, когда следили 
за порядком в доме, когда посещали госпитали и выступали там 
перед ранеными бойцами, когда порой в неотапливаемых классах 
пробивались к новым знаниям.
Дети войны — это то поколение, которое в послевоенные годы 
восстанавливало, развивало и укрепляло нашу Великую Родину.
Здоровья Вам и благополучия!

Председатель совета  
по историко-мемориальной  
деятельности КНИТУ,
профессор, д-р хим. наук В. П. Барабанов

А б д у л х а к о в 
К а м и л ь 
А б д у л л о в и ч

Родился 31.12.1938, г. Казань — кандидат 
технических наук, доцент кафедры сопротивления материалов (1973–2012).

Когда началась Великая Отечественная война, наша семья жила в полуподвальном помещении в доме № 76 
на улице Островского.
Отец мой, Абдулхаков Абдулла 
Абдулхакович (1904 г. р.) до войны 
имел свой лоток, торговал всякого 
рода ширпотребом.
Мама, Абдулхакова (Абдрахманова) Гайша Абдрахмановна 
(1905 г. р.), не работала, приглядывала за домом, растила детей.
В 1941 году папу призвали на фронт, всю войну он прошел рядовым солдатом. Вернулся домой в 1945 году с медалями на груди. 
Когда отец ушел, мама осталась одна с четырьмя детьми на 
руках. Моему старшему брату Аббасу было 13 лет, сестре Фадиме — 
11, брату Юнусу  — 8 лет, мне — 3 года. 

Все они, кроме меня, учились 
в школе, были отличниками.
Наступили тяжелые времена. Дров, чтобы протопить печку, 
не хватало, было сыро, холодно 
и голодно. Одна соседка рассказывала, что ее квартиранты, чудом 
эвакуированные из Ленинграда, 
вспоминали, как в голодные дни 
варили суп из отловленных крыс, 
и был он по вкусу, запаху и цвету 
очень похож на куриный.
На следующий день, как началась война, люди с утра выстраивались в очереди у магазинов 
и скупали все, что было на полках — спички, муку, масло, одежду, соль, керосин, крупу. Где-то в начале осени в Казани ввели хлебные карточки. По ним дети до 12 лет 
получали по 400 граммов хлеба, работавшие казанцы — по 600, а те, 
кто работал на военных предприятиях — 700–800 в день. 
За хлебом чаще всего ходила мама. Вставала в очередь с ночи. 
Домой вернется, а на руке химическим карандашом номер написан, 
это так отмечали, кто за кем стоит при перекличках. Часто люди 
мерзли, но не уходили, боялись пропустить очередь, остаться без 
хлеба. Однако его могли привезти и в десять часов утра, и в двенадцать, а могли и вовсе не завезти.
На одни карточки жилось голодно. Иногда к нам в гости приезжал из деревни дед и привозил кое-какие овощи, картошку. Так 

Мой папа

сложилось, что одни колхозники жили впроголодь, 
а другие могли помочь 
родственникам, знакомым. 
Нам повезло.
У кого были деньги или какие-то ценные 
вещи — шли на рынок, там 
можно было купить абсолютно все: крупы, муку, 
мясо, овощи, яйца, можно было и что-то на что-то обменять. Однако цены там «кусались» — в феврале 1942 года пуд (примерно 
16 кг) картофеля в среднем стоил около 250 рублей, а мясо — примерно 100 рублей.
Рынок представлял собой нагромождение деревянных построек, выкрашенных масляной краской, как и все другие рынки 
Казани (Чеховский, Ягодный), в ярко-синий цвет. Его так часто 
и называли — «Синий рынок».  В деревянных переходах легко 
можно было и потеряться.
От 
нашего 
дома 
быстрее было добраться до Суконного базара, 
который находился под 
Третьей 
горой 
(ныне 
ул. Калинина). До войны его в народе еще 
называли «Сорочьим». 
Мама чаще ходила туда. 
Сорочий рынок

Совершив покупки, она садилась на трамвай № 4, который ходил 
по маршруту «Железнодорожный вокзал — улица Газовая» и ехала с сумками домой.
В войну этот базар был неблагополучным, кругом мусор 
и грязь, по периметру стояли многочисленные ларьки.
В распутицу там было сложно добраться до ларей, посетителям рынка приходилось сильно постараться — тесно прижимаясь 
друг к другу, медленно продвигаться по узкому деревянному настилу. Но не это было самым страшным. Дело в том, что на рынке 
надо было обязательно надежно прятать кошелек. Бывало, что на 
одиноко идущего человека налетала ватага ребят, которые отнимали деньги или продукты. 
Ванной комнаты в квартирах тогда, как вы понимаете, не было 
(может у кого-то и были, но я про это не слышал). Мама один раз 
в неделю водила нас в баню. Два длинных коридора, в один выстраивались мужчины, в другой — женщины. Стояли часами, все 
просили друг друга мыться побыстрее.
Купить мыло в городе было практически невозможно. Если 
и встречалось на рынке, то стоило дорого, а качество было очень 
плохим. Один раз мама принесла домой небольшой кусок черного 
(а было еще и зеленое) мыла, так оно совсем не мылилось. Кто-то 
пытался сам его варить, но это мало у кого получалось.  Накануне 
нашего похода в баню мама делала щелочь — доставала из печки 
золу, заливала кипятком и получала мыльную воду. Этим мы мылись и стирали.
В городе начали открываться эвакогоспитали, первые начали 
принимать раненых уже на 10-й день войны, в августе их насчитывалось почти 50. Под них отдавали здания школ, больниц («Ша

мовскую», им. Вишневского и др.), несколько зданий институтов, 
гостиниц. Некоторые матери в то время считали, что лучшим 
освобождением от горя, забот и печали была бы смерть, но здравый смысл побеждал. Ждущий взгляд детских глаз заставлял матерей браться за любую работу. Так сделала и моя мама — практически с первых же дней 
войны она устроилась 
на работу в госпиталь 
гостиницы «Совет» (на 
пересечении улиц Баумана и Университетская), она была ближе 
всего к дому. Каждый 
день она брала грязное 
белье, простыни, окровавленные бинты и стирала, стирала, стирала. Иногда она занималась этим дома. Зимой, 
если случались перебои с водой, она набирала в тазы и ведра снег, 
топила его и опять стирала. А потом еще все переглаживала тяжелым железным утюгом, который грела на печке. Но чаще она выполняла эту работу в госпитале. 
Вторым ее приработком была тоже стирка, но уже не для госпиталя, а на богатых людей. Без этой ее работы вряд ли все ее четверо детей выжили бы в войну.
Мне порой кажется, что она перестирала вагоны грязного 
белья! Корыто, стиральная доска, на которой растирала руки до 
живого мяса, набухшие пальцы с язвами от мыла, которое спасало 
от вшей, вздутые вены — так мне вспоминается мама во время 

Постирочная в госпитале