Христианские архетипы в литературе XIX и XX веков

Л.Н. Татаринова

Христианские архетипы
в литературе XIX и XX веков

Монография

Москва
Издательство «ФЛИНТА»
2022

УДК 82.091
ББК 83.3(0)6
Т23

Т23 

Татаринова Л.Н.
Христианские архетипы в литературе XIX и XX веков : 
монография / Л.Н. Татаринова. — Москва : ФЛИНТА, 2022. — 
268 с. — ISBN 978-5-9765-5045-2. — Текст : электронный.

Западноевропейская и русская литературы XIX—XX веков 
рассмат риваются в монографии как пространство присутствия евангельских образов (Спаситель, Дева Мария, Праведный Иосиф, Святая Троица) и событий (Благовещение, Рождество Иисуса Христа, 
Распятие, Смерть, Воскресение, Вознесение). Объектом исследования становятся и разные литературные направления (романтизм, 
реализм, неоромантизм, символизм, модернизм) и отдельные авторские системы (поэтика Новалиса, Ростана, Гюисманса, Уайльда, 
Льва Толстого, Достоевского, Джойса, Кафки, Камю, Хемингуэя, 
Фолкнера, Мердок и др.). Скрытые религиозные смыслы литературы 
эпохи христианского кризиса — ключевая проблема данной книги, 
написанной профессором Кубанского государственного университета Людмилой  Татариновой.
УДК 82.091
ББК 83.3(0)6

ISBN 978-5-9765-5045-2 
© Издательство «ФЛИНТА», 2022
© Кубанский государственный
 
 
университет, 2022

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение  ..........................................................................................................4

Гла ва  1. РОЖДЕСТВО БОГОЧЕЛОВЕКА
(Чарльз Диккенс и Поль Клодель)  ..............................................................8

Гла ва  2. ДЕВА МАРИЯ КАК АРХЕТИП ЖЕНСКИХ ОБРАЗОВ
В ЛИТЕРАТУРЕ  ...........................................................................................24

Гла ва  3. ЗАКОН, СУД, ЖЕРТВА И МИЛОСТЬ
(Кафка, Фолкнер, Гюго, Вениамин Блаженный)  .....................................44

Гла ва  4. САД И ГОЛГОФА (Оскар Уайльд, Хемингуэй,
Кафка, Камю)  ................................................................................................66
 
Ад и Рай в романах Оскара Уайльда («Портрет Дориана Грея»)
и Эрнеста Хемингуэя («Райский сад»)  ..............................................67
 
Архетип Голгофы в творчестве Франца Кафки и Альбера Камю  ...77

Гла ва  5. СМЕРТЬ И ВОСКРЕСЕНИЕ (АРХЕТИП ПАСХИ)
(Л. Толстой, Ф. Достоевский, Томас Манн, Ибсен, Киплинг,
Джойс, духовная поэзия)  ..........................................................................139
 
Тема Воскресения в русском романе XIX века
и западной литературе первой половины XX века  ........................147
 
Тема Смерти и Бессмертия в духовной поэзии ..............................158

Гла ва  6. АРХЕТИП ПРЕСВЯТОЙ ТРОИЦЫ В ЛИТЕРАТУРЕ
XIX И XX ВЕКОВ (Диккенс, Флобер, Джойс, Фолкнер,
Айрис Мердок, духовная поэзия)  ............................................................193
 
Реализация архетипа Троицы в повести Диккенса «Битва жизни»  .....196
 
Троичность в европейском романе ХХ века  ...................................206
 
Инверсия Троицы в модернизме  .......................................................208
 
«Просто три»? (Франц Кафка)  ..........................................................211
 
Архетип Святого Духа в литературе  ................................................217
 
Троица в русской духовной поэзии ХХ века  ..................................227

Гла ва  7. ХРИСТИАНСКАЯ ЭСТЕТИКА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ
В СОВРЕМЕННОЙ ДУХОВНОЙ ПОЭЗИИ  ..........................................253

Заключение  ..................................................................................................262

ВВЕДЕНИЕ

XIX и XX вв. в Европе были временем христианского кризиса: с одной стороны, наступала наука (естественные и точные 
дисциплины), с другой — иррационалистическая философия 
Шопенгауэра и Ницше. Появился декаданс, отрицающий традиционные религии. Время неблагоприятное для процветания 
христианских ценностей. И все же христианские архетипы не 
исчезают из культуры.
Христианскими архетипами мы называем константные первообразы, связанные с жизнью Иисуса Христа, а также с евангельскими событиями — Благовещение, Рождество, Крещение, 
Богоявление, Распятие, Смерть, Суд, Милость, Воскресение.
Задача данной монографии — изучить проявление и своеобразие этих архетипов в европейской и русской литературе XIX и 
XX вв. и показать, что они продолжают функциони ровать.
Проблема христианских архетипов очень актуальна в XXI в. 
За последние 20 лет вышло несколько интересных работ по этой 
теме — докторская диссертация по культурологии Т.Н. Козиной «Христианские архетипы в русской ментальности (на материале художественно-литературной практики рубежа 1990—
2000-х годов)», 2012; монография И.А. Есаулова «Пасхальность 
русской словесности», 2004; исследование Е.В. Душечкиной 
«Русский святочный рассказ: становление жанра», 1995; книга 
О.Г. Третья ковой «Стилевые традиции святочного и пасхального 
жанра в русской прозе рубежа ХIХ—ХХ веков», 2001 и др.
Во всех этих публикациях рассматриваются в основном два 
христианских архетипа — Рождество и Пасха. И рассматриваются они на материале русской литературы.
Особенность нашего исследования состоит в том, что мы 
расширяем круг архетипов — кроме рождественского и пасхального — Непорочная Дева, Суд, Голгофа, Гефсиманский сад, 
Святая Троица и др.
Для анализа выбраны произведения (в основном классика) 
как западной, так и русской литературы (в сопоставлении) — 

Чарльза Диккенса, Франца Кафки, Оскара Уайльда, Поля 
Клоделя, Теофиля Готье, Альбера Камю, Уильяма Фолкнера, 
Г. Россетти, Джеффри Хилла, Ольги Седаковой, Елены Шварц, 
Вениамина Блаженного и др. Этот контекст не является слишком очевидным, он достаточно оригинален. Большой охват текстов позволяет увидеть, что христианские архетипы присутствуют во всех литературных школах и во все времена.
Мы хотим показать, как разнообразны архетипы и формы их 
проявления в разных национальных культурах.
Иногда звучит вопрос: а можно ли вообще богословские истины выразить языком искусства? Противоположны ли религия 
и искусство, или они близки? Фома Аквинский в «Сумме теологии» пишет по этому поводу следующее: «Поэзия пользуется метафорами, чтобы произвести изображение, ибо человеку 
естественно наслаждаться изображениями... Свет божественного откровения не затемняется чувственными образами, которые облекают его...». А ведь Аквинат считается рационалистом, 
представителем западной аристотелевской ветви.
Сергей Аверинцев по этому поводу пишет следующее: 
«...Искусство есть аналог главной мистерии христианства — 
“вочеловечиванияˮ Абсолюта» (С. Аверинцев. Религия и литература. Анн-Арбор: Эрмитаж. 1981. С. 129).
А современная философская мысль считает, что «религиозное и художественное соединяются в христианстве даже прочнее, чем в античном язычестве...» (Эпштейн М. Религия после 
атеизма. Новые возможности теологии. М., 2013. С. 164).
То есть мысль о близости религии и искусства и о возможности литературы говорить о божественных законах признается 
наукой как прошлого, так и настоящего.
При этом совершенно ясно, что у литературы свои пути и 
методы изображения трансцендентного. Как правило, христианские темы в художественной литературе находят не прямое 
(евангельские сюжеты или образы), а опосредованное, иносказательное или символическое решение. Для этого часто требуется жанр притчи, параболы, мистерии или философского романа. 

Нередко происходит новое наполнение традиционных образов 
или даже их переосмысление в прямо противоположном понимании (особенно в модернизме).
В первой главе на примере двух писателей — Диккенса и 
Поля Клоделя — мы собираемся показать, как реализуется тема 
РОЖДЕСТВА в XIX столетии: в английской викторианской литературе и во Франции в период Католического Возрождения. 
«Рождественские повести» Диккенса и драма Клоделя «Извещение Марии» — поэтические метафорические произведения 
(что позволяет их сопоставлять) все же по-разному интерпретируют феномен РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА. На наш взгляд, их 
нельзя рассматривать только как сказки или святочные рассказы, 
они близки жанру мистерии, возродившемуся в западной литературе последних столетий.
Во второй главе мы будем исследовать источники женских 
образов в литературе XIX и XX вв. В романтизме с его стремлением к идеалу преобладает архетип Девы Марии. Самым подходящим для этого объектом представляется творчество Новалиса. 
В конце XIX в. эта тенденция возрождается (Ростан, Теофиль 
Готье, Поль Бурже, Шарль Пеги и др.), но в XX в. определяющим становится архетип Лилит или Евы.
В третьей главе предметом изучения становится тема 
 Божьего Суда и Жертвы, где на примере произведений Кафки 
и Фолкнера мы показываем, как в модернизме рассматривается 
проблема преступления, наказания, греха, вины современного 
человека. Здесь мы ставим проблему соотношения ветхозаветных и новозаветных архетипов.
Глава «Сад и Голгофа» должна показать особенности образов ветхозаветного Рая и Гефсиманского сада. Для этого мы обращаемся к произведениям Оскара Уайльда, Хемингуэя, Эмиля 
Золя, Д.Г. Лоренса и др. Новизна содержания этой главы состоит 
не только в постановке проблемы, но и в необычном контексте 
исследования (в частности, сопоставление романов «Портрет 
Дориана Грея» Уайльда и «Райский сад» Хемингуэя). Кафку и 
Камю мы представляем здесь как аналитиков Голгофы. Их герои 

давно покинули Эдем, отказались от Сада ветхозаветной Книги «Песнь Песней» и неизбежно оказываются в Гефсиманском 
Саду перед своим распятием.
Тема Смерти и Воскресения Спасителя представлена в романе XIX в. (Л. Толстой, Ф. Достоевский), где формируются два варианта решения. Далее мы прослеживаем их в западноевропейском романе первой половины XX в. (Томас Манн, Д.Г. Лоренс, 
Дж. Джойс и др.). В полной мере архетип Пасхи обнаруживается в русской религиозной поэзии последнего столетия (Елена 
Шварц, Ольга Седакова, Светлана Кекова и др.). Экзистенциалистское акцентирование смерти в этот период все-таки, как нам 
кажется, не может полностью вытеснить архетип Пасхи.
Наиболее новаторской (а возможно, и спорной), с нашей точки зрения, является шестая глава, где рассматривается архетип 
Пресвятой Троицы. Мы привлекаем большой корпус богословских и философских текстов и пытаемся показать, что образ 
Троицы можно найти не только в религиозных произведениях 
и не только в средневековой литературе, но и в самых современных модернистских романах (эта глава частично повторяет 
некоторые положения из нашей книги «Современная духовная 
поэзия: истоки и контексты». Краснодар, 2013). Совершенно новой частью этой главы является анализ повести Диккенса «Битва жизни» как произведения о Святой Троице. Естественно, тайна Троицы непостижима для человеческого сознания, но нельзя 
отрицать, что она бесконечно будоражит мысль и воображение 
европейских и русских авторов.
Последний раздел посвящен пониманию Красоты в христианских текстах (на примере английской и русской духовной поэзии). Эстетическая сторона духовности (в отличие от нравственной) нечасто попадает в поле зрения исследователей.

Г ла ва  1

РОЖДЕСТВО БОГОЧЕЛОВЕКА
(Чарльз Диккенс и Поль Клодель)

В Священном Писании все начинается не с рождения, а с 
обетования. Событие предсказывается иногда задолго до его 
совершения (ведь у Бога нет времени). Так, о грядущем рождении Мессии заявлено за несколько веков до его появления. Это 
в глобальном смысле. В более частном — то же. Аврааму три 
странника сказали, что Сара родит ребенка (Исаака). Деве Марии явился архангел Гавриил с известием, что она родит Сына 
(Благовещение), а священнику Захарии тот же архангел Гавриил 
сообщил, что жена его Елизавета родит Иоанна Предтечу (будущего Крестителя Иисуса). Во всех этих случаях рождение было 
чудом (Сара и Елизавета были уже старыми, а Мария была и 
осталась Девой — Приснодевой).
Итак, история рождения Сына Божьего начинается до его 
рождения. Надо сказать, что эта особенность представлена и в 
художественной литературе, во всяком случае, у двух авторов, о 
которых мы будем здесь говорить, — Чарльза Диккенса и Поля 
Клоделя. Можно сказать, что и у того и у другого Рождеством 
текст не только не начинается, но он им заканчивается. Рождество 
представляется следствием многих предыдущих событий и явлений (в Евангелиях — это долгое путешествие Иосифа и Марии в 
Вифлеем, поиски ночлега и т.д., а в художественных текстах это 
страдания героев, их ошибки и поиски) — т.е. оно — не только 
начало, но и итог. Посмотрим, как это конкретно реализуется.
Начнем с Чарльза Диккенса. «Рождественские повести» 
(их пять: «Рождественская песнь в прозе», «Сверчок за очагом», 
«Колокола», «Битва жизни», «Одержимый, или сделка с призраком») были написаны в 40-е годы XIX в., в период расцве

та таланта английского классика. Ни один из них не содержит 
евангельский сюжет в полном объеме, не пересказывает его. 
Диккенс избрал путь косвенного изложения событий: действие 
в повестях происходит во время Святок, накануне Нового года, 
также возникают некоторые аналогии между первоисточником 
и вымыслом, при этом раскрывается моральный смысл этого великого события, сохраняющего значение во все времена. Такова 
модель большинства рождественских повестей Диккенса.
Почти всегда действие у Диккенса происходит накануне Рождества и заканчивается его наступлением. Рождество — это апофеоз предшествующих событий или их следствие. Действие 
движется от худшего к лучшему (по определению Аристотеля, 
в жанре комедии, а не трагедии). На самом деле это почти то же, 
что «Божественная комедия» Данте — т.е. не комедия как нечто 
смешное (хотя у Диккенса есть юмор, и он очень важен), а как 
высокая комедия, представляющая жизнь как торжество Добра 
и Света. Поэтому совершенно справедливо говорят о «рождественской философии» Диккенса.
«Рождественская песнь в прозе» (1843) — это повесть о невероятном событии: не о появлении существ из потустороннего 
мира, а о превращении безнадежного скряги Скруджа в доброго веселого человека. «Ну, и сквалыга же он был этот Скрудж! 
Вот уж кто умел выжимать соки, вытягивать жилы, вколачивать 
в гроб, загребать, захватывать... Это был не человек, а кремень» 
[1]. Под кремнем здесь имеется в виду черствое, жестокое сердце героя, а не его сила духа. Здесь мы видим прямые авторские 
характеристики, без всяких сложностей и психологизма. Холодность Скруджа распространяется на всю территорию вокруг него: «...присутствие Скруджа замораживало его контору 
в летний зной...» [1]. В легенде о Святом Граале Король также 
распространял свою болезнь на окружающий мир (миф о Бесплодной Земле, положенной в основу поэмы Т.С. Элиота с одноименным названием). Этот мотив звучит также в сказке Оскара 
Уайльда «Великан-эгоист». Во всех этих произведениях, как и 
в мифе, в конце происходит исцеление протагониста и снятие 

проклятия с окружающего мира. Таким образом, здесь можно 
отметить черты мифологизма в творчестве Диккенса.
Христос рождается у Скруджа в его душе, но до этого в этой 
душе так же, как и в окружающей природе, царит холод и мрак.
Автор сознательно гиперболизирует силы зла и греха. С самого начала в духе гротеска (но не без юмора) изображены и погода и человек. «Туман заползал в каждую щель, просачивался в 
каждую замочную скважину, и даже в этом тесном дворе дома 
напротив, едва различимые за густой, грязно-серой пеленой, 
были похожи на призраки» [1]. Эти дома-призраки предваряют 
появление других призраков (Марли, Духа прошлых, настоящих 
и будущих Святок).
Интересно, что Дух будущих Святок показывает Скруджу не реальное, но возможное будущее, которое, оказывается, 
может и не наступить, если изменится сам человек. В этом видении Скрудж созерцает свою собственную одинокую страшную смерть, а также смерть мальчика Тима. Но на самом деле 
ни того, ни другого в реальном будущем не будет, так как герой изменился и понял свои ошибки. У Диккенса нет фатализма, и в этом он, на наш взгляд, полемизирует с радикальным 
протестантизмом Кальвина, который выдвигал доктрину Предопределения (все люди предназначены или к спасению, или к 
 гибели).
«Рождественская песнь в прозе» (в оригинале — «Carol») 
является гимном Семье и Любви (главы произведения названы 
строфами). Викторианская икона Диккенса — большая семья с 
детьми за обеденным столом с индейкой, пуншем и пудингом. 
Такова семья племянника Скруджа и его клерка Боби Кретчета. 
А вот сам Скрудж не смог жениться и завести детей, он одинок, 
и в этом, по Диккенсу, его большое несчастье.
Однако финал открыт: наш герой-скряга становится другим 
человеком. Эти перемены в нем обозначаются автором как изменение всего внутреннего строя личности: из мрачного он 
становится веселым. И это для Диккенса очень важно. Веселый 
нрав свидетельствует о доброте, о благодарности Богу и о хри