Иные мы

ИНЫЕ МЫ

С.В. БОРЗЫХ

Москва 
ИНФРА-М 

2022

МОНОГРАФИЯ

УДК 111(075.4)
ББК 87.1
 
Б82

Борзых С.В.

Б82  
Иные мы : монография / С.В. Борзых. — Москва : ИНФРА-М, 

2022. — 219 с. — (Научная мысль). — DOI 10.12737/1871441.

ISBN 978-5-16-017741-0 (print)
ISBN 978-5-16-110434-7 (online)

Монография посвящена тому, что могло бы быть нашей действительно
стью, если бы ей дали выбор, какой ей стать. На самом деле, она, как и все ее 
элементы и связи между ними, его лишена, что заставляет ее подчиняться 
непререкаемым правилам, законам и нормам функционирования всего сущего, а это выливается в единственно воплощаемую реальность, в которую 
мы и погружены. Тем не менее сугубо гипотетически мы в состоянии представить себе, что бы пошло не так, как это актуально было, и чем бы это 
обернулось, что и предпринимается на страницах. Сам текст разбит на пять 
глав и посвящен соответственно нашей планете, Вселенной, жизни, разуму 
и цивилизации, и всякий раз показывается, что что-то иное вместо того, 
что мы обнаруживаем, не имело шансов на то, чтобы материализоваться, 
по крайней мере в тех условиях и обстоятельствах. Если бы их изменили, 
то и итог был бы другим, но история не знает сослагательного наклонения, 
отчего мы и наблюдаем вокруг себя то, что и должно было быть.

Предназначена для широкой думающей аудитории, но будет также ин
тересна и специалистам в области философии, космологии, биологии, когнитивных наук и культурологии.

УДК 111(075.4)

ББК 87.1

ISBN 978-5-16-017741-0 (print)
ISBN 978-5-16-110434-7 (online)
© Борзых С.В., 2022

Введение

Мы все порой представляем себе, какой была бы наша жизнь, 

не сделай — или, напротив, предприми — мы что-то в тот или иной 
ее период. Так, мы мысленно возвращаемся к, как нам кажется, упущенным возможностям или критическим моме  нтам в своей судьбе, 
а затем неизбежно обнаруживаем себя в настоящем моме нте, который таков, каков он есть, и не поддается никакой реконструкции, 
как бы энергично мы его в своем воображении ни перекраивали. 
Сколь бы сильным ни было наше желание, но вернуться назад 
нельзя, и всегда приходится иметь дело с наличным, а не с гипотетическим.

Тем не менее это и не пустое занятие. Если мы достаточно 

честны с самими собой, т.е. помимо удовольствия или мазохизма, 
подобное тоже часто бывает, то таким образом мы способны многое 
узнать о себе, а кроме того, вынести из опыта прошлого какие-то 
уроки и, вероятно, приготовиться к будущему, чтобы хотя бы 
не повторяться. Никто не спорит с тем, что это слабое утешение, 
особенно тогда, когда текущее положение отчаянное, ужасное, отвратительное, болезненное, невыносимое, а то и вовсе тупиковое, 
и ни от чего наши фантазии не спасают, но это хотя бы что-то, если, 
конечно, нечто иное — например, доступные действия — нам не предоставлено. Что примечательного мы тут обнаруживаем? Сразу несколько серьезных ограничений, которые мы не в состоянии обойти, 
но, прежде чем к ним приступить, одно критическое замечание.

То, какие мы есть — и это распространяется вообще на все, это 

результат того, что случилось с нами ранее. Если метафорически, 
то мы слепок всего, что приключилось до этого, проекция вчера 
в сегодня, сосуд, наполненный событиями прошедшего. Если мы 
не сводимся к этому, то сложно сказать, кем и чем мы тогда являемся, а потому знание того, что с нами стряслось, фактически 
транслируется в понимание нас — здесь имеются некоторые оговорки и условия, но генерально все так и обстоит. Все это лежит 
на поверхности, но, к сожалению, столь же рутинно не замечают вот 
что.

Проблема — или счастье, это как к этому относиться — в том, 

что указанные ме нтальные путешествия производятся на основе 
наличного, а не чего-то еще. Даже умозрительное — это всегда итог 
канувшего в Лету, и мы буквально прикованы к нему и обречены 
на то, чтобы совершать те прогулки, которые позволяет нам наш 
опыт. Мы думаем им, как бы мы ни пытались из него выбраться, 
потому что за ним нет и нас со всем тем, что нас окружает.

Нет абсолютно никаких методов и инструме  нтов исправления 

данного положения. Как бы мы ни были объективны, непредвзяты, 
рассудочны, рацио нальны и т.д. — а по умолчанию это не так — все 
эти качества и характеристики, как и их содержание, сами репрезентируют собой тот путь, который мы преодолели, и его же олицетворяют. Можно сколько угодно изворачиваться и изобретать 
приемы и уловки, которые бы помогли нам как-то в нас этот голос 
заглушить, изменить, а то и заставить его замолкнуть, но он — это 
все, что нам дано, и без него мы безмолвны, как бы нам это ни нравилось.

С точки зрения эволюции это означает то, что и наш мозг, и его 

функционирование жестко и недвусмысленно стеснены своим же 
развитием. На какие бы задачи и их типы — и степень глубины их 
проработки — ни затачивала нас природа, этот периметр не включает их все, и, следовательно, мы рассуждаем строго по-человечески 
и ни в коем разе не обладаем универсальным разумом. Наоборот, 
наш интеллект чудовищно локален — доморощен, если выражаться 
грубо, но самое прискорбное — или забавное — в том, что нам неизвестно, в чем, когда и как это выражается. Мы не в силах подняться 
над собой и своей историей, но вынуждены постоянно их репродуцировать.

Как будто этого мало, у нас еще совершенно определенное 

прошлое, которое было конкретно таким, а не каким-то другим. 
Оно также оказывает немалое влияние на то, как — когда, о чем, 
в связи с чем и т.д. — мы думаем, и преувеличить его воздействие мы 
вряд ли способны, т.е. мы мыслим в по-драконовски зауженной манере и этого, увы, не осознаем, а если и фиксируем это, то опять же 
в том же ключе, что и все остальное.

Как нетрудно догадаться, подобное не преодолимо никакими 

средствами. Мы не в состоянии вернуться назад и пройти какой-то 
альтернативной дорогой, а если и считаем, что нам это доступно, 
то явно льстим себе. Маршрут у нас был единственный, и мы его 
собой воплощаем, и как-то иначе все это не бывает, что как раз 
и возвращает нас к тем лимитам, которые на нас наложены. В чем 
они заключаются и, самое главное, как если и не снять их, то, 
на худой конец, несколько ослабить их хватку?

Во-первых, мы должны признать, что законы мироздания, ка
кими бы они ни были — ведь далеко не факт, что мы правильно все 
воспринимаем и интерпретируем, верно, скорее, обратное — для нас 
обязательны и абсолютны. Никто и ничто, естественно, не отнимает 
у нас право играть с ними и переписывать их в своем воображении, 
но от этого они не потеряют над нами своей власти, а потому, несмотря на соблазн на эту тему спекулировать, нам стоит от этого 
воздержаться, по крайней мере в рамках этого исследования.

Прежде всего, это касается времени. Для нас оно течет линейно 

и последовательно, имеется как таковое, а кроме того, представлено 
единственным измерением в отличие от трех пространственных. 
Конечно, есть некоторые тонкости, связанные со световым ускорением, а также свои нюансы присутствуют в черных дырах — 
и в сингулярности, да и исключать какие-то аномалии в темных 
энергии и материи нельзя — но в целом оно является для нас императивом, и вне его нас нет.

То же самое относится и к указанным осям. Материя в этой Все
ленной — какая она в параллельных мирах, если те имеются, мы 
оставим в стороне — обладает совершенно конкретной геометрией, 
и даже искривление под действием огромных масс — и на микроуровне, но по другим причинам — ничего в этой картине не меняет. 
Ткань нашей реальности инварианта по этому параметру, и мы 
должны это принять, а если мы и заблуждаемся — та же теория 
струн постулирует до одиннадцати направлений — то это опять же 
ни в коем разе не изымает нас из этих жестких границ.

Это только кажется само собой разумеющимся. Потенциально 

ничего не мешает тому, чтобы в каких-то универсумах — если они 
там встречаются — все было бы устроено иначе, но и наш настолько 
огромен, что было бы немного неосмотрительно и рискованно отказывать ему в разнообразии по этому показателю. Осложняет 
ситуацию и то, что ничего не стоит на месте, и логически это распространяется и на абсолюты, которые, правда, перестают ими 
быть, но в строго техническом плане, сущностно все остается попрежнему — так что ультимативно нет никакого противоречия 
в утверждении о том, что эволюции подлежит буквально все 
на свете — и он сам — без каких-либо изъятий.

По умолчанию мы полагаем, что законы универсальны и вечны, 

незыблемы и прочны, но это не совсем честная позиция. Наблюдая 
за всем с локальной перспективы, как-то странно заявлять о всеобщности обнаруживаемого, и это не принимая во внимание все 
недостатки и дефекты наших перцепции и рефлексии, а потому 
было бы вполне резонно хотя бы допускать, что мы способны 
по этому поводу ошибаться, но нам придется согласиться с этим 
широко разделяемым мнением — а это оно и есть — чтобы не утонуть в том, что мы постигнуть не в состоянии. В дальнейшем речь 
идет о принципиально тех же конфигурациях, в одну из которых 
погружены мы, но это, следует напомнить, ничуть не обязательно.

Если взглянуть внутрь, то это же верно и для элеме нтарных 

частиц и способов их спряжения. Сколько бы их в итоге ни оказалось — на сегодня их несколько сотен, и список постоянно растет, 
и это, судя по всему, свидетельствует о том, что мы что-то либо 
упускаем, либо неправильно толкуем — какими бы они ни были 

и как бы они ни сочленялись, мы не в силах все это отменить, 
и, значит, их организация — как и они сами — для нас фундамен тальна, что бы мы на эту тему ни воображали.

И снова все это не столь очевидно, как кажется. Если что-то и за
ставляет все эти шестеренки быть такими и крутиться в данном модусе, то это вызвано необходимостью — а не соображениями тонкой 
настройки, о ней ниже — а та неодинакова в нетождественных обстоятельствах. Наши принудили все вещество принять тот облик, 
который мы и фиксируем, но, скорее всего, это местный феномен — 
и в нашем мироздании, и в более крупных масштабах, если те имеются, как бы мы ни пытались выдать его за всеобъемлющий рецепт. 
Тем не менее мы сохраним его в неприкосновенности, чтобы избежать того, что нам априори неизвестно.

Подытоживая с этим пунктом, нужно понять, что весь даль
нейший сюжет будет разворачиваться на этой сцене со всеми 
ее правилами и предписаниями. Понятно, что было бы наивно, 
а то и глупо считать ее всеохватной и чуть ли не стандартной, 
но ни с чем альтернативным мы не знакомы. И это связывает нам 
руки и приковывает к наличному. Как бы то ни было, но Вселенная 
достаточно велика для того, чтобы разыгрывать на ней огромное 
число пьес, чем мы ниже и займемся, но обо всем по порядку, не все 
столь однозначно.

Во-вторых, нас сдерживает наша биология с сопутствующим ей 

стилем мышления, вне которых нас банально нет. Никто не отрицает того, что было бы крайне заманчиво попытаться представить 
себе что-то неорганическое, но при этом одушевленное — опять же 
в нашем понимании, которое тоже локально — или нечто основанное на других принципах и веществах, но в силу ряда причин 
нечто подобное скрыто от нас нашей физиологией, и это не упоминая космических расстояний, которые на этом этапе развития 
нашего универсума чудовищны, мы еще вернемся к этому вопросу, 
а все, что нам дано, — это мы сами и наши соседи по планете — и настоящие, и вымершие, и те, что только предвидятся.

Было бы дико, к сожалению, именно это и наблюдается, верить 

в то, что для жизни везде требуется жидкая вода, углерод, белки 
и т.д. — перечень на самом деле довольно внушительный, ведь 
условия везде разные, но мы обречены искать эти ингредиенты 
успеха, а не какие-то другие. Это резко сужает наши горизонты 
и, естественно, шансы, но принципиально иных созданий мы бы 
и не заметили, но вряд ли можно усомниться в том, что где-то 
когда-то и как-то реализовалось что-то серьезно отличное от нас.

Касается ли это всего, с чем мы сталкиваемся на Земле, впрочем, 

куда менее ясно. Например, мы — все, а не исключительно люди — 
используем лишь двадцать аминокислот из нескольких сотен до

ступных, а также, скажем, эксплуатируем кислород в качестве 
топлива для наших клеток, но второе и здесь не всегда верно — 
этот газ для отдельных существ токсичен и фатален — да и первое 
универсально в рамках наших текущих знаний и — или тоже — положения, а не вообще. Мы слишком невежественны и несообразительны, чтобы заявлять о чем-то со стопроцентным апломбом, 
и это тем более справедливо в отношении всего нашего — и чуждых 
нам — универсума.

Плюс нашего нынешнего состояния в том, что наука — какой бы 

усеченной и пропитанной предубеждениями и предвзятостями она 
ни была — с одной стороны, продемонстрировала огромный прогресс в постижении мира в последнюю пару столетий, и это открыло 
нам глаза на многие вещи, которые прежде были для нас и тайной, 
и нонсенсом, а с другой — не прекращает этого своего поступательного движения — как бы оно ни замедлилось и не превратилось 
в рутину — предоставляя нам все новые данные. Это не превращает 
нас во всеведущих мудрецов, но дает некоторый простор для маневра, что само по себе неплохо.

Никто не спорит с тем, что было бы нелепо выводить из един
ственного образца нечто далеко идущее, но и наша планета регулярно преобразовывалась, технически становясь не той по сравнению с собой в прошлом, и сама длительность этой одиссеи 
свидетельствует о том, что в нас наличествует что-то абсолютное 
для этого модуса бытия. Как бы то ни было, но какого-то дополнительного сырья для рассуждений у нас нет, и это стоит признать 
в самом начале, а не с удивлением обнаруживать, когда уже поздно.

Этот момент усугубляется тем, что мы пребываем в конкретный 

период истории этого явления, и это не указывая, как это вполне 
предсказуемо, на нашу интеллектуальную несостоятельность, 
и до конца не разбираемся в том, что было до нас — и едва ли это 
когда-нибудь случится — и что произойдет после — да и что сейчас 
творится мы не особо осознаем. Если наша реальность и не кардинально отличается от того, что ей предшествовало и что ей унаследует, то она как минимум к ним не сводима, что еще сильнее сужает 
наш и без того скромный ракурс.

Наконец, это еще и целый процесс, который не замирает 

ни на мгновение. Да, отжившие эпохи в каком-то смысле фиксированы и свободны от мутаций, а грядущие для нас непроницаемы 
и детерминированы тем, что происходит сейчас, но теперешняя 
конфигурация пульсирует и вибрирует, а кроме того, куда-то направляется, но в том и загвоздка, что это не столько дает нам 
какие-то возможности, сколько лишает их, не позволяя нам думать как-то иначе, чем в терминах сиюминутного моме нта. И снова 

с этим лучше смириться, а не сопротивляться этому, как бы нас это 
ни сдерживало.

И, в-третьих. Хотя и есть все причины и резоны для того, чтобы 

заглядывать в будущее, куда разумнее все-таки сосредоточиться 
если и не на точке, то на небольшом отрезке, стартующим в недалеком прошлом и заканчивающимся в данном мгновении — в нашем, 
а не каком-то другом. Проблема не в том, что у нас не хватит фантазии вообразить себе всю эволюционную траекторию, простирающуюся на миллиарды лет, но в том, что такая перспектива растворила бы в себе не только второстепенные, но и важные детали, 
без которых предмет нашего интереса если и не исчезает насовсем, 
то тускнеет и чахнет или оказывается настолько прозрачным, что 
различить его фактически нельзя.

Естественно, никто не собирается отказываться от любой 

истории, какой бы длинной или короткой она ни была. Все, что 
отбрасывается, — это длительный нарратив или максимально всеобщие рамки, а вместо этого мы обратимся к концепции — потому 
что настоящей у нас нет — машины времени, переносясь, когда это 
надо, туда, где мы встречаем искомое — гипотетическое, а не объективное, но все по порядку. Это кратно удобнее и практичнее, чем 
всякий раз пересказывать весь сюжет, но это же и стесняет наш 
горизонт, в каком бы положении мы ни очутились. Но как быть 
с завтра, ведь обозначенная процеду ра его вроде бы не запрещает?

Было бы чрезвычайно пленительно перемещаться и в него, 

но делать это все-таки ни к чему — или, что более корректно, это 
не совсем оправданно. Вопрос даже не в том, что мы о нем ничего 
не знаем — а об альтернативном сценарии тем более, но с ним, как 
это ни парадоксально, все проще — но в том, что оно слишком ненадежно, чтобы на него без риска упасть опираться, а потому гораздо логичнее воздержаться от того, чтобы перелетать туда, где 
все буквально утопает в болоте предположений, авизо, оговорок, 
допущений и т.д. Их и так много, чтобы наращивать их ряды, а резервируя сжатые промежутки, мы как раз и спасаем себя от этого.

Помимо прочего, это никак — ну, или почти — не отражается 

на качестве самого исследования и на его достаточности. Пусть мы 
и не окажемся в будущем — тем паче умозрительном — мы побываем во всех остальных стадиях и эрах, а этого не столь и мало, как 
видится при первом приближении. Кроме того, это вряд ли поколеблет принципы, на которых строится вся работа, и если кому-то 
этого очень сильно захочется, то не возникнет никаких препятствий для того, чтобы уже самим попробовать реконструировать 
маячащее у нас — и у тех предполагаемых нас — впереди.

Если на то пошло, то все эти этапы в некоторых своих аспектах 

похожи на то, что нас бы в противном случае ждало за завесой сегодня. Там отыскиваются такие варианты, которые были бы нашим 
грядущим, если бы все пошло не как у нас, да и вообще если предельно экстраполировать и проецировать, то, собственно, наше 
прошлое, как актуальное, так и теоретическое, уже содержит в себе 
все то, что должно или еще произойдет, или потенциально им беременно. Диапазон позволенного не так и широк, как нам хочется верить, и так или иначе мы затронем все то, что нас в этом контексте 
заботит, без обращения к скользкой теме предстоящего.

Вероятно, кто-то и посчитает это требование избыточным, но оно 

вытекает из двух предыдущих и их, как это ни странно, обогащает. 
Чем меньше произвольного, тем надежнее почва, по которой мы 
ступаем, а оттого и результаты наших изысканий оказываются 
более прочными и твердыми. Да, налет искусственности это с них 
не стирает, но правдоподобности в них становится все же больше, 
а это именно то, что нам и нужно. Мы укоренены в своем опыте, 
и было бы глупо им пренебрегать, но этого и не приключается, если 
мы соблюдаем меры предосторожности и не отправляемся туда, где 
нам не рады.

Мы нередко забываем о том, что несказанное — это не обяза
тельно что-то плохое и порицаемое. Наоборот, зачастую предпочтительнее промолчать, чем что-то заявлять, и ограничение по времени из числа подобных случаев. Как бы то ни было, но это оно 
всегда оказывается ультимативным арбитром, и когда-нибудь оно 
покажет, правильно ли мы поступили или нет, соглашаясь на эти 
рамки. Каким бы ни был окончательный вердикт, решение уже 
принято, а потому было бы нечестно малодушничать, но надо нести 
ответственность за свои слова. Что же все это означает? Вскоре мы 
к этому перейдем, а пока следует обратиться вот к какой дилемме.

Хотя манихейский взгляд на вещи глубоко ущербен и порочен, 

есть все-таки смысл говорить о том, что все события в мире делятся 
на две категории. Первая включает в себя строго или до какой-то 
степени детерминированные, а вторая состоит из произвольных 
флуктуаций. Понятно, что жестко они друг от друга не отделены, 
но и пересекаются, и соприкасаются, однако для нас важен сам критерий дифференциации, который не столь прост, как это представляется. Что здесь имеется в виду?

Если не вдаваться в подробности, то неожиданное для нас — это 

то, что мы не умеем предугадывать, а прогнозируемое, напротив, 
укладывается в наши объяснительный схемы и нас в этом плане — 
а не в свете того, нравится нам это или нет — не разочаровывает. Пусть мы и знаем, что на все присутствуют свои причины, 
нам не всегда они известные, из-за чего, собственно, и возникают 

сюрпризы. Кроме того, как это сегодня постулируется, на уровне 
элемен   тарных частиц бал правит вероятность, а если мы и способны что-то на нем антиципировать, то статистически, а не точечно. При подъеме к более крупным физическим структурам эта 
неопределенность исчезает и воцаряется почти — она не универсальна — всеохватная каузация. Казалось бы, никаких сложностей 
тут быть не должно, если бы не один неудобный моме нт.

Фокус в том, что система иногда — и чем она комплекснее, тем, 

судя по всему, острота ее реакции выше — крайне чувствительна 
к начальным условиям. Даже и малейшее отклонение в каком-то 
параметре может привести к разным результатам, что делает предсказание ее поведения ненадежным и сомнительным. Четко установить, что породило тот или иной исход, нельзя в силу как запутанности самого ансамбля, так и числа переменных. Почему это 
важно, и нет ли в этом противоречия?

При первом приближении ничего удивительного во всем этом 

нет. Микро- и макрореальности — это не одно и то же, но грани целого — и если во второй господствует жесткая последовательность, 
то в первой властвует случайность. Между ними качественное, 
а не количественное несоответствие, что и выливается для каждой 
в свои законы, так что не стоит изумляться. Вместе с тем как-то неловко, что природе потребовались сразу две логики функционирования, да и мы не настолько осведомлены и умны, чтобы утверждать 
данное размежевание, а это вопрос не снимает. Но почему вообще 
мы обязаны выбирать?

Суть в том, что либо правила для всех едины, либо все разва
ливается. Скажем, мы все слеплены из одинаковых компонентов, 
и было бы дико — это вполне допустимо в какой-нибудь альтернативной вселенной, но не в нашей — если бы это было не так, и то же 
самое касается четырех фундамен тальных типов взаимодействия, 
которые распространяются на весь наш универсум, за изъятием 
разве что черных дыр и темных материи и энергии, впрочем, мы 
тривиально этого не знаем. Если же принцип униформности не соблюдается всегда и везде, то наступает хаос — выше отмечалась потенциальная гетерогенность нашего мироздания в этой плоскости, 
но современные представления ее не придерживаются, однако мы 
упорно цепляемся за этот дуализм. Как его разрешить и позволено ли это?

Если кому-то более чем комфортно с этой дихотомией, то это 

прекрасно, но сама по себе она отвратительна. Куда экономнее 
предположить, что мы банально не понимаем, как тут все работает, 
и выдаем нашу неполноценность за наличие чего-то произвольного, 
когда в действительности у всего имеется свой триггер и сопутствующий механизм, который проворачивает интересующую нас опе