Русский инфинитив (морфология и функции)

М.А. ШЕЛЯКИН



РУССКИЙ ИНФИНИТИВ

(морфология и функции)


Учебное пособие
4-е издание, стереотипное








Москва Издательство «ФЛИНТА» 2022

УДК 811.161.1’366
ББК 81.2Рус
     Ш45









      Шелякин М.А.
Ш45        Русский инфинитив (морфология и функции) : учебное
      пособие / М.А. Шелякин. — 4-е изд., стер. — Москва : ФЛИНТА, 2022. — 158 с. — ISBN 978-5-89349-869-1. — Текст : электронный.

        В пособии, посвященном многоаспектному теоретическому истолкованию и описанию русского инфинитива, поставлены следующие вопросы: проблема функциональной сущности русского инфинитива, объясняющей его синтаксическую специфику, строго очерченные рамки лексической сочетаемости и функциональное отличие от личных форм глагола и имен действия; проблема конструктивно-синтаксических функций инфинитива; проблема употребления видовых форм в русском инфинитиве; проблема функций сочетаний инфинитива с частицей «бы».
        Для студентов, магистрантов, докторантов, преподавателей, специализирующихся в области функциональной грамматики русского языка, и прежде всего тех из них, кто изучает или преподает русский язык как неродной.

УДК 811.161.1’366
ББК 81.2Рус


ISBN 978-5-89349-869-1

© Издательство «ФЛИНТА», 2017

        ОТ АВТОРА


    Русский инфинитив уже был предметом многочисленных исследований, посвященных разным аспектам его функционирования и синтаксического употребления в предложении, лексической сочетаемости и месту в грамматической системе русского глагола. Казалось бы, что имеющиеся работы, в том числе монографического и диссертационного характера, исчерпывают «инфинитивную» проблематику. Однако, на наш взгляд, русский инфинитив остается «трудным ребенком» русской грамматики: многие вопросы его изучения еще не получили однозначного решения и остаются спорными или вообще не ставились. К ним относятся: во-первых, вопрос о функциональной сущности русского инфинитива, объясняющей его синтаксическую специфику, строго очерченные рамки лексической сочетаемости и функциональное отличие от личных форм глагола и имен действия; во-вторых, вопрос о связи функциональной сущности русского инфинитива с его конструктивно-синтаксической спецификой и строго очерченными рамками лексической сочетаемости; в-третьих, вопрос о функциональном отличии инфинитива от личных форм глагола и имен действия; в-четвертых, вопрос об употреблении видовых форм в русском инфинитиве и, в-пятых, вопрос о функциях сочетаний инфинитива с частицей бы.
    Все названные проблемы и являются предметом специального обсуждения в настоящей книге. Тем самым автор стремится дать обобщенное представление о русском инфинитиве во всех его специфических свойствах. Особое внимание обращено на объяснение их взаимосвязи с точки зрения основной функции инфинитива в системе языка.
    Книга предназначается студентам, магистрантам, докторантам, преподавателям, специализирующимся по русскому языку, в частности в области функциональной грамматики русского языка, и прежде всего тем из них, кто изучает или преподает русский язык как неродной, так как инфинитив в русском языке, как и в других языках, отличается своеобразием синтаксического употребления и функций.


5

Глава I



            ИЗ ИСТОРИИ изучения русского ИНФИНИТИВА


   Инфинитив (от лат. infinitivus - неопределенный) как особая форма глагола был замечен еще античными грамматистами. В системе «александрийской» грамматики среди наклонений глагола, которые определяются как формы глагола, «показывающие, каково душевное движение», «душевное намерение», наряду с изъявительным, повелительным, желательным и подчинительным выделяется пятое наклонение - неопределенное [Античные теории языка и стиля 1936: 125-126]. Тем самым античные грамматисты, видимо, усматривали в инфинитиве функцию, близкую к глагольным наклонениям, но не сформулировали ее. Поэтому назван он был не по характеру «душевного движения», а «потому, что не имеет достаточно определенными лица и числа» [Там же: 126]. Несколько уточняет лично-числовую неопределенность инфинитива Апполоний Дискол, подчеркнувший, что «неопределенное наклонение, лишенное их (чисел и лиц - М.Ш.), подходит ко всем лицам и всем числам» [Там же: 141]. Однако ранее включение инфинитива в состав наклонений глагола предопределило на долгое время отнесение его к наклонениям в грамматиках различных языков.
   В русской грамматической традиции инфинитив либо причислялся к наклонениям и назывался часто «неокончательным», «неопределенным», либо считался особой «неопределенной формой», не выражающей определенного лица и числа. Причем та и другая квалификация инфинитива нередко совмещалась. Так, М.В. Ломоносов в § 69 своей «Российской грамматики» говорит о «неопределенном наклонении» («образе»), которое вообще не «касается никакого лица», а в § 526-530 указывает на то, что данное наклонение употребляется в русском языке вместо повелительного наклонения и может также иметь значения «сомнительности» (бывать ли мне в отечестве), «отчаяния о желаемом» (не бывать мне в отечестве), «желаемой начинательности» (мне было говорить = я хотел только начать говорить) и «принуждения» (быть писать, быть умереть) [Ломоносов 1952: 565-566]. Таким образом, М.В. Ломоносов обратил внимание на русский инфинитив как модально окрашенную форму глагола, что затем,

6

видимо, оправдывало отнесение его в русских грамматиках к наклонениям. Например, Ф.И. Буслаев, считая инфинитив «от глагола произведенным существительным», имеющим и глагольные признаки (формы вида), характеризовал его как «наклонение, выражающее возможность, необходимость и т.п.» [Буслаев 1868. Этимология: 103. Буслаев 1869. Синтаксис: 148]. Подобный взгляд на инфинитив дожил до середины XX в.: ср. определение инфинитива И. Польдауфом: «Инфинитив - это одно из наклонений, поскольку служит для выражения модальности, естественно очень общей по своему характеру и не обладающей специфическими особенностями» [И. Вахек. Лингвистический словарь пражской школы 1964: 82-83]. Между тем почти одновременно в русских грамматиках XVII-XIX вв. инфинитив рассматривался лишь как номинативная форма глагола, без грамматических значений числа и лица. Так, А.А. Барсов усматривал в русском инфинитиве значение «только знаменования глагола, без числа, лица и рода» [Барсов 1981: 548-549].
    Во 2-й половине XIX в. в русской грамматике намечается отказ от признания инфинитива наклонением и укрепляется мнение о его субстантивном характере, высказанное еще Ф.И. Буслаевым. Доказательству этой квалификации инфинитива посвящено первое по времени специальное рассуждение о русском инфинитиве в работе Н. Некрасова «О значении форм русского глагола» [Некрасов 1865]. Исходя прежде всего из морфологического критерия в определении грамматических категорий и стремления описать русский язык в его специфических чертах, Н. Некрасов, показывая способность русского инфинитива употребляться в функциях всех глагольных наклонений, приходит к выводу, что инфинитив не представляет собой какого-либо наклонения. В итоге своих рассуждений он предлагает считать русский инфинитив «существительною формой» глагола на основании того, что русский инфинитив имеет тесную связь с существительными прежде всего в синтаксическом отношении, употребляясь в функциях подлежащего, сказуемого, дополнения, определения и др.
    В конце XIX в. в русском языкознании пересматривается вопрос о сущности инфинитива и его функциях. В этом отношении большое значение имела обширная работа А.А. Потебни под названием «Неопределенное наклонение», включенная им в книгу «Из записок по русской грамматике» [Потебня 1958: 335-430]. Эту работу можно считать пока единственным крупным исследо

7

ванием, посвященным теоретическим и историческим проблемам русского инфинитива. Основные положения А.А. Потебни о русском инфинитиве сводятся к следующему. Он не отвергает термина «неопределенное наклонение», считая его условным, так как уже давно было замечено, что инфинитив отличается от «собственных наклонений». Главное для него не термин, а принадлежность инфинитива глаголу, а не существительному: «...инфинитив только был некогда именем, но не остался им, или, как говорят иначе, он есть имя в этимологическом и род глагола в синтаксическом отношении» [Там же: 338]. Этому стержневому положению Потебня подчинил весь синтаксический, семантический и функциональный анализ русского инфинитива в сопоставлении его с именами действий.
    Синтаксически инфинитив «всегда относится к категории сказуемого в обширном смысле, т.е. не может быть ни настоящим подлежащим, ни настоящим дополнением. И там, где неопределенное наклонение, как говорят, есть подлежащее, точнее говоря, оно только выдвинуто на место подлежащего (подобно тому, как выдвигается и предложение с личным глаголом), но имеет все-таки глагольное, а не именное значение, так как относится к неизвестному 3-му лицу (man) и соответствует развитому предложению: irren ist menschlich = dass man irrt...» [Там же: 342-343]. Что касается роли дополнения для неопределенного наклонения, то «она невозможна... потому, что она предполагает косвенные падежи, которых также (уже) нет в неопр. накл., как нет в нем именительного» [Там же: 343]. «Неопределенное наклонение не может быть названо существительным, потому что, подобно глаголу и прилагательному, оно определяется не прилагательным, а наречием. Известно, что в древних языках, славянском и немецком, наречие встречается при существительных чрезвычайно редко и лишь в тех случаях, когда, по выражению Гримма, “в существительном еще живо понятие прилагательного”, то есть когда в слове различение категорий существительного и прилагательного еще не довольно явственно» [Там же: 344]. В сочетаниях типа хочу есть «...неопределенное наклонение вносит в язык особое составное сказуемое, состоящее не из глагола и имени,...а из двух видоизменений глагола» [Там же. .342]. В связи с этим А.А. Потебня обращает внимание на то, что, хотя инфинитив «не заключает в себе своего субъекта», его лицо в живой речи «всегда определяется тем или другим способом»:

8

формой личного глагола (хочу есть) или косвенными падежами (прошу вас прийти).
    В семантическом отношении инфинитив, по мнению Потебни, более отвлеченный, чем личные формы, так как он не определяет конкретного лица сам по себе, но более конкретный, чем имя действия, «изображающее действие в виде мнимой субстанции» [Там же: 347]. Отличие инфинитива от имен действия Потебня видит также в том, что он, как и личные формы, способен сочетаться с винительным падежом, а имя действия - с родительным падежом (ср.: создать что-л., но создание чего-л.), и что каждый глагол имеет инфинитивную форму, чего нельзя сказать об именах действия: в русском языке нет существительных сохнутие, мокнутие, умертие и др. [см. Там же: 344-345]. Наконец, следует отметить еще одно положение А. А. Потебни, касающееся природы модальных функций инфинитива. Оспаривая мнение Ф.И. Буслаева о модальности инфинитива самого по себе, Потебня считает, что «подобно причастию, неопределенное наклонение может означать наклонение, лишь входя в состав первостепенного сказуемого или примыкая к нему» [Там же: 346].
    Мысли А.А. Потебни о русском инфинитиве поддержал и развил его ученик Д.Н. Овсянико-Куликовский [Овсянико-Куликовский 1912]. Для доказательства глагольного, а не именного статуса инфинитива он обращается к главному, по его мнению, признаку глагола - к выражению грамматического лица, которое в инфинитиве, как и в форме прошедшего времени, определяется контекстуально: «Отношение к лицу делает инфинитив спрягаемой частью речи» [Там же: 188]. Инфинитив определяется Д.Н. Овсянико-Куликовским как «глагольная форма, происшедшая от существительного отглагольного, выражающая лишь возможность отношения к лицу, которое (лицо) выясняется только в контексте, и служащая для обобщенного обозначения глагольности представления (понятия), данного в лексическом содержании слова» [Там же: 89]. Отсюда делается заключение о синтаксическом «призвании» инфинитива - быть только сказуемым (сложным в сочетании с личными формами глагола, добавочным типа «привык работать, простым типа «а он бежать») [см. Там же: 90-92]. Что касается употребления инфинитива в позиции подлежащего (типа Жизнь прожить - не поле перейти), то Д.Н. Овсянико-Куликовский, вслед за А.А. Потебней, интерпретирует его как предложение, к которому присоединяется, другое предложение в качестве сказуе

9

мого [см. Там же: 190; на с. 194 он уточняет характер первого предложения, называя его «неопределенно-личным, относительно-бессубъектным»] .
    Большое внимание уделил синтаксическому анализу русского инфинитива А.А. Шахматов в своем «Синтаксисе русского языка» [Шахматов 1941]. Он в основном придерживается взглядов А.А. Потебни на инфинитив, но одновременно отмечает сохранение у инфинитива следов его былого происхождения от косвенного падежа отглагольного существительного, а именно выражение им зависимого глагольного признака: «Подобно тому, как косвенные падежи существительного выражают зависимость существительного от другого слова, так же точно инфинитив выражает зависимость глагола от другого слова», «в виду этого назовем инфинитив в указанной функции дополнительным глагольным членом. Примеры: хочу пройтись, прошу сесть, он мастер поспорить, он способен выкинуть такую штуку...» [Там же: 41].
    Инфинитив, по Шахматову, выражает действие всегда с указанием на производителя, как «всякий вообще активный признак вызывает представление о его производителе» [Там же: 104]. Производитель действия инфинитива часто выражается в русском языке дательным падежом существительного, что Шахматов объясняет исторически - ассимиляцией дательного падежа существительного форме инфинитива, восходящей к дательному падежу отглагольного существительного [см. Там же]. Однако Шахматов не считает на этом основании, что инфинитив во всех случаях выполняет в предложении синтаксическую функцию предиката. Предикатную функцию инфинитива он усматривает только в тех случаях, когда налицо словесно выраженный (дательным или именительным падежом существительного) производитель, соотнесенный с действием инфинитива. Таковы, по его мнению, императивные предложения (типа Молчать!}, двусоставные предложения с подлежащим в 1-м и 3-м лице (типа Он тебя бить, а ты стой на своем) и «двусказуемные инфинитивные предложения», в которых главное сказуемое выражено глаголом, не сохранившим своего реального значения (типа буду, стану, начну писать). Все остальные конструкции с инфинитивом Шахматов относит либо к главному члену с функцией подлежащего в двусоставных несогласованных предложениях (типа Кататься весело. Уехать не удалось), либо к главному члену безличных предложений, которые выражают сочетание подлежащего, представленного инфи

10

нитивом, с признаком, каковым является представление о бытии, существовании (типа: Ехать было всего около восемнадцати верст).
    Подытоживая взгляды А.А. Шахматова на русский инфинитив, можно сделать следующий вывод: в его концепции инфинитив не потерял своих связей с существительными не столько в семантическом, сколько в синтаксическом отношении.
    Своеобразной точки зрения на инфинитив придерживался А.М. Пешковский [Пешковский 1956]. Он относил инфинитив к области смешения частей речи, видя в нем «существительное, не дошедшее на один шаг до глагола» [Там же: 131] на том основании, что инфинитив, с одной стороны, как и отглагольное имя, не содержит «никакого указания на действующий предмет», будучи «совершенно безличным» [Там же: 129], и, с другой стороны, связан с глаголом видовыми и залоговыми значениями [Там же: 131]. Такое обозначение действия «без всякого намека на деятеля» [Там же: 130] А.М. Пешковский характеризует как проявление «иррациональности языка, так как логически нельзя себе представить деятельность без всякого отношения к деятелю» [Там же: 130]: «Язык сделал колоссальное завоевание в области мысли, создав представление о процессе самом по себе, вне связи его с производителем и вне опредмечивания процесса» [Там же: 130].
    В соответствии с «гибридным» характером инфинитива Пешковский и рассматривает его синтаксические функции. Наличие субстантивных признаков позволяет инфинитиву быть заместителем подлежащего [см. Там же: 203, 275, 355-356], хотя и «очень плохим» заместителем из-за своей большой глагольности [см. Там же: 357-358], а наличие глагольных признаков позволяет инфинитиву выступать в функции простого сказуемого [см. Там же: 178-179] или в составе безличных предложений. При этом Пешковский обращает внимание на трудные и «двузначные» случаи синтаксической квалификации инфинитива в качестве подлежащего и сказуемого, а также на возможность целых инфинитивных конструкций занимать позиции подлежащего и сказуемого. Подобно А.А. Шахматову, А.М. Пешковский рассматривает сочетания типа хочу писать, прошу сесть, не мешай заниматься как сочетания с примыкающим инфинитивом в качестве второстепенного члена, подчеркивая вместе с тем глагольный характер инфинитива.
    Таким образом, Пешковский занял «половинчатую» позицию в трактовке русского инфинитива. Опираясь нагморфологические

И

особенности инфинитива (отсутствие морфологически выраженного лица), он усматривает в нем существительное, что противоречит его настойчивому напоминанию, что инфинитив «слишком глаголен».
    Следующим этапом в учении о русском инфинитиве можно считать высказывания о нем В.В. Виноградова [Виноградов 1947], который становится на точку зрения А.А. Потебни о чисто глагольной природе инфинитива: «инфинитив неотделим от других форм глагола», «невозможно без насилия над языком и над своим сознанием - увидеть в форме жить отдельное слово, не связанное с формами живу, я жил и т.д.», «отношение к лицу потенциально заложено в форме инфинитива» [Там же: 430]. Одновременно Виноградов пытается осмыслить функциональное назначение инфинитива в системе глагольных форм и его употребление. Основным положением его в этом отношении является признание инфинитива одной из модальных форм глагола, не входящей в систему основных наклонений: «Так как инфинитив потенциально содержит в себе отношение к лицу, то возможны модальные употребления его в функциях всех основных наклонений глагола» [Там же: 604]. Поэтому роль инфинитива в системе глагольных форм заключается, по мнению Виноградова, в экспрессивном, переносном замещении личных форм [см. Там же: 604-606]: ср. императивную функцию инфинитива (типа Встать!), употребление инфинитива для выражения субъектной нерешительности, сомнения, эмоционального колебания {Что же делать, если обманула та мечта, как всякая мечта - Блок), условно-желательного значения {Вам хоть бы концерты давать - Тургенев) и экспрессивных оттенков изъявительного наклонения {Не сносить тебе головы!). В итоге В.В. Виноградов заключает: «Инфинитив не центр глагольной системы, а ее окраина» [Там же: 652].
    В дальнейшем в отечественной русистике укрепляется и развивается положение о глагольно-предикатном статусе русского инфинитива. Так, в работе К.А. Тимофеева [Тимофеев 1950] все случаи «субъективного инфинитива» (типа он будет учиться, я хочу пить) расцениваются как выражение одного или двух действий одного и того же субъекта, а «объективный инфинитив» (типа Он просил его прийти) - как выражение действия не субъекта господствующей глагольной формы, а адресата побуждения [см. Там же: 257-258]. Тимофеев расширяет круг личных предложений с

12