«Языковая личность» в художественном тексте

                Л.Н. Чурилина







                «ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ»
                В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ





Монография



8-е издание, стереотипное











Москва Издательство «ФЛИНТА» 2022

    УДК 821.161.1.0:371
    ББК 83.3(2Рос=Рус)1
         Ч93


                             Н а у ч н ы й р е д а к т о р:
                д-р филол. наук, профессор В.Д. Черняк (Санкт-Петербург)

         Чурилина Л.Н.
    Ч93   «Языковая личность» в художественном тексте : монография
         / Л.Н. Чурилина. — 8-е изд., стер. — Москва: ФЛИНТА, 2022. — 239 с. — ISBN 978-5-89349-999-5. — Текст : электронный.

            Монография посвящена теоретической разработке одной из основных проблем, связанных с анализом художественного текста в антропоцентрическом аспекте, - реконструкции по вербальным опорам языковой личности персонажа.
             Издание адресовано специалистам по лингвистике текста, лексикологии, стилистике - преподавателям, аспирантам, студентам.


УДК 821.161.1.0:371
ББК 83.3(2Рос=Рус)1











ISBN 978-5-89349-999-5

© Чурилина Л.Н., 2017
© Издательство «ФЛИНТА», 2017

Светлой памяти Учителя —

                доктора филологических наук, профессора Веры Васильевны Степановой посвящается





     ВВЕДЕНИЕ



       Предшествующий современному этап развития теоретической лингвистики был отмечен тем, что исследовательская модель «языковая система» конструировалась в результате сознательного отвлечения от закономерностей, реально присущих текстам; в фокусе внимания исследователей находился язык как сугубо абстрактный объект, максимально изолированный от своих носителей и пользователей. В современной научной парадигме все более широкое распространение получает так называемый антропоцентризм, базирующийся на постулате: каждый носитель языка является обладателем некоторой внутренней системы, которая позволяет ему строить и воспринимать тексты на данном языке. При таком подходе абстрактная «языковая система» обретает статус своеобразного фона, а на роль фигуры, или объекта изучения, выдвигается естественная система — словарь и грамматика, «присвоенные» носителями языка (Ю.С. Степанов), а также сами носители языка — языковые личности.
   Антропоцентрический подход к исследованию словаря «усредненной» языковой личности связан с постановкой комплекса задач, в ряду которых особую значимость приобретает изучение естественной лексической системы, отражающей наивную (национальную) картину мира. В частности, в работах Московской семантической школы намечены два направления в изучении наивной картины мира: первое связано с исследованием отдельных концептов; второе предполагает реконструкцию присущего языку цельного, хотя и «наивного», донаучного взгляда на мир (Ю.Д. Апресян). Оба направления исследования словаря имеют преимущественно лексикографическую направленность, при этом основу каждого из них составляет анализ функционирования лексических единиц, выявление специфики бытования слова в узусе.
   Центральная для антропоцентрического исследования проблема «человек и язык» / «человек и текст» чрезвычайно многогранна. Одна из возможных ее граней — «человек и художественный текст» — традиционна для филологии: в литературоведческих исследованиях ли

3

тературный герой, или персонаж, является одним из основных объектов анализа. Терминологическое сочетание литературный герой связано с обозначением целостного «образа человека», представленного в рамках художественного произведения; такая трактовка термина отмечается, в частности, в работах Л.Я. Гинзбург, в определении которой литературный персонаж предстает как «серия последовательных появлений или упоминаний одного лица. Изображение его слов, действий, внешних черт, внутренних состояний, повествование о связанных с ним событиях, авторский анализ» [Гинзбург 1999: 244]. Обращение к персонажу как своеобразной «модели человека» отмечается в целом ряде современных литературоведческих исследований [Буланов 1991; Гинзбург 1979,1999; Гачев 1995; Кашина 1986; Макеев 1999; Сердюченко 1998; Холодова 1975]. Избираемый в этих работах аспект анализа художественного произведения предполагает присвоение герою статуса относительно самостоятельной личности на том основании, что «литературным героем писатель выражает свое понимание человека, взятого с некоторой точки зрения <...> В этом смысле можно говорить о том, что литературный герой моделирует человека» [Гинзбург 1979: 5; выделено нами. —Л. ¥.]. Постулируемая возможность «познания человека посредством литературных героев, созидаемых писателем» [там же: 4], далеко не всегда находит адекватное воплощение, поскольку конкретных, вполне объективных путей к декларируемому «познанию человека» не дают ни идейно-тематический, ни даже образно-изобразительный анализы текста, принятые в рамках литературоведческих исследований.
    Исключительно важным в круге вопросов, определяемом обращением к изучению персонажа как самостоятельного субъекта текстовой действительности, является вопрос о субъектной организации текста, о соотношении текстовых субъектных речевых сфер, или «точек зрения». Этот аспект анализа художественного текста, первоначально обозначенный как «образ автора», был предложен В.В. Виноградовым и получил философское осмысление в трудах М.М. Бахтина (Н.В. Во-лошинова).
    Анализируя особенности сюжетостроения и композиции «Пиковой дамы», В.В. Виноградов обращает внимание на относительную самостоятельность «предстоящих автору» «сознаний», на «противопоставленность персонажей автору»: «Автор приближается к сфере сознания персонажей, но не принимает на себя их речей и поступков» [Виноградов 1980: 208]. Персонаж одновременно предстает и в роли самостоятельного субъекта внутритекстового пространства, предлага

4

ющего свой вариант осмысления «моделируемого» мира, и в роли объекта художественного изображения. Распадающийся на разные субъектные сферы мир произведения сохраняет свою целостность благодаря «образу автора» как «форме соотношения между ликами персонажей» [там же].
    К мысли о самоценности и равноправности сознания героя, не отрицающей факта его «созданности» автором, неоднократно обращается М.М. Бахтин: «Слово героя создано автором, но создано так, что оно до конца может развить свою внутреннюю логику и самостоятельность, как чужое слово, как слово самого героя. Вследствие этого оно выпадает <...> из монологического авторского кругозора» [Бахтин 2000:44]. Самостоятельность «слова героя» является показателем и следствием принципиального несовпадения двух «планов ценностного восприятия» мира, представленных в тексте, или двух текстовых субъектных сфер; показателем «всесторонней вненаходимос-ти» автора герою [Бахтин 1986:161]. Подчеркивая самостоятельность говорящего человека в пределах художественного текста, М.М. Бахтин обращал внимание на три основных момента: 1) слово героя не просто передается в романе, но «художественно изображается»; 2) «говорящий человек в романе — существенно социальный человек, исторически конкретный и определенный»; 3) «говорящий человек в романе — всегда в той или иной степени идеолога его слово всегда идеологема», отражающая особый взгляд на мир [Бахтин 1975:145—146]
    Чрезвычайно популярные и потому широко представленные сегодня исследования текста как отраженного сознания «стоящего за ним» автора, однако, как правило, оставляют в тени, то неизбежное обстоятельство, что введение в текстовое пространство персонажа имеет своим следствием расслоение «сознаний» (сознание изображенное и сознание изображающее). Свое собственное сознание автор художественного произведения, особенно полисубъектного текста, отражает не прямо, а через «предстоящее» ему сознание героя, которое не обязательно совпадает с авторским, поскольку, по справедливому за

    ¹ Традиция обращения к герою как к структуре- и смыслообразующему элементу художественного текста, как к носителю и выразителю индивидуальной «точки зрения» на мир, включенной в сложную систему соотношения текстовых субъектных сфер, нашла продолжение в работах представителей Московско-тартусской семиотической школы — Ю.М. Лотмана, Б.А. Успенского, В.Н. Топорова и др. [Лотман 1970; Успенский 1980; Топоров 1988, 1995, 1995а].

5

мечанию Д.С. Лихачева, «творимые художником персонажи воплощают в мире что-то существующее вне художника и художником только угадываемое и осуществляемое». Попытки рассматривать литературный текст в качестве материала для изучения мировоззрения автора Н.С. Трубецкой оценивал как «грубую методологическую ошибку» и на вопрос — «Правомерно ли считать мысль, высказанную действующим лицом какого-нибудь романа, мыслью самого Достоевского?» — отвечает отрицательно. Именно это принципиальное несовпадение мировоззрений лежит в основе предлагаемого Ю.Н. Тыняновым разграничения понятий «языковая личность писателя» и «литературная личность» как некий абстрактный субъект творчества, стереотип («типичный Толстой», «типичный Достоевский») или конструкт.
   В этой связи весьма перспективным, с нашей точки зрения, может оказаться предлагаемый в литературе подход к художественному тексту как к продукту самого сложного вида коммуникации — коммуникации литературной (В.В. Степанова, Н.Е. Сулименко, Н.С. Болотнова и др.), субъектами которой являются, с одной стороны, автор и читатель, с другой — персонажи как личности, говорящие и слушающие, мыслящие и действующие в воображаемом мире, «творимом» автором и отражаемом текстом.
   Каждый из субъектов литературной коммуникации может рассматриваться в качестве модели языковой личности, реальной (автор), потенциальной (читатель) или фиктивной (персонаж). При этом основанием для реконструкции текстовых языковых личностей (индивидуальных картин мира) является анализ закономерностей организации текста. Использование литературного текста для реконструкции языковой личности писателя должно сопровождаться неизбежными оговорками (трудно не согласиться в этом случае с Ю.Н. Карауловым, утверждающим, что «язык творческой индивидуальности складывается не только из языка принадлежащих ей художественных и публицистических текстов: его обязательной составляющей является и повседневная речь человека, его речевое поведение в быту, в официальном и интимном общении, в кругу семьи, близких людей — коллег, друзей, просто знакомых, его эпистолярное наследие» [Караулов 2001: 8]). В то же время вполне адекватная и исчерпывающая реализация антропоцентрического принципа в анализе отдельного художественного текста оказывается возможной в том случае, если объектом анализа является персонаж как языковая личность, представленная в разных видах деятельности, но прежде всего — коммуникативной.

6

   Антропоцентрический принцип, будучи реализованным в анализе полисубъектного художественного текста, его лексической структуры, открывает перед исследователем как минимум два возможных пути:
   1)     постижение инвариантного (не авторского и не читательского, но собственно «языкового») смысла текста посредством реконструкции по лексическим экспликаторам и последующего взаимного соотнесения индивидуальных (персонажных) лексических систем и стоящих за ними систем концептуальных;
   2)     описание различных уровней организации языковой личности персонажа как субъекта внутритекстовой коммуникации на основе анализа лексического состава и структуры «порожденных» им текстов.
   В монографии нашли отражение результаты исследования, связанного с реализацией последней из предлагаемых текстом возможностей².
   Объектом описания становится языковая личность одного из самых известных и самых сложных героев Ф.М. Достоевского — Петра Степановича Верховенского (роман «Бесы»). Этот выбор был в значительной степени обусловлен тем, что Петр Верховенский, в соответствии с иерархией персонажей, предложенной А.А. Реформатским, относится к числу «средних персонажей», т.е. персонажей, «двигающих сценарий» и одновременно связанных с реализацией определенной текстовой темы {персонаж-тема [Реформатский 2001:490]). Объем лексических единиц, служащих представлению в тексте «средних персонажей», или персонажей второго плана, значительно уступает объему лексических средств реализации образа центрального субъекта внутритекстовой действительности, однако дает достаточные основания для создания полноценной модели языковой личности.
   Целью предпринятого исследования было определение принципов отбора и организации используемых в рамках текста лексических средств презентации персонажа как языковой личности во всей совокупности индивидуальных характеристик, получающих в тексте вербальное выражение. Подход к анализу лексической структуры художественного текста с антропоцентрических позиций («от говорящего») позволяет создать исследовательскую модель «языковая личность», которая подвергается разноаспектному анализу.
   Реализация антропоцентрического принципа в анализе художественного текста предполагает внимание к особенностям функцио

    ² Попытка сопоставительного анализа персонажных текстовых концептов представлена в нашей публикации [Чурилина 2002].

7

нирования слова в пространстве, ограниченном рамками замкнутой системы — рамками текста как продукта речевой деятельности человека, отражающего действительность через ее преломление в сознании индивидуума (ср. определение художественного текста, предложенное К.Ф. Седовым: «художественный текст есть оформленная в соответствии с эстетическими канонами программа восприятия, в которой очеловеченная, одушевленная модель действительности дана созерцателю через призму аксиологического видения автора» [Седов 1993:13; выделено нами. — Л.Ч.}). Текст предстает как функциональная система, т.е. система, элементы которой объединяются в организованное целое для определенной цели, каковой является реализация авторского замысла, и для достижения этой цели каждый элемент (в нашем случае — слово) выполняет ту или иную функцию.

            Глава 1




      ПЕРСОНАЖ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА
      КАК ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ: ПУТИ РЕКОНСТРУКЦИИ


    1.1. Персонаж как текстовый семантический сегмент

      Образ персонажа как субъекта внутритекстовой коммуникации реконструируется в сознании читателя постепенно, в результате серии последовательных появлений, или серии вербальных презентаций. Механизм постепенного «наращивания» индивидуальных характеристик особенно очевиден в жанре романа, предполагающем повествование, сосредоточенное «на судьбе отдельной личности в процессе ее становления и развития», развернутое «в художественном пространстве и времени, достаточном для передачи “организации” личности» [Литературный энциклопедический словарь...: 329—330]. Совокупность всех индивидуальных черт персонажа, репрезентированных в тексте, представляет собой строго организованную систему, на что обращает внимание Ю.М. Лотман, предложивший использовать при анализе закономерностей структурной организации прозаического художественного текста понятие парадигматическая структура образа, под которым понимается «набор всех данных в тексте бинарных противопоставлений его (характера. — Л. Ч.) другим персонажам» [Лотман 1970: 304] (ср.: предложенное К.Ф. Седовым представление о персонаже как о «целостном смысловом образовании, имеющем достаточно жесткую структуру, которая детерминирована в своей эволюции» [Седов 1993: 9]).
   Персонаж как целостное смысловое образование и самостоятельный «субъект системы» (текста), «сознание, реконструируемое при восприятии текста» [Лотман 1970: 320], может рассматриваться в качестве текстовой темы, под которой в данном случае понимается «единица сюжетосложения» [Реформатский 2001:489] или элемент композиционной структуры: «герой только тогда и может нести компози

9

ционные функции, когда он является тематическим элементом» [Медведев (Бахтин) 1993: 153; выделено нами. — Л.Ч.]³.
   Всякая тема текста в той или иной мере эксплицируется, вербализуется, т.е. обретает в процессе линейного развертывания текста некий лексический эквивалент. Обязательность материального (вербального) воплощения темы текста позволило Дж. Смиту дать этому весьма абстрактному, по его выражению, понятию следующее определение: «Темой можно считать категорию слов, встречающихся в тексте и организованных подобно тезаурусу» [Смит 1980: 337]. Персонаж художественного текста, или «индивидуальный образ», являет собой один из вариантов текстовой темы [там же: 353]. Объединение слов, служащее реализации текстовой темы «индивидуальный образ» («персонаж»), обозначается нами как персонажная лексическая тема⁴.
   Персонажная лексическая тема представляет собой внутритекстовое объединение слов, функционально связанное с созданием индивидуального образа, или «модели человека»: с презентацией субъекта внутритекстовой действительности и актуализацией элементов информации о различных ипостасях этого субъекта.
   Доминантой функционального лексического объединения служит либо имя собственное, если персонаж «крещен» автором, либо другое имя, связанное с идентификацией субъекта на текстовом пространстве (параметризация персонажа по одному из признаков — социальному, возрастному, национальному, ситуативному и под.).
   Имя собственное, рассматриваемое в содержательном аспекте, оказывается, по мнению ряда исследователей, практически «пустым» элементом языковой системы (асемантические элементы языка, по Н.Д. Арутюновой), что делает его подобным местоименным анафорическим средствам. Однако, как замечает И.Б. Шатуновский, это не случайная «пустота»: «Оно пусто для того, чтобы быть наполненным. Так пуст бокал, в который ничего не налито. И именно потому, что оно

    ³ Ср. замечание Ю.С. Степанова, сделанное им со ссылкой на работы Э. Френцель по анализу литературных сюжетов: «Персонаж — естественный носитель сюжета», поскольку «мир типизируется прежде всего не в форме предикатов и даже не в форме событий в “чистом виде”, а в форме индивидов» [Степанов 2001: 18].

    ⁴ На необходимость членения прозаического текста при его семантическом анализе «на уровни и группы по уровням семантических сегментов», к числу которых относится и сегмент «образ героя», указывал и Ю.М. Лотман [Лотман 1970: 119].

10