Игра на гранях языка

Москва
Издательство «ФЛИНТА» 
2020

5-е издание, стереотипное

УДК 811.161.1:82-7 
ББК  81.411.2

   Н83 

Н83      

Норман Б.Ю. 
Игра на гранях языка / Б.Ю. Норман. – 5-е изд., стер. – 
Москва : ФЛИНТА, 2020. – 344 с. – ISBN 978-5-89349-790-8. – 
Текст : электронный.

Книга Б.Ю. Нормана, известного лингвиста, рассказывает о том, что

язык служит не только для человеческого общения, передачи информации, 
самовыражения личности, но и для многого другого: он развлекает, 
смешит, удивляет, восхищает… Речь идет о всевозможных разновидностях
языковой игры, понимаемой максимально широко. Творцом здесь
оказывается обычный человек, а объектом наблюдения и размышления – 
словесные шутки, анекдоты, каламбуры, массовое поэтическое творчество
и т.п., вплоть до речевого кривляния и балагурства. В книге приводится
также богатый материал из русской художественной литературы и 
фольклора, в том числе современного. Завершает книгу юмористический «Энтимологический словарь», удостоенный в свое время премии 
16-й страницы «Литературной газеты» и вызвавший целую лавину
подражаний. Это на сегодняшний день наиболее полный (более 2000
слов) перечень шутливых словотолкований, у которых, как оказывается,
есть и вполне серьезный научный аспект.

Книга рассчитана на широкую читательскую аудиторию, прежде

всего студентов, школьников старших классов, всех ценителей юмора и
любителей русского слова.

УДК 811.161.1:82-7 
ББК  81.411.2

ISBN 978-5-89349-790-8
© Издательство «ФЛИНТА», 2006


ОГЛАВЛЕНИЕ



«Что наша жизнь? — Игра!» (Вместо предисловия)..........4
Языковое Зазеркалье....................................12
«Без грамматической ошибки я русской речи не люблю...»............................33
Жизнь и приключения слова..............................76
Сегодня — это завтра вчера............................116
«Синтаксис домики строит не те...»....................138
О контексте, диалоге и принципе кооперации............173
«Язык создает мир» (у истоков фанталингвистики).......208
История и уроки одной забавы..........................252
Этимологический словарь...............................283
Избранная литература по вопросам языковой игры и языкового юмора.....................................338

«Игра на гранях языка» — выражение из поэмы выдающего
ся русского поэта Николая Заболоцкого «Рубрук в Монголии».
Его следует понимать так: язык многогранен, и подобно тому как
самоцветный камень своими гранями переливается и вспыхива
ет неожиданно под лучами света, так и языковую единицу чело
век может заставить «заиграть». В слове или предложении вдруг
появляются новые оттенки значения, которые вызывают глубин
ные ассоциации, порождают сложный смысл... И об этом пойдет
речь в книге. О богатстве нашего языка, о его творческом потен
циале, над которым мы редко задумываемся. О тех точках, в ко
торых сходятся интересы специалистафилолога и рядового,
обычного «носителя языка». Играть на гранях языка, таким об
разом, — значит обнаруживать в языке новые и новые возможно
сти передачи мысли и чувства.
Но слово «грани» вызывает в нашем сознании и другие ассо
циации. Грань — это ведь не только «плоскость», «сторона мно
гогранника», это еще и «граница», «линия раздела». Мы говорим:
на грани возможного, перейти грань, оказаться за гранью... В та
ком случае играть на гранях значит «балансировать», «ходить по
этой острой грани, стараясь не сорваться». Или еще: оставаться
по эту сторону, хотя уже отчетливо видна та сторона... И в этом —
вторая задача книги: показать, как язык действует в ситуации,
близкой к запредельной, когда нарушить правило «нельзя, но
очень хочется». Когда же это бывает? Ну, например тогда, когда
человеку нужно не столько сообщить чтото другому человеку,
сколько обратить на себя внимание, произвести эффект, «поиг
рать» словом.
Скажем сразу: грани языка не так уж остры. Это значит, что
языковые предписания и запреты — не то что правила дорожного
движения, где все ясно: или нарушил, или нет. Или главная до
рога, или второстепенная. В языке мы ежедневно и ежечасно стал
киваемся с ситуациями, когда невозможно однозначно ответить
на вопросы: можно так сказать или нельзя? Так говорят или нет?
Это правильно или неправильно? Правда, есть люди (и среди них

нередко попадаются редакторы и школьные учителя), которые
полагают, что в языке все твердо установлено, для каждого фак
та существует своя рубрика, свое правило. И если он, этот чело
век, данного правила не знает, то надо просто спросить у челове
ка более сведущего, заглянуть в «полные списки, хранящиеся в
недоступных для профана местах, у жрецов грамматической на
уки» (это цитата из статьи «Объективная и нормативная точка
зрения на язык» замечательного русского языковеда А.М. Пеш
ковского), — уж тамто, в этих скрижалях, наверняка содержится
окончательная истина... Ну что можно сказать о сторонниках та
кой точки зрения? Наверное, это счастливые люди: у них на все
есть ответ. А может быть, им просто надо работать в ГАИ? Пото
му что сам язык — совсем иной природы. Его правила не жестки
(хотя бы потому, что всегда предусматривают какието исключе
ния), границы его классов размыты (в математике такие классы
называются нечеткими множествами), его предписания имеют ха
рактер вероятностных рекомендаций (это выглядит примерно
следующим образом: «лучше так, чем этак», «скорее это, чем то»).
Иными словами, у говорящего человека всегда есть выбор: ска
зать так или иначе. Но вся штука в том, что человек часто выби
рает как раз не самый простой и естественный вариант.
К примеру, вместо того чтобы комуто просто сказать: «До
свидания», он может выразиться витиевато: «Привет родителям!»
или «Пишите письма!» (вовсе не имея в виду ни конкретных папу
маму, ни — на самом деле — писание писем). Вместо того чтобы
поинтересоваться, допустим: «Чья это книга?», спросит: «Чей
туфля?» — и сам же ответит: «Мое». Вместо нормального, пола
гающегося в том или ином контексте слова качество скажет «как
чество» (и «коликчество»), вместо убийца — «убивец», вместо эпо
пея — «опупея», вместо мест нет — «местов нет» (хорошо созна
вая, что «так сказать нельзя»). Зачем все это, спрашивается?
Повидимому, говорящий рассчитывает на какойто эффект, на
какоето вознаграждение за свои речевые усилия, за риск, свя
занный с нарушением правил.
Все приведенные примеры — это многообразные проявления
языковой игры, сложного феномена, которому посвящена дан
ная книга. Что же такое языковая игра? Это использование язы

ка в особых — эстетических, социальных и т.п. — целях, при кото
ром языковая система наилучшим образом демонстрирует свою
«мягкость»: языковые единицы, их классы и правила их функци
онирования получают тут бо´льшую степень свободы по сравне
нию с иными речевыми ситуациями.
Вообще, игра — чрезвычайно важный вид человеческой дея
тельности. Не надо думать, что она сводится к периоду детства, к
возне в песочнице или беготне в пятнашки. Человек играет всю
свою сознательную жизнь. Более того, можно сказать, что игра
древнее, чем сам человек: ведь играют и животные. Кошка балу
ется с клубком ниток, собаки изображают борьбу друг с другом...
Для них это забава. А что человек? При помощи игры он оттачи
вает наблюдательность, тренирует память, набивает руку. В про
цессе игры он моделирует (т.е. умственно воссоздает) разные си
туации, планирует свои ходы и просчитывает ходы партнеров —
учится до известной степени предвидеть развитие событий. В игре
он также примеряет к себе разные роли: ребенка, родителя, вра
ча, просителя, шута, солдата (воина), командира (начальника)
и т.д. В значительной мере благодаря игре он формирует свое
окружение: подбирает себе знакомых, друзей, врагов, быть мо
жет, даже мужа или жену... В самом деле, ведь игра, как мы ее
понимаем, — это не только партия в домино или заполнение кар
точек «Спортлото», а еще и приглашение на танец, и ухаживание
за невестой, и даже свадебный ритуал... Надо ли еще распростра
няться о том, как важна игра для человека? И так ясно: это часть
его общественной сути, его неотъемлемая социальная функция.
Говоря проще, без игры человек не был бы человеком.
Есть ли у игры какието общие, универсальные свойства?
В классической работе голландского мыслителя Й. Хёйзинги
«Homo ludens» (Человек играющий) говорится: игра — это дея
тельность, осуществляемая по определенным правилам, в опре
деленном времени и пространстве. Вместе с тем она противопо
ставлена обыденной жизни, не связана напрямую с биологиче
скими процессами, без нее вроде бы можно прожить.
В этом смысле игра не приносит непосредственной пользы,
это своего рода излишество, дополнение к природным процессам.
Зато она доставляет человеку удовольствие или удовлетворение.

Это и есть достойная плата за те старания (напряжение, риск),
которые связаны с игрой. (Не случайно, заметим, игра часто со
провождается тайной, опасностью, риском; играя, человек может
забыть обо всем на свете!)
Все это — общие свойства игры как таковой. Что же касается
игры словесной, игры в языке, то здесь следует подчеркнуть не
которые ее отличительные черты.
Вопервых, эта игра обязательно содержит эстетический мо
мент. Удовольствие, которое испытывают говорящий и слушаю
щий, не исчисляется в рублях или призах, а заключается в ощу
щении красоты и изящества сказанного. Ктото из великих фи
зиков заметил о современной ему теории: она недостаточно
красива, чтобы быть истинной. Так вот, языковая игра должна
быть красивой — в этом ее правда, ее право на существование.
Приведем в связи с этим еще одно свидетельство. Великий анг
лийский политик сэр Уинстон Черчилль обладал даром сочинять
тексты, завораживавшие аудиторию. «Чем изящнее удавалось
выразить ему ту или иную мысль, тем сильнее настаивал он на ее
абсолютной верности. Кажется, он находил бесспорным любое
соображение, воплощенное в привлекательную форму» («Изве
стия». 1998. 10 июля).
Тут мы невольно соприкасаемся с одной из великих философ
ских проблем: действительно ли красота внутренне связана с ис
тиной (и потому именно она «спасет мир»)? Оставим сию отвле
ченную проблематику философам и моралистам. Но заметим, что
она имеет и чисто филологическое преломление: софизмы, пара
доксы, метафоры, гиперболы и прочие фигуры речи — помогают
ли они общению или затрудняют его? В применении к конкрет
ным случаям этот вопрос может получить и вовсе неожиданный
вид: а всегда ли эти красоты языка уместны? Встречаются люди —
наверное, каждый припомнит себе хоть один такой пример, —
которые «словечка в простоте не скажут, всё с ужимкой». Для
них языковая игра — привычная стихия, вторая натура, и трудно
понять, говорят ли они всерьез или дурачатся и треплют языком.
Вот как описывал такой «характер» (тип людей) французский
моралист XVII века Жан де Лабрюйер: они придают словам «не

свойственный им смысл и сочетают их в несочетаемые выраже
ния. Они говорят не так, как подсказывает разум или обычай, а
как им взбредет в голову, и, подстрекаемые желанием блеснуть,
неприметно создают свое собственное, особое, небывалое наре
чие... При этом они неизменно довольны собой и своим остро
умием: в остроумии им, пожалуй, не откажешь, но оно так убого
и, более того, так неприятно, что уж лучше бы его не было со
всем». Действительно, такого собеседника приятным не назовешь:
он утомляет своим пустым красноречием, вычурностью своих
высказываний. Игра ведь тем и хороша, что существует на фоне
неигры: серьезной и обыденной деятельности, в том числе дея
тельности речевой. Так что можно вспомнить по данному поводу
старую истину: все хорошо в меру, в том числе и языковая игра.
Вторая отличительная особенность языковой игры — это то,
что она очень часто сопряжена с комическим эффектом. Конеч
но, у нее могут быть и более «возвышенные» цели — например, в
текстах поэтических или магических (заклинаниях, заговорах
и т.п.), но сплошь и рядом языковая игра нацелена на то, чтобы
просто позабавить собеседника, развеселить, рассмешить его.
В зависимости от конкретной ситуации это намерение принима
ет вид словесной остроты, каламбура, шутки, анекдота и т.п.
И тут языковая игра — только одно из средств создания комиче
ского, она «сотрудничает» с целым рядом приемов, с помощью
которых достигается юмористический эффект. Это, в частности:
намеренное искажение, пародирование, передразнивание како
гото явления, преувеличение, нагромождение, выпячивание ка
кихто черт, вырывание, изъятие предмета из его привычной сре
ды, столкновение несоединимых предметов или черт, например
«высокого» и «низкого», вообще снижение образа, его упроще
ние, вульгаризация, обманывание ожидания и т.п.
Все эти приемы, разумеется, свойственны не только словес
ному творчеству, они проявляются и в разных жанрах изобрази
тельного искусства (шарж, карикатура), музыки (музыкальная
шутка, бурлеск), цирка (клоунада) и т.д.
И все же смешное смешному рознь. Одно дело — остроумные
афоризмы и тонкие эпиграммы, а другое — языковое баловство,

«кривлянье». В первом случае говорящий апеллирует к интел
лектуальному опыту и способностям слушающего, второй же слу
чай сродни гримасничанью и паясничанью. Например, если мы
читаем шутливые определения вроде Любовь — это эгоизм вдво
ем или Коза — корова бедняка, то понимаем, что их автор рассчи
тывает на определенную «встречную» умственную работу, на
сравнение с иными определениями, на удовольствие от неожи
данности или парадоксальности афоризма... А если говорящий
произносит «Чаво?» вместо Что? или «десять рублёв» вместо
десять рублей (хорошо зная, что надо сказать иначе), то он как
бы подмигивает нам: «Конечно, я знаю, что это неправильно, что
так сказать нельзя, но мыто люди взрослые и независимые, к тому
же принадлежащие к одному кругу, а потому можем позволить себе
вольность и сумеем по достоинству ее оценить». Конечно, сильно
оригинальными такие речевые отклонения не назовешь, но и осо
бых усилий в их понимании и употреблении не требуется...
В научной литературе предлагается даже терминологически
разграничить эти два вида языковой игры: первый называют ост
рословием, второй — балагурством (такие термины вводятся, в
частности, в коллективной монографии «Русская разговорная
речь». М., 1983). Вот только на практике разграничить их не все
гда легко. Если, к примеру, говорящий образует, вопреки запретам,
какоето новое слово вроде «отъезжант» или «вдолгожитель», — что
это, острословие или всего лишь балагурство?
Впрочем, игра слов вообще считается довольно простым спо
собом достижения комического эффекта. Вот как писал шотланд
ский философ XVIII в. Генри Хоум: «Этот род остроумия зави
сит большей частью от выбора слова, имеющего несколько зна
чений; благодаря ему становятся возможны различные языковые
трюки и простые мысли приобретают совершенно иной вид. Игра
необходима человеку как отдых после трудов; поэтому человек
любит игру настолько, что наслаждается также и игрой слов...
Примечательно, что этот низший род остроумия был излюблен
ным развлечением всех народов на известной ступени развития
у них вкуса, но постепенно утратил это почетное место» («Осно
вания критики»).

По мнению Хоума, языки со временем становятся все более
точными в выражении значений, это ограничивает возможности
языковой игры, постепенно сводит ее на нет. Слава Богу, фило
соф ошибся. Языковая игра — неизбежный спутник любого есте
ственного языка; это, как уже говорилось, вечная потребность
человеческого духа...
Третья особенность языковой игры заключается в том, что в
основе ее лежат некоторые внутренние, «природные» свойства
самого языка — его строения и функционирования в обществе.
В самом деле, стоит задуматься: ведь языковая игра — это посто
янное нарушение какихто правил или, как мы выразились, ба
лансирование на грани нормы. И в то же время сами эти наруше
ния не бессистемны и случайны, а также происходят по опреде
ленным правилам, подчиняются некоторым закономерностям
(потому их нетрудно разложить по полочкам). Как это объяснить?
Дело в том, что язык изначально содержит в себе глубинные,
неразрешимые противоречия. Это и создает основания для раз
личного рода отклонений, размывает, «смягчает» систему. Вспом
ним, с каким количеством исключений из грамматических пра
вил нам приходится сталкиваться в школьном курсе русского
языка! А лексика, т.е. словарный запас? Ведь тут что ни слово —
то свое, особенное значение, подчас с трудно уловимыми оттен
ками... И признаемся себе: если бы мы располагали неограничен
ным временем (например, при изучении или преподавании язы
ка) и неограниченным пространством (например, неограничен
ной бумажной площадью при издании книг), то количество этих
исключений и особенностей выросло бы во много раз! Просто мы
вынуждены закрывать глаза на многие и многие сложности в язы
ке, представлять его в книгах и на уроках более простым и «более
системным», чем он есть на самом деле, — и в этом уже скрывает
ся неразрешимое противоречие.
Получается, что язык, при всей его системности, — очень уж
своеобразная система: сложная, «мягкая», противоречивая. А язы
ковая игра все эти противоречия безжалостно вскрывает и пока
зывает нам: вот они, исключения и отклонения, вот они, языко
вые сложности! И в этом, может быть, самая большая польза от
изучения того феномена, которому посвящена данная книга. Да