Основы русского стихосложения. Теория и история русского стиха : в 2-х кн. Кн. 2 : Строфика

О.И. Федотов 
ОСНОВЫ РУССКОГО
СТИХОСЛОЖЕНИЯ 
ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ
РУССКОГО СТИХА 
Книга 2 
Строфика 
4-е издание, стереотипное 
Москва 
Издательство «ФЛИНТА» 
2022 

УДК 820/83.0 
ББК  83.3 
  Ф34 
Р е ц е н з е н т ы: 
д-р филол. наук, проф. С.И. Кормилов; 
каф. рус. и зарубеж. лит. Ставропольского гос. ун-та 
Федотов О.И. 
Ф34       Основы русского стихосложения. Теория и история
русского стиха : в 2-х кн. Кн. 2 : Строфика / Федотов О.И. 
— 4-е изд., стер. — Москва : ФЛИНТА, 2022. — 486 с. —
ISBN 978-5-89349-365-8. — Текст : электронный. 
 Книга состоит из двух частей: первой, раскрывающей
специфику стихотворной речи, ее релевантные признаки и
коренные отличия от речи нестихотворной; и второй, посвященной
метрике и ритмике, в которой выявляются и описываются
фольклорные и литературные корни русской
стиховой
культуры, силлабическая, силлабо-тоническая, тоническая система
стихосложения, верлибр и литературная стихопроза. 
Пособие адресовано студентам и аспирантам филологических
факультетов, учителям и учащимся педагогических училищ, лицеев
и школ с гуманитарным уклоном, а также самому широкому
кругу любителей поэзии. 
УДК 820/83.0 
ББК  83.3 
ISBN 978-5-89349-365-8          © Издательство «ФЛИНТА», 2012 

Г л а в а  1
ПОНЯТИЕ СТРОФЫ И ЕЕ ТИПОЛОГИЯ
4
Часть III.  Строфика
Горизонтально-вертикальное развертывание стихотворного
текста осуществляется двумя противоположными способами:
1) либо речевой поток членится на более или менее соизмеримые группы стихов, 2)либо идет сплошняком, сохраняя естественную целостность со свободным, неупорядоченным чередованием строк. Первая разновидность стиха называется строфической, вторая — астрофической. Ритмическое движение
строфического стиха можно сравнить с марширующими на параде одинаковыми колоннами, астрофический стих напоминает, скорее, непрерывное спонтанное шествие группирующихся
в произвольные ассоциации демонстрантов.
Среди многочисленных определений строфы своей внутренней непротиворечивостью, универсальностью и отсутствием
полемической заостренности отличается вариант К.Д. Вишневского: «Обособленная группа стихов определенного тематического, ритмического и интонационного построения, являющаяся
мельчайшей формой композиции стихотворного произведения»1.
Сходные, но более лапидарные формулы предлагают солидарные с ним М.Л. Гаспаров: «Группа стихов, объединенных каким-либо формальным признаком, повторяющимся периодически»2 и С.И. Кормилов: «...группа стихов, периодически повторяющаяся в одном стихотворении по признакам объема, порядка
рифмовки (клаузул) и соотношения размеров»3.
Забегая несколько вперед, отметим: признак периодической
повторяемости, выделяемый как релевантный, неправомерно
отсекает от строфики так называемые одиночные строфы.
1 Вишневский К.Д. Строфика Лермонтова//Творчество Лермонтова / Уч. записки Пензенского педагогического института. Сер. филол. — Вып. 14. — Пенза, 1965. — С. 3–131.
2 Гаспаров М.Л. Русские стихи 1890-х –1925 годов в комментариях. — М.,
1993. — С. 151.
3 Кормилов С.И. Строфика как элемент стихотворной формы// Филология:
Сборник студенческих и аспирантских научных работ. — Вып. 3. — Изд-во МГУ,
1974. — С. 107.

Девять лишь муз называя, мы Сапфо наносим обиду:
Разве мы в ней не должны музу десятую чтить?
(Ïëàòîí, ïåð. Î. Ðóìåðà)
Глава 1.  Понятие  строфы  и  ее  типология
5
4 Íèêîíîâ Â.À. Строфика//Изучение стихосложения в школе. — М., 1960. —
С. 96.
Сам термин «строфа» греческого происхождения: strophe —
кружение, поворот (свою внутреннюю форму термин «строфа» сохранил в польском языке — zwrotka) — так древние
эллины называли порцию стихотворного текста, которую успевал пропеть хор трагедии или комедии, завершив один круг
по орхестре; двигаясь по тому же кругу в обратном направлении, хор исполнял антистрофу; в совокупности они составляли систему.
Можно ли, однако, считать родиной строфы античную Грецию? Разумеется, нет. Просто в лоне древнегреческого театра
она проявила себя наиболее определенно, была адекватным образом осмыслена, теоретически и терминологически кодифицирована. Вопрос «где и когда впервые прозвучала строфа?» не
имеет однозначного ответа. В принципе, согласимся с В.А. Никоновым, строфа — ровесница стиха4. Подобно ему, она постепенно выделилась из синкретического действа, сочетавшего представление, танец, пение, слово и музыку, как некая форма поэтической речи, расчлененной на психологически соизмеримые
отрезки.
Строфа, состоящая из стихов, так же как и стих, формировалась в условиях первобытного синкретизма и принадлежала
одинаково устному народному творчеству и литературной поэзии, параллельно и одновременно функционируя в лирике,
эпосе и драме. Каждый народ, развивая свою поэзию, так или
иначе изобретал строфу. Поэтому она могла возникать многократно, всякий раз самостоятельно и самобытно, как одинаковое следствие в целом сходных условий (Там же, с. 102). Значительно позднее фактором, осложняющим оригинальную национальную основу, становились внешние иноязычные влияния.
В античной метрике строфа представляла собой комбинацию
особым образом организованных стихов. В ее основе лежали количественные ограничители. Обычно чередовались стихи, чемто отличные друг от друга. Либо — чисто метрически, как гекзаметр и пентаметр в составе элегического дистиха:

Неотлучен станет беглец недавний;
Кто не принял дара, придет с дарами;
Кто не любит ныне, полюбит вскоре —
И безответно...
(Сапфо. Гимн Афродите, пер. Вяч. Иванова)
6
Часть III.  Строфика
Либо — как в логаэдических строфах, где сочетались стихи,
различавшиеся и по метрической конфигурации, и по длине.
В сапфической строфе, например, фигурировали три сапфических 11-сложника и один 5-сложный адоний:
В новое время, после крестовых походов (IХ–ХI вв.), Западная Европа познакомилась с рифмой, до этого эпизодически
самопроизвольно появлявшейся в речевых жанрах фольклора и
более или менее регулярно — в христианской лирике раннего
средневековья (в так называемом леонинском стихе), и она стала, как и у арабов, совершенным инструментом необыкновенного разнообразия строфических форм в рыцарской лирике. Канонизированное сочетание рифм образовало рифмовку, которая
стала одним из основных качественных признаков строфы. В дальнейшем сознательный отказ от рифмы воспринимается уже как
минус-прием (Ю.М.Лотман), благодаря чему роль релевантного фактора строфообразования приняла на себя не схема рифм,
а схема клаузул — то или иное чередование каталектик.
Несомненно, самой дискуссионной областью строфики является ее типология. Где пролегает граница между строфическим
и астрофическим стихом, как они соотносятся друг с другом
и каковы их подразделения? Стиховеды отвечают на эти вопросы по-разному.
Так, Б.Ярхо, Г.Шенгели и М.Пейсахович считали строфическим любой стихотворный текст, в котором прослеживается
какая-либо структура, — и привычные, допустим, четверостишия, выделенные графически, и тексты, в которых те же четверостишия и вперемежку с ними двустишия, а также другие, более
прихотливые стихосочетания присутствуют без графического
сигнала (классические примеры — «Руслан и Людмила» Пушкина, «Демон» Лермонтова, «Кому на Руси жить хорошо» Некрасова). В результате почти все стихотворные тексты, за очень малым исключением, оказываются строфическими.
Другие исследователи — прежде всего К.Вишневский, М.Гаспаров и С.Кормилов — опираются на решающее значение тако

Как весело стихи свои вести
Под цифрами, в порядке, строй за строем,
Не позволять им в сторону брести,
Как войску, впух рассыпанному боем!
Тут каждый слог заметен и в чести,
Тут каждый стих глядит себе героем.
А стихотворец... с кем же равен он?
Он Тамерлан иль сам Наполеон.
(Пушкин. Домик в Коломне)
5 Тынянов Ю.Н. Проблемы стихотворного языка. Статьи. — М., 1964. — С. 66.
Глава 1.  Понятие  строфы  и  ее  типология
7
го, казалось бы, чисто формального признака, как графическая
сегментация речевого потока; в результате два противоположных типа стихотворной речи оказываются в количественном отношении вполне сопоставимыми, а перспективы построения
четкой классификации обоих, с градацией промежуточных (переходных) форм, — достаточно реальными.
Графика и в самом деле — не пустая формальность, а объективный, в буквальном смысле видимый признак авторской воли,
сознательно принятого творческого решения, бесспорный знак
определенной структурной установки на строфическую или астрофическую стратегию:
Пушкинская метафора с поразительной точностью вскрывает структурное противостояние строфического и астрофического стиха как движения в высшей степени упорядоченного («под
цифрами, в порядке, строй за строем»), напоминающего движение регулярной, хорошо вымуштрованной армии, ведомой победоносным полководцем, и движения спонтанного, неупорядоченного, подобного отступлению бредущего «в сторону» «войска, впух рассыпанного боем». По аналогии с тыняновским
понятием «единства и тесноты стихового ряда»5, для актуализации которого графика играет самую существенную роль, можно
говорить и о «единстве и тесноте строфы», имеющей свое строгое внутреннее членение и соответствие с другими единицами
по принципу закономерного подобия. В условиях «единства и тесноты» строфического пространства «заметен и в чести» «каждый
слог», подчеркнуто значимы каждое слово, каждое предложение, каждая фраза и «каждый стих глядит себе героем».
Способы графического выделения строфы как обособленной
единицы стихотворного текста, выработанные многовековой

Кормилов С.И. Указ соч. — С. 114.
8
Часть III.  Строфика
творческой практикой, чрезвычайно разнообразны. Это — и пробел, чаще всего, т.е. пропуск строки, и цифры, арабская или
римская, видимо, с неодинаковой мерой синтаксической, ритмической и тематической замкнутости маркируемой строфы, и
черта, и звездочка, одна или три, и сдвиг, как в шахматных
клетках, и т.д.
Неизбежно возникает вопрос: как осуществляется строфическая сегментация при отсутствии графически воспроизводимого текста, например в песенном фольклоре или в устном
исполнении при чисто акустическом восприятии, например,
песен В.Высоцкого? Эквивалентом графического сигнала в таких случаях служит пауза, тем более глубокая, чем объемнее
и сложнее по своей внутренней конфигурации исполняемая
строфа.
В полном соответствии с множеством разнородных определений предстают и многообразные способы классификации строф.
Пожалуй, наиболее стройную систему «формальной композиции» стихотворной речи предложил в своей еще аспирантской
статье С.И.Кормилов. Выделив несколько ее типов, он расположил их по возрастающей степени формального единства: «1) астрофические объединения; 2) различные виды тирад; 3) дефектные строфы; 4) правильные строфы (индивидуально-авторские и канонические); 5) цепные строфы; 6) твердые формы и их
варианты (фиксированные и нефиксированные по объему; в числе
первых индивидуально-авторские)»6. К сожалению, «индивидуально-авторское» видение проблемы, свойственное приведенной классификации, делает ее малопригодной для оптимального распределения фактического материала другими исследователями. Учебный характер данного пособия диктует свои законы,
заставляя в ряде случаев сознательно идти на некоторые упрощения, отдавая предпочтение не оригинальным, а общепринятым концепциям.
Согласно наиболее традиционному подходу, строфическая
речь естественным образом смыкается с астрофической через
систему графически немаркированных переходных форм.
Предельный случай внутренне урегулированной в структурном отношении, но графически не расчлененной на строфы стихотворной речи представляет собой текст, в котором угадываются идентичные группы стихов с идентичной рифмовкой (или,

Подъезжая под Ижоры,
Я взглянул на небеса
И воспомнил ваши взоры,
Ваши синие глаза.
Хоть я грустно очарован
Вашей девственной красой,
Хоть вампиром именован
Я в губернии Тверской,
Но колен моих пред вами
Преклонить я не посмел
И влюбленными мольбами
Вас тревожить не хотел...
(Пушкин. Подъезжая под Ижоры...),
Отцы-пустынники и жены непорочны,
Чтоб сердцем возлететь во области заочны,
Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,
Сложили множество божественных молитв.
Но ни одна из них меня не умиляет,
Как та, которую священник повторяет
Во дни печальные Великого Поста;
Всех чаще мне она приходит на уста
И падшего крепит неведомою силой:
Владыко дней моих! дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть, о Боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.
(Пушкин. Отцы-пустынники и жены непорочны...);
Глава 1.  Понятие  строфы  и  ее  типология
9
скажем, схемой холостых клаузул). Это прежде всего сплошной
александрийский стих:
скрытые в астрофическом тексте, по сути одинаковые четверостишия перекрестной рифмовки в другом пушкинском стихотворении:
или имитация столь популярного в античной поэзии элегического дистиха, который из одиночной строфы модифицируется

Когда в объятия мои
Твой стройный стан я заключаю
И речи нежные любви
Тебе с восторгом расточаю,
Безмолвна, от стесненных рук
Освобождая стан свой гибкий,
Ты отвечаешь, милый друг,
Мне недоверчивой улыбкой;
Прилежно в памяти храня
Измен печальные преданья,
Ты без участья и вниманья
Уныло слушаешь меня...
Кляну коварные старанья
Преступной юности моей,
И встреч условных ожиданья
В садах, в безмолвии ночей.
Кляну речей любовный шопот,
Стихов таинственный напев,
И ласки легковерных дев,
И слезы их, и поздний ропот.
(«Êîãäà â îáúÿòèÿ ìîè...»)
Грустен и весел вхожу, ваятель, в твою мастерскую:
Гипсу ты мысли даешь, мрамор послушен тебе:
Сколько богов и богинь, и героев!.. Вот Зевс громовержец,
Вот исподлобья глядит, дуя в цевницу, сатир.
Здесь зачинатель Барклай, а здесь совершитель Кутузов,
Тут Аполлон — идеал, там Ниобея — печаль...
Весело мне. Но меж тем в толпе молчаливых кумиров
Грустен гуляю: со мной доброго Дельвига нет;
В темной могиле почил художников друг и советник.
Как бы он обнял тебя! Как бы гордился тобой!
10
Часть III.  Строфика
в нерасчлененно повторяющуюся их совокупность в пушкинском стихотворении «Художнику»:
Вторую, чуть менее очевидную переходную от астрофического стиха к строфическому группу образуют структуры, в которых чередуются «псевдострофы» с равным количеством строк,
но с разной конфигурацией рифмовки или каталектики. Вновь
обратимся за примером к бесконечно разнообразному Пушкину: