Хочу - Могу - Должен. Опыт общественной автобиографии личности

Валентин Толстых

Собственному 85-летию посвящаю

ХОЧУ    МОГУ     ДОЛЖЕН.

Валентин Толстых

ОПЫТ 
ОБЩЕСТВЕННОЙ 
АВТОБИОГРАФИИ
ЛИЧНОСТИ

Прогресс-Традиция
МОСКВА

ББК 87
УДК 13
Т 52 

Толстых В. 
Т 52 
 
Хочу – Могу – Должен. Опыт общественной автобиографии личности. – М.: Прогресс-Традиция, 2015. – 336 с.

ISBN 978-5-89826-424-6

Это не автобиография, не сборник пережитых автором событий и 
запоздалых прозрений. Известный ученый и публицист рассказывает, 
как просто и вместе с тем причудливо складывалась его биография – 
опыт не только профессиональной деятельности, но и человеческого 
общения, взаимоотношений с известными и интересными людьми. 
Без поучений и бахвальства представлен сам процесс формирования 
человеческой личности, результаты её общительной и практической 
деятельности. Читателю, особенно молодому, будет интересно узнать и 
понять, как и из чего вообще складывается личностный мир человека, 
не исключительный, но богатый и уникальный в своих результатах.  

УДК 13
ББК 87 

На переплёте: Иероним Босх. 
«Сад земных наслаждений». 1503–1504. 
Фрагмент

© В. Толстых, 2014
© Г. Ваншенкина, оформление, 2014
ISBN 978-5-89826-424-6 
© Прогресс-Традиция, 2015

СОДЕРЖАНИЕ

ЛИШЬ БЫ ПАМЯТЬ НЕ ПОДВЕЛА...
Вместо предисловия
6

ВСЕ МЫ РОДОМ ИЗ ДЕТСТВА...
24

КОМСОМОЛЬСКАЯ ЮНОСТЬ МОЯ...
51

ЛИХА БЕДА – НАЧАЛО
74

КУМИРЫ И АВТОРИТЕТЫ
100

Я ХОТЕЛ СТАТЬ ИНТЕЛЛИГЕНТОМ...
131

БЫЛ И ОСТАЮСЬ РЕАЛИСТОМ
151

ЖЕЛТЫЙ ДОМ НА ВОЛХОНКЕ
174

ТЩЕТА ТЩЕСЛАВИЯ
или «Коготок увяз – всей птичке пропасть»

201

НООСФЕРА ИЛИ ЗООСФЕРА ?
225

МОЙ БОГ – ДИАЛОГ
244

«ПРОСТО ДРУГАЯ ЕВРОПА»...
269

ДАЛЬШЕ – БОЛЬШЕ… ЧЕГО?
291

СОВЕТСКИЙ ЧЕЛОВЕК
Вместо послесловия
314

ЛИШЬ БЫ ПАМЯТЬ НЕ ПОДВЕЛА…

Вместо предисловия 

Если человек не становится лучше, 
он перестает быть хорошим.
Кромвель

Признаюсь, писать эти автобиографические заметки в мои 
творческие планы не входило. Не возникало даже мысли и желания копаться в своей биографии, вспоминать и воспроизводить 
былое и прожитое. И таким способом войти в число авторов 
ныне модной мемуарной литературы, где известные и не очень 
известные люди охотно описывают свою частную и гражданскую 
жизнь, не думая о том, интересно ли будет это кому-либо читать. 
Мотивы, по которым создаются подобные сочинения, конечно, 
разные, порой причудливые. К сожалению, редко встречаются 
произведения «исповедального» характера, написанные с душевной болью, пусть субъективные, но честные и чистые в авторских целях и намерениях. Гораздо больше и чаще появляются 
творения, продиктованные тщеславием, желанием человека обратить на себя внимание, либо защитить пошатнувшуюся «репутацию», поднять «рейтинг» своего жизненного пути, поведения. 
Впрочем, в советские времена мемуарные тексты появлялись 
редко и воспринимались по-разному, иногда незаслуженно строго, с упреком в «личной нескромности» и бичуемого тогда «индивидуализма».
Учитывая это обстоятельство, в своей книге «Мы были. Советский человек как он есть» (2008) я в первом же абзаце предисловия предупредил читателя, что далек от мысли писать автобиографию. Ибо не считаю себя личностью исторической в 
любом значении и смысле: не занимал высоких «постов», не был 
«деятелем», не прославился какими-либо заметными или скан

дальными поступками, способными оправдать повышенное 
внимание к моей скромной персоне. Просто появилось желание мысленно и обязательно письменно, значит – ответственно, воспроизвести общественно-историческую ситуацию и 
идейную атмосферу, в которой складывались мои жизненные 
представления и взгляды. Тогда оправданным будет и появление автобиографических мотивов и моментов в тексте. Издатели этой весьма объемистой книги подтвердят, что при подготовке рукописи к печати я безжалостно, собственной рукой, 
заметно сократил текст как раз за счет сугубо «биографических» описаний и страниц. Что книге пошло на пользу: она стала более емкой в изложении и весомее в аргументации. 
Однако без жизнеописаний эпох, обществ, роли и историй 
жизни отдельных личностей никак не обойтись, и всегда находились любители – ценители литературы подобного рода. Согласитесь, факт присутствия автора воспоминаний в историческом процессе придает их описанию признак достоверности и 
подлинности. Не случайно такой тонкий знаток реальной жизни и искусства, как Лев Толстой, настаивал на том, что истина 
таится в подробностях. Они-то и преобладают в биографических произведениях. В том числе и в научных трудах, например по истории, где сам по себе процесс объективный представлен автором в индивидуальном исполнении и самовыражении. 
Что в биографических жизнеописаниях предписано и обусловлено самим жанром. 
Думаю, не я один и далеко не сразу, лишь со временем, узнал и осознал, что появление на свет любого человека само по 
себе есть событие случайное. Стало быть, глупо и бессмысленно жаловаться на судьбу, что ты появился «здесь и тогда-то», а 
не «где-то и в другое время». Но в год Победы мне исполнилось 
16 лет, и этому абсолютно случайному факту или обстоятельству я обязан тем, что тем самым меня обошла чаша фронтового испытания «жизнью и смертью». Ёмко, мудро и просто эту 
жизненную ситуацию выразил и оправдал Александр Кушнер 
своей поэтической формулой: времена не выбирают, в них живут и умирают. Текучее Время и быстротечная Жизнь, именно 
эти главные константы человеческого бытия наполняют и 
определяют смысл любого жизнеописания. Выходит, биографический факт совпадения совершеннолетия с концом войны 
сам по себе ничего исторического не содержал и не означал, а 
для меня стал поистине судьбоносным. Понял я это не сразу, с 

течением времени: чем дальше отдалялся, становился этот победный День историческим, тем больше воспринимался он мною 
и как личное везение. С момента, когда узнал, что лишь трое из 
ста призывников 1921–1924 годов вернулись с войны живыми. 
Думаю об этом и сегодня, потому что многими до сих пор не понято, над кем и над чем была одержана победа в
1945 году, и чем все обязаны ей и её творцам. Тут дело уже не 
в памяти, а в отсутствии совести и просто ума у тех господ и товарищей, кто позволяет себе сегодня принижать и унижать участие в войне и победу тем, кто сам не испытал ужаса и голода 
войны. Как человек, хорошо помнящий то время и пережитые 
тогда ощущения и переживания, могу подтвердить и заявить, 
что война всерьез и надолго вошла в сознание и душу моего поколения, и все её напасти и раны еще долго давали о себе знать в 
мирные послевоенные годы. И если ты сам внутренне готов был 
измениться и стать другим, память о ней долго еще не давала 
жить беспечно и бездумно, что я заметил и увидел на примере 
многих моих товарищей и друзей сначала в школе, а потом и в 
университете. 
Впрочем, сложность любого жизнеописания состоит уже в 
самой невозможности просто вспомнить и описать прожитую и 
пережитую тобой жизнь, день за днем и год за годом, со всеми её 
событиями и испытаниями, радостями и горестями, отпущенными тебе судьбой, временем и обстоятельствами. Сделать это немыслимо, да и не имеет смысла. Тут, помимо памяти, совестливости и честности, понадобится воспроизвести буквально всё, что с 
тобой происходило и произошло, как говорится, пропустить через себя, осмыслить и оценить в общем контексте прожитого и 
пережитого. И, конечно, обязательно выяснится, что много времени и сил было затрачено на всякого рода чепуху, бессмысленную возню человека с самим собой, своими дурными привычками или затеями, мало кому интересными. Хотя можно и без спора 
вполне ординарную жизнь описать, воспроизвести в мелочах и 
деталях так, что она возьмет тебя за душу и покажется интереснее любых «крутых» историй и драм. Тут существует своя классика, тот же Гоголь, потрясший всех своей «Шинелью», муками и 
страстями некоего Башмачникова. Тут же ничем подобным не 
пахнет, придется перебрать, переварить огромную массу фактов, 
событий и подробностей, вспомнить и оживить в памяти всё прожитое за восемьдесят с лишним лет, чтобы в толще конкретики 
найти, вышелушить хотя бы одну толстовскую «истину». Задача 

почти немыслимая: дневников я не вёл, пометок и заметок «на 
всякий случай» не делал, хотя наиболее важные, значимые моменты и события, конечно, запомнились, и воспроизвести их я, 
конечно, смогу, попытаюсь. 
Выручит меня особенность моего теперешнего внутреннего состояния: странно, но, пытаясь осмыслить и понять нынешнюю российскую реальность, то и дело вспоминаю как раз прожитые годы, пережитые события. Сопоставляю и сравниваю 
схожие факты, моменты и потрясения, как бы прокручивая собственную жизнь в контексте и духе былое и думы. Занятие совсем не простое: ведь живу я не прошлым, далек от мысли его 
прославлять или воссоздавать даже мысленно, но всё чаще испытываю трудности (думаю, не только я), пытаясь соединить 
жесткую реальность переживаемых сегодня процессов и событий с правдой запомнившихся ощущений и впечатлений прошлого. Более всего коробит и поташнивает от жизнеописаний и 
оценок бывшей советской действительности, вдруг, именно сегодня прозревшими, оказывается, её «до поры-до времени» 
скрытыми критиками-ненавистниками. Особенно теми, кто, за 
редким исключением, терпел и бесстыдно прилаживался к ненавистной действительности, проникая в ответственные органы и занимая ответственные посты. Застыв в ожидании удобного момента и появления тех смельчаков, кто однажды 
отважатся и начнут расшатывать, ниспровергать плохую реальность, в угоду таким же, как они сами, терпеливо ждущим своего часа оппозиционерам. Все последние двадцать лет меня 
удивляет настырность и наглость, с какою эти проснувшиеся и 
осмелевшие, недавно вполне лояльные и готовые «годить» 
граждане СССР, принялись клеймить «проклятое прошлое» – 
свергнутый советский социализм. Вместо того чтобы заняться 
переустройством общественного порядка и власти, они занялись устройством своих собственных дел, присвоением даровой собственности и освоением «теплых местечек». Даже не замечая, как нелепо они выглядят в запоздалом гражданском 
гневе и обличении уже свергнутого «советизма» на фоне более 
чем омерзительных пороков и безобразий постсоветского «рыночного капитализма». 
Мне возразят, скажут, что и советская реальность поразному воспринималась и оценивалась общественностью: 
массовый восторг и энтузиазм обездоленных пролетариев и 
крестьян перемежался в ней с не менее массовым недоволь

ством переменами, которое выражали не только сторонники 
прежней, «старой», власти и порядков, но и все те, кто не принял или скептически воспринимал саму идею социализма. Что 
выразилось в таких масштабных событиях и катаклизмах, как 
мятеж моряков Кронштадта (1921), крах политики «военного 
коммунизма», поиски властью после победы в гражданской войне новой формулы социализма, стихийное противостояние политике коллективизации в годы так называемого «великого 
перелома» и т.д. Это исторический факт: социализм строился и 
внедрялся в обстановке революционных потрясений, столкновений интересов самых разных слоёв, классов и социальных 
групп, и внедрение социалистических идей и советских порядков происходило в непрерывной борьбе, в условиях острой 
идеологической борьбы и политического противостояния внутри и вне партии. Одним новые идеи и порядки не понравились сразу же, другим позже, в период «сталинизма». После 
испытаний, выпавших на долю «реального социализма» (разрушительная война с фашизмом и послевоенное строительство), общество и страна вошли в стадию первого системного 
кризиса, не совсем точно названного «застоем», которым все 
недовольные и прямые противники Советской власти охотно 
воспользовались, совершив контрреволюционный переворот 
по отношению к Октябрю 17 года. Победив грозного внешнего 
врага, Советский Союз был разрушен и низвергнут изнутри.
Краткий пассаж в историю понадобился мне для того, чтобы определить, назвать главную причину моего обращения к 
жанру воспоминаний. Прежде чем её назвать, выражу и выскажу решительное несогласие как с антисоветчиками, так и с апологетами советского прошлого. Многие люди, пожившие в советские времена и хорошо их знающие, сравнивая с ними 
нынешние порядки и условия жизни, не случайно отдают предпочтение прошлому и возмущены откровенно недобросовестной, предвзятой оценкой советского уклада и образа жизни. 
Подобно тому, как большевики столь же негативно и бескомпромиссно критиковали и обличали царскую, дооктябрьскую 
Россию. Ныне немало доброхотов ушатами грязи обливают с 
экрана телеканалов и газетных полос советский социализм, вызывая у меня лишь брезгливое чувство. Многие из них (я знаю 
их лично) просто обязаны советской власти и бесплатным образованием, и своим нынешним статусом, социальным и профессиональным. Безусловно, можно и нужно понять тех, кто