Какою мерою мерите: идея воздаяния в лингвокультуре

                С. Г. Воркачев






                КАКОЮ МЕРОЮ МЕРИТЕ:




ИДЕЯ ВОЗДАЯНИЯ В ЛИНГВОКУЛЬТУРЕ





Монография













Москва Издательство «ФЛИНТА» 2020

УДК 81’1:811.161.1
ББК 81
     В75


Ре ц е н з е н т ы:
д-р филол. наук, проф. В. И. Карасик; д-р филол. наук, проф. И. А. Стернин








      Воркачев С. Г.
В75           Какою мерою мерите: идея воздаяния в лингвокультуре
      [Электронный ресурс] : монография / С. Г. Воркачев. - М. : ФЛИНТА, 2020. - 372 с.

      ISBN 978-5-9765-4341-6

          В монографии на материале философских и психологических текстов, религиозного, художественного и юмористического дискурсов, лексикографии, паремического фонда и фольклора, афористики и Ин-тернет-общения исследуются лингвокультурные представления о справедливости и несправедливости, благодарности и неблагодарности, мздоимстве и блате.
          Для студентов, аспирантов и преподавателей филологических факультетов вузов.
ББК 81
УДК 81’1:811.161.1

В оформлении обложки использована картина «Архангел Михаил, взвешивающий души умерших» (Темпера, дерево. 1490. Национальный музей искусства Каталонии)





ISBN 978-5-9765-4341-6

           © Воркачев С. Г., 2020
           © Издательство «ФЛИНТА», 2020

ОГЛАВЛЕНИЕ


Введение...................................................... 4

Глава 1. Самая редкая добродетель: справедливость............. 7
1.1. «Формула справедливости»................................. 9
1.2. Suum quisque tribuere: справедливость в научном дискурсе. 17
1.3. Справедливость в лексикографии.......................... 30
1.4. «Так оно, пожалуй, и лучше»: справедливость в афористике. 38
1.5. Санкция истины: справедливость по данным корпусной лингвистики........................................ 43
Выводы........................................................ 112

Глава 2. Память сердца: благодарность......................... 119
2.1. Великое слово: благодарность в научном дискурсе.......... 120
2.2. Благодарность в лексикографии............................ 128
2.3. За все благодарите: благодарность в религиозном дискурсе. 133
2.4. Добро добро покрывает: благодарность в русских пословицах.................................................. 145
2.5. Знак благородства души: благодарность в афористике..... 151
2.6. Семиотика благодарности................................ 160
Выводы...................................................... 213

Глава 3. Рука руку моет: мздоимство......................... 225
3.1. Взятка в лексикографии................................. 226
3.2. Взятка в юридическом дискурсе.......................... 237
3.3. Дар в пазуху: мздоимство в религиозном дискурсе........ 243
3.4. Сухая ложка рот дерет: взятка в русских пословицах..... 247
3.5. Дай, Джим, на счастье в лапу мне: взятка в афористике.. 249
3.6. Взятка в российском анекдоте........................... 256
3.7. Мздоимство по данным корпусной лингвистики............. 274
Выводы...................................................... 318

Глава 4. Дефицитный пропуск к дефициту: блат................ 327
4.1. Блат в лексикографии................................... 328
4.2. Блат по данным корпусной лингвистики................... 331
Выводы...................................................... 351

Заключение.................................................. 354
Литература.................................................. 359

            ВВЕДЕНИЕ



     Если под лингвокультурной идеей понимать находящее выражение в языке сложное смысловое образование, отмеченное жизненной значимостью, мировоззренческой направленностью, аксио-логичностью, системностью и целостностью (см. подробнее: Вор-качев 2007: 18-19), то воздаяние, как представляется, принадлежит именно к этому типу семантических явлений.
     Идея воздаяния, лежащая в основе межличностных отношений, обладает особой социокультурной значимостью, она образована комплексом разнокачественных семантических, психических и поведенческих сущностей: в нее входят поступки и символические действия, эмоции и чувства, этические и деонтические нормы.
     Ядро этой идеи, ее смысловой костяк - это категория справедливости, напрямую связанная с представлениями о способах распределения материальных и духовных благ в обществе, она образуется противопоставлением воздаяния добром за добро - вознаграждения - воздаянию злом за зло - возмездию. Эта разновидность идеи воздаяния достаточно свободно поддается некой кванториза-ции: воздаяние здесь может быть личным и индивидуальным (подарок и месть), социально институализованным, (наказание по судебному приговору и награждение), а также мифопоэтическим, когда возмездие и вознаграждение осуществляются некой Высшей силой, восстанавливающей равновесие зла и добра в мире (см.: Толстая 2000: 374).
     Ближайшей к справедливости и столь же культурно значимой составляющей идеи воздаяния выступает благодарность - функциональный аналог справедливости, обеспечивающий успешность социального взаимодействия. Как и справедливость, благодарность может быть личной и институализованной, официальной, выносимой уполномоченными социальных институтов и представляющей собой, по сути, разновидность морального поощрения. По большому счету благодарность является «усеченной» справедливостью, от которой «отпали» воздаяние злом за зло и свойство мерности - воздаяние равным за равное.
     «Воздавать», «воздаяние» - возвышенные, торжественные слова, в лексикографии они сопровождаются пометами «книжн.», «ритор.», «устар.», «высок.» и активно употребляются в религиозном дискурсе: «Ибо приидет Сын Человеческий во славе Отца Сво

4

его с Ангелами Своими и тогда воздаст каждому по делам его» (Мф. 16: 27); «Воздаяние делающему вменяется не по милости, но по долгу (Рим. 4: 4); «Воздай им по делам их, по злым поступкам их; по делам рук их воздай им, отдай им заслуженное ими» (Пс. 27: 4); «Неужели они избегнут воздаяния за неправду свою?» (Пс. 55: 8). «Воздать/воздавать» в словарях толкуется через вполне «заземленный» глагол «дать/давать» (см.: Ожегов 1953: 75; Ушаков 2000: 337), и по логике вещей «воздаянию» соответствуют отглаго-ленные имена «дача» и неологизм «давание». Воздаяние от дачи отличает наличие в первом характеристики моральной ценности обозначаемого действия (см.: Кон 1983: 44), в то время как второй присуща, скорее, характеристика антиценности - достаточно взглянуть, например, на юридический термин «дача взятки».
     Еще одной составляющей идеи воздаяния, как представляется, выступает противопоставление сделки - обмена товарноденежного, связанного с извлечением пользы для себя, купли-продажи - бескорыстному взаимному обмену чувствами и симпатиями, при котором «материальная часть» сугубо символична - подаркам и дарам. Обмен товарами и услугами, может осуществляться на справедливых началах и признаваться обществом законным, когда обмениваются плодами собственного труда, добытыми личными усилиями. В то же самое время этот обмен может включать получение социальной ренты, связанной с преимуществами, обусловленными должностью и местом в социальной иерархии, признаваться незаконным и морально осуждаться.
     В лингвистике, вернее, в лингвокультурологии уже исследовались отдельные разнокачественные составляющие и семантические фрагменты идеи воздаяния: месть (см.: Чесноков 2009), подарок (см.: Черкасова 2009), благодарность (см.: Карасик 2011), наказание (см.: Байдавлетова 2013) и др. Естественно, мимо внимания российских лингвистов не прошла и такая значимая составляющая идеи воздаяния как взятка (см.: Баранов 2004; Марченко 2014; Плотникова-Старикова 2016; Шипицина 2016 и пр.). Насколько известно, блат как разновидность «социального бартера» - безденежного, «натурального» обмена услугами, должного лингвокультурологического освещения еще не получил.
     Тематически работа распадается на две части: первая из них (главы 1 и 2) посвящена исследованию способов вербализации эквивалентного обмена «дарами духовными» - справедливости и бла

5

годарности, вторая (главы 3и 4) - семантическому анализу языковых способов выражения обмена товарно-денежного - мздоимству и блату.
     В работе приняты следующие сокращения библейских источников:

Исх.   Исход                     
Лев.   Левит                     
Вт.    Второзаконие              
Нав.   Иисус Навин               
1 Цар. 1 Царств                  
2 Цар. 2 Царств                  
1 Пар. 1 Парлипоменон            
2 Пар. 2 Парлипоменон            
Неем.  Неемия                    
Юд.    Юдифь                     
Иов    Иов                       
Пс.    Псалтирь                  
Пр.    Притчи                    
Ек.    Екклесиаст                
Ис.    Исаия                     
Иер.   Иеремия                   
Иез.   Иезекиль                  
Ион.   Иона                      
Дан.   Даниил                    
Ос.    Осия                      
Ам.    Амос                      
Мих.   Михей                     
3 Мак. 3 Маккавейская            
Прем.  Книга премудрости Соломона
Сир.   Книга премудрости Иисуса, 
       сына Сирахова             
Лк.    Луки                      
Ин.    Иоанна                    
Деян.  Деяния                    
Иуд.   Иуды                      
Рим.   Римлянам                  
1 Кор. 1 Коринфянам              
2 Кор. 2 Коринфянам              
Еф.    Ефесянам                  
Флп.   Филиппийцам               
Кол.   Колоссянам                
1 Фес. 1 Фессалоникийцам         
2 Фес. 2 Фессалоникийцам         
1 Тим. 1 Тимофею                 
2 Тим. 2 Тимофею                 
Отк.   Откровение                

6

Глава 1


            САМАЯ РЕДКАЯ ДОБРОДЕТЕЛЬ: СПРАВЕДЛИВОСТЬ


    По утверждению Дж. Роулза, справедливость представляет собой «первую добродетель общественных институтов, точно также как истина - первую добродетель мысли» (Роулз 1995: 19), без которой, как писал Августин Блаженный, государство превращается в «вертеп разбойников»; в устах платоновского резонера - Сократа - справедливость - «достоинство души», которое «драгоценнее всякого золота» (см.: Платон 1971, т. 3: 104, 128). Эта добродетель, «более удивительная и блестящая, чем вечерняя и утренняя звезда» (Аристотель), заключает в себе все прочие добродетели и, тем самым, выступает как универсальная основа морали в целом (см.: Аристотель 1998: 247-248). В представлении Владимира Соловьева она соответствует одному из двух правил альтруизма (отрицательному) - «не делай другому ничего такого, чего себе не хочешь от других», которое дополняется правилом милосердия (положительным) - «делай другому все то, чего сам хотел бы от других» (Соловьев 1990, т. 1: 168).
    Справедливость была и остается основным предметом западноевропейской этической мысли со времен Античности: типология справедливости, разработанная в трудах Аристотеля (см.: Аристотель 1998: 245-276), почти в неизменном виде сохранилась и в наши дни; проблемам справедливости посвящен наиболее крупный труд Платона - «Государство», где мыслитель уже иногда отличает справедливость правовую категорию от справедливости категории моральной. В Новое время философия справедливости, разработанная в трудах И. Канта и Д. Юма, легла в основу представлений о достоинстве, свободе и правах человека. Монографическое исследование справедливости принадлежит перу Г. Спенсера (Спенсер 1898), а в конце прошлого века ее проблемам посвятили свои книги Дж. Роулз (Роулз 1995) и П. Рикер (Рикер 2005). О справедливости рассуждает Иван Ильин (Ильин 2007), не обходит вниманием проблему справедливости и современная российская философская наука (см., например: Кучуради 2003; Бобылева 2007; Исанбаева 2010; Кожемяченко 2009; Орехов 2010 и пр.). Справедливость и несправедливость в межличностных отношениях с относительно недавних пор изучаются психологией (Лейнг-Стефан 2003; Гулевич 2003; Голынчик-Гулевич 2003).

7

     Справедливость, безусловно, принадлежит к числу универсалий духовной культуры, без которых невозможно нормальное функционирование любого социума. В то же самое время представления о справедливости, входя в число наиболее значимых констант, формирующих менталитет нации, отличаются этноспецифичностью (см.: Миллер 2003: 262) и эволюционируют крайне медленно.
     В российской лингвистике семантика справедливости изучается преимущественно в ее специфически языковом воплощении: в качестве одного из лексико-семантических вариантов слова «правда», противопоставленного другому его варианту - «истине» (см.: Арутюнова 1999: 543-616; Колесов 2004: 123-129; Степанов 1997: 318-332). Культурно-языковая специфика собственно справедливости и производных от основы «справедлив-» исследуется в работе И. Б. Левонтиной и А. Д. Шмелева (Левонтина-Шмелев 2000: 281-292; 2005: 363-377), в работе Анны А. Зализняк описывается несправедливость как инференционный компонент семантики «обиды» и «совести» (см.: Зализняк; 2006: 273-289), а в диссертационном исследовании О. В. Кряхтуновой справедливость исследуется в единстве со своим семантическим противочленом - несправедливостью (см.: Кряхтунова 2010).
     Как и исследованные ранее лингвокультурные концепты счастья (Воркачев 2004) и любви (Воркачев 2007а), идея справедливости, безусловно, носит телеономный - ориентированный на смысл жизни - характер (от греч. теХод - результат, завершение, цель и vopog - закон), за нее русскому человеку и умереть не жалко: «Правда и Справедливость! За Правду и умереть согласен» (Тургенев 1982, т. 10: 186).
     Справедливость, как, наверное, никакое другое мыслительное образование, представляет собой «идейную» сущность (ср.: «идеологема правды» - Бобылева 2007: 15), для адекватного понимания и описания которой необходимо привлечение ее семантического противочлена - несправедливости, тем более что, по мысли П. Рикера, «несправедливое стоит впереди справедливого» (Рикер 2001: 13), а сама справедливость несет в себе моменты несправедливости и проявляется в первую очередь как возмущение несправедливостью (см.: Зайцев 1999: 150).
     Справедливость, по всем признакам, представляет собой лингвокультурный концепт высшего уровня абстракции - одну из

8

мировоззренческих универсалий, организующих в целостную систему сущностные ценности культуры (см.: Степин 2001: 343).
     Как установлено, моделирование какого-либо лингвокультурного концепта - это создание семантического портрета его имени (подробнее см.: Воркачев 2017а: 7; Воркачев 2018а: 145), в принципе, совпадающего с доминантой соответствующего синонимического ряда, выделяемой на основании таких признаков, как частотность, стилистическая нейтральность, степень синтаксической свободы, широкозначность и употребимость в качестве семантического множителя при лексикографическом описании членов этого ряда. В свою очередь, это имя может быть подвержено вариативности и сменяться в зависимости от «области бытования» лингвокультурного концепта - преимущественно его дискурсного функционирования, когда, например, концепт «любовь» в религиозном дискурсе принимает имя «милость» (см.: Воркачев 2005), а концепт «счастье», там же принимает имя «блаженство» (см.: Воркачев 2011а).
     Соответственно, в случае справедливости в религиозном и па-ремическом дискурсах имя «справедливость» меняется на имя «правда» (см.: Воркачев 2009: 55-79, 96-107; 2009а; 2010: 76-87, 148-173; 2011: 245-268, 285-296). «Справедливость» же остается именем лингвокультурного концепта в научном дискурсе, афори-стике и, конкурентно с «правдой», в художественном дискурсе и обыденной речи, в частности, в анекдотах.


            1.1. «Формула справедливости»¹


     Семантическое образование, охватывающее представления о справедливости, подходит под определение концепта в любом его понимании: как содержательной единицы ментального лексикона, концептуальной системы и языка мозга (см.: Кубрякова 1996: 90) или же как единицы коллективного знания, имеющей языковое выражение и отмеченной этнокультурной спецификой (см.: Воркачев 2001: 70). Лингвокультурологическая теория концепта, заложенная в работе С. А. Аскольдова «Концепт и слово» (1928), рассматривая «слово», как органическую часть концепта» (Аскольдов 1997: 279),


     ¹       Впервые опубликовано в: Изменяющийся славянский мир: новое в лингвистике. Севастополь: Рибэст, 2009. Вып. 2. С. 3-10.
9

включает языковую составляющую в число его значимых компонентов.
     Пожалуй, наиболее существенной характеристикой лингвокультурного концепта является ассортимент его знакового представления - семиотическая плотность как выразимость целым рядом вербальных и образных средств. Если семиотическую плотность ограничить только языком, то она будет выглядеть как «культурная разработанность» концепта в представлении А. Вежбицкой (см.: Вежбицкая 1999: 275-278) - его номинативная детализация. Закрепленность смыслового содержания концепта за определенными языковыми средствами реализации, совокупность которых составляет план выражения соответствующего лексикосемантического поля, ставит вопрос об имени концепта - языковом знаке, который с наибольшей полнотой и адекватностью передавал бы его лингвокультурную сущность.
     В принципе, имя концепта совпадает с доминантой синонимического ряда (естественно, при наличии такового), которая выделяется на основании таких признаков, как частотность, стилистическая нейтральность, степень синтаксической свободы, широкознач-ность и употребимость в качестве семантического множителя при лексикографическом описании этого концепта (см.: Воркачев-Жук 1999: 23). Как представляется, как раз наличие у концепта имени, «ключевого слова» (Попова-Стернин 2001: 101-114) и свидетельствует об органичной принадлежности этого концепта к определенной лингвокультуре: «вещные коннотации», отраженные в несвободной сочетаемости имени концепта, раскрывают его этнокультурную специфику (см.: Чернейко 1997: 285), а его включенность в сеть ассоциативных связей, сложившихся в лексической системе языка, говорит о том, что оно не является семантически опустошенным (см.: Фрумкина 2001: 206) и не соотносится с некой «фантомной сущностью», еще не освоенной лингвокультурой, такой, как «средний класс», «правовое государство», «частная собственность» и пр.: «Попробуйте, например, после трех рюмок предложить тост “За гражданское общество!” - вам скажут: лечиться надо» (АиФ. 2006. № 5).
     Имя концепта - это главным образом слово (см.: Вежбицкая 1999: 434-484; Арутюнова 1999: 543-640; Нерознак 1998: 84-85). На соотнесении концепта со словом, в принципе, основано составление словарей концептов (см., например: Степанов 1997). Однако 10