Образное значение в системе отсубстантивной деривации (структурно-семантический аспект)

Министерство образования Российской Федерации Московский педагогический государственный университет





                Е.В. Огольцева


                ОБРАЗНОЕ ЗНАЧЕНИЕ В СИСТЕМЕ ОТСУБСТАНТИВНОЙ ДЕРИВАЦИИ




            (СТРУКТУРНО-СЕМАНТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ)


Монография

2-е издание, исправленное и дополненное







Москва Издательство «ФЛИНТА» 2019

УДК 811.161.1'37
ББК 81.411.2-3
     0-39



Р ецензенты:
д-р филол. наук, проф. Е.И. Диброва; д-р филол. наук, проф. СПбГУ Л.А. Ивашко; д-р филол. наук, проф. Л.П. Катлинская




        Огольцева Е.В.

0-39         Образное значение в системе отсубстантивной деривации
      (структурно-семантический аспект) [Электронный ресурс]: монография / Е.В. Огоцьцева. - 2-е изд.,испр. и доп. - М. : ФЛИНТА, 2019. - 296 с.
          ISBN 978-5-9765-4095-8
          Монография содержит структурно-семантическое описание образной производной лексики. В центре внимания автора компаративные (сравнительные) значения прилагательных, глаголов и наречий, мотивированных существительными разных лексико-семантических групп. Другие, более сложные проявления образной семантики рассматриваются как результат фразеологизации исходного компаративного значения. Исследуются факторы, влияющие на характер образности производных слов. Структура работы определяется двумя ракурсами анализа — по словообразовательным моделям и по гнёздам. Анализ системных отношений в сфере образной деривации дает возможность выявить те признаки, которые являются наиболее значимыми в системе национальноэтнических и культурных ценностей языкового коллектива.
          Книга адресована студентам, аспирантам и преподавателям гуманитарных дисциплин, а также всем, кто интересуется проблематикой языковой образности.
                                                        УДК 811.161.1'37
                                                        ББК 81.411.2-3




ISBN 978-5-9765-4095-8

                © Огогоцева Е.В., 2019
                © Издатегосвто «ФЛИНТА», 2019

ВВЕДЕНИЕ
Образность производного слова как объект исследования

     Образность - феномен семантики слова, который давно привлекает внимание ученых, представляющих разные направления и аспекты языкознания: семасиологов и ономасиологов, лексикологов и фразеологов, специалистов по стилистике и словообразованию (Н.Ф. Алефиренко, Н.Д. Арутюнова, О.И. Блинова, В.В.Виноградов, Г.О. Винокур, Н.Д. Голев, А.И. Горшков, О.П. Ермакова, Е.А. Земская, В.И. Зимин, В.В. Колесов, Е.С. Кубрякова, В.В. Лопатин, А.Г. Лыков, А.И. Моисеев, Л.А. Новиков, З.И. Резанова, Г.Н. Скляревская, Ю.П. Солодуб, В.Н. Телия, А.Н. Тихонов, А.И. Федоров, В.К. Харченко, Л.Г. Хижняк, В.И. Шаховский, И.А. Ширшов, Д.Н. Шмелев, И.С. Улуханов, М.Н. Янценецкая, Н.А. Янко-Триницкая). Между тем вряд ли есть какое-либо иное понятие в лингвистической науке, теоретическое осмысление которого таило бы в себе так много неясного и противоречивого.
     В научной интерпретации образности могут быть выделены два подхода -широкий и узкий.
     Широкое понимание образности берет начало в «Философии языка» Вильгельма фон Гумбольдта и неразрывно связано с гумбольдтовским пониманием формы языка, или «внутренней формы» как национально своеобразного способа представления предметов внешнего мира, стоящего между человеком и природой и создающего особое языковое мировоззрение (в ином переводе немецкого слова Weltansichten - миров и дение) каждого народа. Исключительно важна гумбольдтовская мысль о национальной самобытности языка, коренящейся в его внутренней форме: разные языки есть разные в и дения вещи, а не просто разные обозначения её (Гумбольдт 1984, с. 60-74; 100-107).
     Внутренняя форма (далее ВФ) образует промежуточное звено между языком (внешней формой) и мышлением, поскольку представляет собою одновременно и способ видения мира (проявление духовное), и способ обозначения предметов мира (проявление материально-языковое). ВФ пронизывает всю систему языка. Однако её стихия - семантика слова, поскольку именно в слове наиболее ярко проявляется двусторонний, образно-понятийный характер нашего мышления. Понятия о предметах носят универсальный характер; образы предметов в каждом языке свои, национально своеобразные. Именно они придают языку национальный колорит.
     Образность в широком её понимании присуща любому слову, независимо от того, «корневое» ли это слово или образованное на базе другого. Именно так -в широком аспекте - в своих ранних работах понимал образность А. А. Потебня, развивший концепцию Гумбольдта в своих идеях о внутренней форме слова. Любое слово для Потебни есть результат мотивированного выбора языковой системой того единственного признака, который выступает в качестве «заместителя» всех других признаков именуемого предмета. В работе «Мысль и язык» ВФ трактуется как представление, чувственный образ, и оказывается синонимом 3

«ближайшего этимологического окружения», «этимона», связанного с семантикой корня: «В ряду слов того же корня, непосредственно вытекающих одно из другого, всякое предшествующее может быть названо внутренней формой последующего. Например, слово язвить, принимаемое в переносном смысле, значит собственно наносить раны, язвы; в слове язва все признаки раны обозначены, положим, болью; язва - то, что болит. <...>» (Потебня 1926, с. 78).
     Образ, отождествляемый с внутренней формой, есть не что иное, как объективное, «инвариантное» значение слова, то есть, по существу, семантическая потенция слова как единицы языка. Несмотря на некоторый субъективизм в истолковании словесной семантики, к которому приводит подобная трактовка ВФ, для нас представляет несомненную ценность некоторые вытекающие из нее идеи:
     •       положение о двух значениях слова: объективном, инвариантном, связанном с образом-представлением, положенным в основу номинации, и субъективном, варьирующемся, связанном со всем комплексом ассоциаций, которыми располагает носитель языка;
     •       идея о том, что «образ относительно подвижен, а его применения бесконечно разнообразны», воплощенная в высказываниях А.А. Потебни и его последователей о способности образа служить сказуемым всё новых и новых подлежащих» (Харциев 1910, с. 84);
     •       мысль о возможности различных субъективных интерпретаций внутренней формы: «Думать при слове непременно то, что думает другой, это значит перестать быть самим собой» (там же, с. 80).
     Применительно к нашей концепции образности более актуальным представляется несколько иной, более узкий подход к внутренней форме, неразрывно связанный с понятием «мотивированность». Концептуальные истоки второй трактовки внутренней формы находим в более поздних работах А.А. Потебни (Потебня 1958, с. 16-20), где ВФ перестает отождествляться с этимологическим признаком (образом, представлением); последний рассматривается как «малодоступный исследованию зачаток слова», а для создания новой языковой единицы, по мысли Потебни, необходимо использование некоторого смыслового признака, берущегося из другой, уже существующей языковой единицы.
     Внутренняя форма начинает осознаваться как своего рода мост между этимоном, представлением - и собственно содержанием, «дальнейшим» значением слова, и получает соответственно квалификацию «ближайшего» значения. Ближайшее, или «формальное», значение - это то «наименьшее значение», без коего «слово не может быть самим собой». В отличие от этимологического значения, которое может затемняться в сознании носителей языка, а иногда и забываться, то есть исчезать, ВФ всегда является неотъемлемым компонентом семантики слова. Утрата этимона не разрушает семантику слова как единицы языка, поскольку «в арсенале» внутренней формы имеются и другие признаки, которые могут актуализироваться, так что первоначальный образ получает новую интерпретацию. В этой концепции для нас актуальны следующие положения:

4

     •      трактовка ВФ как мотивирующей связи содержания слова и его формы;
     •      допущение, что, наряду со словами, сохраняющими первоначальный образ, существуют слова безобразные: этимологический признак, отыгравший свою роль в формировании содержания слова и ушедший со сцены, более не осознается носителями данного языка;
     •      акцент на том, что живой, осознаваемой говорящими внутренней формой обладают только те слова, «содержание которых может быть «познано» посредством образа, то есть слова мотивированные.
     Как нам кажется, «ранние» и «поздние» мысли А.А. Потебни о языке и его внутренней форме есть не две разных концепции, а разные аспекты концепции одной, претерпевавшей эволюцию, дополнявшейся новыми идеями, подвергавшейся уточнениям. Общий смысл этой эволюции можно определить как движение от абсолютизации понятия ВФ как собственно языкового значения -к осознанию его относительности, глубокой связи с внеязыковой действительностью; поворот от образа-представления как единственно истинного, «объективного» значения - к ближайшему значению как результату языковой интерпретации первоначального образа, интерпретации не менее истинной и не менее объективной.
     Сказанное подтверждается всей дальнейшей историей изучения внутренней формы, в равной степени опиравшегося на обе стороны концепции А.А. Потебни.
     Приведем высказывание, хорошо иллюстрирующее связь рассмотренной классической теории с современным видением проблемы словесной образности и внутренней формы: «Поскольку внутренняя форма - необходимое явление языка, то и образность - постоянное его качество, ибо служит средством представлять и понимать новое. В образных, фигуральных выражениях А.А. Потебня видел «существенную необходимость мысли» и заключал, что в языке нет непереносных значений» (Алефиренко 1993, с. 13-14).
     В семасиологии и лексикологии второй половины XX века «образность» рассматривается главным образом как характеристика, тесно связанная с процессами вторичной номинации - семантической или структурно-семантической (морфологической) производностью слова. Такой подход кажется нам вполне оправданным. В самом деле, простейшее сопоставление снег — подснежник со всей очевидностью свидетельствует, с одной стороны, о безобразности первого, с другой - об образности второго. Немотивированное слово снег, несомненно, характеризуется ярким национальным колоритом, однако образ-этимон в данном случае утрачен. В мотивированном же слове подснежник этот образ зримо присутствует, и его доносит до нашего сознания внутренняя форма слова: маленький цветок светлой окраски, появляющийся на снежных проталинах, будто из-под снега. В подобных словах национальная специфика языка проявляется отчетливее именно благодаря живой, осознаваемой говорящими, образности. Внутренняя форма слова в такой её трактовке представляет собой одно из важнейших понятий теории словообразования, что неоднократно отмечалось дери-5

ватологами (Блинова 1984; Земская, Ермакова 1985; Моисеев 1989; Янценецкая, Резанова 1991).
     Необходимость учёта образа-представления подчеркивается исследователями, анализирующими образование слова с ономасиологических позиций: «Представление о предмете является таким объектом, пройти мимо которого сознание не может <...>. Встретившись с ещё не названным предметом или предметом, нуждающемся в новом названии, человеческое сознание в первую очередь включает представление о нём в систему образной памяти и лишь на следующем этапе, анализируя этот образ, сопоставляя его с другими, сходными с ним, вырабатывает понятие» (Илларионов 1976, с. 103). Доказывая, что «представление вовсе не есть что-то стоящее над «содержанием слова» или «сопутствующее» ему - оно объективировано в слове», автор статьи намечает перспективу исследования: «Особый интерес представляет выяснение вопроса о том, какое участие принимает образный компонент идеального содержания в процессе словообразования. В этом отношении для нас интересны образованные путем суффиксации, а особенно трансформированные лексические единицы, причина образования которых, можно предполагать, заключается в стремлении говорящего создать более образное, изобразительное слово. Сравните: коричневый загар - бронзовый загар; седая прядь - серебряная прядь; умелые руки - золотые руки; прекрасный характер - золотой характер» (там же, с. 108) (подчеркнуто нами. - Е.О.).
     В последние десятилетия наметилась тенденция к более узкому рассмотрению мотивированной образности: «образной» признается не вся производная (мотивированная) лексика, а лишь её часть. Например, Э.В. Кузнецова квалифицирует образность как факультативный компонент семантики слова, который наряду с экспрессивностью, эмоциональностью, оценочностью входит в структуру коннотативного компонента. При этом автор подчеркивает, что компонент «образность» не связан с отражением каких-либо реальных явлений объективного или субъективного характера. Это скорее особый способ представления информации, когда в ней содержится скрытое сравнение, оживляющее наши представления о тех или иных явлениях» (Кузнецова 1989, с. 186) (выделено нами. - Е.О.). Примерами лексических единиц с образными коннотациями могут служить, по мнению автора, производные слова с яркой ВФ (верхоглядство, зубоскал, пропесочить) или вторичные значения метафорического характера типа кипятиться, рычать, осел, свинья, употребленные по отношению к человеку». Особо отмечается тесная связь образности с эмотивным компонентом и оценочностью.
     Раскрывая компоненты структуры лексического значения, большинство исследователей упоминают об образном потенциале слова в связи с коннотативным компонентом. Так, Ю.П. Солодуб выделяет в структуре лексического значения (ЛЗ) пять компонентов: «сигнификативный (С), отражающий понятийное содержание; денотативный (Д) - соотнесенность слова с называемым им объектом; коннотативный (К) (иерархически организованная структура, ко-6

торая реализует эмоционально-оценочные, экспрессивные (образные и необразные) возможности слова; этнокультурный компонент (ЭК), отражающий в ЛЗ специфику национального восприятия тех или иных объектов действительности; структурный (СТР), вводящий слово в данном лексическом значении в соответствующее семантическое пространство (ЛСГ или лексикосемантическое поле) <...>» (Солодуб 1997, с. 44) (выделено нами. - Е.О.) Обязательными для формирования ЛЗ ученый считает компоненты сигнификативный, денотативный, структурный; коннотативный же и этнокультурный компоненты факультативны.
     Исследуя общее и особенное в природе лексического и фразеологического значений, Ю.П. Солодуб приходит к выводу, что последние различаются не составом компонентов, а их ролью в семантике соответствующих языковых единиц. Во фразеологизме, в отличие от слова, превалирует коннотативный компонент, определяемый фразеологическим образом. Однако и в лексической системе есть особые, «образно-мотивированные» слова, уподобляющиеся фразеологизму по характеру значения. Такие значения, как правило, оценочные, коннотированные, причем источником этих семантических характеристик, как и в структуре ФЗ, является образ.
     Связь образности с «коннотацией» отмечает и Н.Ф. Алефиренко. Считая неуясненность лингвистического статуса коннотации «наиболее уязвимым местом современной семантической теории» (Алефиренко 1990, с. 101), автор на основе анализа лингвистических, семиотических, психолингвистических, философских, стилистических подходов к проблеме коннотации предлагает следующее определение этого сложного феномена: «Коннотации - это тот аспект значения номинативных единиц, который представляет собой совокупность эмотивных, ассоциативно-образных и стилистических сем, отражающих не столько признаки обозначаемых объектов, сколько отношение говорящего к обозначаемому или условиям речи» (там же, с. 109).
     Эмотивность (эмосема) и «ассоциативно-образный комплекс», а также предопределяемая двумя этими компонентами стилистическая маркированность, рассматриваются как «коннотативные микрокомпоненты» значения номинативных единиц. Образность, в свою очередь, понимается как «отражательный эффект в семантике слова, проявляющийся в двуедином видении двух картин, индуцируемых прямой и косвенно-производной номинацией (там же, с. 139). При этом особо подчеркивается, что в метафоре и во фразеологизме коннотации, «вытеснив денотацию на периферию, становятся доминантными компонентами их семантической структуры» (там же, с. 138) (подчеркнуто нами. - Е.О.).
     Близкая к нашей концепции трактовка места и роли образного компонента в значении слова содержится в работах О.В. Загоровской. Рассматривая лексическое значение как «совокупность денотативного, коннотативного и образного компонентов», автор так определяет последний: «Образный компонент значения - это обобщённое, чувственно-наглядное представление предмета, чувственное 7

представление о предмете, называемом знаком. Образность представляет собой семантический признак слова и отличается от экспрессивности, или выразительности, возникающей в результате употребления и отбора языковых единиц в процессе коммуникации на основе таких семантических свойств слова, как эмоциональность и оценочность <...>. Образный компонент значения слова всегда исторически и национально-культурно обусловлен» (Загоровская 1983, с. 17). В этой концепции глубокой и заслуживающей анализа является прежде всего высказанная в цитируемой работе мысль автора о возможности «различного статуса» образного компонента в семантической структуре слова (основной / неосновной, эксплицитный / имплицитный, актуализированный / потенциальный), а также идея о мотивированной и немотивированной образности.
      В группу слов с мотивированной образностью автор включает все слова «с яркой внутренней формой», подчеркивая их неоднородность: это и слова, в которых «образ-представление присутствует как основа номинации» (подснежник, земляника), и «экспрессивные словесные единицы, обладающие оценочными и эмоциональными семантическими компонентами (очковтиратель, мироед, крохобор), и семантические производные - метафоры (медведь / о человеке, артист, заноза, пень / о человеке, будка / о лице).
      Допуская существование в языке таких слов, которые характеризуются образными ассоциациями, но «не имеют первичной номинативной базы», то есть не являются результатом метафорического переосмысления какого-либо «первичного» значения (мымра, фифа, олух, хмырь) и называя такие слова вслед за М.И. Черемисиной «изобразительными», О.В. Загоровская подчеркивает, что «в их семантической структуре на первое место выдвигаются оценочные, эмоциональные, стилистические семы, подкрепленные образным компонентом значения» (там же, с. 20) (подчеркнуто нами. - Е.О.).
      Интересна и идея автора о разных степенях образности (минимальной (подснежник), средней (очковтиратель), максимальной (мымра). Попытки классифицировать слова по силе образности находим и в других работах (Чи-жик-Полейко 1962, Блинова 1984).
      Понятие «образность», несомненно, связано и с понятием «экспрессивность». В понимании Н.А. Лукьяновой экспрессивы - это слова с ослабленной номинативной функцией, единицы в известной степени «семантически опустошённые» за счет актуализации в них эмоционально-оценочной функции. Большая часть таких слов актуализируют признак «высокий по степени своего проявления. Это «образы множества» (лавина, армия, калейдоскоп, море), слова с метафорической образностью, источником которой является словообразовательная мотивированность (отутюжить «избить», впорхнуть «быстро, внезапно войти в помещение, вбежать»), слова со «звуковой образностью» (бацнуть, брякнуться, жахнуть), слова с затемнённой внутренней формой (распатронить, скукожиться, запузырить) (Лукьянова 1976). Широкая трактовка образности, принятая в данной работе, приводит к фактическому отождествлению понятий «образность» и «экспрессивность»: «С точки зрения широкого

8

понимания образности, - пишет автор, - все экспрессивы данного класса являются образными» (там же, с. 33)¹.
      В своей трактовке экспрессивности мы опираемся на те исследования, в которых она рассматривается как функциональная категория, то есть как усиление выразительности, воздействующей силы слова (Цоллер 1996). Этот «усилительный эффект» может достигаться самыми различными средствами, как вне словесного знака («адгерентная экспрессивность»), так и в нем самом («ин-герентная экспрессивность»). В.Н. Цоллер на первое место в ряду этих средств ставит «внутреннюю форму слова, то есть образ, который лёг в основу наименования. Именно слова с яркой внутренней формой обладают экспрессивностью: экспрессивное слово обладает семантической двуплановостью. Экспрессивный мотивирующий признак (образ) выделяется на фоне нейтральной единицы, то есть создается своеобразный «семантический стереоэффект». <...> Образность - это фундамент языковой экспрессивности» (там же, с. 66).
      Образность слова и его экспрессивность - тесно взаимосвязанные, но не тождественные понятия. Не всякое экспрессивное слово является образным. На наш взгляд, экспрессивны, но не образны «звукоподражательные метафоры» (шмякнуть, тюкнуть) или слова с утраченной ВФ (запузырить, раскурочить). С другой стороны, образными, но не экспрессивными являются производные слова с живой ВФ, в семантике которых образ служит исключительно номинативным целям (ср. слова с ярко выраженной компаративной семой колокольчик, колокольчатая чашечка цветка). Оценочность является тем признаком-посредником, который обеспечивает состыковку понятий «экспрессивность» и «образность». Все экспрессивные значения оценочны. Среди образных же значений экспрессивны лишь те, которые являются эмоционально-оценочными.
      Понятие оценочности, в свою очередь, связано с тем направлением семиотических исследований, которое выдвигает на первый план прагматический аспект лексической семантики, или эмотивное значение, которое «в соответствии с общей концепцией семиотики можно определить как закрепленное в языковой практике отношение говорящих к употребляемым знакам и соответствующее воздействие знаков на людей. Прагматический аспект значения <...> является в лексической семантике специфическим языковым выражением оценки обозначаемого с помощью маркированных единиц, оценочным, эмоциональным, стилистически характеризующим компонентом лексического значения» (Новиков 2001, с. 459). Справедливо считая, что «в лингвистике прагматическое значение остается почти неисследованным», Л.А. Новиков отмечает его роль источника смысловых ассоциаций языковой единицы, «на которых основывается образное, метафорическое употребление этой единицы во вторичной

        ¹ Соглашаясь с тем, сто «сема интенсивности» является неотъемлемым спутником словесно выраженной экспрессии, отметим, что 1) образные значения в их отношении к экспрессивности представляют собой далеко не однородный класс; 2) сема интенсивности также по-разному проявляется в разных группах образной производной лексики, иногда действительно подавляя номинативный компонент значения (чертовский холод), а иногда лишь сопутствуя ему (снежная белизна платья).

9

семантической функции (ишачить на других, хитрая лиса / о женщине <...> (там же, с. 463).
     Ценные идеи относительно специфики словесной образности находим в ряде исследований по фразеологии, а также в работах дериватологов, которые касаются различных проявлений взаимосвязи и взаимодействия лексической и фразеологической семантики. Наиболее ярким проявлением этой связи является отфразеологическое, или отфраземное, словообразование: ломать голову -головоломка, тянуть канитель - канителиться, скалить зубы - зубоскалить, зубоскальство. В последние десятилетия активно исследуются наиболее продуктивные способы отфразеологического словообразования (Алефиренко 1993, с. 48-55; Попов 2000, с. 37-40). Создаются словари, в которых получает отражение эта специфическая группа образной лексики (Жуков 2004; Алексеенко, Белоусова, Литвиннникова 2003).
     Мысли об изоморфизме слов с ОЗ и фразеологизмов встречаем в работах И.Г. Милославского, который ещё в конце 70-х годов попытался приложить к слову идеи В.В. Виноградова о типах фразеологических словосочетаний. Автор считает, в частности, что «наиболее близкими к фразеологическим единствам по семантической структуре являются имена существительные, реализующие значение подобия. Словообразовательная структура таких существительных, как глазок, значок, корка или резинка указывает на отношение к глазу, значку, коре и резине. Однако извлечь из словообразовательной структуры сведения о характере таких отношений (внешний вид, функция, материал) невозможно. Ср. значения таких фразеологических единств, как кот наплакал, железная дорога, держать камень за пазухой, где значение целого прямо никак не выводится из значений частей и внутренняя структура словосочетания лишь указывает на образ, лежащий в основе его значения, но отнюдь не раскрывает само это значение» (Милославский 1978, с. 46-47). Таким образом, в словообразовательной системе есть слова, значение которых может быть уподоблено значению фразеологического единства. Это производные единицы, в словообразовательной структуре которых регулярно реализуется семантика подобия, в частности, диминутивы-метафоры.
     Еще более убедительной иллюстрацией изоморфности образного слова и фразеологизма нам представляются сложные существительные типа буквоед, головомойка, ветрогон. В некоторых работах по дериватологии можно встретить мнение, будто подобные высокофразеологизированные оценочные наименования являются членимыми, но непроизводными (Ермакова, Земская 1985, с. 525). Нельзя не признать, что в приводимых авторами примерах действительно имеет место некоторое затемнение ВФ. Однако подобное затемнение в той или иной мере присуще любой языковой метафоре. Кроме того, нельзя не учитывать неоднородность той большой группы слов, в которую входят оценочные наименования лиц «буквоед» и «ветрогон».
     Справедливо считая значения слов верховод, ветрогон, губошлеп, лоботряс, молокосос, вертихвостка и проч. обобщенно-переносными, оценочными

10