Английская поэзия и проза в переводах Г. Токаревой

Г.А. Токарева 

АНГЛИЙСКАЯ ПОЭЗИЯ И ПРОЗА 
В ПЕРЕВОДАХ Г. ТОКАРЕВОЙ

Сборник переводов с комментариями 

2-е издание, стереотипное

Москва 
Издательство «ФЛИНТА» 
2018 

УДК 821.111 
ББК  83.3(0)5 
 Т51 

 Токарева Г.А. 
Т51       Английская поэзия и проза в переводах Г. Токаревой  [Электронный 
ресурс] : сборник переводов с комментариями / Г.А. Токарева. — 2-е 
изд., стер. — М. : ФЛИНТА, 2018. — 134 с. 

ISBN 978-5-9765-3855-9 

Книга переводов англоязычной поэзии – итог многолетней работы 
автора-исследователя и переводчика. В книге представлены в значительном 
объеме переводы английского поэта-романтика У. Блейка, творчество 
которого стало для автора объектом специального исследования. Кроме 
известных, неоднократно переводившихся произведений Блейка,  читателю 
предлагаются малоизвестные лирические и лиро-эпические произведения, 
некоторые из них существуют только в переводе Г. Токаревой. В сборник 
также включены отдельные стихотворения английских и американских 
поэтов: Р. Бернса, Р. Киплинга, Э. Дикинсон, Т.С. Элиота, Р. Фроста. 
Практически 
все 
переведенные 
тексты 
сопровождаются 
кратким 
литературоведческим комментарием, который особенно необходим при 
чтении поэзии У. Блейка – автора сложного, символического, создателя 
собственной мифологии.  
Книга адресована знатокам и любителям англоязычной поэзии. 

УДК 821.111 
ББК  83.3(0)5 

ISBN 978-5-9765-3855-9
© Токарева Г.А., 2018
© Издательство «ФЛИНТА», 2018

СОДЕРЖАНИЕ 

 
 

Под знаком огненного тигра (вступительная статья  
по творчеству У. Блейка) ......................................................................... 4 

У. Блейк «Песни Невинности и Опыта» с комментариями ..................... 9 

У. Блейк. Стихотворения из разных сборников ...................................... 46 

У. Блейк. Поэмы и пророчества с комментариями ................................ 50 

У. Блейк «Мильтон» с комментариями ................................................... 66 

У. Блейк «Сатирические стихи и эпиграммы»  
с комментариями ........................................................................................ 72 

У. Блейк «Остров на Луне» (сатира) с комментариями ......................... 92 

Переводы других авторов: 

Р. Бернс «Я сердце оставил в шотландских горах» .............................. 113 

Э. Дикинсон «Дрозд» ............................................................................... 113 

У. Вордсворт «Изменчивость» ............................................................... 113 

Р. Браунинг «Встреча в ночи» ................................................................ 114 

Р. Браунинг «Утреннее расставание» .................................................... 114 

Т.С. Элиот «Шепоток бессмертия» ........................................................ 114 

Р. Киплинг «Гефсиманский сад» ............................................................ 115 

Р. Фрост «Закрыть все окна» .................................................................. 115 

Р. Фрост «Затерянный в небесах» .......................................................... 115 

Р. Фрост «Поговорим» ............................................................................. 116 

Р. Фрост «Покинутый» ............................................................................ 116 

Р. Фрост «Смех демиурга» ...................................................................... 116 

Р. Фрост «По воду» .................................................................................. 117 

Р. Блэр «Могила» (поэма) с комментариями ........................................ 117 

 

 
 

Под знаком огненного тигра 

(вступительная статья по творчеству У. Блейка) 

 

Каждый англичанин с детства помнит строки знаменитого блейковского «Тигра»: 
Tyger! Tyger! burning bright  
In the forests of the night 
В их звучании парадоксально соединились ритм детской считалки и зловещий 

смысл магического заклятия. Двойственным, огненно-черным предстает и сам тигр, чей 
образ не прорисован, а скорее выкован его создателем-поэтом. 

What the anvil? what dread grasp  
Dare its deadly terrors clasp? 

 
 

Тяжелые, звонкие, односложные и двусложные слова – как удары молота о наковальню. 
Его плоть – из металла, холод его огня обжигает. Яростная, огненная сила жизни бьется в 
руках демиурга…. 
Трудно себе представить человека, менее подходящего на роль божественного создателя 
этого огненного зверя, чем У. Блейк. Небольшого роста, слегка курносый, со светлыми, 
вьющимися волосами, рано открывшими высокий сократовский лоб, этот странный 
господин 
часто 
вызывал 
удивление 
или 
даже 
насмешки 
окружающих. 
Его 

непредсказуемое поведение, его провозглашенное визионерство, его вспыльчивый нрав 
принесли ему сомнительную славу сумасшедшего. Мало кто из современников Блейка 
почувствовал в нем мощную внутреннюю, поистине тигриную энергетику, которая давала 
ему жизненную силу и чудовищную работоспособность. Тысячи пластин, медных и 
деревянных, созданные в зеркальном отображении, и десятки оттисков с каждой 
пластины, раскрашенные вручную! И способ создания этих уникальных творений – тоже 
дьявольский, опасный – кислотой по металлу, исполненный какой-то инфернальной силы. 
Блейк опишет эту оригинальную технологию в своей сатирической прозе «Остров на 
Луне», а потом вырвет эти страницы из записной книжки, чтобы его метод так и остался 
тайной для непосвященных. 

«Энергия – вечный восторг», - написал он в своем первом пророчестве 

«Бракосочетание Рая и Ада». Ему, стихийному диалектику, хорошо было известно, что 
«без противоположностей не бывает движения», а борьба этих противоположностей как 
раз и питает эту неистребимую энергию жизни.  

Блейка трудно представить с античным антуражем: в венке, с чашей вина в руках. 

Его богу творчества чужда беспечность и эпикурейская свобода, но мощная сила 
дионисийского жизнестроительства прорывается в оргаистических блейковских плясках 
вокруг бурлящего чана, где ягоды винограда – человеческие тела – превращаются в 
кровавый напиток богов под босыми ногами блейковских вакханок – дочерей Лувы 
(«Мильтон») кровь преображается в вино, и его сила питает юные, смеющиеся создания, 
резвящиеся на зеленом лугу. 

«Огонь пламенеющей готики стал его стихией» (Некрасова), в готическом стиле 

Блейка привлекало безудержное стремление духа к божественному пределу. «Образы 
огня… наполняют его поэзию» (П. Акройд), и даже в пасторальных умиротворяющих 
пейзажах Блейка таится неисчерпаемая витальная энергия («И сотрясают небеса/Холмов 
живые голоса»). 

Огненный тигр оправдывает свою полосатость: пламя чередуется с холодом, жизнь 

со смертью, смех с плачем. Вселенная Блейка то размыкается в бесконечность, 
подвластная энергии творческого духа («Что за дух простер крыла?»), раскрывается, как 
чашечка цветка, то сворачивается до размеров красного кровяного шарика и 
обрушивается в бездну вместе с обескрылевшим человеком. Сонмы летящих в небо, 
распростерших руки, как крылья – и беспомощные тела, пожираемые бездной: 
сложенные, как у ныряльщика руки, плечи, отталкивающие каменную плоть земли, 

сужающиеся до знаменитого блейковского водоворота-«вортекса». И здесь, в точке 
максимального сужения, тела свернуты в кольцо, колени касаются плеч, лица спрятаны. 
Суждено ли могучей энергии духа оживить эти застывшие эмбрионы, развернуть их 
крылья, расцветить их, как у бабочки, легко порхающей над бездной? 

Все эти повторяющиеся в поэзии и живописи Блейка образы коконов, гусениц, 

свернутых тел – и рядом бабочек, летящих ангелов, почти парящих над землей в танце 
юных девушек – та же овеществленная смена состояний (states) человеческого духа, 
который, по Блейку, есть облеченная в плоть сила жизни.  

Насквозь материальный мир Блейка, в котором эта плоть живет, радуется и 

страдает («Все живое свято»), удивительно воздушен и бесплотен: в его вселенной дух 
Мильтона, путешествуя в небесных пространствах, стирает в кровь ноги, а маленькие 
чумазые трубочисты, воплощение праха и грязи земной жизни, воспаряют к небесам. И 
эта плотская бесплотность тоже сродни чистой энергии – нематериальной, но творящей 
материю. 

Материализацией этой витальной энергии становятся громады блейковского эпоса: 

«Четыре Зоа», «Иерусалим», «Мильтон». В  нагромождении их строк, в мрачной 
торжественности их словесных и композиционных рефренов застывает могучая сила 
мощного пророческого дара поэта. Размеренный семиударный белый стих вдруг ломается, 
и, как скалы, начинают громоздиться скопления звуков и слов, будто поэт не в силах 
усмирить мощь божественного духа, которая водит его рукой. 

Монументальный, риторический стиль блейковских пророчеств – это та же 

сублимированная энергия его духа, его поэтического дара. В предисловии к поэме 
«Иерусалим» Блейк писал: «Дорогой читатель, полюби меня за ту энергию, с которой я 
вкладывал в работу свой талант». Из огня и оставленного им пепла в блейковском мире 
рождается радость, и ее проявления столь же буйны, как яростный гнев уничтожающего 
пламени. В языках пламени рождается поэт-пророк («Мильтон»), Огненная Дева (Virgil 
Bright) празднует свою победу над старым миром («Странствие»), резвятся в лучах солнца 
звери, птицы, дети («Весна»), лучит благодатный свет Бог-пастырь («Негритенок»). 

Огненная энергетика блейковских пророчеств питается пафосом пророчеств 

библейских, которые ассоциируются у Блейка с очищающим пожаром обновления. Не 
вода, а именно огонь становятся для поэта стихией, знаменующей рождение нового мира. 
Пожар в Ньюгетской тюрьме, свидетелем которого становится молодой Блейк, словно 
знаменуют «бурю дум» поэта, и  память о нем накладываются на те бурные впечатления, 
которые оставят в душе поэта политические события в Европе и Америке, осененные 
пламенем неистовой жажды свободы, разрушающей троны и разрывающей оковы – во 
всех странах, на всех континентах. 

Искусство как реализованная энергия жизнестроительства обличает в Блейке 

истинного романтика, подвижника идеи, странника духа и вечного протестанта, 
несогласного с миром, прозябающим в покое и довольстве. Все его творчество «горит 
интенсивным огнем страстного убеждения в высокой миссии художника-творца» 
(Некрасова).  

Вероятно,  эта мощная внутренняя энергия, эта глубокая погруженность в себя и 

стали причиной  его «несовпадения» с  современниками. Слишком напряженная 
внутренняя жизнь, подобно электрическому заряду, отталкивала от  него всякого, кто 
пытался  проникнуть в эту закрытую зону. Его фантазия была столь мощной, что 
оказывалась в состоянии удерживать его в границах собственного мира воображения. А 
возможно, Блейк и не стремился уйти за его границы, прекрасно понимая, что обрести 
Царствие Божие можно только «внутри нас». «Я не знаю другого…. Евангелия, чем 
свобода тела и духа предаваться Божественным искусствам Воображения…… Что есть 
радость небесная, если не совершенствование имущества духа?1» - писал поэт. 
                                                           
1 Blake W. Jerusalem /  The Complete Poetry & Prose of William Blake, N.Y: Anchor books,1988. – P.231. Далее 
в сносках  это издание будет обозначено как CPP. 

Всю свою сознательную жизнь Блейк возводил свой небесный Иерусалим, надеясь 

на всеобщее преображение. Упорство, с которым он строил этот духовный храм, 
воспринималось то как религиозный фанатизм, то как сумасшествие, то как просто 
проявление дурных черт его характера. Не эту ли истовость клеймил он в своем Уризене, 
проходя вместе с ним свой «цикл Орка»? 
 
 
Почему я родился на свет не таким, 

 
 
Не таким, как другие, со взглядом иным? – писал Блейк в письме своему 

другу Томасу Баттсу. Оригинальный художник и гравер, Блейк был отвергнут британской 
Академией художеств во главе с Джошуа Рейнолдсом. Его восхищение «божественным 
контуром» и  революционная интерпретация цвета делали его непохожим на старательных 
подражателей рейнолдовской школы. Образный мир его живописи, его странная 
стилистика остались непонятыми художниками-современниками. Лепестки цветов, 
складки одежды,  волосы, гривы коней на его рисунках обращались в языки пламени, 
устремленные к небесам. Линии струились, переплетались, тела изгибались в 
мучительной метаморфозе, ветви и листья обращались в руки и пальцы. Древесный 
орнамент оплетал текст и превращал его в магический манускрипт. Кисть Блейка тоже 
творила магические пророчества. 

 Известные поэты-романтики мало знали Блейка и не могли оценить масштаба его 

таланта. Глубокий религиозный мыслитель, Блейк оказался в оппозиции к официальной 
церкви, его стесняла ритуальность официальной религии и раздражал догматизм 
христианских ортодоксов.  Ревнивый Иегова для Блейка – символ деспотизма и насилия 
над свободным воображением. Считая себя христианином, Блейк, возможно, сам того не 
сознавая, тяготел в христианстве к его языческим истокам. Христианская религия для 
Блейка – это, прежде всего, поэзия и свободное воображение. «Поэт, Живописец, 
Музыкант, Архитектор: если человек …не является одним из них, то он не Христианин»,1 
– утверждал Блейк. Воплощением Поэтического  Гения для него становится Христос, а 
Библия названа «величайшим художественным шифром»2 
 
Блейковский Бог-отец и Бог-сын – одновременно мифологические соперники и 

вполне  современные идейные противники, олицетворяющие собой соответственно Разум  
и Воображение. Этот классический конфликт отцов и детей отражал вечную борьбу 
старого и нового, на которой основана диалектическая концепция Блейка. «Движение 
возникает из противоположностей», «Веди свой плуг по костям мертвых», «Энергия – вот 
восторг», – так блейковская идея энергичного бытия находит свое выражение в 
«Пословицах Ада» («Бракосочетание Рая и Ада»). 
 
Движение непрерывно, но бытие становится бессмысленным, если это холостое 

движение по кругу, «мельница Сатаны». Блейк предпочитает дурной бесконечности 
бессмысленного кружения на месте драматическое падение в «водоворот», ибо 
бездуховное погибает в нем, поглощенное природным, материальным миром Ульро, а 
исполненное духовности выходит из чрева Матери Природы обновленным, обретшим в 
своей душе Царствие Божие. Заколдованная вселенная Блейка, в которой дух вытеснен 
материей, а огненная душа мира заключена в тела скал, растений, животных и людей, 
готова раскрыться в любую минуту, как чашечка цветка. Необходимо только усилие духа; 
и тогда «свернутый» мир расправит свои крылья,  которые кажутся уродливым горбом на 
теле скорченных, словно находящихся в эмбриональном состоянии тел, что бесконечно 
рисует художник. 
 
 Иронический склад ума Блейка  оставляет за ним право оценивать события, гдядя 

на них с высоты своего идеала. Его смех разнолик: от изящных каламбуров «Острова на 
Луне» до почти грубой сатирической издевки в «Вечносущем Евангелии». Этот смех 
порожден возмущением и часто бывает дерзок. Но ближе всего возмутителю спокойствия 

                                                           
1 У. Блейк. Видения страшного суда. Ред. В. Чухно. - М., Эксмо -Пресс, 2002. – С.  165 
2 Blake W. The Laocoon /  CPP. – P.274 
 

дух веселого карнавала, который позволяет то и дело перевоплощаться, надевать маски, 
играть (и порой очень опасно) с огнем. Он, словно его герой Куид-циник, рыжий 
ковёрный, то и дело сует свою голову в камин и, бегает по комнате с пылающими 
волосами. Блейковский огонь – сам вечная метаморфоза: в нем смешаны языки пламени 
от средневековых костров инквизиции и искры веселого карнавального фейерверка.  

Поэт творит в минуты особого божественного вдохновения, считает Блейк. Язык 

поэзии – язык многозначных символов и доступен он немногим.  Но избранничество 
поэта-пророка – это не столько лавровый венок, сколько терновый венец. Необходимо 
обладать духовным мужеством и быть способным к «самоуничтожению», чтобы стать 
поверенным Бога. Самоуничтожение – великий акт мужественного приятия смерти и 
преодоления плоти восходящим движением духа. Мир земного существования  - 
жестокий и прекрасный мир. В нем радуются дети, исполнены мудрого опыта старики, 
здесь живет «душа блаженства» – свободная любовь, это рай, «грез златых страна, где 
царит весна» («Заблудшая дочь»). И этот же мир предстает в образах  Лондона-чудовища, 
холодного и мрачного собора, в котором нет истинного Бога, страдающих сирот и 
продажного государства. Создавая собственную мифологию, Блейк называет эти два лица 
мира Эдемом (его преддверие Беула) и Ульро (следующий за ним мир – Порождение). 
Чтобы достичь истинной гармонии, человек должен пройти лабиринты Ульро, подняться 
над растительной жизнью Порождения, не поддаться манящему блаженству Беулы и через 
страдание и самуничтожение обрести в душе Новый Иерусалим (Эдем).  

Творчество Блейка обращено к мифу. Он избирает  язык мифа, его монументальные 

формы, чтобы передать глобальность социальных и духовных изменений, которые 
составляют содержание и дух его революционного времени. Блейк говорит символами, 
ибо это «великий шифр» библейских пророков, который только и уместен в 
апкалипсическую эпоху. Он создает свою собственную космогонию и заселяет свой 
Олимп новыми богами. Главные антагонисты блейковской мифологии – Уризен, бог 
мертвящего Разума, и  Лос – солнечный бог  творчества. Энергию мира, ее мощную 
преобразующую силу воплощает пылающий Ринтра. Юный Орк, подобно Христу или 
Прометею, распят на скале и своей смертью несет обновление миру и своему жестокому 
прародителю Уризену, замыкая своей жертвой  искупительный «цикл Орка». Весь мир 
проходит этот цикл Орка: от состояния чистой Невинности сквозь мучительный Опыт 
человеческих отношений к  Опытной Невинности – божественному откровению и 
самопознанию. 

Познание возможно только на основе духовного провидчества. Пять чувств – пять 

ворот души, всего лишь несовершенные каналы чувственного постижения бытия («Глаз 
людской – всего окно, искажает мир оно»). В полемике с эмпиризмом и сенсуализмом 
прагматичного Просвещения Блейк создает образ духовидца, открывающего глаза 
человечеству на божественную истину и побеждающего в духовном поединке слепые 
силы рационализма. Абсолютная полнота духовного зрения находит воплощение в образе 
«четырехглазого» поэта: 

Теперь я вижу в четыре глаза, 
Всех прозорливей я в четыре раза. 
Такое зрение – мой дар счастливый. 
В Беуле трижды я прозорливый. 

         Известно также, что пара глаз 
         Всегда любому дана из нас. 
         Но Бог избави нас от напасти 

    От злого Ньютонова одноглазья! 
Всё, что заслужил человек в жизни, он получает сполна: и хулы и награды, и радость 

и страдание. Свет неотделим от тьмы, и только в единстве противоположностей 
существует целое. 

 Радость, скорбь – узор простой, 

Для души покров святой. 

Искренняя, почти детская вера Блейка в целесообразность бытия уберегла его от 
внутреннего раскола, мучительной рефлексии и чувства обиды на мир, не признавший 
исключительности его дара. «Человек выпрямляет кривые пути. Гений идет кривыми», - 
так Блейк утверждает свое право на «другое лицо». Неизбывная энергия творческого духа 
Блейка ведет его героев трудными путями, огненными тропами; порой плоти нужно 
переплавиться в жарком тигле, смешаться с мировой материей в чудовищном чреве мира 
– Боулахуле, но огненная стихия всегда несет очищение и придает новые силы поэту, 
чтобы Дух начал очередной цикл Орка, ибо только бесконечное стремление не позволяет 
миру застыть в самодовольном покое («В стоячей воде – отрава»).  

Поэзия 
Блейка 
– материализованная 
энергия 
творчества, 
кипящая 
сила 

воображения, застывшая в высшей точке своего кипения и обратившаяся в 
величественные глыбы его пророческих эпосов и в совершенные формы его лирических 
стихов. 
 
 
 

У. Блейк «Песни Невинности и Опыта»  

с комментариями 

 
«Песни Невинности и Опыта, показывающие два противоположных состояния 
человеческой души» - один из первых и самый известный стихотворный цикл Блейка - 
создавался примерно между 1784 и 1794 годами.  «Песни Невинности» вышли отдельным 
сборником в 1789 году. К «Песням Невинности» автором был награвирован 31 лист (из 
которых после перенесения нескольких стихотворений в «Песни Опыта» осталось 25),  со 
стихотворениями и рисунками методом «иллюминированной печати», или «выпуклого 
офорта».  

Основной объем сборника «Песни Опыта» составляют стихотворения, написанные 

в 1790-1792 годах. Перенесенные из «Песен Невинности» четыре стихотворения 
создавались в конце 80-х годов, а одно стихотворение «К Тирзе» было добавлено 
примерно в 1803 году. Впервые «Песни Опыта» были награвированы вместе с первым 
циклом в 1794 году. Отдельно от «Песен Невинности» второй цикл не выходил ни разу. 
Все это свидетельствует о единстве авторского замысла, о вызревании новой концепции, о 
радикальном перевороте в мировоззрении самого Блейка. Для  Блейка этот период 
знаменует отказ от учения Э.Сведенборга, высвобождение новой творческой энергии, 
возникающей в сознании поэта, растревоженном глобальными историческими событиями. 
Сборник «Песни Опыта» гораздо более разнороден, чем «Песни Невинности». Здесь 
составляющие мира  обретают свою индивидуальность, а картина мира – пестроту и 
неоднозначность. Формы проявления Зла гораздо более разнообразны, чем явление Блага. 
«Дьяволы отличаются друг от друга, все ангелы на одно лицо», - писал Блейк.  Это еще 
одна из причин того, что Блейк считает Зло креативной энергией. «Песни Опыта» 
приобретают 
черты 
 
социальной 
конкретности. 
Формы 
эстетической 
оценки 

изображаемого  варьируются от пафоса до сатиры. Достаточно выраженной структуры в 
цикле «Песни Опыта» нет. В силу того, что символические образы, столь близкие Блейку, 
имеют множество значений,  и у блейковского мира оказывается множество лиц. Тем не 
менее, в «Песнях Опыта» можно выявить ведущие мотивы и темы, разработка которых 
ляжет в основу диалектической концепции Блейка. Это, прежде всего, активное 
противостояние ортодоксальной Церкви, выражающееся в неприятии церковной аскезы и 
в утверждении идеи свободной любви. Это религиозно-философское осмысление 
социальных конфликтов, которые трактуются как следствие духовной несвободы 
человека. Это утверждение Бога в человеке,  интерпретация Творца как художника  и 
представление поэта-визионера как посредника между Богом и людьми. 

Несмотря на отсутствие строгих композиционных форм в  «Песнях  Невинности и 

Опыта», нельзя отрицать наличие  «зеркальных» пар в циклах, об этом говорит уже 
тождество названий. Назовем пары, явно выражающие принцип зеркальности. 
 
«Песня няни»                                   «Песня няни» 

 
«Маленький трубочист»                 «Маленький трубочист» 

 
«Святой  четверг»                             «Святой четверг» 

 
«Агнец»                                              «Тигр» 

 
«По образу и подобию»                   «Человеческая абстракция» 

 
«Дитя-радость»                                 «Дитя-горе» 

 
«Заблудившийся мальчик»              «Заблудившаяся девочка» 

 
«Найденный мальчик»                     «Найденная девочка» 

Последние четыре стихотворения образуют специфический квадрат: перед нами две 
зеркальные пары и два диптиха внутри разных циклов. В «Песнях Невинности и Опыта» 
заявляют о себе основные темы будущих пророческих книг Блейка, в то же время   этот 
цикл отражает начало мировоззренческой и поэтической эволюции поэта. 
 
 

Песни Невинности 

 

 
Вступление 

 
По долине шел я с песней 
И на дудочке играл. 
Мальчик в облаке небесном  
Мне явился и сказал: 
 
Про ягненка спой мне песню. 
Спел я – был он умилен. 
- Спой еще: мотив прелестный. 
Я  запел – заплакал он. 
 
- Спой без дудочки мне песню. 
И пока я выводил 
Снова тот мотив чудесный, 
Он от счастья слезы лил. 
 
- Пусть великой книгой станет 
Эта песенка простая, 
Каждый пусть ее читает, - 
Молвил мальчик и растаял. 
 
Взял тростинку я из леса, 
Воду глиной замутил 
Для детей сложил я песни, 
Радость в них свою вложил. 
 
«Вступление» 
Во «Вступлении» Бог-творец представлен как дитя,  дарующее поэту поэтическое 
вдохновение, заимствованное у самой Природы (Взял я веточку из леса/Воду глиной 
замутил); его перо и бумага – плоть и кровь самой земли, а его песни адресованы детям и 
исполнены радостного чувства.  «Вступление» открывает пасторальный мир Невинности, 
где всё насыщено радостным приятием жизни,  светлым чувством новых рождений и 
отражает чистоту и безыскусность детской души, живущей в согласии с Природой и 
Богом.  
 
Пастух 

 

Как прекрасна судьба пастуха! 
Целый день на просторе бродить, 
Смирных агнцев до ночи пасти 
И хвалу небесам возносить. 
 
Зов ягнят ловит пастыря слух 
И ответ матерей за рекой. 
Знают овцы, что рядом пастух 
Стережет своей паствы покой. 
 
«Пастух» 

Классическое пасторальное восьмистишие «Пастух» представляет собой прозрачную 
аллегорию: Пастух – Бог, его стада – божья паства. Общепринятое в библейской традиции 
прочтение образа пастуха создает некое «общее место», без которого немыслима 
композиция «Песен Невинности» в целом. Избрана соответствующая лексика: innocent 
(невинный), peace (мир, покой), tender(нежный) и т. д. и соответствующая интерпретация 
образов и системы их взаимоотношений: счастливый пастух возносит  хвалы Богу; он 
нежно любит своих овец; овцы-родители нежно любят своих ягнят; Бог нежно любит 
людей. 

Мир в этой пасторальной зарисовке абсолютно гармоничен: пастух и овцы (Бог и 

люди) – две взаимосвязанные части мира, согласие между ними означает полное 
равновесие в мире и совершенство установленного  порядка. Время в пасторали 
абсолютно мифично, это состояние определено категорией «всегда» («frоm the morn to the 
evening», «all the day»). Такая временная стабильность  позволяет видеть в картинке 
ситуацию библейского мифа.  
 
Звонкий луг 

 

Лишь солнце взойдет, 
Поет небосвод. 
Звенящий рассвет  
Весне шлет привет. 
Все громче в лесах  
Дроздов голоса, 
И праздничный звон 
Летит им вдогон 
На летнем приволье  
Резвимся мы в поле 
 
Под деревом Джон  
С седыми висками 
Сидит, окружен 
Своими друзьями. 
На игры глядит 
И тихо грустит: 
Вот так же когда-то, 
Как эти ребята, 
На летнем приволье 
Резвились мы в поле 
 
Вот солнце садится. 
Довольно резвиться, 
Довольно играть! 
Пора всем в кровать. 
И сестры, и братья, 
Схватившись за платье, 
За матерью в дом 
Идут всем гуртом. 
И тихо на воле  
В замолкнувшем поле.