Зарубежная литература. Ч. III

            В.С. Рабинович





ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА




Курс лекций для преподавателей и учащихся 10—11 классов



Часть III



2-е издание, стереотипное











Москва Издательство «ФЛИНТА» 2019

УДК 821
ББК 83.3
Р12


    Рецензенты:

доктор филологических наук, профессор В.Г. Бабенко кандидат искусствоведения, доцент В.М. Паверман





     Рабинович В.С.

Р12       Зарубежная литература [Электронный ресурс] : курс лекций для
     преподавателей и учащихся 10—11 классов. Ч. III / В.С. Рабинович. — 2-е изд., стер. — М. : ФЛИНТА, 2019. — 188 с.

          ISBN 978-5-9765-3846-7 (общ.)
          ISBN 978-5-9765-3849-8 (Ч. III)

          Пособие разработано на основе учебного курса, преподающегося в течение длительного времени в Специализированном учебно-научном центре Уральского государственного (ныне Уральского федерального) университета. Основной его целью является формирование у учащихся и студентов взгляда на мировую литературу как на единое взаимосвязанное целое и одновременно как на важнейшую, именно смыслообразующую, часть мировой культуры в целом, в которой вступают в сложное взаимодействие культурные эпохи, национальные культуры, отдельные художественные миры. Другой важной задачей курса представляется формирование у учащихся и студентов способности воспринимать литературные тексты в контексте своего собственного культурного опыта — и таким образом личностно «интериоризировать» их.
          Адресовано старшеклассникам и студентам нефилологических специальностей.

УДК 821
ББК 83.3

ISBN 978-5-9765-3846-7 (общ.)
ISBN 978-5-9765-3849-8 (Ч. III)

© Рабинович В.С., 2019
© Издательство «ФЛИНТА», 2019

                РОМАНТИЗМ





     Начало XIX века ознаменовалось существенными изменениями в общественном сознании европейцев. Это было время, когда вместе с торжеством капиталистического уклада жизни в Европу пришли свобода личности — и одновременно одиночество перед лицом грозящих отовсюду и кажущихся непознаваемыми сил; падение авторитета церкви, переставшей быть властителем мыслей и поведения, — и одновременно неспособность большинства людей сразу заместить систему ранее незыблемых норм и предписаний той или иной системой внутренних нравственных регуляторов, потеря нравственной основы — и как результат внедрение в общественное сознание на достаточно широком срезе постулата, который можно сформулировать словами Ж.-П.Сартра применительно к мироощущению Достоевского: «Раз Бога нет — значит, все дозволено». Человек перестал быть частицей какой-то незыблемой системы, в которую ранее он был включен с самого рождения в качестве функциональной детали, — и практически лишен свободного выбора. Теперь перед человеком открылся свободный выбор. Раньше между человеком и Богом стояла государственная церковь, которая в доступной форме разъясняла человеку, в чем заключается его долг перед Богом, и к тому же следила, чтобы человек в слабости своей этот долг не нарушил, карая в назидание другим «заблудших овец». Теперь между человеком и Богом (или в случае его отсутствия — иными первоосновами мироздания) не стояло никакой земной силы. Каждый конкретный

----------_— ---------<;->

3

человек теперь должен был сам решить для себя вопрос о наличии или отсутствии Бога, о том, есть ли мир разумная субстанция, или — мертвая, безразличная к человеку, или — изначально враждебная человеку стихия, о том, объективны ли Добро и Зло как этические категории или же это — просто придуманные церковью чудовища, сковывающие свободного человека. Наконец, о том, что есть Добро и что — Зло. Человек стал свободнее — но за все нужно платить, и за свободу в том числе. Благо свободы неотделимо от Бремени свободы,. Благо познания — от Бремени познания.
     Безусловно, эти изменения в общественном сознании отразились и на европейской литературе. Классицистическое искусство было продуктивным лишь на базе однозначного принятия постулата: Человек — это прежде всего частица великого Государства и имеет право на существование прежде всего в этом качестве; к началу XIX века этот постулат безнадежно устарел.
     Просветительские идеи имели смысл лишь в своем противостоянии государственному маразму умирающего абсолютизма, в противостоянии религиозной нетерпимости и государственному фанатизму, в противостоянии вельможному своеволию, не считающемуся ни с какими доводами разума: в начале XIX века Европа развивалась в основном по подвластным разуму рыночным законам, и теперь бороться с умершим абсолютизмом или с ушедшим в прошлое всевластием государственной церкви значило ломиться в открытую дверь. В то же время в искусство все более властно входит мотив воспевания свободной и одинокой личности, не зависящей ни от каких внешних сил, способной встать на один уровень с первоосновами бытия, с самим Богом, в случае наличия такового, и в то же время несущей тягостное бремя своей свободы и своего одиночества. Постепенно в искусстве появляются и богоборческие мотивы. И в то же время в искусство все более властно начинает входить чувство мистического страха перед окружающим миром, перед неведомыми силами, грозящими отовсюду уничтожением отдель

<*>—--------------------------------------------ному одинокому человеку, теперь уже ничем не защищенному (кстати, именно в начале XIX века и * стал формироваться жанр детектива, отражая потребность человека в какой-то иллюзии защищенности от вселяющего ужас мира, в том, что добро непременно восторжествует, а зло будет покарано — если не Богом, то Сильной Личностью, стоящим на службе Добра сыщиком, Шерлоком Холмсом или Эркюлем Пуаро). Эти разнородные тенденции в развитии европейского искусства начала XIX века и, определили традицию РОМАНТИЗМА.

5

            Английский РОМАНТИЗМ




    ^Традиции английского романтизма начали формироваться еще в самом конце XVIII века.
    Первым английским романтиком принято считать Вильяма Блейка (1757—1827), по профессии гравера, который, не имея возможности издавать свои книги обычным способом, собственноручно их гравировал. В.Блейк пытается встать на один уровень с вечностью, свести в своем творчестве воедино Рай и Ад, Бога и Дьявола. Так, Блейк в одну из своих книг ввел фрагмент «Пословицы ада». Вот некоторые из этих пословиц:
    «Во время посева учись, в жатву учи, зимой веселись».
    «Прокладывай путь и веди борозду над костями мертвых».
    «Дорога излишеств ведет ко дворцу мудрости...»
    «Червь, рассеченный плугом, не должен винить плуг».
    «Брось в реку того, кто пьет одну воду».
    «В одном и том же дереве глупец и мудрец найдут не одно и то же...»
    «Мертвый не мстит за обиды...»
    «Упорствуя в глупости, глупец становится мудрым...»
    «Человек выпрямляет кривые пути; гений идет кривыми».
    «Лучше убить дитя в колыбели, чем сдерживать буйные страсти» и т.д.
    Одним словом, Блейк, хотя и прикрывшись заголовком «Пословицы ада», словно бы противопоставляет традиционным истинам истины кардинально

  --------------------------------------------- противоположные — и словно бы проверяет одни другими.
    Присутствует в творчестве Блейка и вошедший после в творческий метод поэтов «Озерной школы» мотив одушевленной природы. Можно вспомнить стихотворение В.Блейка «Тигр» в переводе С.Маршака:


            Тигр, о тигр, светло горящий В глубине полночной чащи, Кем задуман огневой Соразмерный образ твой.
            В небесах или глубинах Тлел огонь очей звериных? Где таился он века?
            Чья нашла его рука? Что за мастер, полный силы, Свил твои тугие жилы И почувствовал меж рук Сердца первый тяжкий стук? Что за горн пред ним пылал? Что за млат тебя ковал?
            Кто впервые сжал клещами Гневный мозг, метавший пламя? А когда весь купол звездный Оросился влагой слезной, — Улыбнулся ль наконец Делу рук своих творец?
            Неужели та же сила, Та же мощная ладонь, И ягненка сотворила, И тебя, ночной огонь? Тигр, о тигр, светло горящий В глубине полночной чащи! Чьей бессмертною рукою Создан грозный образ твой?

    Эта школа объединяла поэтов Роберта Саути (1775—1849), Вильяма Вордсворта (1776—1850) и Сэмюеля Тейлора Кольриджа (1772—1834).
    Наиболее необычна и в известной степени трагична судьба Сэмюеля Тейлора Кольриджа. На протяжении долгого времени он был тяжко болен и, чтобы заглу
—.-------———-------<;>

7

        ------------------------------------------------ шить мучительные боли, часто прибегал к сильным наркотическим средствам, вследствие чего многие из его произведений написаны именно в состоянии наркотического опьянения. Как-то, приняв очередную дозу, Кольридж вдруг увидел в воздухе перед своими глазами полный текст еще не написанной поэмы. Кольридж спешно стал записывать, успел записать значительную часть слов, но в это время раздался какой-то шум, отвлекший Кольриджа, — и текста перед глазами не стало. Что там было — Кольридж так и не смог вспомнить. Поэма осталась недописанной.*
    Уже по способу творчества одного из поэтов «Озерной школы», Кольриджа, можно определить, что в творчестве поэтов «Озерной школы» доминировало обращение к мистическим потусторонним силам, которые, по всей видимости, более отчетливо встают перед глазами художника именно в момент не вполне реального, фантастического восприятия мира. В частности, через многие произведения другого поэта «Озерной школы» — Роберта Саути, проходит мотив неизбежно грядущего, однако мистически необъяснимого воздаяния человеку за его грехи.
    Вот достаточно представительное стихотворение Р.Саути, основанное на сюжете одной из легенд и несколько напоминающее балладу, — «Суд божий над епископом»(1799).


            Были и лето и осень дождливы, Были потоплены пажити, нивы; Хлеб на полях не созрел и пропал, Сделался голод, народ умирал.

            Но у епископа милостью неба Полны амбары огромные хлеба;
            Жито сберег прошлогоднее он: Был осторожен епископ Гаттон.


            Рвутся толпой и голодный и нищий

             В двери епископа, требуя пищи;
             Скуп и жесток был епископ Гаттон:

            Общей бедою не тронулся он.


8

            --------------------------------------            Слушать их вопли ему надоело;
            Вот он решился на страшное дело: Бедных из ближних и дальних сторон, Слышно, скликает епископ Гаттон.

            «Дожили мы до нежданного чуда: Вынул епископ добро из-под спуда; Бедных к себе на пирушку зовет»,— Так говорил изумленный народ.

            К сроку собралися званые гости, Бледные, чахлые, кожа да кости; Старый, огромный сарай отворен: В нем угостит их епископ Гаттон.

            Вот уж столпились под кровлей сарая Все пришлецы из окружного края... Как же их принял епископ Гаттон? Был им сарай и с гостями сожжен.

            Глядя епископ на пепел пожарный, Думает: «Будут мне все благодарны.
            Разом избавил я шуткой моей Край наш голодный от жадных мышей».

            В замок епископ к себе возвратился, Ужинать сел, пировал, веселился, Спал, как невинный, и снов не видал... Правда! Но боле с тех пор он не спал.

            Утром он входит в покой, где висели Предков портреты, и видит, что съели Мыши его живописный портрет, Так что холстины и признака нет.

            Он обомлел; он от страха чуть дышит... Вдруг он чудесную ведомость слышит: Наша округа мышами полна,
            В житницах съеден весь хлеб до зерна.

            Вот и другое в ушах загремело: «Бог на тебя за вчерашнее дело! Крепкий твой замок, епископ Гаттон, Мыши со всех осаждают сторон».


.—-—------------—.——

9

            __---------------——  -----—--------—---,
            Ход был до Рейна из замка подземный,
             В страхе епископ дорогою темной К берегу выйти из замка спешит: «В Рейнской башне спасусь» (говорит).

             Башня из рейнских вод поднималась, Издали острым утесом казалась, Грозно из пены торчащим, она, Стены кругом ограждала волна.

             В легкую лодку епископ садится, К башне причалил, дверь запер и мчится Вверх по гранитным крутым ступеням;
             В страхе один затворился он там.

             Стены из стали казалися слиты, Были решетками окна забиты, Ставни чугунные, каменный свод, Дверью железною запертый вход.

             Узник не знает, куда приютиться;
             На пол, зажмурив глаза, он ложится...
             Вдруг он испуган стенаньем глухим: Вспыхнули ярко два глаза над ним.

             Смотрит он... кошка сидит и мяучит, Голос тот грешника давит и мучит.
             Мечется кошка; невесело ей: Чует она приближенье мышей.

             Пал на колени епископ и криком Бога зовет в исступлении диком. Воет преступник... а мыши плывут... Ближе и ближе... доплыли... ползут.

             Вот уж ему в расстоянии близком
             Слышно, как лезут с роптаньем и писком.
             Слышно, как стену их лапки скребут; Слышно, как камень их зубы грызут.

             Вдруг ворвались неизбежные звери;
             Сыплются градом сквозь окна, сквозь двери.
             Спереди, сзади, с боков, с высоты...
             Что тут, епископ, почувствовал ты?


10