Зарубежная литература. Ч. II

В.С. Рабинович





                ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА





Курс лекций для преподавателей и учащихся 10—11 классов



Часть II



2-е издание, стереотипное











Москва Издательство «ФЛИНТА» 2019

УДК 821
ББК 83.3
Р12


        Рецензенты:

доктор филологических наук, профессор В.Г. Бабенко кандидат искусствоведения, доцент В.М. Паверман





        Рабинович В.С.

 Р12 Зарубежная литература [Электронный ресурс] : курс лекций для преподавателей и учащихся 10—11 классов. Ч. II / В.С. Рабинович. — 2-е изд., стер. — М. : ФЛИНТА, 2019. — 177 с.


        ISBN 978-5-9765-3846-7 (общ.)
        ISBN 978-5-9765-3848-1 (Ч. II)


       Пособие разработано на основе учебного курса, преподающегося в течение длительного времени в Специализированном учебно-научном центре Уральского государственного (ныне Уральского федерального) университета. Основной его целью является формирование у учащихся и студентов взгляда на мировую литературу как на единое взаимосвязанное целое и одновременно как на важнейшую, именно смыслообразующую, часть мировой культуры в целом, в которой вступают в сложное взаимодействие культурные эпохи, национальные культуры, отдельные художественные миры. Другой важной задачей курса представляется формирование у учащихся и студентов способности воспринимать литературные тексты в контексте своего собственного культурного опыта — и таким образом личностно «интериоризировать» их.
       Адресовано старшеклассникам и студентам нефилологических специальностей.


УДК 821
ББК 83.3

ISBN 978-5-9765-3846-7 (общ.)
ISBN 978-5-9765-3848-1 (Ч. II)

© Рабинович В.С., 2019
© Издательство «ФЛИНТА», 2019

Эпос

        КАК КУЛЬТУРНОЕ ЯВЛЕНИЕ



        Сравнительная характеристика средневековых эпосов различных народов Европы и Азии



    Наряду с мифологией в развитии большинства национальных культур очень, большую роль сыграли национальные эпосы (греч. epos — слово, повествование). Вообще словом «эпос» («эпопея») могут обозначаться различные понятия. С одной стороны, под эпосом подразумевается один из трех родов литературы — наряду с лирикой и драмой. В то же время в узком смысле под национальными эпосами подразумевается «специфическая народно-поэтическая разновидность повествовательных произведений в прозе и стихах» эпо-пейного характера. В данной лекции понятие эпоса будет рассматриваться именно в этом значении. Если мифология представляет собой совокупность фантастических ответов на тревожащие людей вопросы, замещающих недоступность на том или ином этапе конкретного знания, то эпос (как литература эпопейного жанра) обращен, как правило, в далекое и ставшее уже почти фантастическим прошлое народа, которому принадлежит тот или иной эпос, а также сопредельных народов, в первую очередь в то прошлое, когда только закладывалась национальная государственность, когда происходили события, определившие дальнейшее развитие национальной истории. В самом деле, древнегреческие «Илиада» и «Одиссея» обращены к событиям реально

3

имевшей место в истории Троянской войны; немецкая «Песнь о нибелунгах» — к истории формирования германских племен, великого переселения народов; французская «Песнь о Роланде» — к истории завоевания Францией мавританской Испании; «Витязь в тигровой шкуре» Шота Руставели — к ряду важных событий в истории азиатских народов; киргизский «Манас» — к истории объединения многочисленных киргизских племен; русские былины и «Слово о полку Игореве» — к реальным событиям русской истории (войны с кочевыми племенами; действительно имевший место и окончившийся бедой поход князя Игоря на половцев в XII в.) и т.п. Впрочем, «Слово о полку Игореве» — это то редкое для эпоса исключение, когда разрыва во времени между написанием произведения и описанными в нём событиями практически не было. Как правило, национальные эпосы возникали в эпоху становления национальной государственности — и описываемые события оценивались прежде всего с точки зрения интересов того народа, которому тот или иной эпос принадлежал. В то же время эпос имеет ряд принципиальных особенностей. М. Бахтин так определяет три основных свойства произведений эпопейного жанра:
    1.     Предметом эпопеи служит национальное эпическое прошлое, «абсолютное прошлое».
    2.     Источником эпопеи служит национальное предание (а не личный опыт) и вырастающий на его основе свободный вымысел.
    3.     Эпический мир отделен от современности, то есть от времени певца (автора и его слушателей) абсолютной эпической дистанцией.
    Что значит «абсолютное прошлое», «абсолютная эпическая дистанция»? С точки зрения Бахтина, это прошлое не просто временное, но прежде всего ценностно-иерархическое, такое прошлое, которое просто исключает постановку эпических героев на одну ценностную ступень с современниками авторов эпоса: эпическими героями можно восхищаться, можно просто следить за описываемыми событиями и за похождениями эпических героев (которые могут совершать и поступки, являющиеся в глазах простых смертных тяжкими гре4

хами), но поступки этих героев, как правило, не могут подлежать оценке (хотя в некоторых эпосах элементы оценки поступков тех или иных героев присутствуют), ибо эти герои воспринимаются не как люди в собственном смысле этого слова, но как некие существа, находящиеся на недосягаемой для простого смертного ценностной высоте. Итак, по Бахтину, эпическое прошлое недаром названо «абсолютным прошлым». Оно, как одновременно и ценностное (иерархическое) прошлое, лишено всякой относительности, т. е. лишено тех постепенных, чисто временных переходов, которые бы связывали его с настоящим. Оно отделено абсолютной гранью от всех последующих времен и прежде всего от того времени, в котором находятся певец и его слушатели», а ценностная установка «произносителя эпического слова» есть, по Бахтину, «установка человека, говорящего о недосягаемом для него прошлом, благоговейная установка потомка». Конечно, в ряде известных национальных эпо-сов есть и отступления от этих принципов — но ведь любой реальный предмет, любое реальное явление не может полностью совпадать с сущностью этого предмета или явления. И, естественно, произведение, которое в целом рассматривается как явление национального эпоса, может содержать в себе и элементы, в чистом виде для эпоса не характерные. Особенно это касается тех случаев, когда эпос того или иного народа во время своего естественного возникновения не был обобщен, обработан, не стал письменным источником и когда этот «пробел» в развитии национальной культуры столетия спустя, в XIX, а то и в XX в. восполнялся учеными-филологами или писателями совершенно иной эпохи, с совершенно иным, нежели древние или средневековые сказители эпосов, менталитетом. Это касается, в частности, латышского эпоса «Лачплесис» или эстонского эпоса «Калевипоэг», которые в своем современном состоянии имеют авторское происхождение: «Лачплесис» был создан на основе обработки старинных эпических сказаний в XX в. А. Пумпуром; эпос «Калевипоэг» создан в конце XIX — начале XX вв. Крейцвальдом. Можно вспомнить в этой связи и «Песнь о Гайавате» Г. Лонгфелло, которая создана в XIX в. на основе серьез<£>

5

<5*---------------------------------------------ной филологической обработки ряда индейских эпосов. Естественно, что эти эпосы (при всем стремлении тех, кто уже в новое время придавал этим эпосам законченную форму, передать атмосферу эпохи, когда создавались «исходные» эпические сказания) не могли не нести отпечаток той эпохи, когда происходила их окончательная обработка. В самом деле, при всем желании американский профессор филологии Генри Лонгфелло (1807-1892) в любом случае не мог смотреть на мир так, как смотрели на мир безымянные создатели эпических сказаний о Гайавате, на которые он опирался. Он все равно был человеком другой культуры. У него был тот культурный опыт, которого у них еще не могло быть, и он не мог абстрагироваться от этого опыта, создавая свою «Песнь о Гайавате». Отсюда — и неизбежные отступления от черт классического эпоса.
    Природа эпоса вообще определила то общее, что объединяет структуры разных национальных эпосов. Прежде всего однозначно благоговейная установка передается посредством подчеркнуто неизменной эмоциональной тональности: практически в любом эпосе описание, скажем, каких-то кульминационных моментов в жизни эпических героев никак не отделяется от дальнейшего описания менее важных событий. Это крайне затрудняет чтение эпопей. Допустим, художественный мир гомеровской «Илиады» включает в себя подробнейшее описание всех перипетий Троянской войны; на многих страницах перечисляется, кто, кого, каким образом и с какими словами убил в бою, — и вычленить в этом описании кульминационные моменты очень сложно: эмоциональнаятональность при этом не меняется. Во французской «Песни о Роланде» подробное описание битвы арьергарда, возглавляемого Роландом, с войском испанских мавров занимает примерно 1/3 всего текста — и опять значительная часть этого объема занята перечислением схваток и их результатов. Чтобы получить представление о таком подходе, можно наугад вырвать из этой части текста несколько строф:

6

			

   ----------------------------------------------     XCVI
     Вот пал сеньор Бригана Мальприми. Жерен его ударил в добрый щит, Навершный шип из хрусталя разбил. Щит лопнул, разлетелся на куски. Конец копья через доспех проник, И граф оружье в грудь врагу всадил. С коня свалился мертвым сарацин, Чью душу тут же черти унесли, XCVII
     Разбит и граф Жерье подстать собрату: Пробил он щит и панцирь амирафля.
     В живот ему свое копье направил, Пронзил его насквозь одним ударом, С коня свалил на землю бездыханным. Граф Оливье воскликнул: «Бой удачен!» • XCVIII
     Самсон на альмасора наскочил,
     Копьем ударил в золоченый щит, Язычнику доспех не пособил: До легких герцог грудь ему пронзил, Его с коня на горе маврам сшиб. «Вот доблестный удар ?», — Турпен кричит. — Аой!
     XCIX
     Вот Ансеис коня галопом гонит,
     Вступает в бой с Торжисом Тортелозским, В щит метит, под навершье золотое.
     Пробил он брошь с подкладкою двойною, Копьем пронзил язычнику утробу, Прогнал сквозь тело наконечник острый, С коня араба наземь мертвым сбросил. Роланд воскликнул: «Вот удар барона!»

    На место этих строф можно подставить другие строфы из этой части «Песни о Роланде» — содержательная структура этих строф будет примерно такой же. Столкновение одного воина («своего») с другим («врагом»), проникновение посредством какого-либо оружия через доспехи врага в его тело, падение убитого врага с коня и — факультативно — слова, которыми кто-либо из

7

<М>-------------------------------------------«своих» «прокомментировал» это событие. Какие-либо кульминационные события преднамеренно не выделяются — ведь однозначно благоговейная установка создателей эпоса исключает даже саму возможность выделения чего-то более или менее важного: в подлинно эпическом мире более или менее важного не существует; попытка со стороны создателей эпоса выделить в абсолютном прошлом наиболее важные события — это кощунственная попытка измерить неизмеримое. Итак, по характеристике М.М.Бахтина, «абсолютное прошлое замкнуто и завершено как в целом, так и в любой своей части. Поэтому любую часть можно оформить и подать как целое. Ведь мира абсолютного прошлого ... не охватить в одной эпопее (это значило бы пересказать все национальное предание)... Но в этом и нет беды, ибо структура целого повторяется в каждой части, и каждая часть завершена и кругла, как целое. Можно начать рассказ почти с любого момента и кончить его почти на любом моменте».
    Из этого вовсе не следует, что между обитателями эпического мира не могло быть каких-то раздоров и ссор. В эпические миры самых разных народов входят и ссоры между эпическими героями, и коварные интриги, и обманы, и оскорбления; в конце концов та же война — что это, как не решение того или иного конфликта посредством силы ? Все так. И создатели национальных эпосов вполне допускали, что в описываемых ими эпических мирах могли существовать такие же конфликты, какие существуют и в обычной земной жизни, но они считали себя вправе лишь с благоговением описывать поступки эпических героев (в том числе и конфликты между ними) — но не оценивать их (в конце концов даже боги древних греков и воровали /Гермес/, и обманывали друг друга, порой совершая и предательство /Гефест, приковывающий своего друга Прометея к скале/, но ведь в мифологическом мире древних греков ни Гермес, ни Гефест, ни тем более Зевс не осуждались — а совершаемые ими поступки просто описывались как реальность, имеющая место в другом мире). Именно как реальность, происходящая в другом мире, отражались в эпосе и поступки эпических героев.

8

    Очень характерна в этом плане «Песнь о нибелунгах». Отношения между эпическими героями «Песни» далеко не безоблачны, но это не мешает читателю относиться с благоговением к представителям всех враждующих сторон. Дружба между героями «Песни» очень легко переходит во вражду. Легендарный Зигфрид только что по просьбе двух братьев-великанов Шильбунга и Нибелунга помог поделить клад — но как только


     Остались недовольны два брата дележом и с Зигфридом рассорились виня его во всем,


    так сразу же

     Поднял Зигфрид свой Бальмунг. добрый меч, И великаньи головы в траву упали с плеч... Семь сотен нибелунгов он истребил в бою, А те, кто помоложе, страшась за жизнь свою, Его молили слезно, чтоб соизволил впредь Он их землей и замками, как государь, владеть.


    Отношение повествователя ни к Зигфриду, ни к двум братьям-королям при этом совершенно не меняется: это — ссора между эпическими великанами, и не простым смертным судить, кто прав, кто виноват.
    Вообще в эпическом мире «Песни о нибелунгах» завязывается целый ряд конфликтов. Так, развитие действия в значительной степени определяется ссорой, вспыхнувшей между женой Зигфрида Кримхильдой и женой одного из братьев Кримхильды Гунтера Брюн-хильдой. Ссора выросла из спора по поводу того, чей муж лучше, кто кому подчинен и кому из жен, следовательно, надлежит первой входить в храм. Постепенно ссора доходит до того, что Кримхильда называет Брюн-хильду наложницей Зигфрида, а Брюнхильда обвиняет Кримхильду в воровстве. Ссора вроде бы временно утихает: тем более, что и Зигфрид договорился с мужем Брюнхильды Гунтером:


     он продолжал:
     «Мой шурин, обязанность мужчины
     Укоротить супруге язык не в меру длинный.


9

"" ¹ ......    ■' ———————¹¹    ¹ ■ ¹ :(xC>
     Ты дай урок Брюнхильде, а я Кримхильде дам, Из-за ее бесчинств меня постигли стыд и срам».

    Однако бургундский «богатырь-вассал» Хаген, оскорбившись за честь жены своего короля Брюнхильды (Зигфрид все же чужой), принимает решение убить Зигфрида — и убеждает в необходимости такой меры короля Гунтера, которого Зигфрид неоднократно выручал. В конце концов Хаген коварно убивает Зигфрида, выведав у жены Зигфрида Кримхильды единственно уязвимое место и попросив нашить на этом месте крестик (под предлогом заботы о безопасности Зигфрида) — после чего


     ...мститель вероломный, Высокомерный Хаген, под покровом ночи темной Владыку нибелунгов, заколотого им, К дверям Кримхильды отнести велел мужам своим.
     Положен у порога был труп богатыря.
     Знал Хаген, что Кримхильда, едва сверкнет заря, Наткнется непременно на тело мужа там: К заутрене она всегда ходила в божий храм.


    Более того, дабы окончательно подавить волю Кримхильды, Хаген убеждает братьев Кримхильды отнять у нее захваченный Зигфридом клад нибелунгов и погружает этот клад на дно Рейна.
    Теперь месть — за Кримхильдой. И вот, через какое-то время выйдя замуж за короля гуннов Этцеля (под которым легко угадывался властитель гуннов Аттила, вождь племенного союза, владения которого простирались от Кавказа до Рейна и от Дании до Дуная; имя «Аттила» по ряду данных производно от готского «atta» (отец) и тождественно русскому слову «батюшка»), Кримхильда хитростью заманивает своих братьев — бургундских королей — вместе с вассалами, в том числе и Хагеном, в резиденцию своего нового мужа якобы на пир — и там руками гуннов истребляет гостей (этот сюжет вызывает прямые ассоциации с древнерусским летописным сюжетом, касающимся меПти киевской княгини Ольги древлянам за гибель мужа — князя Игоря: приняв


ю