«Такого не бысть на Руси преже…» Повесть об академике А.А. Шахматове

В.И. Макаров







            «ТАКОГО НЕ БЫСТЬ НА РУСИ ПРЕЖЕ...»


        Повесть об академике А.А. Шахматове






2-е издание, стереотипное












Москва Издательство «ФЛИНТА» 2018

      УДК 821.161.1
      ББК 83.3(2=411.2)
           М15







      Макаров В.И.
М15           «Такого не бысть на Руси преже...» Повесть об академике
      А.А. Шахматове [Электронный ресурс] / В.И. Макаров. — 2-е изд., стер. — М. : ФЛИНТА, 2018. — 413 с.

           ISBN 978-5-9765-3857-3

           Алексей Александрович Шахматов (1864—1920)       — выдающийся
      русский ученый, академик, профессор Императорского Санкт-Петербургского университета. «В истории русской филологии нет главы более яркой и волнующей, чем деятельность Алексея Александровича Шахматова. Биография его — гениального языковеда и исключительно прекрасного человека — неизбежно должна превратиться в повесть о строительстве «молодой еще науки о русском языке.». Духовная личность этого ученого являлась тем центром, из которого исходили широкие замыслы коллективных начинаний в области славяно-русской филологии и в котором находили себе поддержку научные и культурные устремления всех знакомых ему людей.» — так охарактеризовал своего наставника и сотоварища другой великий русский ученый В.В. Виноградов.
           Написанная просто и увлекательно, «Повесть об академике А.А. Шахматове» будет интересна не только филологам и всем интересующимся историей русской культуры, но и самому широкому кругу читателей.

УДК 821.161.1
ББК 83.3(2=411.2)




      ISBN 978-5-9765-3857-3       © Макаров В.И.., 2018
© Издательство «ФЛИНТА», 2018

А. Шахматов в год окончания гимназии.

    ОГЛАВЛЕНИЕ


Пролог.......................................................5
Снова в Губаревке ..........................................31
«Необходимо любить все человечество...».....................43
Алексей Шахматов отправляется в монастырь.................. 71
Тихого голоса громкое эхо ..................................86
За студенческой скамьей — ученый ...........................97
«Храните наши очаги...» .................................. 111
Зреет грандиозный замысел................................. 119
«Как ни хорош Александровский, а Шахматов еще лучше...» ... 124
На перепутье ............................................. 130
«В деревню, к тетке, в глушь...» ......................... 140
Его-то и ждала Академия .................................. 162
Наконец очаг зажжен....................................... 175
«Вы совсем не бережете себя...» .......................... 185
Самый молодой академик ................................... 192
На сретенье веков.......................................   200
«Какая все-таки у нас замечательная молодежь!»............ 211
«Академический инцидент» ................................. 218
Наука — без границ........................................ 224
«Должно быть, устал от всего...».......................... 241
«Положение России трагично...»............................ 261
Светильник, водруженный на верху горы .................... 274
Поиски древнейших русских летописных сводов.............   286
Высокое искусство человечности............................ 292
Без истории нет современности............................. 305
Неужели в каждом из русских сидит Обломов?................ 315
Главное мерило самооценки................................. 327
Война пожинает свою жатву................................. 330
«Правительство совершает весьма тяжелое преступление...» . 347
«Если у власти останутся большевики...» .................. 358
Эпилог.................................................... 380
Иллюстрации............................................... 391

Светлой памяти родителей моих
Федоры Максимовны и Ивана Петровича посвящаю


    ПРОЛОГ




I

   Вот и пролетели они, семь счастливых лет в Императорском училище правоведения. Александр Шахматов был определен сюда 12-лет-ним мальчиком в 1840 году. С упорством и самолюбием, прежде всего другого, пожалуй, подвигавшими ребенка на старание, готовился он к службе по юридической части, такой желанной и для его родителей, и для него самого.
   Служба началась с невысокой должности младшего помощника в судебном департаменте Сената. Многие, возможно, сочли бы место удачей, признанием способностей... Ведь это не просто Петербург, но правительствующий Сенат, пребывание на виду у власть предержащих, широкие возможности оседлать карьеру и взлететь со времен нем, быть может, на самый Олимп правосудия!..
   Добросовестный и старательный молодой человек был действительно замечен начальством и два года спустя переведен на должность старшего секретаря судебного департамента.
   В одну из служебных поездок Шахматова в Тифлис из его стола в департаменте неизвестно как пропало важное сенатское дело из судебного ведомства министра юстиции графа Панина, из того ведомства, в котором, как говорили, «царила письменность», то есть не только порядок, но и жесткий формализм, главное зло тогдашнего судопроизводства. Шахматова обвинили в халатности, отсутствии «должной элементарной» служебной дисциплины. Возможно, что и в назидание другим Шахматову было не только устроено суровое распекание, но по приказанию свыше он был понижен в должности, превратившись в простого секретаря департамента.

Повесть об академике А. А. Шахматове

   Жизнь этого впечатлительного и очень мнительного человека сразу помрачнела, сама же служба стала с каждым днем все более видеться ему то в виде громадных кип бумаг, своим многословием затуманивающих истину, то в виде помпезного подиума, на подмостках которого опытными лицедеями ежедневно разыгрываются неприглядные судебные фарсы. Да и сам каменный серый надменный Петербург, над которым навечно словно прохудилось небо, все чаще вызывал в молодом человеке неудовлетворенность и раздражение.
   Родителей все это сильно печалило. Беспокойство росло еще и оттого, что появились у сына не всегда обдуманные светские увлечения, росли траты денег при скромных его заработках.
   С двумя младшими сыновьями было им куда проще. Может быть, потому, что были они за глазами и при деле: Григорий, двумя годами моложе Александра, с раннего детства бредил о воинских походах, бравурном марше галопирующих конских копыт и блеске дамасских сабель. Теперь он служил в конногвардейском полку и был совершенно доволен жизнью. Второй сын, Алексей, прилежно служил юнкером в стрелковом батальоне императорской фамилии. Почти все его свободное время уходило на милое увлечение: он усердно музицировал, сочинял романсы, какие-то фортепьянные пьески — с раннего детства был увлечен этим приличествующим дворянину занятием, и на шалости времени никогда недоставало. Худо-бедно, но дети были пристроены: военная служба еще никого без куска хлеба на оставила. А там, дальше, пусть сами решают, по какой дороге идти. Отец их, Алексей Александрович, любил на этот счет повторять старинную пословицу: «Что состряпаеши, то и кушать будеши».
   Александр же беспокоил. С ним все выходило пока нескладно: ни работы по сердцу, ни семьи, а светские рауты и увлечения — они до хорошего не доведут. В последнее время и врачи стали тревожиться. Домашний доктор Карл Шнитке, хлопотливый, опытный, почти уже проживший жизнь, советовал молодому человеку расстаться с Петербургом, потому что ему непременно нужна и смена обстановки, и воды, и мягкий, теплый, а не этот промозглый петербургский климат.
   Кто знает, сколько свечей иконе Николая Угодника поставила в эти последние месяцы мать, Варвара Петровна, во здравие своих мальчиков и двух младших дочерей, Натали и Варвары, сколько молитв прочитала и отбила поклонов, но имя Александра произносилось теперь ею чаще и тревожнее других.
   ...Летом 1853 года любимец Николая I посол в Турции князь Меншиков в ультимативной форме изложил турецкому султану требования своего императора и вместе с сотрудниками русского посольства вскоре покинул Константинополь. Немногим более месяца спустя был обнародован царский манифест о временном занятии русскими войсками территории Дунайских княжеств, находившихся в вассальной зависимости от Турции.
   Многим в России война представлялась уже почти неизбежной, и, на случай войны, в губерниях стали формироваться народные ополчения.

Пролог

7

   Саратовские родственники Шахматовых написали им в Петербург о возможном устройстве Александра в милиционный отряд, советовали не отвергать с порога этот вариант, а все хорошенько обдумать. «Любезный друг Саша! — заканчивал письмо его двоюродный брат Александр, хорошо знавший историю их саратовской ветви. — Помни, что не раз, наверное, говаривал тебе и твой батюшка: здесь, в волжских краях, под приделами саратовского собора, нашли свой вечный приют наши славные предки, которых делами исстари гордимся не только мы, Шахматовы...»




II

   Отец и правда не раз рассказывал в семье историю своего рода, умело инкрустируя повествование все новыми мелкими и яркими деталями так, что детям порой казалось, что отец их и есть тот самый золотоордынский мурза Шахмат — родственник самого татарского хана, — что привез ханский ярлык на московский великокняжеский стол князю Василию Дмитриевичу, сыну Дмитрия Донского, в первый год его княжения (1389) и навсегда остался на Руси. То вдруг отцовский рассказ переносил детей в эпоху более позднюю, когда Тихон Федоров Шахматов был уже воеводою саратовских стрельцов, с поразительным упорством и храбростью отражавших набеги казанских и крымских татар, атаки повстанцев, предводительствуемых сыном «вольного Дона» Степаном Разиным, или казаков с Тихого Дона, вынужденных снова уходить назад в свои ковыльные степи, спасаясь от преследования их Тихоном и его сыном Алексеем.
   Храбрость Шахматовых и преданность не остались незамеченными. Грамотою своей малолетние московские цари Иоанн и Петр Алексеевичи 5 февраля 1692 года стольнику и воеводе Саратовского городка Никите Семенову Нестерову повелели: «За многие его, Тихона Федорова Шахматова, службы и за взятые многие языки, и за отбойный русский полон, и за смерть, и за кровь, и за пополонное терпение родителей его, велеть ему, Тихону, отъезжие всякие службы и полковые служить по Нашему, Великих Государей, указу и по грамотам, а городовых служб по недосугу в мелкие посылки его не посылать». Два года спустя стрелецкий голова Тихон Шахматов был пожалован царями панцирем с наручнями и с мисюркою, парой пистолетов да пищалью — «за многую к нам твою службу».
   Фамилию Шахматовых можно встретить не в одном старинном историческом документе. Есть, например, глухое указание на то, что в 1614 году Григорий Шахматов был как-то причастен к делу донского атамана Ивана Заруцкого и Марины Мнишек. Под 1743 годом в «Истории» Владимира Соловьева упоминается татарский судья Шахмат. В книге Елагина «Русский флот» говорится об Александре Артамоновиче

Повесть об академике А. А. Шахматове

Шахматове. В дворянской книге Бобринского содержится упоминание, правда, вскользь, о том, что Л. В. Ланская была замужем за А. Н. Шахматовым...
   Шахматовский род постепенно множился, распадался на ветви: можайскую, тамбовскую, костромскую, саратовскую. Последняя оказалась наиболее обширной и разветвленной.




III

   — Этот Петербург! Я желаю тебе все десять египетских казней. Прочь от тебя хоть к черту в лапы! — сказал полусерьезно-полушутя Александр, покидая столицу.
   Устроиться в саратовское ополчение показалось ему делом совсем не трудным. Служба в милиции, как называли тогда народное ополчение, не была ни для кого фавором, офицеров совали сюда силой, и потому все они правдами и неправдами старались избавиться от нее. Собравшиеся на свой съезд по случаю набора в милицию представители саратовского дворянства не выказали особого патриотизма и желания спешить на русско-турецкую войну. Для Шахматова же эта служба была единственным убежищем, и он никак не воспротивился, что у большинства узнавших о его решении вызвало удивление, замаскированное, правда, под восторг.
   Под начало Александра Шахматова была отдана дружина небольшого уездного городка Кузнецка. На дунайском и кавказском театрах войны гибли уже тысячи солдат, позади были Башкадыклар, Синоп, Севастополь, смерть Николая I. Газеты писали о героизме русских регулярных войск, дерзости грузинского ополчения, самоотверженности Н. И. Пирогова, осматривавшего на поле брани за одни только сутки до тысячи раненых солдат и отважившегося делать операции прямо под открытым небом... Война была в полном разгаре, а о кузнецкой милиции почему-то никто и не вспоминал, никому она не была нужна.
   Начальнику саратовского губернского ополчения деликатному старику П. X. Граббе добросовестный и исполнительный Шахматов пришелся по душе сразу, и тот решил предложить ему место второго адъютанта у себя, в Саратовском штабе. Он стал добиваться в Петербурге утверждения молодого человека сразу и в звании штабс-капитана, и в должности адъютанта. Но пока тянулись долгие восемь месяцев всех этих российских согласований, утверждений, был обнародован манифест о заключении мира с Турцией. Милиционные отряды расформировали, и штабс-капитан Шахматов словно вдруг пробудился от приятного сновидения, когда охватывает щемящая досада, что это был лишь сон, да и он исчез, а вокруг — опять печальная реальность: неустроенность, тоска — и не знаешь, когда же придет этому конец. А если взять и порвать и со всей этой суетной городской жизнью,

Пролог

9

и с наивной юношеской мечтой о карьере вершителя правосудия, уехать в деревню и жить там, словно инок в пустыни, целиком отдавая себя земле, сельским заботам, скопить какое ни на есть состояние, обзавестись семьей. Отец, конечно же, выделит ему как старшему сыну одну из своих деревень...
   За время, что прошло со дня разлуки с сыном, Алексей Александрович заметно сдал. Поубавилось в нем и артистизма, и прежней расторопности. Всегда спокойный, уравновешенный, теперь он стал нервознее, раздражительнее. Ни жене, ни детям он не хотел говорить, пока они сами этого не замечают, что видит он все хуже и хуже, и предчувствует страшное будущее, и боится его.
   Разговор с отцом оказался нелегким. Алексей Александрович держался того принципа, что сыну потомственного дворянина, получившему по щедрости государя императора образование в таком знатном училище, подобает изрядно и прилежно послужить отечеству, тем паче, что по уставу самого училища его выпускник по окончании курса обучения должен не менее шести лет отдать службе в ведомстве Министерства юстиции.
   Весной 1857 года, кажется под самую Троицу, дав себе обет терпения и покорности, Шахматов, по настоянию отца, подал прошение о новом назначении его в секретари Сената. Все возвращалось на круги своя! Впрочем, это выражение лишь внешне подходит к данному случаю. Суровые нравоучения, наставления отца не раз впоследствии приходили сыну на память, и он благодарил за них. Будто какая-то никому не ведомая сила подсказала тогда отцу, что именно этим шагом не просто закончатся сыновьи треволнения, но он начнет уверенное восхождение наверх по крутой и далеко не всем в жизни посильной лестнице.
   В октябре этого же года 29-летний Шахматов был произведен в надворные советники и назначен губернским прокурором в Смоленске. Никто не мог сказать наверное, что послужило толчком к такому неожиданно милостивому шагу высокого начальства. Можно предполагать только, что министр юстиции граф Панин решил возместить бывшему секретарю Сената нанесенные ему когда-то напрасные обиды и унижения: дело с потерянными документами тогда счастливо разъяснилось, и оказалось, что Шахматов вовсе не был в их пропаже хоть сколько-нибудь повинен.




IV

   14 ноября, уже на следующий день после приезда в Смоленск, Шахматов был представлен начальнику губернии Ахвердову, членам губернского правления и губернского суда. И потекли будни, в самом начале больше походившие на праздник: новая работа, сотни новых людей, прошения и просители, знакомство с губернией, развязывание

Повесть об академике А. А. Шахматове

гордиевых узлов — все говорило губернскому прокурору, как он здесь необходим и как значительна вся его новая работа. Шахматов старался держаться, как учил его отец, — на некотором отдалении от сослуживцев и со всеми ровно.
   И домой, родителям, и братьям не без радости писал он о захватившей его с головой работе, но чаще переходил на предмет, теперь все более и более его занимавший. «Я люблю деловую жизнь, я увлекаюсь ею, — размышлял Александр в письме к Григорию, — но (ты меня поймешь, брат) она занимает только ум, не наполняя души... Знаешь, даже среди самых дел и общественных удовольствий я чувствую потребность сердечной, сильной привязанности, и вся жизнь бесцветна, неполна и поверхностна без семьи!»
   На балах и раутах у важных особ губернии перед взором Шахматова пестрело великое множество женских лиц, фигур, замысловатых причесок, дорогих перлов, благосклонных, завлекающих улыбок и вздохов, неутомимых в танцах ножек, подобострастных книксенов, чуть охваченных краешком платья шей и плеч... Александр присматривался к этому бесконечному яркому калейдоскопу, и сердце его то замирало порой, то учащало свое биение. Удержаться от соблазна ему не всегда удавалось...
   Сестры его, Натали и Варвара, как дочери потомственных дворян, принятые своекоштными пансионерками в Петербургское училище ордена св. Екатерины, «Екатерининский институт», как раз в эти годы завершали свое обучение, готовясь стать домашними наставницами. В отличие от многих институток им покидать институт не хотелось: сколько узнали они за семь лет курса! Русскую, французскую и немецкую словесность, всеобщую литературу, историю, овладевали церковным пением, музыкальной грамотой, танцевальным искусством.
   На занятиях вышиванием Натали взлелеяла необычную заветную мечту: если когда-нибудь будут у нее дети, каждому из них собственными руками непременно вышьет она крвер и подарит его в день свадьбы...
   Очень не хотелось сестрам расставаться и со своей ближайшей подругой Мари Козен, милой, очаровательной девушкой. Она тоже больше всего мечтала о собственной семье, о воспитании детей. Еще до института Мари потеряла родителей, поэтому каникулы не раз проводила в доме своих подруг в Петербурге. Здесь она была представлена и их старшему брату. Оба не обратили друг на друга особого внимания, но сестры нередко писали о ней, особенно в последнее время, зная, чем Александр более всего озабочен.
   Под день Сорока Мучеников, в начале марта, Шахматов для совершения проверки исполнения прокурорских предписаний собрался в небольшой уездный городок Юхнов. На этот раз, правда, все объяснялось отнюдь не служебной ретивостью молодого прокурора.
   Узнав, что брат прокурорствует в Смоленской губернии, сестры не преминули сообщить ему, что в этой же губернии, неподалеку от Юхнова, находится имение Марии Павловны Бистром, а у нее живет Мари Козен.