Роман Михаила Пришвина «Осударева дорога»: философия пространства

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ 

ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ 

«ЕЛЕЦКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ  ИМ. И.А. БУНИНА» 

С. В. Логвиненко

РОМАН МИХАИЛА ПРИШВИНА 
«ОСУДАРЕВА ДОРОГА»

Философия пространства

Монография

2-е издание, стереотипное

Москва

Издательство «ФЛИНТА»

2019

УДК 821.161.1’06
ББК  83.3(2=411.2)6
         Л69 

Р е ц е н з е н т ы: 

Л.Е. Хворова – д-р филол. наук, проф. (Тамбов);

О.А. Ковыршина – канд. филол. наук, доцент (Липецк) 

Логвиненко С. В.

Л69       Роман  Михаила  Пришвина  «Осударева дорога»:  философия

пространства 
 
[Электронный 
ресурс] 
:
монография 
/ 
С. В. Логвиненко. – 2-е изд., стер. – М. : ФЛИНТА, 2019. – 152 с.

ISBN 978-5-9765-3969-3

В монографии представлено рассмотрение одного из наиболее 

сложных и наименее изученных философских произведений русской 
литературы XX века – роман «Осударева дорога» – сквозь призму 
пространственного модуса. Художественное пространство романа 
позиционируется как особый функциональный код, выражающий 
философско-эстетические искания автора.

Книга адресована филологам, философам, культурологам и всем, 
кто интересуется творчеством М. Пришвина и русской литературой. 

УДК 821.161.1’06
ББК  83.3(2=411.2)6 

ISBN  978-5-9765-3969-3
© Логвиненко С. В., 2019
© Издательство «ФЛИНТА», 2019

ВВЕДЕНИЕ 

Роман «Осударева дорога» – это итоговый роман Михаила 
Пришвина, который занимает особое место в художественном 
дискурсе писателя. Реально-историческая основа произведения – это 
начало 30-х годов XX века, время великих свершений, грандиозных 
строек и, вместе с тем, многочисленных жертв и преступлений. Тем не 
менее, роман не сводится ни к воспеванию успехов режима, ни к 
оправданию его жертв, ни к защите политзаключенных. «Осударева 
дорога», являясь романом-мифом, по определению самого Пришвина, 
обладает 
глубинным 
мифолого-философским 
ядром, 
сконцентрировавшим мучительные многолетние раздумья писателя о 
назначении человека в мире. 
Рассматривая структуру художественного пространства в 
романе «Осударева дорога», мы предполагаем, что в системе 
пространственных отношений отразилась специфика мифотворчества 
писателя. Миф позволил Пришвину объединить рассудок и интуицию, 
проникнуть в сущностные основы мира, непознаваемые в логическирациональном подходе к его тайнам, к основам бытия, скрытым в 
рассудочном взгляде на повседневную жизнь.  
Необходимо отметить, что центральной мифологемой как во 
всем мифотворчестве Пришвина, так и в итоговом романе становится 
мифологема 
Всеединства, 
которая 
подразумевает 
единство 
бесконечного множества проявлений жизни. В центре вселенной 
Пришвина, представляющей космическую целостность, находится 
Всечеловек. Всечеловек, или «универсальный человек», – это ядро 
художественной 
системы 
Пришвина, 
символ 
космического 
универсума, 
некая 
космическая 
сущность, 
«вневременная 
и 
внепространственная». 
В 
«Осударевой 
дороге» 
представлен 
своеобразный пришвинский проект созидания такого Всеединства, 
которое воплощает собой высший тип организации общества, – 
«социальная соборность».  
Наиболее 
функциональным 
способом 
воплощения 
текстообразующей философемы является язык художественного 
пространства. Пространству в романе Пришвина отводится особая 
роль. На языке пространственных отношений он выражает свои 
глубинные онтологические и гносеологические представления о 
диалоге человека и мира, мира исторического, взятого в его 
трагической повседневности, и одновременно в измерении вечности. 
Структура художественного пространства в «Осударевой 
дороге» представлена различными локальными типами, которые, 

взаимодействуя между собой, в определенной мере формируют 
образную, мотивную, символическую системы романа, способствуя 
созданию ее особой внутренней динамичности. Художественное 
пространство в творчестве М.М. Пришвина и, в частности, в романе 
«Осударева дорога» является выразителем философско-эстетических 
исканий писателя потому, что наиболее адекватно актуализирует 
содержащиеся в произведении смыслы и значения.  

Структурная неоднородность пространственных образов в 

романе Пришвина подчеркивает диалогичность и контрастность 
локальных типов. Функциональны два основных пространственных 
уровня, «всеобъемлющих» топоса: реально-исторический и сказочномифологический. При этом реальный хронотоп во многом является 
лишь внешней оболочкой, а ведущая роль в развитии онтологической 
схемы 
текста 
принадлежит 
мифогенному 
пространству, 

выступающему в качестве смыслопорождающего фактора. 

Таков общий пространственный фон пришвинского Севера, 

который задается топографически реально: герои передвигаются, 
словно по карте, от одного пространственного ориентира к другому. 
Но вместе с тем повествование «дышит» мифом, живет в нем. В 
«Осударевой дороге» переплетаются времена, целые эпохи. Кажется, 
будто Петр I совсем недавно прошел этой дорогой, его след не зарос 
до сих пор. Здесь же совершает «великое» строительство канала 
Сталин, не названный в романе, но явно подразумеваемый. Внутри 
этого синтетического многомерного пространства обнаруживаются 
различные локальные объекты, которые нередко находятся в 
оппозиционных отношениях. Например, локус дома староверов, 
входящий в пространство Севера – это начало новой жизни, 
привезенной «табашниками», и в то же время пространство смерти, 
апокалипсиса, ожидаемого староверами. Бинарность в романе служит 
цели создания семантического ядра, центром которого является топос 
«Осударева дорога». Пространство «Осударевой дороги» становится 
моделью 
мироздания, 
вмещающей 
в 
себя 
все 
проявления 

многомерного бытия: добро и зло, жизнь и смерть и т. д. Мифическое 
время здесь является четвертым измерением земного бытия, оно 
становится пространственноподобным, стремящимся к вечности.  

Реально-историческое пространство «Осударевой дороги» 

представляет собой место тотальной несвободы, олицетворением 
которого является сам канал, где существует только общественное 
«надо», где люди живут в бараках, называемых «конюшнями», а 
местные жители-староверы предвещают конец света. Но, обладая 
особым мифогенным измерением, оно приобретает иные очертания, в 

его границах дышится легче, здесь живет свобода мысли, движения, а 
главная мифологема «путь» становится ключевой в понимании 
идейного замысла романа.  

Известно, 
что 
в 
тексте 
основными 
элементами 

мифопоэтического пространства выступают его «центр» и «путь». 
Путь – это связующее звено в цепи подпространств между периферией 
и сакральным центром в мифопоэтическом пространстве. Он всегда 
однонаправлен 
– 
это 
движение 
к 
центру. 
Движение 
может 

происходить как в горизонтальной, так и вертикальной плоскости, 
путем 
перемещения 
через 
ряд 
«вложенных 
друг 
в 
друга 

подпространств». Основная характеристика пути – это движение по 
«линии возрастающих трудностей и опасностей». 

Мифологема пути в «Осударевой дороге» воплощает главную 

пришвинскую идею – неприятие хаоса, преодоление разделенности 
Человека, обретение Всеединства. Реализацию мотива пути в 
«Осударевой дороге» мы рассматриваем на примере главного героя 
романа – Зуйка как наиболее значимого персонажа в контексте нашего 
исследования. Путь Зуйка – это инициация, в структуре которой 
отражаются 
главные 
моменты 
его 
духовного 
и 
физического 

созревания. В характере подростка, в его судьбе содержатся узловые 
моменты онтологической схемы произведения. Мотив пути является 
центральным мотивом романа, структурирующим художественное 
пространство «Осударевой дороги», которое задается вектором 
перемещений главного героя. Траектория этого типичного «героя 
пути» так же, как и координаты сюжетной жизни других персонажей, 
являются своеобразными ступенями их нравственных спусков и 
подъемов. Движение Зуйка лишь на первый взгляд прямолинейно: оно 
совершается 
концентрическими 
кругами 
по 
направлению 
к 

сакральному центру романа – месту совершения его инициации. 
Следует отметить, что пространственные перемещения связаны и со 
временем, поскольку мотив пути имеет хронотопическое измерение. 
Преодолевая пространственные границы, главный герой претерпевает 
временные изменения, и в первую очередь – это взросление как 
физическое, так и духовно-нравственное.  

Художественное 
пространство 
«Осударевой 
дороги» 

определяет сюжет и композицию произведения: сюжет строится по 
принципу движения из сакрального центра (дома староверов) в чужую 
периферию 
(место 
строительства 
канала). 
Пространственные 

перемещения главного героя совершаются добровольно с целью 
исследования 
социально-географического 
пространства. 
Затем 

происходит возврат главного героя домой, т. е. совершается условный 

круг, отмеченный встречей «ребенок – старик». Зуек от первого 
путешествия получает опыт, благодаря которому происходит уже 
сознательная трансформация оппозиции центр – периферия. Дом 
староверов становится периферией и теряет сакральность. Второе 
путешествие Зуйка, являясь поиском своего сакрального центра, 
характеризуется наибольшей степенью сложности пространственных 
перемещений, их опасностью. Герой проходит испытания на грани 
жизни и смерти, преодолев которые, одерживает условную победу: 
вступает 
во 
взрослую 
жизнь, 
обретает 
глубокое 
сознание, 
позволяющее увидеть мир другими глазами. 
Локальные вехи, которые преодолевает Зуек, соотносятся с 
жизненным пространством других героев: Сутулова, Волкова, Маши 
Улановой и др. Здесь налицо своеобразный диалог внутреннего и 
внешнего пространства образов. Эта диалогичность необходима 
Пришвину, чтобы показать имманентный мир ребенка, который 
проходит инициацию. Каждая новая встреча накладывает свой 
отпечаток на «чистый» образ Зуйка. Но и Зуек, и его спутники, 
каждый по-своему, спотыкаясь, падая, поднимаясь, движутся в едином 
направлении – к созданию социального организма, который в этом 
романе выступает как модель Всеединства, как его социальная 
проекция. Необходимо подчеркнуть, что определяющую роль в романе 
несут не отдельные локусы, а их взаимопроникновение, та система 
отношений, которая формирует судьбы героев в их онтологическом 
измерении.  
«Осударева дорога» – это итоговый роман идей, глубокое

философское произведение, воплотившее пришвинское видение 
будущего России. На языке пространственных отношений выражаются 
сложные философские идеи автора, лежащие в основе его мирообраза. 
Пришвин поднимает в романе вопрос о роли одного отдельного 
человека в коллективной жизни, его месте в космосе. Взгляд писателя 
направлен в сторону Всечеловека, к которому должен стремиться 
каждый на благо будущего. 

Часть 1.  Миф и реальность в романе «Осударева дорога» 

 

Глава 1. Михаил Пришвин и литературный процесс  

первой половины ХХ века 

 

Михаилу Михайловичу Пришвину (1873–1954) принадлежит 

особое место в литературном процессе ХХ века. Он начинал свой 
творческий путь в культурном пространстве Серебряного века, затем 
продолжил в условиях новой России, где постепенно становится 
самобытным национальным писателем. Между тем как писатель 
Пришвин сложился лишь к тридцати годам с выходом его первых 
очерков: «В краю непуганых птиц», «За волшебным колобком», так 
как до этого всю свою молодость отдал «смутным скитаниям по 
человеческим поручениям»1. 

Делая свои первые шаги в литературе, Пришвин знакомится с 

интеллектуальной элитой своего времени, интересуется символизмом, 
посещает религиозно-философское общество, становится его членом. 
Пришвин знал многих выдающихся писателей, философов того 
времени: считал себя учеником А. Ремизова, знал и ценил В. Розанова 
(бывший учитель географии Пришвина в Елецкой мужской гимназии), 
который для него «простой русский человек, всегда искренний и 
потому всегда разный»2,был лично знаком с К. Бальмонтом, 
А. Блоком, В. Брюсовым, М. Волошиным, З. Гиппиус, М. Горьким, 
Вяч. Ивановым, Д. Мережковским, Ф. Сологубом,  Д. Философовым и 
другими.  

Знаковым для писателя в этот период становится знакомство с 

организатором религиозно-философского общества  Д. Мережковским. 
Эта встреча произвела на писателя неоднозначное впечатление. В 
своем дневнике он отметит: «Я уже член совета религиознофилософского общества… Мне открывается что-то новое… большое, я 
понимаю значительность этого знакомства. Но многое мне неясно 
<…> Мне кажется, у них много надуманности… Я не чувствую путей 
к этим идеям <…> Как будто и большие мысли и большое дело… Но 
что-то в нем есть такое, что не очень хочется слушать…»3. 

В 1907 г. Пришвин становится участником кружка «Обезьянья 

палата», возглавляемого А. Ремизовым. Трудно переоценить значение 
Ремизова в творчестве Пришвина. Он, бесспорно, является одним из 
трех «учителей» Пришвина (Розанов, Ремизов, Мережковский). 

 

1 Пришвин, М. М. Собр. соч. в 8 т. – Т. 8. – М., 1982–1986. – С. 185. 
2 Там же. С. 168. 
3 Там же. С. 33. 

З.Я. Холодова отмечает, что в прозе Пришвина обнаруживаются 
«темы, мотивы, образы, отсылающие к ремизовскому творчеству»1, в 
частности, исследователь указывает тему Евгения и Медного 
всадника, «нашедшую отражение в «Крестовых сестрах» и ставшую 
одной из основных в творчестве Пришвина»2. Пришвина и Ремизова 
объединяет не только понимание творчества «как спасения в смутное 
время, не только ощущение катастрофизма истории <…> но и попытки 
трансформации схемы традиционной литературной сказки, интерес к 
мифологии <…> признание игровой природы творчества»3. Описывая 
значимость 
А. 
Ремизова 
в 
жизни 
и 
творчестве 
Пришвина, 

исследователь указывает на некую двустороннюю связь «учителя и 
ученика». 
Отмечается 
«заимствованность» 
Ремизовым 
образов 

Пришвина, в частности лопарей, которые, под влиянием книги 
Пришвина «За волшебным колобком», в творчестве Ремизова 
предстают не как «этнос», а как «мифологизированный образ 
северного народа». Кроме того, сам Пришвин появляется на страницах 
ремизовской «Взвихренной Руси», что говорит о сильной личностной 
и творческой связи писателей. 

Отношение Пришвина к культуре модернизма, к символизму 

было парадоксальным: он вращался в кругах декадентов, хорошо их 
знал, но всегда испытывал к ним «враждебное отталкивание, 
доходившее до отвращения»4. Между тем многие принципы поэтики 
символизма нашли воплощение в художественной практике писателя. 
Многое из того, что провозгласили символисты в своих манифестах 
(Д. Мережковский, Н. Минский), он не просто привнес в свою 
художественную практику, но и развил.  

Их сближала проблема «жизнетворчества» – «искусства как 

жизнестроения и – в связи с этим – личности художника-творца, его 
самоопределения»5. Глубоко укорененное в эстетике Пришвина, 
понимаемое им как 
«творческое поведение», 
«искусство как 

поведение», оно стало его манифестом: «Творческое поведение я 
понимаю как усилие в поисках своего места в общем человеческом 
деле и как долг в этом общем деле оставаться самим собой. Мне всегда 
казалось, что каждый человек, если он добьется такого своего места в 

 

1Холодова, З. Я. Художественное мышление М. М. Пришвина: Содержание, 
структура, контекст. – Иваново, 2000. – С. 219. 
2 Там же. С. 219. 
3Машкина, О. А. Роман М. М. Пришвина «Осударева дорога» в литературнофилософском контексте эпохи. – Томск, 2000. – С. 60-61. 
4 Пришвин, М. М. Собр. соч. Т. 8. С. 168. 
5Холодова, З. Я. Художественное мышление М. М. Пришвина. С. 252. 

жизни, приносит для всех непременно что-нибудь новое, небывалое, и 
в этом и есть все наше творчество»1. 

Собственно эту проблему «жизнетворчества» и можно назвать 

«камнем 
преткновения» 
между 
Пришвиным 
и 
«старшими» 

символистами. В дневниковых 
книгах писателя мы находим 

следующую запись: «Нам нужно овладеть творчеством науки и 
искусства для творчества жизни. У Мережковского была речь о 
творчестве бога (теургия), но я не слыхал там о творчестве жизни»2. 
Символисты уходили в «трансцендентное и всячески подчеркивали 
свое избранничество», в то время как Пришвин «осознавал свою связь 
с 
земным, 
природным 
и 
нисколько 
не 
претендовал 
на 

исключительность»3. Пришвин чувствовал их оторванность от 
«земли», ощущал «фальшь» людей, провозгласивших себя новыми 
богами. Поэтому писатель никогда не относил себя к эстетам, которые 
«посвящают себя взамен жизни культу художественных идолов»4. 

Пришвин, 
являясь 
этнографом, 
путешественником, 

лингвистом, философом, вырабатывает свой метод письма 
– 

этнографический – и остается верен ему на протяжении всего 
творчества: «вещь нужно описать точно (этнографически) и тут же 
описать себя в момент интимнейшего соприкосновения с вещью (свое 
представление)»5. 

Дневниковые книги Пришвина дают нам ясную картину его 

взглядов на литературный процесс ХХ века. В дневнике, датированном 
1927 годом, он писал: «Я не был декадентом-эстетом, но презирал 
народническую 
беллетристику, 
в 
которой 
искусство 
и 

гражданственность смешивались механически. И потому я искал 
сближения с теми, кого вначале называли декадентами, потом 
модернистами и, наконец, символистами. Можно разными глазами 
смотреть на эту чрезвычайно цветистую эпоху нашего литературного 
искусства, но никто не будет спорить со мной, что эта эпоха была 
школой литературы»6.  

В судьбе Пришвина большую роль сыграли личность и 

творчество  М. Горького. Впервые писатель знакомится с Горьким в 
Финляндии, хотя до этого между ними уже существовала переписка. 

 

1 Пришвин, М. М. Собр. соч. Т. 2. С. 454. 
2 Пришвин, М. М. Собр. соч. Т. 8. С. 193. 
3Токарева, Г. А. Мифологическое и сказочное в художественном мире 
М. Пришвина. – Хабаровск, 1999. – С. 19.  
4 Пришвин, М. М.  Собр. соч. Т. 8. С. 185. 
5 Там же. С. 141. 
6 Там же. С. 186. 

Горький произвел неизгладимое впечатление на Пришвина. В 
дневниковых книгах Пришвина мы находим высказывания об 
особенном отношении к литературе, к земле, природе, обнаруженном 
им у Горького. Пришвин чувствует близость к горьковскому 
мировосприятию, в дневнике он запишет: «Я тоже обладаю этим 
плотоядным чувством земли и после стеклянного неба, языческих, 
христианских и штейнеровских кружков Петербурга, где ничего, 
ничего этого не понимали! мне было очень хорошо от Горького… както чисто, будто с помором или с охотником был. Вот это вольное, 
родное и… не буду греха таить, русское держит нас с Горьким до сих 
пор довольно близко друг к другу»1. Неподдельное внимание к 
писателю со стороны Горького во многом обусловлено тем, что 
«Горький очень тонко почувствовал у Пришвина благоговейнотрепетное отношение к "земле-матушке", его особенную почти 
мистическую связь с землей»2. Пришвин различал в Горьком 
художника и собственно человека: его привлекал Горький-человек, 
Горький-писатель вызывал немало вопросов: Пришвин не мог 
согласиться с ним в его «отношении к России, русскому народу, 
крестьянству, революции, Богу, феномену человека. Пришвину 
непонятна горьковская оценка национальной души как рабской, 
неподвижной, косной…, а русского народа как "испорченного"»3. 
Пришвин восхищается и сочувствует Горькому, несущему «крест 
славы и власти». 

Но творческий путь Пришвина, как лодка, плывущая по реке, 

пролегал между двух берегов. Для Пришвина Горький был вторым 
берегом, ориентиром, благодаря которому писатель прокладывал свой 
путь в литературе. В связи с этим Пришвин сделал в дневнике 
следующую запись: «Что меня в свое время не бросило в искусство 
декадентов? Что-то близкое к Максиму Горькому. А что не увело к 
Горькому? Что-то близкое во мне к декадентам, отстаивающим 
искусство для искусства»4. Другим берегом был «культ свободы 
творчества, эстетизм, субъективизм: культ формы и в связи с этим – 
неустанные поиски в области поэтики, убежденность в значимости 
искусства в жизни и в высокой миссии художника слова»5. 

 

1 Пришвин, М. М. Собр. соч. Т. 8. С. 187. 
2 Борисова, Н. В. М. Пришвин: Диалоги с эпохой. Культурологический 
словарь. – Елец : Изд-во Елецкого гос. ун-та, 2009. – С. 99. 
3 Там же. С. 104. 
4 Пришвин, М. М. Собр. соч. в 8 т. – Т. 8. – М. – С. 555. 
5 Холодова, З. Я. Художественное мышление М. М. Пришвина. С. 115.