Урболюция

Москва 

ИНФРА-М 

2022

УРБОЛЮЦИЯ

С.В. БОРЗЫХ

 

МОНОГРАФИЯ

УДК 113(075.4)
ББК 87.1
 
Б82

Борзых С.В.

Б82 
 
Урболюция : монография / С.В. Борзых. — Москва : ИНФРА-М, 

2022. — 183 с. — (Научная мысль). — DOI 10.12737/1841828.

ISBN 978-5-16-017302-3 (print)
ISBN 978-5-16-109857-8 (online)
Монография посвящена эволюции, но в том ее виде, который ей придал 

человек. Как предполагается, в городах и рядом с ними были созданы ненатуральные условия ее протекания, отчего была изменена логика ее функционирования, но особенно заметно это стало за последние сто лет, на протяжении которых в орбиту нашего влияния была включена вся планета. 
Это позволило объединить Землю в одно целое, но вместе с тем это трансформировало работу естественного отбора, превратив его в искусственный, который касается всех и вся, без каких-либо изъятий. Соответственно, 
рассматриваются три плоскости его разворачивания, а именно: география, 
биосфера и наш вид, в каждой из которых прослеживается одна и та же 
динамика его имплементации. Из всего этого делается вывод, что сегодня 
отсутствует некая дикая и присущая всей истории его версия, но господствует та, что мы, сознательно и нет, насадили на этот космический объект 
со всеми его обитателями. Этот новый его вариант предлагается называть 
урболюцией — по наименованию площадки его разворачивания и всего 
того, что с ней сопряжено, но при этом неоднократно подчеркивается, что 
суть процесса осталась прежней, просто преобразовалась сцена, где он осуществляется. 

Предназначена как для специалистов, так и для широкой публики.

УДК 113(075.4)

ББК 87.1

ISBN 978-5-16-017302-3 (print)
ISBN 978-5-16-109857-8 (online)
© Борзых С.В., 2022

Предисловие

Очень часто бывает так, что, начиная читать какую-то книгу 

и думая о том, что она посвящена чему-то одному, в итоге выясняешь, что она либо совсем, либо просто не о том, с чем хотелось бы познакомиться, и, как следствие, время тратится если 
и не впустую, то не очень эффективно — а иногда и вовсе зря. 
Конечно, всегда присутствует аннотация или тот же пролог — 
как и оглавление, — но и они нередко не помогают, а то и запутывают дело еще больше. Не то чтобы обычно это вело к разочарованию, хотя и подобное случается, а потому было бы 
неплохо, если бы всё сразу расставлялось по своим местам.

С другой стороны, никто не отменял и некоторое напря
жение, которое бы удерживало внимание до конца текста, 
а сюжет раскрывался бы — кульминацией или без оной — 
ближе к финалу, что позволило бы не бросать всё это мероприятие на полпути, но послушно — или с возражениями, 
а для научного исследования это даже лучше — идти за автором по тому маршруту, который он или она затеяли. Всё это 
позволило бы полноценно аргументировать его или ее точку 
зрения — достигается это или нет — уже второй вопрос — 
и изложить все доказательства таковой.

В наше время досуг — это чрезвычайно дорогой ресурс, 

а потому, как представляется, предпочтительнее все-таки 
первая позиция. Если на то пошло, то она не противоречит 
второй, но зато честно и наперед говорит о том, чего надо ожидать от предлагаемой работы, если что-то не стало понятно 
из автореферата и содержания, и без промедлений сообщает, 
с чем предстоит столкнуться ниже. Если кому-то не нравится 
такой подход, то это от непривычки, но в принципе ученый 
и не должен что-то утаивать, — наоборот, он обязан выкладывать все свои карты — по крайней мере, концептуально — 
а дальше, скорее, дополнять и оттенять свою идею — или их 

Борзых С.В.

комплекс, — но не долго и муторно к ней вести и ею завершать, как будто она — это некий венец творения.

В этой связи, возможно, убивая, но в узком смысле, всякую 

интригу, сообщаю, что суть всего этого сочинения в том, что 
с какого-то этапа — об этом как раз ниже — эволюцию естественного толка заменила искусственная — или что-то около 
того... О том, что это такое, тоже далее. Это касается как геологических, так и биологических — а с ними и культурных — 
процессов, со всем тем, во что это выливается, и, собственно, 
об этом весь предлагаемый нарратив. Доводы в защиту этого 
воззрения и составляют предмет всего нашего эссе. И теперь 
приступать к его изучению или нет — решать читателю. Если 
это не захватывает, то и нет никакого прока в том, чтобы продолжать, но если это затрагивает какие-то чувствительные 
струны, то добро пожаловать. Но, естественно, вводное слово 
на этом не заканчивается, потому что нужно отметить несколько моментов, критичных для выдвигаемой фабулы.

Прежде всего стоит указать на само название этого текста. 

Как несложно догадаться, оно являет собой гибрид обозначения города на латыни с прибавлением к нему окончания 
наименования натурального отбора. Вероятно, это и кентавр, 
который не особо уклюж и привлекателен, но зато он без 
каких-либо сомнений акцентирует внимание и подчеркивает 
центральную роль человека в том, как разворачиваются сегодня — и уже какой-то срок — события на нашей планете. 
Но не практичнее и удобнее было бы тогда обратиться к категории антропоцена, которая ныне становится всё более 
популярной и, к огромному сожалению, фундированной как 
обстоятельствами, так и фактами? Если вкратце, то для этого 
амплуа она не годится, и вот отчего.

Никто не спорит с тем, что люди с самого своего оформ
ления как вида стали оказывать довольно весомое влияние 
на свое окружение, которое однажды стало глобальным. Мы 
и вправду возникли в Африке, а затем расселились — но, ради 
справедливости, не все, а небольшой популяцией. Пусть 

Урболюция

этих экспедиций и было какое-то число — по всему земному 
шару, очутившись на всех континентах и попутно преобразовывая чуть ли не все ниши, в которых мы себя обнаруживали, но сколь бы ни был ощутимым тот наш отпечаток — 
а он, опять же ради объективности, был немаленьким, — он 
не сравним и не сопоставим с тем, что приключилось значительно позже, а именно с тем, что ознаменовала собой аграрная — а после промышленная и теперь цифровая — революция, которая стартовала приблизительно десять тысяч лет 
назад, будучи инициированной всемирным потеплением за два 
миллениума до того. Масштабы метаморфоз различаются 
не в разы, а на порядки, тем более того, чем мы заняты прямо 
сейчас, а потому и говорить об этом надо как об отдельном феномене, который, хотя и наследует прошлое — а иначе и быть 
не могло, — все-таки самостоятелен.

Фокус в том, что урбанизированные пространства — это 

не одни лишь наши муравейники, где мы сосредоточены 
в каких-то неимоверных количествах, но и поля, дороги, некие 
внешние им сооружения, а позже — фабрики, аэропорты, заправки, резиденции, дамбы и т.д. Если раньше мы как-то 
и воздействовали на ту среду, в которую мы были погружены, 
то наше давление было по преимуществу — всё со всем сопряжено, а потому эффект домино аннулировать нельзя, но тогда 
он работал слабо — прямым, и если оно и реверберировало 
дальше, то еле ощутимо. В основном же всё ограничивалось 
нашим встраиванием в природу, едва ли не растворением 
в ней, и это и было для нас нормой всё это время — а это почти 
двести тысяч лет.

О них еще пойдет речь, но следует отдавать себе отчет в том, 

что города — какими бы скромными они ни были — доминируют над своим окружением, представляя собой его ось или 
ядро. Как будто этого не хватает, города соединяются между 
собой, что только усугубляет и укрепляет их главенствующее 
положение, и даже если их покидают, уничтожают или забрасывают, то шрамы от их присутствия затягиваются крайне 

Борзых С.В.

долго, а по умолчанию и вовсе их засилье длится уже без них, 
причем на протяжении как минимум нескольких веков или же 
без шанса на то, чтобы что-то восстановилось в девственном 
облике в достаточно скорой перспективе.

Было бы нелепо и глупо утверждать, что до того мы не были 

способны вызывать катастрофы и катаклизмы — по меньшей 
мере, регионального характера, впрочем, нельзя не допускать 
и чего-то более крупного, — а также было бы странно не соглашаться с тем, что пусть и не бесследно, но всё проходит. 
Мы всегда были инвазивны, а наши вторжения как-то пережевывались и проглатывались, и нет никаких причин полагать, 
что этого не было бы и впредь, но в том и дело, что мы не прекращали с тех пор своей активности, более того, не так давно 
интенсифицировали ее и серьезно увеличили свои ряды. Т.е. 
квалитативно это совершенно другая ситуация по аналогии 
с тем, что наблюдалось прежде, что и заслуживает свою дефиницию.

Цивилизация всегда была враждебна чему-то есте
ственному — но сама при этом неизменно, и сегодня, как это 
ни парадоксально, тоже, опирается на наш врожденный потенциал и обычные алгоритмы функционирования и одушевленного, и нет — и это именно то, что отделяет нас от охотниковсобирателей. Никто не отрицает того, что на первых порах 
урбанистические локации были мелким пятном — прыщом 
или язвой — на лице Земли, но с какого-то момента — поясню 
для нетерпеливых — это великие географические открытия, 
и особенно запуск промышленности и двадцатое столетие — 
они превратились в протяженные производственные зоны — 
рябины или оспы, — и это свидетельство нашего нового положения на этом небесном теле, которое выражается, помимо 
всего остального, и в невиданной раньше логике его работы.

Мы вернемся к этой теме ниже, но нужно понимать, что на
звание «урболюция» для того процесса, который мы стимулировали и самим своим бытием нынче поддерживаем, вполне 
оправданно, и это станет ясно из дальнейшего более или 

Урболюция

менее подробного изложения. Век человека — это не совсем 
то, что бы адекватно описывало как нашу роль, так и нашу 
вовлеченность в то — и подчиненность тому, в этом как раз 
и отличие от антропоцена, — что мы же и инспирировали, 
но предлагаемое обозначение вполне справляется с этой задачей. Как бы то ни было, судить об этом читателю, а на очереди еще пара пунктов, без упоминания которых это предисловие было бы неполным.

Во-первых, что касается структуры исследования. Как яв
ствует из оглавления, оно разбито на три основных части. 
Вступительная посвящена географии и всему тому, что с нею 
связано, вторая — нашим соседям по планете, и третья — нам 
самим — эпилог рисует наше предположительное и сугубо 
умозрительное будущее и ни на что не претендует. В начале 
каждой из них дается аргументация подобному выбору и говорится о том, на что она распространяется, но прямо сейчас 
было бы неплохо объяснить размежевание между последними, 
ведь люди — это тоже живые существа, и игнорировать это, 
а тем более как-то это затушевывать было бы дико.

В действительности мы рутинно разводим эти две группы — 

нами же и выдуманные — по сторонам, не утруждая себя верификацией этой дифференциации. Если мы и озабочиваемся этим, то столь же буднично указываем на наши интеллект, культуру, те же города и далее по тому же списку, при 
этом то ли забывая, то ли не желая признать, что мы такие же 
звери, что и все прочие, как бы нам ни нравилось бронировать 
себе эксклюзивное место на древе эволюции. Зачем же тогда 
повторять это раздвоение, к тому же базируя на нем чуть ли 
не всё повествование?

Сразу необходимо отметить, что никто не собирается апел
лировать ни к свободе воли, которой вообще-то нет, это широко распространенная иллюзия, ни к разуму, который весьма 
слаб и у нас, а кроме того в состоянии решать лишь определенные типы задач, ни к некоей данной нам власти над этим 
миром — никто нам ее не жаловал, да ее и в принципе нет. 

Борзых С.В.

Всё это чрезвычайно — но всё по-своему — скользкие и неочевидные вещи, в которые мы верим, но которые вряд ли чемто и как-то фундированы, а потому вести речь надо о чем-то 
более стержневом или же о том, что было бы для нас более 
удобно. К чему же в таком случае стоит обратиться?

Как представляется, наиболее резонно было бы воззвать 

к нашим культурным установкам, которые и заставляют нас 
мыслить, чувствовать и вести себя определенным образом — 
помимо, естественно, чисто физиологических причин, но они 
у нас если и не одинаковые, то крайне похожие, вне зависимости от того, где, когда и с кем мы себя обнаруживаем. Неважно, насколько они мотивированны и правомерны, они 
для нас иногда — а то и по умолчанию — более реальны, чем 
нечто осязаемое, и если ни в чем материальном они не укоренены — но какое-то сопряжение там всегда есть, а к тому же 
никто не отменял их ощутимые репрезентации, — то сути дела 
это не меняет. Для нас они и есть нечто предметное и зримое, 
и это они — наряду опять же с нашей анатомией, но ею тогда 
можно и пренебречь, раз она везде и всегда более или менее 
одна и та же, детальнее об этом дальше — диктуют нам, как 
нам смотреть на эту действительность и воспринимать ее 
и что по этому поводу предпринимать во всех областях своей 
жизни.

Нам трудно себе это вообразить, но когда-то мы, а точнее, 

наши предки, никак не отграничивали себя от всех остальных 
созданий и неодушевленных объектов. Мы были интегральной составляющей этого огромного целого и если как-то 
и выделялись, то незначительно, причем нередко негативно — 
не умея чего-то или чем-то не обладая, — а не позитивно, — 
как на это мы глядим сейчас. Что же такое приключилось 
в наших головах, что мы перевернули вверх дном свое отношение и к себе, и к своим соседям?

И снова мы обнаруживаем — и должны зафиксировать — 

цивилизацию как центральный триггер этой трансформации. 
Это она изъяла нас — или, что более корректно, мы сами 

Урболюция

себя — посредством ее — из природы, соорудив для нас капсулы, корпуса и колпаки, защищавшие — условно, но всё же — 
от превратностей и неприятностей пребывания в ней, и это заставило нас перетряхнуть свои воззрения на себя и на то, что 
нас окружало, но не на то, во что мы были погружены, — мы 
оттуда как раз и вышли, и это обернулось нашей как теоретической, так и практической изоляцией от едва ли не всего, 
что прежде с нами и прямо, и нет контактировало. Отныне мы 
строили — и, разумеется, продолжаем в том же духе — свою 
среду обитания сами, и если и не контролировали все ее параметры и свойства, то как минимум задавали ей тон, — или 
тешили себя этими мыслями — сколь бы непреднамеренно это 
ни было.

Об этом еще пойдет речь ниже, но суть в том, что мы 

и вправду отгородились — как угодно несовершенно, тем 
не менее градиент этой оторванности у нас намного выше, чем 
у кого бы то ни было, если кто-то в принципе предпринимает 
подобные попытки, — от той реальности, которая всегда была 
нам если и не родной, то знакомой, и уж совершенно точно 
мы в ней чуть ли не полностью растворялись, если же этого 
не случалось, то это был вердикт, который обжалованию 
не подлежал, — и создали свою, которая, хотя и опиралась 
в своем воплощении на наш природный багаж, была всё же 
по-настоящему искусственной. Это слово в силу массы коннотаций, с ним связанных, плохо подходит для отображения 
того, что здесь имеется в виду, но за неимением лучшего 
придется использовать его — для простоты и чтобы не перегружать как этот раздел, так и параграф; это некая полоса 
отчуждения, которая сама по себе неоднородна и представляет собой континуум, а не резкую руптуру, мы современные 
в этом плане отдалились от зоны соприкосновения сильнее, 
но бесповоротно не обрубили все сочленения. В ней мы — 
в этом мы не были одиноки и прихватили с собой разного 
рода попутчиков, причем как сознательно, так и нет, об этом 
также далее — в итоге и растворились, забыв о том, что когда

Борзых С.В.

то было иначе, и это именно то, что выделяло нас некоторое 
время и выделяет сейчас на общем фоне.

Собственно, поэтому есть прок в том, чтобы говорить 

не о каком-то едином пуле живого, но о двух его комплексах, 
каждый из которых если и не тотально самостоятелен, 
то в значительной степени автономен или, по крайней мере, 
явственно отличается от второго. В нашем, как было указано, 
присутствуем не только — и, наверное, даже не столько — мы, 
но и наши сателлиты, хотя главную роль — и привлекают 
центральное внимание — во всем этом спектакле играют всетаки люди. Из-за этого глав, посвященных анимированному, 
две, что более чем ожидаемо ввиду сказанного.

Во-вторых, и это надо прописать заранее, несмотря на все 

реляции и декламации, никто не собирается опровергать тут 
теорию эволюции, какое бы впечатление ни складывалось 
от прочтения данной работы. Концепция естественного отбора более чем релевантна и поныне, и сомнительно, чтобы 
она нуждалась в какой-то корректировке в своих главных постулатах, но в некоторых своих деталях она и вправду изменилась, и вот они-то как раз и рассматриваются в этом тексте. 
Т.е. и интенционально, и содержательно она до сих пор верна, 
и требуется лишь косметический ремонт для того, чтобы она 
начала полностью соответствовать тому, что мы видим, а потому всё, на что нацелено это исследование, — это внесение 
этих новых штрихов в давно зарекомендовавшую себя и доказавшую свои оправданность и применимость идею.

Никто не отрицает того, что Ч. Дарвину было далеко не всё 

известно и что отдельные положения интересующей нас док трины были если и не отброшены, то серьезно модифицированы, но в целом ее сердцевина и теперь та же, что и в момент 
своей артикуляции, и оттого трогать ее не совсем разумно. 
Тем не менее и с учетом тех поправок, которые были в нее 
внесены, этого мало для того, чтобы понимать, что творится 
прямо у нас под носом, и этот пробел и пытается восполнить 
данное эссе. Т.е. если это и не переработанная ее версия, то пе