Теория и практика игровой терапии. Метод свободной игры

Е.В. Богина 

ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА  
ИГРОВОЙ ТЕРАПИИ 

МЕТОД СВОБОДНОЙ ИГРЫ 

Методическое пособие 

2-е издание, стереотипное

Москва 
Издательство «ФЛИНТА» 
2018 

УДК 159.922.7(075.8) 
ББК  88.7я73 

  Б73 

Богина Е.В. 
         Теория и практика игровой терапии. Метод свободной 
игры [Электронный ресурс] : метод. пособие / Е.В. Богина. – 
2-е изд., стер. – М. : ФЛИНТА, 2018. – 142 с.  

ISBN 978-5-9765-3822-1 

Игротерапия особенно актуальна сейчас, поскольку современные дети
разучились играть. Книга состоит из четырех частей. В первой части изложены теоретические представления об игре. Во второй части описаны
два основных компонента игротерапии: позиции, которые занимает терапевт, и игрушки, используемые в терапии. Последняя часть посвящена
описанию нескольких случаев из игротерапевтической практики автора, 
работы с конкретными детьми. В Приложении приводится список игровых действий, которые могут проявляться в игротерапии в виде устойчивого паттерна, осуществляемого с разными игрушками.  

Для студентов, аспирантов и преподавателей психологических фа
культетов вузов, практикующих детских психологов и психотерапевтов, а
также для специалистов, работающих с взрослыми клиентами. 

УДК 159.922.7(075.8) 
ББК  88.7я73 

ISBN 978-5-9765-3822-1 
 © Богина Е.В., 2018 
  © Издательство «ФЛИНТА», 2018 

  Б73 

ВВЕДЕНИЕ

В этой книге изложен мой 25-летний опыт работы с детьми от 3-х до 
10-ти лет в области недирективной игротерапии. Игротерапия особенно 
актуальна сейчас, поскольку современные дети разучились играть. Недавно в Психологическом институте РАО провели масштабное исследование 
игровой деятельности современных дошкольников. Выяснилось, что 40% 
детсадовцев вообще не понимают, что такое ролевая игра. Если 50 лет 
назад, по результатам исследования Д.Б. Эльконина, пятилетние дети в 
99%  случаев осваивали этот высший игровой уровень, то сегодня даже 
среди 7-летних полноценно играть могут только 10%.
Книга состоит из четырех частей. В первой части изложены теоретические представления об игре. Особый интерес  для игровых терапевтов 
представляет классификация игр социолога Р. Кайуа. Затем излагаются 
взгляды таких психоаналитиков, как Э. Эриксон, Д. Винникотт, А. Фрейд, 
М. Кляйн и других. Они заложили основы игротерапии как практической 
помощи ребенку в развитии его личности. Но во главу угла они ставили 
не игру саму по себе, а интерпретации, которые делает психоаналитик. 
При этом они упускали из виду, что некоторые интерпертации могут разрушить игру, так как выводят  участников процесса из ситуации «здесь 
и сейчас». Такого не допускала В. Экслайн – основатель недирективной 
игротерапии, ученица К. Роджерса, и ее последователи Г. Лэндрет, К. Мустакас и др. Их подход лег в основу данной работы. Однако недирективные игротерапевты впадают в другую крайность: совершенно отрицают 
возвожность интерпретаций и работу с переносом. Я считаю, что в реальной игротерапевтической практике возможно использовать все, что логично вытекает из принципа следования за ребенком по пути его свободной 
игры. В какие-то моменты уместны косвенные интерпретации (предположения о том, что думает и чувствует игрушечный герой), а анализ своего 
контрпереноса в ответ на перенос ребенка часто помогает увидеть весь 
процесс игротерапии совершенно в другом свете.
Ценный вклад в игротерапию внесли также психотерапевты юнгианского направления, например Д. Аллан и Э. Каттанах. Их работы также 
рассмотрены в книге, и не только в теоретической части.
Во второй части описаны два основных компонента игротерапии. 
Во-первых, это позиции, которые занимает терапевт. Его базовая, фоновая 
позиция – это эмпатическая поддержка чувств ребенка. Что касается ну
3

левой и зрительской позиций, то они обычно используются на начальном 
этапе игротерапевтического процесса. Выставление ограничений часто 
бывает необходимо в работе с агрессивными и гиперактивными детьми, 
а также с маленькими детьми (от 2,5 до 3,5 лет), которые еще не умеют 
контролировать свои эмоции. Появление совместной игры означает, что 
ребенок доверяет терапевту и приглашает его к сотрудничеству. Если совместная игра присутствует с самых первых сеансов, то это скорее всего 
имеет смысл испытания на прочность.

Второй компонент – это игрушки, используемые в терапии. Все игруш
ки разбиты на категории в соответствии с их возможным предназначением, 
хотя, конечно, разделение это весьма условно. Для игротерапии принципиально, что каждая игрушка может использоваться ребенком как угодно, за 
исключением необходимых ограничений, связанных с безопасностью.

В этой части рассказано также о закономерностях процесса игротера
пии, приводится диагностическая карта, позволяющая определить особенности игры у каждого ребенка. 

Следующий раздел посвящен описанию нескольких случаев из игроте
рапевтической практики автора. Описание работы с конкретными детьми 
необходимо, во-первых, потому, что в нем можно увидеть «кухню» автора, 
а во-вторых, потому, что игра каждого ребенка уникальна. Выбор случаев 
был связан с тем, что работа с данными детьми запомнилась надолго. Она 
заставила размышлять, выдвигать версии о том, что происходит с детьми 
в процессе игротерапии. Их сильные, трагические чувства (или трагическое бесчувствие) заставляли предположить, что психика этих детей 
была глубоко травмирована на ранних этапах развития. Многие из них демонстрировали типичную травматическую симптоматику - психологические последствия отвержения. Защитный механизм переработки травмы 
описан Д. Калшедом как «диадическая система самосохранения», и его 
можно  наглядно увидеть в случаях,  которые приводятся во второй части книги. Работа с такими детьми требует от игротерапевта мобилизации 
всех его эмоциональных и душевных сил, терпения и способности противостоять чувствам безнадежности и отчаяния, характерных для ребенка с 
ранней травматизацией.

В Приложении приводится список игровых действий, которые могут 
проявляться в игротерапии в виде устойчивого паттерна, осуществляемого с разными игрушками. Этот список был составлен  на основе опыта 
работы почти с пятью сотнями детей, причем с некоторыми работа продолжалась в течение двух – трех лет. Одни из этих действий имеют смысл 
присвоения, объединения, другие – отторжения.  Третьи связаны с коле
4

баниями по отношению к объекту, с играми сепарации, с состояниями 
«вместе – раздельно». Агрессивные игровые действия можно представить 
как континуум  взаимодействия с «плохим» объектом – от стремления избежать встречи с ним до стремления уничтожить. Кроме того, особое, целительное значение имеют действия, связанные с удовольствием от двигательной активности, от преодоления трудностей, когда дети приобретают   
новый опыт.
Надеюсь, что эта книга окажется полезной не только для детских психологов и психотерапевтов, но и для работающих с взрослыми клиентами. 
В своей работе с взрослыми я всегда «держу в голове» их «внутреннего 
ребенка», который не размышляет, а действует. «Скажи, как ты намерен 
действовать, и я скажу тебе, кто ты». 

*   *   *

Настоящее издание  является  исправленным и  дополненным изданием 
пособия, вышедшего в  журнале «Психолог в детском  саду» в 2010 году.

Теоретические представления об игре  
и игровой терапии

                                         

Социокультурная классификация игр

В работе «Игры и люди» выдающийся антрополог и социолог Роже 
Кайуа пишет, что слово «игра» связано с состояниями раскованности, риска или умелости. Эти психологические установки могут служить важными факторами цивилизации. Так, «состязательные игры развиваются в 
спорт, подражательно-иллюзионные предвещают собой театральные зрелища. Азартно-комбинаторные игры послужили основой многих достижений в математике, например, в теории вероятности» [Кайуа, 2007, с.39].

Автор выделяет шесть признаков игры. Это деятельность:
1. Свободная, так как обязательность убивает природу игры как заба
вы и развлечения. Игрок испытывает радость от того, что является   
и остается причиной игры. 

2. Обособленная, то есть ограниченная в пространстве и времени за
ранее установленными пределами. Игра – это творчество, и игрок 
являетя в ней хозяином. Но у играющего всегда есть возможность 
сказать «я выхожу из игры»;

3. С неопределенным исходом, поскольку нельзя предугадать ее результат;
4. Непроизводительная, так как не создает ни благ, ни богатств. Цель 
игры – сама игра. Другое дело, что тренируемые в ней способности 
существенны и для учебы, и для серьезных взрослых занятий.

5. Регулярная, поскольку она подчиняется правилам, действительным 
на время игры;

6. Фиктивная, так как игра осознается как вторичная реальность или 
просто ирреальность по сравнению с обычной жизнью.

Р. Кайуа предлагает следующую классификацию игр:
1. Игры состязательности.
Главный принцип соперничества – исходное равенство возможностей. 
Их смысл – доказать сопернику собственное превосходство. Например, дети 
состязаются в том, кто может дольше не моргать, или задержать дыхание. 
Спортивные игры позволяют утвердить свое преимущество в силе, ловкости, 
быстроте и т.д. Они требуют труда и терпения в тренировке этих навыков.

2. Азартно-комбинаторные игры.
Они противоположны состязательным, потому что здесь главное – пе
реиграть не соперника, а судьбу. Здесь люди уравнены относительно шан
6

сов на удачу. Для детей эти игры не очень характерны, потому что для 
них играть – значит действовать, а не полагаться на случай. Хотя дети 
с удовольствием участвуют в лотерее подарков, любят товары типа киндер-сюрпризов. Существуют также детские считалки,  в которых выбор 
водящего предоставляется случаю.

3. Подражательные игры.
Они связаны с человеческой страстью преображаться, переодеваться, 
играть чью-то роль. Например, можно не тратить годы на упорные тренировки, а представить себя в роли спортсмена.

4. Игры головокружения.
В таких играх человек стремится к измененному состоянию сознания 
или восприятия, при котором отменяется внешняя действительность. Эти 
игры стимулируют вестибулярный аппарат, например, с помощью вращения, спуска, падения или раскачивания. В аттракционах используется 
потребность людей испытывать какой-то сладостный ужас от таких ощущений. Важно то,  что человек является не жертвой этих воздействий, а 
осознает себя причиной, поскольку добровольно подвергает себя этому.

Эти четыре вида игр редко встречаются в чистом виде. Обычно быва
ют сочетания состязания с удачей, с головокружением и т.д. Например, 
такие виды спорта как альпинизм, прыжки с трамплина и гимнастика  связаны с контролем над эффектами головокружения.

Дополнительно автор также классифицирует игры по способам играть. 
В этом случае все игры размещаются на шкале, крайние точки которой – 
неупорядоченная активность и упорядоченные игры по правилам. Первые 
характерны для детенышей животных и маленьких детей. Это свободный 
выход энергии в непосредственной, неупорядоченной активности, которая может сопровождаться  страстью ломать и разрушать.  Продвижение к 
другому краю шкалы происходит, когда появляется стремление создавать 
трудности, которые потом можно будет преодолевать.  

Для игровой терапии классификация Р. Кайуа очень важна. С точки 
зрения  диагностики она позволяет определить уровень развития игры к 
началу игротерапии (см. ниже раздел «Диагностические сессии»). Она 
также помогает сделать прогноз, в каком направлении будет двигаться 
ребенок в процессе игротерапии. Например, если он сначала ведет себя 
разрушительно, хаотически, неуправляемо, но при этом создает себе трудности и стремится их преодолевать, то можно надеяться, что это приведет 
его к более упорядоченной игре по правилам.

Но самое главное, что Р. Кайуа впервые из исследователей ввел в клас
сификацию игры головокружения. 

7

Они ошеломляют и притупляют инстинкт самосохранения. Человек стре
мится навстречу тому, чего опасается: страх «потери себя» преобразуется в 
«отказ от себя» на какое-то время. Человек «вручает себя» захватывающим 
вестибулярным  ощущениям, играет с ними. Поэтому дети так любят кружиться до упаду, танцевать, прыгать, кувыркаться и т.д. В игровой комнате 
возможности таких действий ограничены, но если они появляются, это может означать, что ребенок хочет снять напряжение, чтобы ни о чем не думать.

У детей с аутизмом стереотипии также бывают связаны со стимуляци
ей  головокружения. Они могут вращать перед лицом пальцами, подпрыгивать, бегать по кругу или раскачиваться всем телом. Их завораживают 
крутящиеся объекты, например, волчок, вентилятор или колеса машин. 
Стереотипии – это одна из немногоих игр, доступных аутичному ребенку. 
Это способ, который помогает ему преодолеть внутреннее напряжение, 
защититься от внешнего мира и одновременно установить с ним хотя бы 
минимальный контакт. Поэтому к стереотипиям надо относиться с уважением, а не бороться с ними. Подробнее это будет рассмотрено в главе, 
посвященной игротерапии с аутистами.

Для игротерапии важны также объяснения, которые делает Р. Кайуа 
по поводу подражательных игр. Они основаны на глубинной человеческой потребности обладать властью и всемогуществом. В них также, как 
и в играх головокружения, происходит отказ от своей личности и завороженное погружение в другую, более сильную. В качестве примера автор 
приводит шаманизм. Можно добавить, что у детей эта потребность реализуется в идентификации с родителями или с супергероями в процессе 
сюжетно-ролевой игры. Отчуждение от себя с помощью одевания маски 
будет рассмотрено дальше в главе об игротерапии  детей с ранней травматизацией. Там же будет показано, как подражательные игры объединяются с головокружительными с помощью внутреннего защитного механизма, вызванного ранней психической травматизацией. 

Р. Кайуа подчеркивает, что цель игры – сама игра, но тренируемые в 
игре качества  являются основополагающими для развития личности. Отсюда следует возможность применить игру для целей терапии.

Игра как форма самоисцеления

Э.Эриксон писал, что возможность «выиграться» - самая естественная 
форма самоисцеления, предоставляемая детством [Эриксон, 1996, с.314]. 
Он отмечал, что ребенок часто утрачивает ощущение безопасности и надежности из-за событий в семье или в ближайшем окружении. В игровой   
терапии такой ребенок «может воспользоваться покровительственной 

8

поддержкой понимающего взрослого для того, чтобы вновь обрести мир и 
спокойствие в игре. В прошлом роль такого взрослого, возможно, играли 
бабушки и любимые тетушки, а ее профессиональная разработка в наше 
время привела к появлению игротерапевтов. Самое очевидное условие 
терапии игрой состоит в том, что ребенок имеет в своем распоряжении 
игрушки и взрослого, и ни соперничество между детьми, ни ворчание родителей или любая другая внезапная помеха не нарушают развертывание
его игровых интенций, какими бы они ни оказались».

Д. Винникотт [Винникотт, 2002\ также обратил внимание на  лечебный 
эффект игры. Он описал 2 случая: игры Эдмунда (2,5года) и Дианы(5лет),   
которые приходили на первую консультацию с мамами. В игре раскрылись их проблемы, она обладала качеством самоисцеления.

Почему игра ребенка может быть исцеляющей? З. Фрейд [Фрейд, 1989] 
объясняет это в работе «По ту сторону принципа удовольствия». Он в течение некоторого времени имел возможность наблюдать за игрой 1,5-летнего ребенка, который обнаружил «беспокойную привычку» забрасывать 
все маленькие предметы далеко от себя в угол комнаты или под кровать. 
При этом он произносил: «О-о-о!», что означало «Прочь!». Вторым актом 
этой игры было возвращение предмета, которое стало возможным при игре 
с катушкой, на которую была намотана нитка. Ребенок бросал катушку, а 
затем вытаскивал ее за нитку, сопровождая ее появление радостным  криком «Тут!». Фрейд отмечает, что уход, отсутствие матери было для ребенка 
тягостным переживанием, в котором он был пассивной стороной. В игре он 
ставил себя в активную роль, становился хозяином положения: «неприятное событие делается предметом воспоминания и психической обработки» 
[там же с.390]. Фрейд проводит аналогию с чувствами зрителей в театре, 
которые одновременно и переживают трагические перипетии сюжета, и наслаждаются актерской игрой. Таким образом, механизм терапевтического 
воздействия игры – это превращение пассивности в активность.

В работе Фрейда «Анализ фобии пятилетнего мальчика» игре ребенка 
уделяется очень мало места по сравнению со снами и фантазиями, однако 
некоторые описания все же есть. Так, Ганс играл в игрушечные лошадки 
и представлял себя лошадкой. Думаю, что эти игры внесли свой вклад в 
преодоление страха перед лошадьми.

Игра и тело

Поскольку игра – это действие, она вовлекает тело (Д. Винникотт). 
Происходит манипулирование объектами, а это связано с телесным возбуждением. Возбуждаются эрогенные области, ребенок не может спра
9

виться с этим возбуждением, и это приводит к повышению тревожности. Если тревога не высока, игра приносит удовлетворение, но если 
инстинктивные влечения или тревога достигают нестерпимо высокого 
уровня, происходит разрушение игры. «У игры есть собственный уровень 
насыщения, зависящий от способности удерживать и овладевать опытом» 
[Винникотт, 2002, с.97]. 

Э. Эриксон говорил не только о возможности распада игры под на
тиском чрезмерных переживаний или влечений, но и о таком феномене, 
как «насыщение игрой». Это происходит, когда ребенок удовлетворен 
игрой, он выходит из нее восстановленным, «как спящий из сновидения» 
[Эриксон, 1996, с.323].

Эриксон – единственный, кто обратил внимание на то, какие манипу
ляции производит ребенок с игрушками. Он связал эти действия с преобладающими мышечными модусами, характерными для той или иной 
стадии развития ребенка: орально-сенсорной, мышечно-анальной или 
локомоторно – генитальной. С первой связаны действия вбирания в себя, 
кусания, со второй - удерживание и выталкивание или отпускание (когда 
дети собирают предметы или выбрасывают их). Эти действия Эриксон видел в игре 3-летней Мэри. В возрасте полугода у нее ампутировали 6-й
палец на руке. Ее игра состояла в том, чтобы толкать предметы, но не 
рукой, а куклой как удлинителем руки, а затем ронять ту же куклу, держа 
ее в области гениталий. 

Ф. Дольто не использовала игру в своей работе. Она считала, что игра 
«сексуализирует», то есть чрезмерно возбуждает ребенка, и он не сможет 
воспринимать словесные интерпретации. Но она понимала, что ребенок не 
может не играть. Игра поддерживает физиологическую разрядку напряжения   
на всех стадиях психосексуального развития ребенка – об этом она писала 
в книге «Педиатрия и психоанализ». Самым важным  делом ее жизни было 
создание «Зеленого дома», куда могли приходить дети от 0 до 4-х лет вместе с 
родителями. Там дети могли свободно играть, а родители – общаться. 

Ощущение телесной стороны своего Я проявляется у мальчиков и 
девочек даже в способах расстановок игрушек. Э. Эриксон провел 
исследование на здоровых 10–12-летних детях и обнаружил в их постройках 
явные половые различия. Мальчики сооружали различные дома, башни 
или улицы. Строения были в основном высокими, однако было типичным 
и падение, то есть качающиеся башни, разбор слишком высокой башни 
или падение с высокой башни кукольного мальчика. Изображалось также 
интенсивное движение между постройками: скакали индейцы, бежали 
стада животных или ехали автомобили. В последнем случае движение ча
10