Система даров и свобода: некоторые размышления в связи с 30-летием гайдаровских реформ

ÌÎÑÊÂÀ 2021

Константин Скловский

СИСТЕМА ДАРОВ И СВОБОДА

(Некоторые размышления
в связи с 30-летием
гайдаровских реформ)

УДК 32
ББК 66.0
С43

 
Скловский, Константин Ильич.

С43  
Система даров и свобода : (некоторые размышления в связи 

с 30-летием гайдаровских реформ) / Константин Скловский. – 
Москва : Статут, 2021. – 82 с.

ISBN 978-5-8354-1754-4 (в обл.)

Автор стремится показать приложение теории дара, созданной столетие назад французской антропологией и впоследствии применяемой также в некоторых социологических исследованиях, к такой важной для российского читателя проблеме, как уяснение сути гайдаровских реформ и их места в событиях 
конца прошлого века. Оценка этих реформ как результата критики марксизма 
и практического преодоления марксистских экономических идей дается, помимо прочего, путем выявления в марксизме наряду с просвещенческой прогрессисткой идеологией также и архаики, восходящей к обществу даров.
Книга откликается на оживление общественного интереса к событиям конца Перестройки, но предлагает оценки и суждения, которые возникли в последние годы и лишь едва намечались в ходе бурных дискуссий тех лет.
Хотя в книге затронуты серьезные и сложные проблемы, автор при изложении материала избегает сухости научного стиля, стремясь сделать книгу 
доступной для широкого круга читателей. Используются отсылки к фильмам, 
музыкальным произведениям. 
Несмотря на скромный объем текста, в книге содержится в сжатой форме 
большой материал, и она предполагает вдумчивое чтение.

УДК 32
ББК 66.0

ISBN 978-5-8354-1754-4
© Скловский К.И., 2021
© Редподготовка, оформление. Издательство «Статут», 2021

О

свобождение мысли в конце 1980-х годов после 
десятилетий господства стереотипов и запрета их 

критики позволило нам начать осмысление основ советской цивилизации, и этот, впрочем оказавшийся недолгим, 
процесс, который имел в то время ошеломляющий охват 
и неведомый до того эффект, дал свои результаты сначала 
в публицистике, а затем и в ряде политологических и социологических работ, вышедших уже в последующие годы, 
но начатых тогда. Перечислить их невозможно, хотя я бы 
указал на такие важные книги, как новые, наиболее полные 
биографии Сталина С. Монтефиоре и позже – С. Коткина. 
В последние годы по ряду пока не очевидных причин начал 
вновь проявляться не только научный, но и широкий общественный интерес к этой теме. В фильмы и мультимедийные проекты («Француз», «Одесса», «Дау» и многие другие) 
возвращается тематика внутреннего устройства советского 
общества. Выходят и книги – наиболее характерным примером здесь может служить «Дом правительства» Ю. Слёзкина, – сосредоточенные на тех же темах. Можно заметить 
в этой связи актуализацию творчества Ю. Трифонова («Дом 
на набережной»), и не только по причине прекрасных литературных качеств его книг. 

Константин Скловский

Вместе с тем некоторые темы, важные 35 лет назад, практи
чески не обсуждаются. Может даже возникнуть впечатление, 
что они сданы в архив, поскольку единодушно признаны безнадежно устаревшими и вообще лишенными какого бы то ни 
было интереса. К таким темам я бы отнес идеи марксизма. 

М. Гефтер считал своим долгом размышлять над лениниз
мом в те годы, когда вопрос уже не представлялся имеющим 
какую-либо актуальность. Верно это или нет (кажется, уже 
неверно), но размышление само по себе – форма бытия и отношения к бытию.

С. Хермлин писал, как его отец после Хрустальной ночи 
1938 года, понимая, что его ожидает (а уже тогда еврею практически невозможно было бежать из Германии), ежедневно 
подолгу играл Баха. 

Пожалуй, предлагаемые читателю рассуждения склады
вались отчасти в том же настроении видимой утраты актуальности. 

Сформулировать свое отношение к марксизму необходи
мо, если приходится обращаться к советской общественной 
теории, в том числе теории юридической, что составляет 
предмет моих профессиональных занятий. Для юристов, 
впрочем, есть возможность простого заимствования западного права как в части технических решений, что очень хорошо 
видно по нашей юридической литературе, так же как – хотя 
и в меньшей степени – по юридической идеологии. Тем 
не менее есть национальные особенности, затрудняющие 
простое заимствование. Есть, кроме того, эффект получения 

Система даров и свобода

нового знания как результат критики масштабного учения, 
которым является марксизм, и это знание обнаруживает иногда плоскость и неудовлетворительность некоторых западных 
идей, необходимых для создания юридической теории. 

Кроме того, следуя позиции М. Гефтера, есть, видимо, 
личный долг продолжать размышлять над идеями независимо от их актуальности.

Не будучи ни философом, ни политологом, я не могу 

и не имею намерения претендовать на научное изложение, 
не говоря уже об исчерпании, темы или, скорее, тем. Поэтому опускаю научный (и ненаучный) аппарат, имея целью 
не столько опровержение несогласного оппонента, сколько 
беседу с единомышленником. Но все же заверяю, что я дорожу своей репутацией и все упоминания имеют свои источники, хотя многие я и привожу по памяти. 

В части политологии для моих целей традиционно обра
щение к идеям Х. Арендт, хотя и не все они мне представляются достаточно обоснованными. Самое важное и известное 
из ее открытий о сходстве двух тоталитарных режимов прошлого века все же не означает подобия во всех отношениях, 
и не все ее параллели кажутся мне убедительными. 

Собственно говоря, моей целью было проследить связь 

между теорией дара и некоторыми идеями марксизма. К теории дара, сформулированной столетие назад французской 
социологией, прежде всего М. Моссом, я обратился, чтобы 
понять генезис права, что, казалось бы, должно быть вопросом уже давно решенным. Однако это оказалось не так. 

Константин Скловский

Свои взгляды на приложение теории дара к политике 

и праву я уже излагал

1, но позволю себе повторить их в ка
честве основы для дальнейших суждений. Чтобы не утяжелять текст, здесь опущены ссылки на использованные 
источники. 

Теория дара М. Мосса через столетие после своего созда
ния, кажется, приобрела новые качества. С одной стороны, 
она может и должна стать если не универсальным способом объяснения социальных явлений, то, во всяком случае, 
обязательной для обсуждения, той теорией, без которой 
невозможно «проследить причинные связи событий», так 
как теория не «появляется автоматически, из накопленных 
фактов», как отмечал Ф. Хайек.

С другой стороны, теория дара почти неизвестна 

и, во всяком случае, не применяется в обширных сферах 
гуманитарной науки, в том числе в правоведении. И это 
само по себе представляется мне проблемой, ибо, на мой 
взгляд, ее потенциал настолько силен, следствия из нее 
настолько глубоки, что обращение к ней для решения 
того или иного частного или относительно частного вопроса влечет новые и новые подходы к старым вопросам, новые аспекты известных решений, новые прогнозы  
и ожидания.

Дар выступал некогда как единый, нерасчленимый и не 

распадающийся на отдельные элементы институт, подчиня
1 Скловский К. Политические и юридические аспекты теории дара // 

Полития. 2019. № 3.

Система даров и свобода

ющий себе все общество и управляющий им, как это показано М. Моссом. Архаичная система даров (которую еще застала этнография), охватывая сферу гораздо более широкую 
и важную, чем просто договор и чем право вообще, имела 
огромное значение и затрагивала почти все общественные 
страсти и амбиции, вся жизнь племени выступала как процесс отдавания и получения.

При том, что от дарения нельзя было уклониться, оно 

влекло безусловную обязанность возмещать дары под угрозой 
потерять власть, талисман и источник богатства, воплощенный в самой власти. Существовала и освященная религией 
угроза гибели неисправному, уклоняющемуся от отдаривания получателю вещи.

Дар, создающий личную зависимость, принципиально 

не допускал немедленного отдаривания: ведь такая попытка 
означала бы стремление одаряемого избежать зависимости, 
то есть уклониться от самого дара. 

За подарком следует ответный подарок. Но при этом 

не может быть спора об оценке и цене.

Крупный французский социолог П. Бурдьё на рубеже 

прошлого и нынешнего столетий охарактеризовал работу 
Мосса о даре как «один из величайших, базовых текстов 
антропологической науки». Рефлексия о даре, по его словам, «заняла центральное место», поскольку она заставляет 
«прояснить фундаментальные посылки, которые привлекает 
экономическая теория, каждый раз их при этом вытесняя, 
то есть уклоняясь от их явной артикуляции».

Константин Скловский

Считается, что система даров основана на более архаичном явлении – присвоении вещам личных качеств владельца 
и получении от вещей определенных социальных качеств 
(признании наличия у вещи своего собственного духа). 

Согласно архаическим представлениям о мире вещи яв
лялись не объектами, а субъектами, они были одухотворены 
и наделены личными качествами, полученными от владельца 
и неутрачиваемыми при передаче. Создание мира протекало 
таким образом, что вещи одухотворялись, выступали как 
активные агенты, а человек приобретал от вещей определенные социальные качества. По разным данным, этимология 
«вещи» восходит к греческому «слово», латинскому «голос» 
(vox) либо «бодрствую», «сила», «бодрый», «живой» (лат., 
древнеиндийский и др.).

Сегодня это явление одухотворения вещи все еще может 

быть обнаружено в феномене подлинника, в практиках собирания коллекций личных вещей и в музейном деле, а также 
в идеологиях моды. Не свободно от него и сакральное восприятие земли (территории). 

Работы Мосса и его последователей нуждаются в толко
вании и развитии применительно не только к антропологии, 
где они занимают видное место, но и к истории общества 
и человека, для всех гуманитарных наук. Впрочем, существует инерция старых подходов, многие до сих пор не заметили 
этого масштабного открытия. 

В то же время по причине длительного господства системы даров, которая, несомненно, охватывала бóльшую часть 

Система даров и свобода

истории человеческого общества, она присутствует в нашем 
подсознании, ее основные черты узнаваемы. Применительно 
к феномену дара процесс понимания его является и процессом самопонимания, как отмечала Х. Арендт по иному, 
но сходному поводу.

Частный пример того, как теория дара позволяет объяс
нять, а пожалуй, замечать неясные до того явления, можно 
обнаружить у П. Бурдьё. Так, он говорит, что в налогообложении государство при переходе от системы даров и отдаривания к бюрократии заменяет символическую силу физическим принуждением. 

Подход, который заметен у Ж. Деррида, можно обозначить как апория дара.

Эта апория дара состоит в том, что дара как бескорыстного 

действия не может быть. Как только получатель дара узнает, 
что это дар, он благодарит дарителя и тем самым уничтожает 
дарение. Как только даритель осознает факт дарения, он сам 
благодарит себя и опять-таки уничтожает дарение, возвращая 
его в круг, круг экономического обмена. 

Возникает вопрос: откуда вообще возникло понятие дара 

как поступка, не направленного на создание связи, в широком 
смысле – дара без стремления создать социальные последствия? Ведь всякий дар устанавливает связь – зависимость, 
создает в конечном счете социальную иерархию и власть.

Другая, возможно, наиболее глубинная и проблемная, 

помимо и вместе с создаваемой даром зависимостью, черта