Рассказы об ученых

А.А. Формозов 

РАССКАЗЫ  ОБ  УЧЁНЫХ 

4-е издание, стереотипное

Москва 
Издательство «ФЛИНТА» 
2021 

УДК  93:902(092) 
ББК  63.3г
Ф79 

Рецензент:  

докт. филол. н., проф., заслуженный деятель науки РФ
А.Т. Хроленко 

(Курский гос. ун-т) 

Научный редактор: 

докт. филос. н., докт. ист. н., проф. С.П. Щавелёв 

(Курский гос. мед. ун-т) 

Ф79          

Формозов А.А. 
Рассказы об ученых [Электронный ресурс] / А.А. Формозов. – 4-е 
изд., стереотип. – М. : ФЛИНТА, 2021. – 123 с.: илл. 

ISBN 978-5-9765-1151-4 

Книга принадлежит перу археолога и историка Александра Александровича
Формозова. Его по праву считают выдающимся исследователем культуры и искусства
первобытной эпохи на территории нашей страны, а вместе с тем — основоположником
историографии российских древностей. В настоящей работе им отобрана и блестяще
проанализирована серия немаловажных моментов в истории гуманитарной науки, прежде всего археологии, в России второй половины XIX – начала XXI веков. Воссоздавая
выразительные портреты многих русских ученых, панораму общественной обстановки
их жизни и деятельности, автор на этой фактической основе делится с читателями
своими выводами и раздумьями относительно морально-этических основ научного познания.  

Для историков, археологов; а также всех тех, кто интересуется социально
психологическими проблемами развития науки; в особенности — молодых исследователей, аспирантов и соискателей учёной степени. 

В оформлении обложки и титульного листа использован рисунок электрового кубка
(авт. Б.В. Фармаковский), найденного в скифском могильнике «Частые курганы» под Воронежем (Ростовцев М.И. Воронежский серебряный сосуд // Материалы по археологии России. № 34. Пг., 1914). На сюжетном фризе сосуда – беседующие скифы. 

ISBN 978-5-9765-1151-4
© А.А. Формозов, 2016
© Издательство «ФЛИНТА», 2016 

УДК  93:902(092) 
ББК  63.3г

СОДЕРЖАНИЕ 

От автора ……………………………………………………………………… 
4 

Цена ошибки ………………………………………………………………….. 
6 

Спор о Грановском …………………………..………………………………. 
16 

А.П. Богданов — археолог …………….…………………………………….. 
25 

Судьба «Записок» историка С.М. Соловьёва ……………………………….. 
40 

Загадочный предшественник ………………………………………………… 
49 

Таланты и коллективный труд ………………………………………………. 
62 

Первым бросивший камень ………………………………………………….. 
70 

Вокруг Каповой пещеры ……………………………………………………... 
78 

Вокруг пещеры Староселье ………………………………………………….. 
88 

В поисках точки отсчёта ……………………………………………………... 
105

От редактора (Рассказ об авторе «Рассказов об ученых») ………………… 
112

Список сокращений …………………………………………………………. 
121

ОТ АВТОРА 

Мой отец был зоологом, профессором Московского университета, мать — 
геохимиком, сотрудником Академии наук. Сам я окончил кафедру археологии 
Исторического факультета МГУ. Вся моя жизнь прошла в кругу людей, работавших в исследовательских институтах, вузах, музеях, библиотеках. К счастью, я встречался и с совсем другими людьми, прежде всего во время экспедиций и командировок, когда забирался в глухие углы Казахстана и Средней 
Азии, Сибири и Европейского Севера, Украины и Кавказа. Благодаря этому я 
смог объективно оценить плюсы и минусы взрастившей и воспитавшей меня 
интеллигентской среды.  
В мои студенческие годы о науке говорили и писали очень много. То был 
период «борьбы за приоритеты», утверждения всюду и везде «одной, единственно правильной точки зрения». Ученые должны были выявить её, а в дальнейшем, следуя ей неукоснительно, не допускать развития каких-либо иных 
теорий. Выходившая тогда литература по истории науки наделяла своих героев 
иконописными чертами. Они всё знали заранее, уверенно продвигались вперёд 
и без колебаний извлекали при опытах желанную абсолютную истину. Разрешалось им лишь небольшое чудачество: например, в биографии А.М. Бутлерова 
позволительно было упомянуть про его любовь к пчеловодству, но отнюдь не о 
занятиях спиритизмом.  
Даже меня, зелёного юнца, раздражали эти фальшивые схемы, и я настойчиво искал на полках библиотек правдивые книги об ученых, об их нелёгком 
пути, их поражениях, нередко более важных, чем победы, и победах, зачастую 
оказавшихся пирровыми. Мне очень понравились «Охотники за микробами» 
Поля де Крюи. Но там рассказывалось о биологах, а не о моих коллегахгуманитариях. Все позднейшие издания этого рода, — а теперь у нас немало и 
хороших русских книг по истории науки, — тоже посвящены преимущественно 
представителям точных и естественных дисциплин. 
Так зародилась у меня дерзкая мысль самому написать книгу о науке и её 
работниках, максимально честную, где познание мира будет выглядеть не священнодействием олимпийцев, а очень человеческим делом. Ведь на каждом 
шагу я видел, насколько отражаются на исследованиях «слишком человеческие» свойства их авторов — приверженность к традиции (безразлично — школы или страны) и боязнь нового; или, наоборот, бездумная погоня за модой; насколько полученный результат искажают совершенно сторонние соображения. 
Сплошь и рядом я убеждался, что красивые легенды для многих людей дороже 

суровой истины. Я понял, что в науке, как и в искусстве, огромную роль играет 
условность — и в трудном для усвоения жаргонном языке отдельных дисциплин, и в молчаливой договорённости специалистов считать какие-то моменты 
бесспорными и наиболее существенными, а какие-то — малозначащими, хотя в 
действительности всё обстоит не так просто. Короче говоря, я мечтал показать 
научное творчество во всей его сложности и противоречивости. 
 
Довести задуманное до конца я не смог. Вряд ли задача мне по силам, но 
ничего в этом роде за истекшие годы в печати не появилось. Поэтому, возможно, для кого-то небесполезны будут мои беглые заметки, отрывочные очерки, 
связанные между собой общим восприятием темы. 
 
 
А.А. Формозов. 
 1 октября 2004 г. 
Москва 
 

ЦЕНА ОШИБКИ 

Более полутораста лет назад один начинающий ученый совершил ошибку. Теперь она давно забыта, и мы помним лишь о его зрелых работах, принесших ему заслуженную славу. Ворошить прошлое я решился не для того, чтобы 
опорочить имя этого человека, а потому, что в истории науки немало подобных 
эпизодов и над ними стоит задуматься. 
Речь идет об Измаиле Ивановиче Срезневском — виднейшем историке 
русского языка и древнерусской литературы, филологе, палеографе, славяноведе, авторе капитальных трудов и бесчисленных статей и заметок. 
Жизнь его сложилась, в общем, весьма счастливо. Он родился в 1812 г. в 
семье профессора Харьковского университета и рос в среде местной интеллигенции, очень увлекавшейся самобытной украинской культурой. Девятнадцатилетним юношей он издал альманах со своими стихотворениями, а пару лет 
спустя приступил к публикации сборников «Запорожская старина». Это была 
характерная для периода романтизма попытка рассказать об истории страны 
устами её народа. В хронологической последовательности событий здесь помещены песни и думы, частью печатавшиеся и раньше, но в значительной мере 
новые для читателей; записанные, как разъяснялось в предисловии и примечаниях, издателем и его друзьями, непосредственно от народных певцовбандуристов. 
Книга вызвала широкий резонанс. Н.В. Гоголь восхищался «сокровищами», открытыми Срезневским, и писал ему: «Где нашли Вы столько сокровищ? 
Все думы и особенно повести бандуристов ослепительно хороши. Из них только пять были мне известны» 1. 
С продолжением «Запорожской старины» составитель хотел подождать 
до отзывов в журналах. Но Гоголь торопил его, уверяя, что ничего дельного из 
критики Срезневский не почерпнет 2. Впрочем, отклики оказались благоприятными. В статьях о народной  поэзии В.Г. Белинский неоднократно цитировал 
«Думу о Самке Мушкете». Другими текстами из издания Срезневского дополнил свои сборники украинских песен их авторитетнейший знаток М.А. Максимович 3. Ф.И. Буслаев, О.М. Бодянский, Н.И. Костомаров использовали материалы «Запорожской старины» и как образцы народной словесности, и как ис
1 Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. в 14-ти тт. Т. X. - М., 1940. - С. 298. 
2 Там же. С. 321. 
3 См., например: Сборник украинских песен, издаваемый Михаилом Максимовичем.  
Ч. 1. - Киев, 1849. - С. 27–30, 53–64, 88–91.    

торический источник, содержащий сведения о событиях, не отраженных в хрониках и грамотах. 
 
Выпустив в свет в 1833–1838 годах шесть книжек «Запорожской старины», Срезневский неожиданно забросил фольклор и занялся экономическими 
науками. Вскоре он представил Харьковскому университету в качестве докторской диссертации «Опыт о предмете и элементах статистики и политической 
экономии сравнительно». Специалисты отвергли эту работу, и автору пришлось 
вернуться к филологии. Неудачи такого рода, конечно, не забываются, но академической карьере Срезневского фиаско на поприще политэкономии не помешало. В 1839 году министерство просвещения отправило его в трёхлетнее научное путешествие по славянским землям. Он побывал в Чехии, Лужице, Краине, Фриулии, Далмации, Черногории, Хорватии, Сербии; изучил там в монастырях и архивах сотни древних рукописей, завязал прочные научные сношения с ведущими славистами.  
И дальше всё шло у него хорошо, жизнь текла ровно и размеренно по 
традиционному руслу. На родине тридцатилетнего ученого ждала профессорская кафедра в Харькове. Через шесть лет его пригласили в столицу, где с 1848 
года и до конца своих дней он вел основные филологические курсы в университете. Некоторое время был его ректором. В 1851 году тридцати девяти лет стал 
академиком. 
 
Это внешние официальные успехи. Существеннее подлинные достижения 
— результаты упорного творческого труда. В списке работ Срезневского, опубликованном ещё при его жизни, около четырехсот названий. Многое было издано посмертно и прежде всего «Материалы для словаря древнерусского языка» — три громадных тома, 285 печатных листов. Свыше 130 000 выписок из 
источников учтено в этом справочнике. Более семисот манускриптов Срезневский скопировал собственноручно. Но и объём проделанной работы, почти невероятный для одного человека, — в данном случае не главное. Главная ценность — в научных наблюдениях и заключениях, вытекающих из этих наблюдений. Насколько богаты тем и другим книги Срезневского, показывает переиздание их чуть ли не через сто лет, уже в наши дни: речи «Мысли об изучении 
языка» — в 1959 году и «Словаря» — в 1958 и 1989 годах.  
Прибавим к печатной продукции плеяду серьезных историков языка и литературы, воспитанных Срезневским в Петербургском университете. Словом, 
заслуги его перед наукой очевидны, общепризнанны и очень значительны. 
 
Но при всём том на безупречной репутации профессора и академика появилось со временем одно тёмное пятно, и с ним он и сошёл в могилу. Это была 

та самая «Запорожская старина», с которой началась его по видимости успешная научная деятельность. 
 
После 1838 года изучение фольклора и истории Украины продолжалось 
во всё возрастающих масштабах. И вот обнаружилось, что большинство дум, 
записанных от бандуристов Срезневским и его помощниками, ни разу никому 
не удалось вновь услышать из уст сказителей. Не менее настораживало и противоречие ряда дум из «Запорожской старины» и сопровождавших их статей и 
комментариев фактам, зафиксированным в надежных исторических источниках. По мере ознакомления с украинским фольклором всё более книжным, чуждым по отношению к устным произведениям этого жанра выглядел и стиль 
«повестей бандуристов». Неминуемо поднялся вопрос: а бесспорен ли этот материал, не представляют ли собой сборники Срезневского вовсе не публикации 
подлинных украинских дум, а сочинения современных авторов, подделывавшихся к фольклору и выдававших свои стилизации за творчество бандуристов? 4 
 
Ничего неправдоподобного в таком предположении не было. В XIX веке 
фольклористика как наука едва зарождалась. Об идеально точной записи произведений народной поэзии ещё не думали. Люди, интересовавшиеся ею, считали 
самым важным «овладеть ее духом» и второ- или даже третьестепенным, — как 
будут переданы соответствующие тексты в печати. Вполне допустимым находили создавать всяческие вариации на народные темы, соединяя куски разных 
песен и былин, очищая их от «грубых» выражений, добавляя собственные строки «для красоты». Скажем, такой специалист по русскому фольклору, как Иван 
Петрович Сахаров, грешил этим на каждом шагу. Он объявил, например, что 
ему в руки попала «тетрадь купца Бельского», сохранившая уникальные песни, 
сказки и былины. Материалы этой «тетради» он публиковал уже после «Запорожской старины» — в 1840-х годах. Сказка об Анкудине из этой серии, между 
прочим, очень нравилась Белинскому. Впоследствии выяснилось, что ни Бельского, ни «рукописи Бельского» не существовало в природе, а всё это или упражнения самого Сахарова («Анкудин»), или в лучшем случае компиляции, 
склеенные из отрывков, заимствованных из ранее вышедших сборников 5. 
 
Такое случалось не только в России. Уже во второй половине XIX века 
серб Милош Милоевич и болгарин Стефан Веркович выпускали целые книги 

                                           
4 Историю споров вокруг «Запорожской старины» и выводы современных текстологов 
в этой связи см. в кн.: Кирдан Б.П. Собиратели народной поэзии. - М., 1974. - С. 81–137. 
5 См.: Азадовский М.К. История русской фольклористики. Т. I. - М., 1958. - С. 359-360; 
Сахаров И.П. Русские народные сказки. - СПб., 1841. - С. 94–95. 

народных песен, оказавшихся при проверке неумелыми стилизациями. Незадолго перед тем увидели свет пресловутые «Краледворская рукопись» и «Гузла» Проспера Мериме, вдохновившая А.С. Пушкина на «Песни западных славян». Поэтому признание того, что в «Запорожскую старину» были некогда 
включены сочинения молодого Срезневского или кого-либо из его друзей, не 
удивило бы филологов. 
 
Первым намекнул на сомнительность этого издания в 1857 году историк 
Украины Н.И. Костомаров: «Нельзя, однако, не заметить недоказанности многих рассказов в «Запорожской старине» о событиях казацкой истории, противоречащих всем до сих пор известным источникам… Срезневский оказал бы услугу науке, если б теперь вспомнил о своей «Запорожской старине» и сделал 
общеизвестными те таинственные источники, которыми пользовался при составлении исторической части своего труда» 6. 
 
Прошло еще полтора десятка лет. Подозрения касательно «Запорожской 
старины» увеличивались. Покинувший университет и поселившийся на Михайловой горе над Днепром, дряхлый уже Максимович каялся, что в прошлом, будучи вдали от украинских сёл с их песнями и языком, он поддался на обман и 
засорил свои книги фальшивками. Лишь вернувшись на родину, он почувствовал, как не похожи на подлинные думы мнимые «сокровища» Срезневского 7. 
Из второго и третьего изданий «Богдана Хмельницкого» Костомаров выкидывал материалы, взятые из «Запорожской старины», дабы, по его выражению, 
«очистить книгу от навоза». 
 
Наконец, в 1874 году слово «подделка» чёрным по белому напечатали во 
введении к двухтомной антологии украинских песен В.Б. Антонович и 
М.А. Драгоманов. Подделками были названы и «Дума о Самке Мушкете», и 
«Дары Батория», и «Смерть Богдана», и «Татарский поход Серпяги», и «Битва 
Чигиринская», и «Поход на поляков» 8. Рецензируя это издание, Костомаров 
высказался о «Запорожской старине» гораздо определеннее, чем в 1857 году: 
«Были ли эти думы и песни составлены нарочно для того, чтобы морочить любителей народной поэзии, или же они написаны, как и всякое другое поэтическое произведение, вовсе не с целью выдавать их за народные, а собиратели 

                                           
6 Костомаров Н.И. Разбор «Записок о Южной России» Кулиша // Отечественные записки. Ч. CXII. 1857. – № 6. – С. 41–42. 
7 См.: Пыпин А.Н. История русской этнографии. Т. III. – СПб., 1891. – С. 104. 
8 Антонович В.Б., Драгоманов М.А. Исторические песни малорусского народа. Т. I. – 
Киев, 1874. – С. XIX–XX.  

ошибочно включили их в число народных, во всяком случае, они долго вводили 
нас в заблуждение» 9. И снова промолчал Срезневский. 
 
В феврале 1880 года Костомаров известил А.А. Корсуна, что Срезневский 
умирает, и сурово подвел итог его жизни: «Много вреда наделал малорусской 
истории и этнографии этот человек… Он, конечно, сам сознает грех свой и удаляется не только от повторения его, но даже избегает разговоров и упоминаний 
о «Запорожской старине», однако мужества и честности у него не хватает, чтоб 
решиться во имя истины публично сознаться в том, что всё, выдававшееся им за 
историческую и этнографическую правду, была ложь… Срезневский не только 
печатал фальшивые стихи, выдавая их за народные песни и думы, но даже подставлял и сообщал фальшивые летописные повествования» 10. 
 
После смерти профессора вышли подробные некрологи, сборники статей 
его памяти, биографические очерки, обзорные работы с обширными разделами 
о жизни и деятельности классика отечественной филологии. Надо было что-то 
сказать и о щекотливом вопросе. Сын Измаила Ивановича — Всеволод и автор 
«Истории русской этнографии» А.Н. Пыпин в один голос заявили, что учёный, 
несомненно, задолго до Костомаров, Антоновича и Драгоманова, сам понял, 
какой ошибкой была его юношеская публикация, и даже указал на это, хотя и 
мельком, в примечаниях к переписке А.Х. Востокова 11. 
 
С трудом разыскиваем в этой объёмистой книге несколько строк петита. 
Здесь Срезневский напечатал собственное письмо к знаменитому языковеду, 
отправленное вместе с «Запорожской стариной», и, сорок лет спустя, снабдил 
его таким примечанием: «Некоторые из этих песен записаны мной со слов певцов, другие — были мне доставлены приятелями и благоприятелями» 12.  
 
С большой натяжкой можно усмотреть в этой фразе признание недоброкачественности своей первой работы. Скорее тут улавливается желание свалить 
вину на «благоприятелей»: дескать, не я сочинил и пустил в оборот поддельные 
украинские думы, а мне их подсунули. В комментариях к «Запорожской старине», действительно, не раз говорится: «Доставлено Н. Лисавицким …, 
Н.В. Росковшенковой …, Г. Дьяковым …, А.Г. Шпигоцким …», и не исключе                                           
9 Костомаров Н.И. Историческая поэзия и новые ее материалы // Вестник Европы. – 
1874. – № 12. – С. 627. 
10 Корсунов А.А. Н.И. Костомаров // Русский архив. – 1890. – № 10. – С. 218-219. 
Отметим для ясности: украинцы пишут фамилию автора «Корсун», а его русские публикации подписаны «Корсунов». 
11 Срезневский В.И. И.И. Срезневский. Биографический очерк. – СПб., 1908. – С. 6; 
Пыпин А.Н. Указ. соч. – С. 101–102.