Географическая экспертиза стратегий экономического развития России

ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ

ЭКСПЕРТИЗА
СТРАТЕГИЙ

ЭКОНОМИЧЕСКОГО
РАЗВИТИЯ РОССИИ

В.И. БЛАНУЦА

Москва
ИНФРА-М

2022

МОНОГРАФИЯ

УДК 330.34(470+571)(075.4)
ББК 65.011(2Рос)
 
Б68

Блануца В.И.

Б68  
Географическая экспертиза стратегий экономического развития 

России : монография / В.И. Блануца. — Москва : ИНФРА-М, 2022. — 
198 с. — (Научная мысль). — DOI 10.12737/1230856.

ISBN 978-5-16-016776-3 (print)
ISBN 978-5-16-109441-9 (online)
Благодаря развитию идей К.П. Космачева о географической эксперти
зе информационной базы проектов экономического развития территории 
предложены пять новых направлений экспертно-географических исследований. Они применены для анализа «Стратегии пространственного развития Российской Федерации на период до 2025 года», программы «Цифровая экономика Российской Федерации» и «Национальной стратегии 
развития искусственного интеллекта на период до 2030 года». Выявлено 
множество противоречий и определен латентный смысл каждого документа. Полученные результаты могут использоваться для корректировки 
существующих и разработки новых стратегий экономического развития 
России.

Предназначена для специалистов, студентов и аспирантов.

УДК 330.34(470+571)(075.4)

ББК 65.011(2Рос)

Р е ц е н з е н т ы:

Л.А. Безруков, доктор географических наук;
А.Ф. Никольский, доктор географических наук;
А..Я. Якобсон, доктор географических наук, профессор

ISBN 978-5-16-016776-3 (print)
ISBN 978-5-16-109441-9 (online)
© Блануца В.И., 2021

Рекомендовано к изданию ученым советом

Института географии имени В.Б. Сочавы Сибирского отделения РАН

К 100-летию со дня рождения выдающегося
экономико-географа, автора концепции
«географической экспертизы», профессора
Кирилла Петровича Космачёва

Введение

Советские географы, начиная примерно с 1920-х гг. [Баранский, 
1980], принимали участие в экспертизе различных проектов социально-экономического развития как страны в целом (например, 
план ГОЭЛРО), так и отдельных ее регионов. Такая деятельность 
стала составной частью «советской конструктивной географии» 
[Герасимов, 1976]. Однако эта экспертиза была узкоспециализированной, связанной с научными интересами конкретных географов 
как экспертов в своей области знания.
Долгие годы теоретическое осмысление сущности географической экспертизы не проводилось. Поэтому с некоторой хронологической условностью можно утверждать, что до 1981 г. географическая экспертиза проводилась, а ее концепция отсутствовала. Все 
изменилось с появлением монографии «Географическая экспертиза 
(методологические аспекты)» [Космачев, 1981], хотя некоторые 
положения концепции были сформулированы ранее [Космачев, 
1974, 1977, 1980] или обоснованы после [Космачев, 1985, 1987] выхода в свет монографии. Концепция «географической экспертизы» 
К.П. Космачева получила дальнейшее развитие в работах его учеников [Блануца, 1990, 2016, 2018б; Географическая экспертиза… 
1992] и последователей [Дмитриева, 1991; Кулаковский, 2019; 
Мирзеханова, 2000; Пилясов, Богодухов, 2019].
Географическая экспертиза нацелена на оценку «качества информации, используемой для отражения хода природных и социально-экономических процессов в пределах конкретных территорий» [Космачев, 1981, c. 3], выявление «дефектов пространственной информации» [Космачев, 1981] и «погрешностей против 
местности» [Космачев, 1985, 1987]. Обобщая опыт географической 
экспертизы понятийной базы территориальной организации производства, установлены десять групп причин снижения качества 
информационных ресурсов [Космачев, 1981]: использование при 
сравнениях понятий, не имеющих общепризнанных определений; 
применение инорайонных понятий; односторонняя трактовка понятий, отражающих действие сочетания факторов; неточная фиксация в понятиях развития отражаемых ими явлений; недоучет 

иерархии понятий; расхождение в трактовках одного понятия 
представителями разных наук; недоучет сложившихся отношений 
подчинения понятий; равнозначность неравнозначных понятий; 
преувеличение различий между тождественными понятиями; использование неупорядоченных сокращений понятий.
Другими важными разделами рассматриваемой концепции 
являются анализ взаимосвязей (взаимопереходов) понятий, экспертиза географических сравнений, регионализация понятийной 
базы, экспертиза однотипных источников информации [Космачев, 
1981], выявление районов-аналогов, определение причин зарождения и возможностей устранения нежелательных последствий локальных конфликтных ситуаций [Космачев, 1985] и экспертно-географическое районирование [Космачев, 1985, 1987]. Развивая идеи 
К.П. Космачева, можно предложить несколько дополнительных 
направлений экспертно-географических исследований.
Первое направление: проведение альтернативного экспертно-географического исследования. На примере географической экспертизы нескольких схем районирования было установлено [Блануца, 
1990], что для проверки этих материалов необходимо провести 
новое (с использованием иных алгоритмов) районирование на основе исходных данных по рассматриваемым схемам. Сравнение 
оцениваемой схемы районирования с результатами альтернативного выделения районов позволяет сформулировать экспертное 
заключение.
Второе направление: акцентируя внимание не на отдельном 
понятии, а на системе понятий [Космачев, 1981], целесообразно 
оценивать актуальность такой системы с позиции современных 
социально-экономических воззрений (концепций). Подобные 
экспертно-географические исследования можно назвать «концептуальным анализом». Его целью является проверка соответствия 
системы понятий, принятой в анализируемом документе (проекте, 
программе, стратегии), современным концепциям. В экспертном 
заключении делается вывод об учете теоретических разработок 
или отклонении от современного понимания рассматриваемого 
процесса. Отдельным аспектом такого анализа может служить 
примерная оценка времени отставания (в годах) анализируемого 
документа от научно-исследовательского фронтира в данной сфере 
познания. Один из подходов к идентификации системы понятий 
и количественной оценке тесноты связей между понятиями в тексте 
оцениваемого документа был представлен нами ранее [Блануца, 
1984].
Третье направление: логическим продолжением географической экспертизы понятийной базы [Космачев, 1981, c. 10–42] 
может служить выявление латентного (скрытого) смысла анали

зируемого документа через частоту встречаемости терминов или 
их сочетаний. В данном случае экспертное заключение должно 
зафиксировать соответствие или несоответствие декларируемой 
цели, приведенной в документе, понятийно-терминологической 
структуре текста этого документа. Методический аппарат такой 
географической экспертизы приведен в исследовании по выявлению смыслов социально-экономического районирования [Блануца, 2017в].
Четвертое направление: определение соответствия между пространственно-временной целью документа и задачами реализации 
этой цели. Для проведения экспертизы имеет смысл представить 
цель в виде исходной гипотезы экспертно-географического исследования, которая подтверждается или опровергается на основе 
анализа возможности реализации задачи (задач). В первом случае 
признается географическое соответствие между целью и задачами, 
а во втором случае принимается альтернативная гипотеза, согласно 
которой декларируемая цель не может быть достигнута при реализации представленных задач.
Пятое направление: развертывание отдельных положений документа для их проверки на соответствие поставленным целям и задачам. Отличается от первого и четвертого направления экспертногеографических исследований тем, что используются данные, 
не представленные в анализируемом документе. Эти внешние 
данные и их географический анализ позволяют сделать заключение 
о соответствии или несоответствии между целью (задачами) документа и некоторыми его положениями, не раскрытыми в полной 
мере, но развернутыми за счет привлечения дополнительной информации.
Предложенные направления использовались для оценки трех 
стратегических документов, реализация которых должна задать 
векторы экономического развития России на ближайшее десятилетие. Первым и наиболее географическим из трех документов 
является «Стратегия пространственного развития Российской Федерации на период до 2025 года» (далее — Стратегия-1), принятая 
в феврале 2019 г.1
Государственная политика пространственного развития, нацеленная на повышение качества жизни территориальных сообществ и сглаживание межрегиональных социально-экономических 
различий, реализуется во многих странах [Balza-Moreno, 2017; 
Governa, Salone, 2004; Van Straalen et al., 2016; Varro, Farago, 2016]. 

1 
Распоряжение Правительства Российской Федерации от 13 февраля 2019 г. 
№ 207-р «Об утверждении Стратегии пространственного развития до 2025 
года». URL: http://static.government.ru/media/fi les/UVAlqUtT08o60RktoO
Xl22JjAe7irNxc.pdf (дата обращения: 10.05.2020).

В Европейском союзе принятие решений на наднациональном 
уровне осуществляется в соответствии с «политикой территориального сглаживания» [Bachtroeglez et al., 2020; Medeiros, 2017; Nosek, 
2017; Rivera, Vazquez, 2019; Sarmiento-Mirwaldt, 2015].
Выстраивание политики пространственного развития опирается на специально разработанные стратегии [Cortinovis et al., 2019; 
Ganzle et al., 2019; Humer, 2018; MacFeely, 2016; Marot, Golobic, 
2018]. В России создание такой стратегии началось в 2014 г. [Смирнова, 2014]. По ходу разработки отечественной стратегии пространственного развития было сделано много конструктивных замечаний 
[Бухвальд, 2016; Коломак и др., 2018; Липина и др., 2016; Минакир, 
2016; Михеева, 2018]. К сожалению, не все из них были учтены 
в итоговом документе, который получил критическую оценку в российском научном сообществе [Бухвальд, Кольчугина, 2019; Домнина, 2019; Котов, 2019; Кузнецова, 2019; Лексин, 2019; Минакир, 
2019; Сорокина, 2020]. Однако в приведенных и других публикациях 
не представлены результаты географической экспертизы данного документа, что позволяет утверждать отсутствие таких работ.
Стратегия-1 состоит из восьми разделов: «Общие положения», 
«Основные тенденции пространственного развития Российской 
Федерации» (подразделы «Концентрация экономического роста 
в ограниченном числе центров, рост социально-экономической 
роли городов», «Стабилизация численности населения в большинстве субъектов Российской Федерации», «Сокращение межрегиональных социально-экономических диспропорций», «Трансформация пространственной организации экономики», «Сохранение инфраструктурных ограничений федерального значения» 
и «Усиление влияния научно-технического прогресса на пространственное развитие Российской Федерации»), «Основные проблемы 
пространственного развития Российской Федерации», «Цель, задачи и приоритеты пространственного развития Российской Федерации», «Принципы пространственного развития Российской 
Федерации», «Основные направления пространственного развития 
Российской Федерации», «Этапы реализации Стратегии и сценарии 
пространственного развития Российской Федерации» и «Механизмы реализации Стратегии». В Стратегию-1 входят также четыре 
приложения: «Перечень перспективных экономических специализаций субъектов Российской Федерации», «Состав макрорегионов 
Российской Федерации», «Перечень перспективных центров экономического роста» и «Перечень геостратегических территорий 
Российской Федерации».
Поскольку основная географическая информация сосредоточена 
в четырех приложениях, то экспертиза Стратегии-1 проводилась 
в четыре этапа, каждый из которых опирался на информацию из од

ного приложения в сравнении с остальными приложениями и разделами анализируемого документа. Результаты географической 
экспертизы представлены в первой главе в параграфах «Экономические специализации» (§ 1.1), «Макрорегионы» (§ 1.2), «Центры 
роста» (§ 1.3) и «Геостратегические территории» (§ 1.4).
Вторым документом для географической экспертизы стала правительственная программа «Цифровая экономика Российской Федерации», утвержденная в июле 2017 г.1 (далее — Программа). На ее основе разработан соответствующий национальный проект, паспорт которого утвержден в декабре 2018 г. и опубликован в феврале 2019 г.2 
(далее — Паспорт). Программа, закрытая в связи с утверждением национального проекта, задала государственные приоритеты развития 
цифровой экономики, а Паспорт конкретизировал их по плановым 
показателям, срокам, исполнителям и финансированию. Для дальнейшей конкретизации были разработаны федеральные проекты 
«Нормативное регулирование цифровой среды», «Кадры для цифровой экономики», «Информационная инфраструктура», «Информационная безопасность», «Цифровые технологии» и «Цифровое 
государственное управление», паспорта которых утверждены в мае 
2019 г. Среди этого множества официальных документов при анализе российской стратегии развития цифровой экономики целесообразно опираться на Программу, а к Паспорту и проектам обращаться в случае необходимости дополнительных уточнений.
Программа состоит из шести разделов: «Общие положения», 
«Социально-экономические условия принятия настоящей Программы», «Российская Федерация на глобальном цифровом рынке», 
«Направления развития цифровой экономики в соответствии с настоящей Программой», «Управление развитием цифровой экономики» и «Показатели настоящей Программы».
Отечественное научное сообщество активно обсуждало положения Программы3. Так, например, критическую оценку получили трактовка цифровой экономики и цели программы [Якутин, 
2017], управление рисками ее реализации [Макогонова, 2018], при
1 
Распоряжение Правительства РФ от 28 июля 2017 г. № 1632-р «Об утверждении программы “Цифровая экономика Российской Федерации”». URL: 
http://static.government.ru/media/fi les/9gFM4FHj4PsB79I5v7yLVuPgu4b
vR7M0.pdf (дата обращения: 20.08.2020).
2 
Паспорт национального проекта. Национальная программа «Цифровая 
экономика Российской Федерации». URL: https://digital.gov.ru/uploaded/
files/natsionalnaya-programma-tsifrovaya-ekonomika-rossijskoj-federatsii_
NcN2nOO.pdf (дата обращения: 20.08.2020).
3 
На 1 августа 2020 г. в российских научных журналах опубликовано 674 
статьи, в которых в той или иной мере рассматривалась Программа (рассчитано по базе данных Научной электронной библиотеки eLIBRARY.RU).

оритеты промышленного развития [Ленчук, Власкин, 2018], концепция и структура программы [Духовных, Агафонова, 2020]. Однако в перечисленных и других публикациях не представлены результаты географической экспертизы данного документа. В нашем 
исследовании было четыре этапа, связанные с концептуальным 
анализом Программы (результаты приведены в § 2.1), развитием 
телекоммуникационной инфраструктуры (§ 2.2), обеспечением информационной безопасности (§ 2.3) и оценкой территориального 
неравенства (§ 2.4).
Третий анализируемый документ — «Национальная стратегия 
развития искусственного интеллекта на период до 2030 года», 
утвержденная в октябре 2019 г.1 (далее — Стратегия-2). Документ 
содержит шесть разделов: «Общие положения», «Развитие искусственного интеллекта в России и в мире», «Основные принципы развития и использования технологий искусственного интеллекта», 
«Приоритетные направления развития и использования технологий искусственного интеллекта», «Цели и основные задачи развития искусственного интеллекта» (подразделы «Поддержка научных исследований в целях обеспечения опережающего развития 
искусственного интеллекта», «Разработка и развитие программного 
обеспечения, в котором используются технологии искусственного 
интеллекта», «Повышение доступности и качества данных, необходимых для развития технологий искусственного интеллекта», «Повышение доступности аппаратного обеспечения, необходимого для 
решения задач в области искусственного интеллекта», «Повышение 
уровня обеспечения российского рынка технологий искусственного 
интеллекта квалифицированными кадрами и уровня информированности населения о возможных сферах использования таких технологий» и «Создание комплексной системы регулирования общественных отношений, возникающих в связи с развитием и использованием технологий искусственного интеллекта») и «Механизмы 
реализации настоящей Стратегии».
Искусственный интеллект (ИИ), под которым в наиболее общем 
виде можно понимать способность машины распознавать образы, 
анализировать их, обучаться и действовать, как человек, начал активно развиваться с середины прошлого века и прошел несколько 
периодов подъема и спада. В последнее десятилетие наблюдается 
устойчивое увеличение количества стартапов, патентов и публикаций по данной проблематике [Fujii, Managi, 2018; López-Robles et 
al., 2019; Shukla et al., 2019]. Многие государства стали активно под
1 
Указ Президента РФ от 10 октября 2019 г. № 490 «О развитии искусственного интеллекта в Российской Федерации». URL: http://prezident.org/
articles/ukaz-prezidenta-rf-490-ot-10-oktjabrja-2019-goda-11–10–2019.html 
(дата обращения: 20.12.2019).

держивать исследования в этой области, что дало основание зафиксировать «гонку за искусственным интеллектом» [Naude, Dimitri, 
2018] и «гонку вооружений с искусственным интеллектом» [Haner, 
Garcia, 2019].
Согласно «Индексу искусственного интеллекта» от Стэнфордского университета1, по состоянию на август 2019 г. в различных 
странах мира имелось 52 стратегических документа по развитию 
искусственного интеллекта. Особенно активно проходила реализация национальных стратегий в США (стратегический план 
принят в октябре 2016 г., или 10.2016), Южной Корее (12.2016), 
Канаде (03.2017), Японии (03.2017), Сингапуре (05.2017), Китае 
(07.2017), Австралии (09.2017), Дании (10.2017), Объединенных 
Арабских Эмиратах (10.2017), Финляндии (12.2017), Великобритании (03.2018), Франции (03.2018), Швеции (05.2018), Индии 
(06.2018) и Германии (11.2018). Эти страны планируют занять лидирующие позиции в мире по развитию искусственного интеллекта. 
Даже в небольшой Финляндии стратегия называется «Finland’s Age 
of Artifi cial Intelligence: Turning Finland into a Leading Country in 
the Application of Artifi cial Intelligence», а в ОАЭ ввели должность 
единственного в мире министра по развитию искусственного интеллекта. Появились первые публикации, сравнивающие стратегии 
разных стран [Akerkar, 2018; Cath et al., 2018; Chen, 2019].
В нашей стране также появились первые публикации с оценкой 
Стратегии-2 [Алексеев, 2020; Каплиев, 2020; Любимов и др., 2019; 
Незнамов, 2019; Скворцов и др., 2019]. Однако в российских и зарубежных работах не предпринимались попытки географической 
экспертизы национальных стратегий развития искусственного 
интеллекта. Имеется несколько интересных обобщений мирового 
опыта, сделанных для урбанистической географии [Grekousis, 
2019], изучения промышленных кластеров [Chain et al., 2019], прогнозирования банкротства корпоративных фирм [Shi, Li, 2019] 
и эконометрического анализа [Mullainathan, Spiess, 2017], но в них 
вопросы географической экспертизы даже не ставились.
Как и предыдущие документы, Стратегия-2 анализировалась 
в четыре этапа, связанных с целевыми установками (результаты 
представлены в § 3.1), обоснованностью занятия лидирующих 
позиций (§ 3.2), пространственной экономикой (§ 3.3) и региональными исследованиями (§ 3.4).
Все рисунки и таблицы, приведенные в монографии, составлены 
лично автором. Представленные далее алгоритмы разработаны ав
1 
Artificial Intelligence Index: 2019 Annual Report // Human-Centered AI 
Institute, Stanford University. December 2019. URL: https://hai.stanford.
edu/sites/g/fi les/sbiybj10986/f/ai_index_2019_report.pdf (дата обращения: 
20.12.2019).

тором, и все вычисления проведены без чьей-либо помощи. Весь 
цикл исследований проводился в 2017–2020 гг. Поэтому отдельные 
фрагменты исследования относились к общероссийской ситуации 
(в некоторых случаях только для Сибири и Дальнего Востока) 
на 1 января 2017, 2018, 2019 и 2020 г. В монографию не вошла 
информация по рассматриваемой проблематике (полностью или 
частично), представленная в публикациях автора по пространственному развитию [Блануца, 2020а, б, в; Blanutsa, 2015, 2017], 
цифровой экономике [Блануца, 2017а, б, 2018а, в, г, д, е, ж, 2019б, в, 
г, д, е, ж, з, и; Блануца, Черепанов, 2019] и искусственному интеллекту [Блануца, 2019а, 2020г, д, е].