Ближний Восток: политика и идентичность

Москва
2020

НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ИНСТИТУТ 
МИРОВОЙ ЭКОНОМИКИ 
И МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ 
имени Е. М. ПРИМАКОВА 
РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК

БЛИЖНИЙ ВОСТОК

ПОЛИТИКА 
И ИДЕНТИЧНОСТЬ

Под редакцией
И. Д. Звягельской

УДК 327
ББК 66.4
 
Б69 

Рекомендовано к печати Ученым советом ИМЭМО РАН

Рецензенты:
доктор исторических наук, профессор В. Я. Белокреницкий

доктор исторических наук, профессор Е. С. Мелкумян

Б69  
Ближний Восток: Политика и идентичность. Коллективная монография / Под ред. 
И. Д. Звягельской / ИМЭМО РАН. — М.: Издательство «Аспект Пресс», 2020. — 336 с.

ISBN 978–5–7567–1120–2

Книга, подготовленная коллективом ведущих отечественных экспертов-ближневосточников, представляет одно из первых в российской научной литературе комплексных исследований фактора идентичности во внутренней и внешней политике 
стран Ближнего Востока. Монография пытается ответить на вопросы о том, почему 
международные отношения на Ближнем Востоке отличаются турбулентностью и кажущейся непредсказуемостью, что помимо военной мощи и экономических возможностей определяет внешнеполитическое поведение государств региона.
В работе представлен подробный анализ особенностей формирования национальных идентичностей на Ближнем Востоке, рассматривается проблематика политических идентичностей и специфическая роль фактора идентичности в самопозиционировании государств на международной арене. В фокусе внимания авторов такие страны, как Турция, Иран, Израиль, Саудовская Аравия, Сирия, Ливан, Египет. Отдельно 
на примере США и Европейского союза осмысливая влияние внешних сил на эволюцию идентичностей в государствах региона.
Книга будет интересна специалистам по Ближнему Востоку и международным 
отношениям, всем, кто следит за ситуацией в ближневосточном регионе. Она будет 
незаменима в учебном процессе с учетом теоретической и практической значимости 
поставленных в ней проблем.

УДК 327
ББК 66.4

ISBN 978–5–7567–1120–2  
© ИМЭМО РАН, 2020
 
© ООО Издательство «Аспект Пресс», 2020

Все учебники издательства «Аспект Пресс» на сайте
www.aspectpress.ru

ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 5

Введение. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 10

Глава 1. Идентичность, культурные символы и международные отношения 
на Ближнем и Среднем Востоке  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 19

Раздел I
НАЦИОНАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО И НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ

Глава 2. Проблемы формирования и развития национальной идентичности 
в арабском мире  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 41
Глава 3. От потомков фараонов к египтянам . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 56
Глава 4. Саудовская Аравия: этнорелигиозный национализм  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 71

Раздел II
ОТ ИМПЕРИИ К НАЦИОНАЛЬНОМУ ГОСУДАРСТВУ

Глава 5. Опыт Турецкой Республики . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 79
Глава 6. Исламская Республика Иран: итоги долгого пути  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 94

Раздел III
НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ: 
ПОСЛЕ ИЛИ ДО СОЗДАНИЯ ГОСУДАРСТВА?

Глава 7. Израиль: новое государство — новая нация . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 111
Глава 8. Палестина и палестинцы: отечество и сообщество . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 126
Глава 9. Курды: этничность versus национальная идентичность. . . . . . . . . . . . . . . . . 143

Раздел IV
МОДЕЛИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

Глава 10. Турция: идеология versus традиционные идентичности . . . . . . . . . . . . . . . . 159
Глава 11. Сирия: патриотическая идентичность как лекарство 
от конфессионализма . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 171
Глава 12. Израиль: симбиоз светской идеологии и религиозного дискурса  . . . . . . . 177
Глава 13. Ливан: надломленный конфессионализм  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 188

Раздел V
ИДЕНТИЧНОСТЬ И ЭКОНОМИКА

Глава 14. Исламская экономическая модель . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 199

Раздел VI
САМОПОЗИЦИОНИРОВАНИЕ ГОСУДАРСТВ: 
РЕГИОНАЛЬНЫЙ И МЕЖДУНАРОДНЫЙ АСПЕКТЫ

Глава 15. Турция: влияние политической идентичности 
на внешнюю политику  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 217
Глава 16. Саудовская Аравия: мантра об исключительности. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 228
Глава 17. Иран: в поисках своего места в международных отношениях  . . . . . . . . . . . 235
Глава 18. Израиль: внешняя политика и этнорелигиозный фактор  . . . . . . . . . . . . . . . 244

Раздел VII
ИДЕНТИЧНОСТИ В КОНФЛИКТАХ

Глава 19. Динамика ближневосточных конфликтов. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 250
Глава 20. Негосударственные вооруженные акторы в конфликтах 
на Ближнем Востоке  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 265

Раздел VIII
ПРОДВИЖЕНИЕ ЗАПАДНЫХ ПОЛИТИЧЕСКИХ МОДЕЛЕЙ 
НА БЛИЖНИЙ ВОСТОК

Глава 21. «Продвижение демократии» США — концепция и практика. . . . . . . . . . . . . 277
Глава 22. Европейский опыт — политика ЕС  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 293

Заключение  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 310

Именной указатель . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 313

Список сокращений  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 317

Об авторах  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 319

Contents . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 323

List of Contributors . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 331

Плещет Красное море, Персидский залив,
И глубоки снега на Памире,
Но ее океана песчаный разлив
До зеленой доходит Сибири...

И, быть может, немного осталось веков,
Как на мир наш, зеленый и старый,
Дико ринутся хищные стаи песков
Из пылающей юной Сахары.

Сахара. Николай Гумилев. 1918

Предисловие

Б

лижний Восток не первое десятилетие остается в центре внимания всех, кто 
следит за событиями в мире. Редкий день обходится без новостей из этого 
региона, откуда в основном поступают известия о военных столкновениях, террористических актах, различных проявлениях социальной напряженности 
и острых политических противостояниях. И вместе с тем Ближний Восток — это 
регион с богатейшими культурными традициями, притягательный для тех, кто 
стремится прикоснуться к истокам христианства и к величайшим христианским 
святыням, к наследию иудаизма и ислама, к культурным корням современной цивилизации. И значимый для всех, кто хочет понять, как историческое наследие 
переплетается с религиозными, этнокультурными и социальными реалиями сегодняшнего дня, осмыслить, какими рисками для мирового развития чревата политизация глубоко укорененных здесь этнокультурных и религиозных размежеваний.
На Ближнем Востоке налицо хрестоматийные примеры глубоко разделенных 
обществ. Глубинные разрывы между сообществами, члены которых разделяют 
единые верования, обычаи, историческую память, сохраняются в государствах 
с разными традициями политической культуры и разными типами политического режима. При этом в разных государствах просматриваются различные модели 
регулирования напряженности и способы поддержания хрупкого социального 
мира. Открытая конфликтность между государствами региона в условиях глубокого социального неравенства и разрывов в уровне и качестве жизни во многом 
определяет контуры политического пространства Ближнего Востока. В противостояние на этой обширной и густонаселенной территории вовлечены практически 
все существующие здесь государства и многие крупные державы за его пределами. 
Неслучайно приоритетом исследовательских усилий в политической науке, ана

Предисловие

лизирующей происходящие здесь процессы, остается сфера международных отношений, в то время как постколониальные исследования сосредоточены на политике развития (development studies).
Расхожей метафорой для описания Ближнего Востока стало его определение 
как калейдоскопа культур и традиций. Действительно, в каком регионе мира можно найти такое многообразие существующих бок о бок этнических групп и этнорелигиозных общин? Границы между ними могут быстро меняться, оставаясь 
при этом непроницаемыми, а долговременные эффекты таких изменений оказываются непредсказуемыми. В быту и в социальной жизни традиция и архаика тесно 
переплетаются с растущим запросом на новейшие технологические достижения, 
которые стремится осваивать молодое поколение. И это при том, что возможности 
полноценной реализации даже сугубо жизненных потребностей и прав молодежи, 
таких как право на труд, вопиющим образом отстают.
Ближневосточный регион дает богатейший материал для изучения социальных и политических изменений. Но при характерной для него культурной пестроте, замешанной на вековых территориальных спорах между государствами и сообществами, объяснение происходящих здесь политических процессов зачастую 
представляет для исследователей трудноразрешимый методологический вызов. 
Между тем источники смыслов и мотиваций, находящих выражение в политическом процессе, в артикуляции и продвижении интересов, могут быть разными, 
однако иметь общую основу — идентичность. Неслучайно такой выдающийся социальный мыслитель, как Мануэль Кастельс, трактует идентичность как «процесс 
конструирования значения на основе культурного атрибута (или набора атрибутов), которому отдается приоритет над остальными источниками значений»1. 
Идентичность в этом контексте оказывается ключевым аналитическим концептом и одновременно сущностной категорией, отражающей представления людей 
о социальных процессах и фиксирующей восприятие этих процессов в массовом 
сознании на уровне сообществ и групп, с которыми носители идентичности себя 
ассоциируют.
В мозаичных, культурно разнородных обществах, каковыми являются ближневосточные политии, фактор идентичности может служить общим знаменателем, позволяющим выявить причинно-следственные связи и осмыслить особенности развития «иных», скорее чуждых традиционному западному менталитету 
сообществ. Таких, где цивилизационные ориентиры глубоко укоренены и в политическом дискурсе, и в обыденном сознании. В разработке подходов к изучению 
незападных обществ еще более явственно, чем в ориентированных на изучение западного опыта исследованиях, проявляется когнитивный кризис социогуманитарного знания. Остро ощущается потребность в новых исследовательских подходах, 
в обновлении категориального аппарата. Потому что «общественные трансформации перестали укладываться в привычные рамки институтов, идей и идеологий, 
интересов и потребностей социальных групп, которые традиционно находятся 
в центре внимания социальных наук» в условиях, когда не просматривается «принципиальная возможность выделения однонаправленного магистрального тренда 
общественных изменений и тем более разработки всеохватной объяснительной 

Предисловие

модели»2. Концепт идентичности позволяет синтезировать ценностные, эмоциональные и мотивированные интересами и потребностями основания социальной 
деятельности, зафиксировать состояние и отразить динамику представлений человека о своем месте в мире и о своем «я» и соединить индивидуальный и надындивидуальный уровни социального опыта. Последнее особенно значимо для обществ 
с такими разнообразными формальными и неформальными институтами, какие 
сосуществуют в странах Ближнего Востока.
Невозможность выдвижения универсальной объяснительной модели делает 
тем более актуальной задачу понимания мотиваций и ценностей, которые определяют интересы участников политического процесса в ближневосточных политиях. 
Анализ ценностного содержания политики позволяет осмыслить не только внутриполитическую, но и внешнеполитическую повестку дня в таком регионе, где 
«ее символическое наполнение наиболее очевидно»3. В первую очередь — определить ориентиры политической идентичности граждан и сообществ как основания 
стабильности того или иного политического режима. Политическая идентичность 
вбирает элементы национальной, гражданской, этнической, конфессиональной, 
гендерной идентичности в разных сочетаниях. Соответственно, на первый план 
политической повестки дня выдвигаются те или иные приоритеты. Привычные 
понятия могут наполняться здесь новым содержанием. Так, для ближневосточного 
региона особую актуальность приобретает панидентичность как феномен гибридной природы, имея в виду, что гибридность — это отличительная черта находящихся в процессе стремительных трансформаций институтов. Панидентичность — 
это своего рода «“третье пространство” между универсальной и формирующейся 
гражданской и национальной принадлежностями», обращение к которой обнаруживает глубинные смыслы пантюркизма, панарабизма или неоосманизма и позволяет оценить перспективы формирования новых политических пространств4. 
Их контуры могут не совпадать с конфигурацией границ, существующих сегодня 
в ближневосточном и других регионах мира государственных образований, а притязания игроков — заметно расходиться с их возможностями, что чревато новой 
эскалацией конфликтности.
Если в координатах изучения политики в ближневосточном регионе на оси ординат располагается категория идентичности, то на оси абсцисс — многомерная 
и многосоставная категория государства. Притязания на универсальность самой 
модели национального государства (nation-state), распространенные в западоцентричном научном дискурсе, перечеркнуты здесь сегодняшним опытом национального и государственного строительства, векторы которых зачастую не совпадают 
(как и в других регионах с молодой государственностью, например на постсоветском пространстве).
В понятийном арсенале социальных наук появилась категория «государствацивилизации», за которой стоят идеи «цивилизационизма» как «антипода стирающего культурные различия» универсализма неолиберального толка5. Имея 
в виду особую значимость для «государств-цивилизаций» символической политики, призванной облечь идеи цивилизационизма в понятные для массового сознания формы, интересно посмотреть на символическую политику в более 

Предисловие

широком контексте политики идентичности. Как обустраиваются публичные 
пространства в государствах Ближнего Востока, как в них взаимодействуют религиозные и светские начала, что происходит в сфере образования, какие формы принимают здесь политика памяти и языковая политика? Как используются 
в контексте политики идентичности внешнеполитические приоритеты? Какие 
смыслы вкладывают разные сообщества и их лидеры в трактовку национальной 
идентичности, как разные смыслы и инструменты политики идентичности сосуществуют в рамках полиэтничных государств — от Турции, Ливана и Израиля 
до Саудовской Аравии?
Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в монографии, подготовленной коллективом авторов Центра ближневосточных исследований ИМЭМО 
РАН при участии ведущих российских ученых из ряда других исследовательских 
центров, занимающихся ближневосточной проблематикой. Центр ближневосточных исследований в составе ИМЭМО — молодая структура, но его коллектив уже 
подготовил ряд трудов, предлагающих новое видение проблем развития региона. 
Они посвящены анализу влияния фактора идентичности на внешнюю политику 
и на позиционирование ближневосточных государств в системе международных 
отношений в условиях сложившейся здесь «негативной определенности»6. В новой 
книге внешнеполитические сюжеты, в том числе анализ внешних факторов ближневосточной политики, служат своего рода контекстом для соотнесения с особенностями внутриполитического и социально-экономического развития ведущих 
государств региона — Египта, Турции, Ирана, Израиля и Палестины, Саудовской 
Аравии, Сирии и Ливана, а также «нации без государства» — курдов.
Стоит особо отметить, что важный в методологическом плане вопрос о том, 
насколько категориальный аппарат и подходы, апробированные в «западных» 
исследованиях, применимы для анализа реалий Ближнего Востока, успешно решается авторами путем соединения востоковедческой оптики с инструментарием 
современных исследований в области международных отношений, политических 
институтов и идентичности. В таком плодотворном ключе анализируется феномен 
политизации этничности и религии, объясняющий динамику этнополитической 
конфликтности в регионе. Усиливающуюся зависимость политического развития 
от внешних факторов также плодотворно рассматривать с точки зрения ее реального влияния на глобальную динамику. Для продвижения в теоретико-методологическом поле анализа и прогнозирования общественных трансформаций важно 
также оценить применимость к реалиям региона привычного для невостоковеда 
инструментария политических исследований. Не всегда известные типологии, 
классификации и теоретические подходы, разработанные на основе анализа одних 
(западных) социальных реалий, приносят ожидаемый результат при перенесении 
их в иное политическое пространство и в иное политическое время, поэтому так 
важно продвигаться на путях методологического синтеза и уточнения категориального аппарата политического анализа. В этом нуждаются все социальные науки, и взгляд «с Востока», в том числе за счет введения в научный оборот работ 
незападных авторов, посвященных реалиям незападных обществ, принципиально 
важен для понимания политического многообразия современного мира.

Предисловие

ИМЭМО богат традициями ближневосточных исследований. Неоценимый 
вклад в развитие этого направления внесли Евгений Максимович Примаков и Георгий Ильич Мирский. Имя первого носит сегодня Институт, имя второго — научный семинар, который регулярно проводит подготовивший эту книгу Центр. 
В центре исследований Е. М. Примакова были международные отношения в регионе. Его оценки динамики развития ситуации на Ближнем Востоке, политики 
отдельных лидеров и государств нашли наиболее полное выражение в книге «Конфиденциально: Ближний Восток: на сцене и за кулисами». Г. И. Мирский писал 
о государствах и обществах Ближнего и Среднего Востока, и сегодня его работы 
о роли армии в странах третьего мира, об арабском Востоке — это классические 
труды, позволяющие понять современные перипетии ближневосточной политики. Идеи и подходы, разработанные этими учеными, заложили основы для прогнозирования тенденций развития арабского мира, его политической и социальной динамики.
Авторы монографии соединили оба ракурса — внутриполитический и внешнеполитический — в одном исследовании, а взгляд сквозь призму идентичности позволил сделать новый шаг в осмыслении перспектив развития региона. Им удалось 
продвинуться по пути решения еще одной насущной исследовательской задачи – 
интеграции востоковедческих исследований в поле современной политической 
науки. Осмысление идентичности как ресурса общественного развития развивается сегодня на новом перспективном направлении.

Примечания

1 Castells M. The Power of Identity. 2nd ed. Malden MA, Oxford & Chichester: Wiley-Blackwell, 2010. P. 6–7.

2 Идентичность: Личность, общество, политика. Энциклопедическое издание / Отв. 
ред. И. С. Семененко / ИМЭМО РАН. М.: Весь Мир, 2017. С. 20.

3 Звягельская И. Д. Символы и ценности в международных отношениях на Ближнем 
Востоке // Полис. Политические исследования. 2019. № 1. С.105.

4 Кудряшова И. В. Политическая панидентичность // Идентичность: Личность, общество, политика. С. 362–365.

5 Наумкин В. В. Модель не-Запада: существует ли государство-цивилизация? // Полис. 
Политические исследования. 2020. № 4. С. 91.

6 См.: Звягельская И., Свистунова И., Сурков Н. Ближний Восток в условиях «негативной определенности» // Мировая экономика и международные отношения. 2020. Т. 64. 
№ 6. С. 94–103; Звягельская И., Кожанов Н., Свистунова И., Сурков Н. Государства Ближнего 
Востока в поисках внешнеполитической идентичности // Мировая экономика и международные отношения. 2019. Т. 63. № 9. С. 93–103.

Введение

М

еняющиеся форматы международных отношений, все большая фрагментированность акторов, тенденция к ослаблению институтов и появлению новых форм конфликтов, несмотря на усиливающуюся взаимозависимость, способствовали существенному росту научного интереса к влиянию 
идентичности на внешнюю политику государств. Современные исследования 
сфокусированы на том, каким образом проявляют себя культура и идентичность, 
«как они конструируются, изобретаются и коммерциализируются в качестве 
средств достижения политических целей»1. Идентичность — особое измерение 
общественной жизни, затрагивающее самовосприятие и самопозиционирование 
отдельных социально-политических групп или целых государств, определяющее 
модели их поведения во внутренних делах и на международной арене. Ее формирование происходит под влиянием взаимодействия с другими субъектами общения, опытом положительного сотрудничества либо конфронтации, определением 
себя через других. В конечном итоге такой процесс может приводить к формированию у субъекта-носителя идентичности соответствующей картины мира со свойственными ей прежде всего субъективными закономерностями.
Стержневое положение феномена идентичности в структуре социальных институтов делает ее, по сути, отдельным самостоятельным фактором, воздействующим на жизнь общества. Идентичность оказывает системообразующее влияние 
на личность и отдельные группы, она находит свое отражение в политике. Как отмечал американский политик и исследователь Гарольд Сондерс, «сочетание материальных условий, а также накопленного личного опыта и развития отдельных 
людей и сообществ приводит их к осознанию того, кем они на самом деле являются, — осознанию идентичности»2.
Через идентичность субъекты выстраивают вокруг себя определенную систему отношений, включая и международные связи, в частности выбор союзников 
или врагов. Идентичность определяет, как политическая ситуация интерпретируется международными акторами и влияет на принятие внешнеполитических решений. «Выбирая различные варианты, политический деятель с большей вероятностью примет те, которые соответствуют национальной идентичности, и отвергнет 
не соответствующие ей… сильная национальная идентичность может снабжать политических акторов дополнительными ресурсами для мобилизации необходимой 
социальной поддержки»3, — отмечал российский исследователь В. В. Кочетков 
в одной из немногих работ, посвященных влиянию идентичности на международные отношения. Однако речь может идти не только о национальной идентичности — этноконфессиональная, религиозная или племенная общность с тем же 

Введение

успехом используется элитами и контрэлитами во внешней политике. Изучение 
феномена идентичности на уровне межличностных, групповых, международных 
отношений дает материал, позволяющий не только выявить специфику политических процессов и модели поведения государств и негосударственных акторов, 
но и объяснить с культурно-исторической точки зрения причины выбора той 
или иной модели.
Достаточно большое место в книге уделено историческим, религиозным, конфессиональным истокам современной идентичности ближневосточных обществ 
и государств. Такое внимание к истории может показаться избыточным в издании, 
посвященном политическим и международным трендам, однако на Востоке цивилизационный фактор сохраняет особую актуальность. Общество продолжает жить 
в мире, наполненном мифологией, когда далекая история и религиозные каноны 
не только не отделены от современности, но являются ее органичной частью, конструируя самовосприятие нации и отдельных групп с учетом былого величия и духовной судьбы.
Для современных исследователей-международников погружение в традиционную культурную среду объекта выглядит порой слишком этнологическим. Вот 
почему сформулированный российским ученым Т. А. Алексеевой в книге «Теория 
международных отношений как политическая философия и наука» тезис о необходимости учитывать достижения других наук при анализе международных отношений имеет ключевое значение как в общеметодологическом, так и в прикладном 
плане. «В силу необходимости выбора средств и методов теоретического синтеза 
теориям международных отношений приходится постоянно адаптироваться к достижениям других социальных наук, хотя и происходит это, следует признать, довольно часто с изрядным опозданием и весьма выборочно. Причиной этого является несколько снобистское отношение международников к другим социальным 
наукам и, как следствие, зачастую нежелание участвовать в трансдисциплинарном 
обмене знаниями и дискуссиях»4.
Такое снобистское отношение к влиянию далекой истории на поведение элит 
на Востоке, к воздействию традиций и мифов на их представления о современном 
мире и о своей роли в региональной и международной политике чревато издержками. Так, авторы доклада «Защита мира, Земли, свободы выбора для всех стран: 
новые идеи для внешней политики России» предлагают важную и актуальную 
задачу — укрепление многосторонней стратегической стабильности. При этом 
они призывают обращаться в первую очередь к правящим кругам не-Запада… 
«Запад может рассматриваться в качестве аудитории и тем более партнера только 
во вторую или в третью очередь»5. Вероятно, рассчитывать в обозримом будущем 
на партнерские отношения с Западом действительно сложно, но при этом для полнокровного сотрудничества с культурно далекими от нас народами может не хватить знания их психологии, моделей поведения, тактики и стратегии.
Органичное сосуществование «здесь и сейчас» исторического и современного, 
мифа и реальности, религии и светскости, традиционных и современных институтов в государствах Ближнего Востока не означает выбора ими особого пути. Одним 
из ключевых следствий европейского колониального влияния стало распростра

Введение

нение западных моделей государственного управления. В регионе утвердились две 
долгосрочные тенденции: укрепление светского национализма, активность которого 
в наибольшей степени проявилась в период после Второй мировой войны, и политизация ислама, которая стала ответом на распространение европейских идеологий6.
На современном Ближнем Востоке наблюдаются различные модели взаимодействия идеологической светской и более традиционных идентичностей. 
Многочисленные конфликты в регионе способствовали фрагментации обществ 
и политизации идентичностей в тех странах, которые стали их жертвами. Принадлежность к определенной конфессиональной, этнической, племенной группе 
обеспечивает защиту, безопасность, поддержку и лояльность окружения. Спектр 
факторов формирования политической идентичности включает также внешнее 
влияние со стороны Запада, направленное на продвижение институтов (в последние годы и через политику смены режимов).
Процессы формирования национальной, этнической и культурной идентичности привлекают широкое внимание отечественных и зарубежных исследователей. Вместе с тем, как справедливо отмечал бывший директор турецкого аналитического центра СЕТА Ибрагим Калын7, современные дискуссии об идентичности 
нередко носят узкий характер, так как этнические, политические и социальные 
идентичности рассматриваются в отрыве от системы ценностей, которые разделяет человек8.
Среди зарубежных исследователей основоположниками изучения проблем 
идентичности являются Э. Геллнер9, Б. Андерсон10, Г. Тэджфел11. Свое продолжение идентитарные исследования нашли в работах таких авторов, как К. Калхун12, 
Р. Брубейкер13, В. Сондерсон и П. Вайнрайх14 и др. Динамичные социально-политические изменения в мире привели к смещению фокуса исследований с выработки теории на иллюстрацию ее региональными примерами, в частности, в работах 
П. К. Хогана15.
В российской науке исследованию вопросов идентичности посвящены многочисленные работы И. С. Семененко16, а также возглавляемого ею коллектива авторов ИМЭМО РАН, подготовившего в последние годы фундаментальные 
энциклопедические издания17. В этих книгах рассмотрены различные виды индивидуальной и коллективных идентичностей, дана оценка теоретико-методологических подходов к идентитарным исследованиям. Особо следует отметить 
фундаментальные труды академика В. А.Тишкова18.
Отечественные ученые продолжают развивать выдвинутые зарубежными авторами теории, обогащая их собственными подходами. Так, феномен роста конфликтности на Ближнем Востоке рассматривается В. В. Наумкиным19 сквозь призму теории глубоко разделенных обществ, которую разрабатывали Л. Андерсон20, 
Р. Кумар21, А. Маккалох22, А. Лейпхарт23. На примерах ближневосточных государств В. В. Наумкин анализирует параметры отнесения стран к категории глубоко разделенных обществ и выстраивает структуру разобщенности, учитывающую 
широкий спектр этнических, религиозных и конфессиональных, родоплеменных, социальных, патронажно-клиентельных, межрегиональных и иных делений. 
При этом в ряде стран наблюдается многоуровневая разделенность.