Из истории маргинальных жанров русской поэзии XVIII века

А.В. Петров 

ИЗ ИСТОРИИ  
МАРГИНАЛЬНЫХ ЖАНРОВ  
В РУССКОЙ ПОЭЗИИ XVIII ВЕКА 

Учебное пособие 

2-е издание, стереотипное 

Москва 
Издательство «ФЛИНТА» 
2018 

УДК 821.161.1 
ББК  83.3(2) 

П30 

Рецензенты: 
д-р филол. наук, проф. Челябинского государственного  
университета М.В. Загидуллина;  
д-р филол. наук, доцент Магнитогорского государственного 
университета Т. Е. Абрамзон 

Петров А.В.

П30 
Из истории маргинальных жанров русской поэзии XVIII века  [Электронный ресурс] : учебное пособие / А.В. Петров. — 2-е изд., стер. — М. :
ФЛИНТА, 2018. — 138 с. 

ISBN 978-5-9765-3535-0

В пособии представлен опыт исторического анализа нескольких поэтических жанров и жанровых модусов, находящихся на периферии литературного процесса в XVIII веке и либо не выделявшихся исследователями, 
либо не привлекавших пока пристального к себе внимания. На материале 
малоизученных произведений посредством метода конкретных ситуаций 
(case study) ставятся и разрешаются вопросы функционирования и развития лирических жанров в поле литературной культуры эпохи. 
Для магистрантов и аспирантов, обучающихся по филологическим 
специальностям, а также для преподавателей-филологов, учителей и учащихся школ и лицеев гуманитарной направленности. 

УДК 821.161.1 
ББК  83.3(2) 

ISBN 978-5-9765-3535-0
© Петров А.В., 2018
© Издательство «ФЛИНТА», 2018

СОДЕРЖАНИЕ 

Введение. Центр и периферия: главные и маргинальные жанры эпохи 
(к постановке методологической проблемы) ....................................................... 4 

Тема 1. Эоническая поэзия XVIII века: общая характеристика  жанрового модуса, его поэтики и истории ...................................................................... 8 

Задания для самопроверки .............................................................................. 56 

Рекомендуемая литература .......................................................................... 56 

Тема 2. «Исследование случая». Стихотворные «безделки» для  

друзей, любимых и прочих (новогодние поздравления дилетантствующих 
поэтов сентиментализма и предромантизма) ..................................................... 59 

Задания для самопроверки .............................................................................. 80 

Рекомендуемая литература .......................................................................... 81 

Тема 3. Эпиталама как жанр (историко-теоретические аспекты изучения) ............. 82 

Задания для самопроверки ............................................................................ 104 

Рекомендуемая литература ........................................................................ 104 

Тема 4. «Исследование случая». Эпиталамы В. К. Тредиаковского.............. 107 

Задания для самопроверки ............................................................................ 113 

Рекомендуемая литература ........................................................................ 114 

Тема 5. Баллада, балладоидные тексты и балладные контексты 
в литературной культуре России XVIII – начала XIX веков .......................... 116 

Задания для самопроверки ............................................................................ 123 

Рекомендуемая литература ........................................................................ 124 

Тема 6. «Исследование случая». Баллады Г. Р. Державина ............................ 126 

Задания для самопроверки ............................................................................ 133 

Рекомендуемая литература ........................................................................ 134 

Заключение ........................................................................................................... 135 

Темы рефератов по спецкурсу ........................................................................... 137 

ВВЕДЕНИЕ 

Центр и периферия:  
главные и маргинальные жанры эпохи 
(к постановке методологической проблемы) 

Академик Д. С. Лихачёв выделил когда-то восемь линий в развитии литературы, предположив, что все они сосуществуют, «переходят одна в другую 
и составляют единое направление прогресса»1. Очевидно, однако, что в процессе художественного освоения окружающего мира имеет место не только прогресс, но и утраты; что в художественном сознании как таковом сохраняются 
некие константы, древние архетипы, которые могут проявить себя самым 
неожиданным образом и в любое время, и следовательно, с прогрессом или регрессом не связаны; что, наконец, само историческое развитие является нелинейным и малопредсказуемым.  

В свете современных представлений об исторических дисциплинах и с позиций новых научных парадигм – таких как гендерная история, история идей, 
история вещей, нарратология и др. – история искусства (в нашем случае – литературы) есть некий «рассказ». У него имеется автор, «рассказчик» – учёный 
специалист, который из малоупорядоченной, хаотичной исторической эмпирии 
отбирает ряд явлений и событий, репрезентативных, на его или представляемого им сообщества взгляд, для изучаемого предмета. Теперь никто почти уже не 
сомневается, что выбор этот всегда зависит от точки зрения исследователя, которая в свою очередь определяется самыми разными факторами. Подробно говорить о них здесь не место, укажу лишь на два фактора, которые, помимо всегда актуальных идеологического и экономического, кажутся мне особенно 
значимыми в процессе научных поисков современного учёного-гуманитария.  
Первый фактор – то, что идёт «изнутри» исследователя, определяется его 
человеческой индивидуальностью (образование, круг интересов, пол, возраст, 
религиозность и мн. др.). Одному, например, интересен Барков, а другому – 
Муравьёв; кто-то занимается изучением эпитафий, а кто-то – романсов.  
Второй фактор – полнота владения изучаемым материалом, свобода доступа к информации, так сказать. Ясно, что исследователь, имеющий под рукой 
личные архивы писателей и никогда не переиздававшиеся малотиражные издания, имеет больше возможностей рассказать многосюжетную и многофигурную 
«историю», чем тот, у кого такой возможности нет.  
Итак, если согласиться с тем, что «история», например, история литературы, есть «рассказ», то из учебника мы узнаём лишь о том, о чём было позволено 
писать, и о том, что автору казалось, в силу традиции, а также его знаний и интересов, главным и важным. Приведу несколько примеров из интересующей 
меня сферы – истории поэтических жанров XVIII века.  
Так, учёный советской эпохи вынужден был смотреть на литературу XVIII 
века сквозь многочисленные идеологические призмы, сводя реальные противо
1 Лихачев Д. С. Избранные работы: В 3 т. Л., 1987. Т. 3. С. 425.  

речия литературного развития к плоским, но наглядным схемам и антитезам социологического толка. Так, спроецировав одну из таких антитез («государственное vs. частное») на жанровую систему русского классицизма, Г. В. Москвичёва 
в прекрасных для своего времени (1970–80-е гг.) работах2 выделила в качестве 
двух ведущих лирических жанров оду и элегию. В 1990–2000-е гг., когда актуальной станет другая идейная антитеза – «секулярное vs. религиозно-духовное», 
в русской поэзии этого же столетия обнаружится третий знаковый жанр – переложение псалмов. Затем новые исследовательские стратегии вывели из «тени»3 
пастораль, духовную оду и анакреонтическую оду. Думается, что ряд этот пока 
остаётся открытым, а «теневые» жанры основательно потеснят в будущих «историях литературы» те, которые традиционно считаются доминирующими.  

Освобождение от идеологических шор и обычная (и, безусловно, необходимая) для научного сообщества склонность к системосозидательству в те же 
2000-е гг. привели к возникновению альтернативных концепций. Исследователю, например, оказываются не нужны лирические жанры и авторы «второго ряда», поскольку и те и другие не вписываются в интересную, конечно, но – схему литературного развития. Так, О. Б. Лебедева4 находит в творческом арсенале 
самых известных поэтов XVIII века – Тредиаковского, Ломоносова, Сумарокова, Державина – лишь разные типы оды (исключение делается для жанра песни). В разряд «несуществующих» и «никогда не бывших» попали, таким образом, десятки человеческих и жанровых индивидуальностей.  
Возможен и другой, во многом противоположный вариант, когда недостатка в разбираемых авторах и даже жанрах нет, но нет также и целостного, 
концептуального взгляда на историю вполне конкретного периода русской словесности – XVIII века5.  
Как видим, многое в рассказываемых научных историях по-прежнему зависит от тех конкретных целей, которые ставит перед собой учёный.  
В предлежащем пособии, как это следует из его названия, предметом изучения является то, что условно можно назвать иерархией поэтических жанров. 
Сразу оговорюсь, что нижеследующие рассуждения носят гипотетический характер, относятся только к русской литературе XVIII – начала XIX веков 
и только к лирике, поскольку в другие эпохи и в других литературных родах 
действуют иные закономерности развития жанров и взаимосвязи между ними.  
Какой-либо жанр оказывается ведущим не потому, что ему удалось полнее 
всего выразить типичное для эпохи содержание, ибо таких «содержаний» всегда несколько, а литература (причём не только XVIII века) вовсе не копирует 
и даже не отображает действительность, а её пересоздаёт. Доминирующим 
жанр становится, во-первых, потому, что его создателем и популяризатором 
выступает гениальный автор, вослед которому выстраиваются менее талантли
2 Москвичева Г. В. Жанры русского классицизма: Из лекций по спецкурсу: В 3 ч. Горький, 1974; она же. Русский классицизм: 
Учеб. пособие. М., 1986.  
3 Понятие «тени» применительно к литературным явлениям и авторам, находящимся на периферии общественного внимания, 
разрабатывают И. В. Вершинин и Вл. А. Луков. См.: Вершинин И. В. Предромантические тенденции в английской поэзии 
XVIII века и «поэтизация» культуры: Монография. Самара, 2003; Луков Вл. А. Предромантизм: Монография. М., 2006.  
4 Лебедева О. Б. История русской литературы XVIII века: Учебник. М., 2000.  
5 Имею в виду следующую книгу: Минералов Ю. И. История русской словесности XVIII века: Учеб. пособие. М., 2003.  

вые, заурядные и просто бесталанные. Во-вторых, потому, что устраивает 
власть. И в-третьих, потому, что отвечает массовым вкусам – как авторов, так 
и читателей. Писатели, следуя своим внутренним побуждениям и вполне субъективным интересам, вводят моду на какой-либо жанр, и, если сходится ряд самых разнообразных и случайных факторов, читатели этой моде следуют 
и «вчитывают» в данный жанр «типичное» для эпохи содержание.  
Сразу вслед за «модными» и «ангажированными» жанрами, коих всегда 
немного и к каковым в XVIII веке относились прежде всего торжественная ода 
и отчасти надпись, идут десятки жанров, которые почему-либо оказываются 
интересными для русских авторов и потому «естественным» образом усваиваются русской литературой. Назову их «востребованными» жанрами. Только 
в последние два десятилетия благодаря трудам заинтересованных исследователей мы узнали, что востребованными в XVIII столетии были анакреонтическая 
ода, духовная ода, «К-обращение», мадригал, научно-дидактические стихи, переложение псалмов, песня, посвящение, послание, романс, стансы, хор(ы), эпиграмма и др. Понадобились два столетия, новый уровень внутренней свободы 
исследователя и возможность ознакомиться с ранее недоступным литературным материалом, чтобы вывести эти жанры «из тени» торжественной оды. 
Однако есть ещё третий уровень удалённости от «жанрового центра». На 
нём находятся жанры, к которым авторы нашей эпохи, по-видимому, действительно обращались очень редко (о чём свидетельствует сплошной просмотр собраний сочинений поэтов XVIII века). Причины такого нечастого к ним обращения разные, например: 
1. Уникальность, редкость «случая», к которому приурочивались соответствующие произведения. Два таких «случая» и обслуживающие их жанровые 
модусы будут рассмотрены в этом пособии, а именно стихи на новолетие 
и стихи на бракосочетание (эпиталама).  
2. Позднее восприятие новаций, идущих извне. Таков третий жанр, которому будет уделено внимание в данной книге, – баллада. 
3. Техническая сложность исполнения (венок сонетов, центон, фигурные
стихи и т. д.). 
4. Несоответствие 
жанровой 
формы 
господствующим 
представлениям
о поэтическом, эстетическом (моностих; жанры устного народного творчества). 
По отношению к произведениям (жанрам) этого, третьего «типа» я бы предложил использовать два терминологических понятия. Первое – маргинальный 
жанр, второе – жанровый модус. Под маргинальным жанром целесообразно понимать жанр устоявшийся, известный античным и европейским поэтикам, вполне 
определённый формально и содержательно, но маловостребованный в ту или 
иную эпоху. В этот разряд в XVIII веке входят эпиталама и баллада. Понятие жанровый модус охватывает совокупность произведений, объединённых общей темой 
или интенцией, для которых не было выработано устойчивых форм выражения 
и которые поэтому ассимилируют формы традиционные. Таковы, например, новогодние (эонические) произведения и в целом «случайные» стихотворения, приуроченные к праздничным и торжественным ситуациям (день рождения, именины, 

какая-либо памятная дата или юбилей, выздоровление, посещение властьимущим 
лицом какой-нибудь местности и пр.).  
Некоторые стихи «на случай» так и не перешли ни в разряд маргинальных 
жанров, ни в разряд жанровых модусов, хотя потенциально каждый «случай» 
(скажем, спуск корабля на воду) способен создать жанровую традицию. Так, 
у русских поэтов не вызвал почти никакого интереса жанр «поцелуев» (basia), который после выхода одноимённого сборника нидерландского поэта Иоанна Секунда (1511–1536) получил широкое распространение в европейских литературах6. 
Правда, в нашей поэзии есть произведения в жанре «вздохов», подражательной 
реплике на всё те же «поцелуи», возникшей ещё в XVI веке. И хотя какого-то оригинального содержания русский продолжатель этой традиции, А. Т. Болотов, в них 
не вложил (в сущности, он сочинил доморощенные псалмы и молитвы), примечательна сама попытка воскресить редкостный жанровый модус.  
Итак, цель настоящего спецкурса – наметить контуры «теневой» и локальной, 
ограниченной конкретным жанрово-тематическим материалом истории русской 
поэзии XVIII века.  
Задачи спецкурса: 
1) Дать представление (знание) о традиционных и альтернативных точках
зрения на историю поэтических жанров; сообщить сведения о ряде маргинальных 
жанров и жанровых модусов и их месте в русской поэзии XVIII века. 
2) Научить студентов опознавать жанровые модусы в поэзии разных эпох
и выделять их сущностные черты; обеспечить методикой анализа маргинальных 
жанров; научить видеть главное и второстепенное в смежных с литературой искусствах и явлениях культуры.  
3) Сформировать у студентов навыки использования и творческой трансформации полученных знаний и умений в собственной научно-исследовательской 
и экспериментально-практической деятельности.  
По своей структуре спецкурс состоит из шести тем, или из трёх тематических 
блоков по две темы в каждом. Нечётная тема содержит вводный материал, общую 
характеристику изучаемого жанра с опорой на историко-теоретический метод. 
В чётной теме предложен разбор конкретных произведений, базирующийся на методе обучения на практических примерах (case study). К сфере истории литературы 
данный метод был успешно применён и плодотворно использован И. В. Вершининым и Вл. А. Луковым7.  
Для организации самостоятельной работы студентов каждая тема завершается вопросами для самопроверки и списком рекомендуемой научной литературы. 
Поскольку спецкурс носит авторский характер, в списки включены мои оригинальные работы по рассматриваемым темам. Последним разделом пособия является перечень тем для рефератов, которые должны быть подготовлены студентами 
для получения зачёта.  

6 См.: Гришакова М. «Поцелуи» Иоанна Секунда в русской литературе XVIII века (К вопросу о соотношении рококо и классицизма) // Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение. I. (Новая серия). Тарту, 1994. С. 25–36.  
7 Луков Вл. А. Указ. соч.; Вершинин И. В., Луков Вл. А. Предромантизм и романтизм: Учеб. пособие. Самара, 2006.  

ТЕМА 1 

Эоническая поэзия XVIII века:  
общая характеристика жанрового модуса, его поэтики и истории 

Переиздавая в 1752 году «исправленный и дополненный» трактат «Новый 
и краткий способ к сложению российских стихов», В. К. Тредиаковский включил в него описания поэтических родов и видов. В особый род он выделил 
эонические8 поэмы, в которых «по прошествии каждого века проповедуем и 
описываем знатные приключения, бывшие чрез всё то время; благодарим Хранителю Богу; похваляем защитников и благодетелей»9. С небольшими изменениями эту формулировку повторят такие систематизаторы теории классицизма, 
как А. Байбаков и Н. Ф. Остолопов. Из определения Тредиаковского следует, 
что эонические стихи приурочены к определённому временному промежутку – 
окончанию saeculum’а (столетия) и включают в себя, во-первых, торжественное 
и поучительное описание выдающихся событий периода; во-вторых, благодарственную молитву Богу; в-третьих, похвалу лицам, обеспечившим процветание 
и благополучие социума. В сущности же, за красивым греческим словом скрывается один из архаических пластов человеческой культуры – календарная словесность.  

Выделение из религиозного культа, связанного с аграрными праздниками, 
особого литературного жанра, в котором приветствуется новый временной 
цикл – «эон» и провожается старый, произошло уже в пору поздней античности 
(хотя известно, что новолетие праздновали ещё в 3-м тысячелетии до н. э. в Месопотамии). Тредиаковский в качестве образцовых авторов эонических стихов 
указывает двух римских поэтов I в. до н. э.: Катулла (ок. 87 – ок. 54 до н. э.) и 
Горация (65–8 до н. э.). В России античная и западноевропейская традиция 
приветствовать стихами новый временной цикл была воскрешена в эпоху барокко.  
Все более или менее значительные русские поэты XVIII века сочинили хотя бы по одному новогоднему стихотворению. Общее число таких произведений достигает 100. Безусловным лидером здесь является Семён Бобров: им создано не менее десяти стихотворений на новолетие и как минимум четыре – на 
новостолетие. 
Свои пожелания, просьбы и размышления авторы эонических произведений приурочивали к некоему дню, когда «старое» время уходило и на смену 
ему приходило время «новое». С 1700 года таким днём в России стало, как и во 
всей Европе, 1 января (до этого Новый год на Руси встречали 1 сентября, а ещё 
раньше – 1 марта).  
Таким образом, в генезисе новогодних стихов можно выделить несколько 
культурно-исторических слоёв:  

8 От греческого αἰών («эйон») – «век, вечность».  
9 Критика XVIII века. М., 2002. С. 145.  

1. Жёсткая прикреплённость эонических стихотворений к календарной да
те 1 января делает очевидной их связь с петровскими указами 1699 года, то есть
с реформой летосчисления и многомерной её семантикой, во многом восходящей к римской античности. Опосредующим звеном между официальными 
установлениями и литературно-поэтической их проекцией становятся на первых порах придворные новогодние торжества (иллюминации, маскарады и пр.) 
с их особым аллегорически-эмблематическим языком, а также проповеди
(«слова»), произносимые церковными иерархами. 

2. Праздник новолетия и в Европе и в допетровской Руси был явлением 

синкретичным, поскольку вбирал в себя символику и представления, связанные 
как с местными языческими культами, так и с христианским празднованием 
Рождества. Эти символика и представления в свою очередь восходят к архаическим мифам и культам.

3. Праздник Нового года (независимо от числа и месяца, когда он отмечал
ся) по своей структуре, функциям и семантике максимально близок так называемому главному празднику национальной традиции – модели «первопраздника». 
Его сутью было указание на момент перехода – от старого к новому и, шире, от 
смерти/умирания – к жизни/возрождению. «Главный праздник начинается в ситуации, связанной с обостренным и напряженным ожиданием катастрофы мира, – пишет В. Н. Топоров. – Старый мир, старое время, старый человек “износились”, и их ожидает распад, смерть. Силы хаоса, кажется, одолевают 
космическую организацию мира. <…> Силы жизни и плодородия на исходе, 
они умирают <…>. В таких условиях спасти положение может только чудо, 
равное чуду первого творения, когда хаос был побежден и установилась космическая организация. <…> Происходит творение нового мира, нового времени, 
нового человеческого коллектива <…>»10. 

4. Истоки собственно литературной традиции обнаруживаются в античных 

аграрных культах, посвящённых божествам плодородия, времени и др. (Диана, 
Аполлон, Церера, Янус, Сатурн). Частью сложной культовой обрядности была 
календарная словесность, в том числе поэзия (гимны, колядки, песни и пр.). 
В литературных текстах празднование этих культов было закреплено в классической римской поэзии (Катулл, Гораций), воспринятой в качестве образца во 
всех национальных вариантах классицизма XVII–XVIII веков. В Новое время 
(XVI–XVII века) новогодние стихотворения, светские и религиозные, появляются в европейских литературах.

5. В России начиная с петровской эпохи Новый год входит в официальный 

календарь светских праздников самодержавной государственности. При этом 
Государство и Церковь отмечали новолетие в разные дни и по-разному.

На данный момент датой рождения светской новогодней лирики в России 

условно можно считать 1708 год. Где-то около этого времени магистр филосо
10 Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2-х т. М., 1997. Т. 2. С. 330. 

фии, переводчик, поэт Иоганн Вернер Паус (Паузе) (1670–1735) написал два 
вполне оригинальных новогодних стихотворения – поздравления покровителям: князьям Долгоруким (от лица их сыновей) и императору Петру I. Однако 
ещё несколькими годами раньше пастор Эрнст Глюк (ок. 1652 – ок. 1705), директор первой школы в Москве, где Паус, кстати, был учителем, перевёл на 
русский язык 52 (или 53) наиболее употребительных при богослужении лютеранских гимна. Два из них (№№ 9–10) были связаны с новогодней тематикой, 
ещё несколько – с рождественской. Таким образом, светский вариант новогодней темы в поэзии непосредственно вырастал у нас, как и в Германии, из духовной лирики. Следует также заметить, что новогодние стихи в России будут 
сочиняться на немецком языке вплоть до конца 1730-х годов, и только Тредиаковский и Сумароков впервые создадут в этом десятилетии русскоязычные 
эонические произведения.  

Перевод Глюка «В Новый год» («Helft mir Gott´s Gute preisen…»)11 состоит 
из шести 8-стиший АбАбсДДс с вариантами. Центральную часть гимна занимает размышление о всеблагости Бога: всё, что происходит в мире, является проявлением Его благой воли, «милости». В этот божественный порядок, предустановленную гармонию вписывается и движение времени – наступление 
нового года:  

Начните похвалити 
вся чада Божия,  
Гласом благодарити 
сердцем же Господа,  
всих благих временах,  
Как старой год скончался 
и новой починался 
в солнечных благостях.  
Акцент в прошениях и славословиях сделан на милосердии Бога по отношению 
к людям, которые заслужили «погибель» за свои «беззакония», а также на грядущем спасении («Христом, своим же сыном, / от пагубы спасет»). В финале, 
как и полагается в гимническом тексте, содержится молитва – пожелание того, 
чтобы Бог и в новом году продлил свои милости. 
Второй гимн – «Скончася Год, мы похвалим…» («Das alte Jahr vergangen 
ist…»)12 – имеет «ретроспективную» установку («на прошедший год») и строится на развёртывании молитвенной составляющей. Гимн обращён ко Христу – 
заступнику, хранителю и помощнику. Общий смысл пожеланий состоит в том, 
чтобы Христос и в новом году не оставил помощью свой «сонм христианский» 
и продолжал оберегать его. 
Итак, в двух новогодних лютеранских гимнах, переведённых Э. Глюком, 
важнейшими являются мотивы божественного милосердия, кротости и помощи; мотив же спасения, основной в православной традиции, отходит на второй 
план. 

11 Опубликовано в кн.: Перетц В. Н. Историко-литературные исследования и материалы. Том III. Из истории развития русской 
поэзии XVIII в. СПб., 1902. С. 23–25 второй пагинации.  
12 Там же. С. 25.