Лингвистические мифы и основания реалистической лингвистики

С.О. Малевинский

ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ 
МИФЫ 
И ОСНОВАНИЯ  
РЕАЛИСТИЧЕСКОЙ  
ЛИНГВИСТИКИ

Монография

Москва
Издательство «ФЛИНТА» 

2018

2-е издание, стереотипное

УДК 81
ББК  81.0
 М18

Малевинский С.О.
М18
  Лингвистические мифы и основания реалистической лингвистики 
[Электронный ресурс] : монография / С.О. Малевинский. — 2-е изд., 
стер. — М. : ФЛИНТА, 2018. — 224 с.
ISBN 978-5-9765-2931-1 

Книга представляет собой своеобразный итог более чем тридцатилетней научной деятельности автора в области теории языкознания. За это 
время автор пришел к твердому убеждению, что нерешенность многих имеющихся на данный момент в лингвистике теоретических проблем обусловливается в конечном итоге главным заблуждением, господствующим в этой 
науке, а именно представлением о языке как о имеющей наличное бытие (но 
существующей неизвестно где и неизвестно как) знаковой системе. 
Доказательству того, что понятие языка представляет собой чисто виртуальный, гипостезируемый объект и является типичной научной мифологемой, посвящается первая глава монографии. Здесь автор последовательно 
проводит мысль о том, что единственными реально существующими объектами лингвистического исследования могут быть только речевая деятельность человека, текст (как продукт речевой деятельности) и его отдельные 
фрагменты, а также различные психические феномены, обусловливающие 
возможность речевой деятельности. В последующих главах вниманию 
читателей предлагается авторская трактовка таких важных и актуальных 
лингвистических проблем, как формы существования общенационального 
языка, функциональные стили, гибридные типы речи, сущность фонемы, 
типология лексических значений, семантическая структура слова, типология и вербальное выражение оценок, сущность синтаксической связи подчинительного характера. Особое внимание было уделено активно обсуждаемым в настоящее время вопросам психического содержания языковой 
(коммуникативной) личности и своеобразия языковой картины мира.
Для студентов, аспирантов и преподавателей филологических факультетов вузов.

УДК 81
ББК  81.0

 © Малевинский С.О., 2017
ISBN 978-5-9765-2931-1

© Издательство «ФЛИНТА», 2017

Áá

ПРЕДИСЛОВИЕ

Лингвистические мифы. Такое название многим может показаться 
странным из-за кажущейся смысловой несовместимости образующих 
его слов. Ведь лингвистика — это вроде бы серьезная академическая 
наука, а мифология в понимании большинства людей — совокупность 
каких-то доисторических сказаний о богах и героях, и ничего общего, 
ничего такого, что могло бы связывать эти два понятия, между ними 
как будто бы быть не может. Однако это не совсем так и даже совсем 
не так, поскольку в современном, более широком понимании слово 
мифы может использоваться и для обозначения каких-то устоявшихся, разделяемых всеми представлений и теоретических положений, кажущихся очень удобными для понимания и объяснения тех 
или иных явлений объективной действительности, но на самом деле 
этой действительности совершенно не соответствующих.
В современных толковых словарях существительному миф приписывается, наряду с другими, и значение «выдумка, вымысел». Именно 
это значение интересующего нас слова мы и будем иметь в виду, 
говоря о различных лингвистических мифах. Правда, в определение 
данного значения необходимо внести одну небольшую, но довольно 
серьезную коррективу: мифами, по-видимому, следует называть 
отнюдь не всякий человеческий вымысел вообще (скажем, художест- 
венный иди фольклорный), а только те измышления нашего разума, 
которые претендуют на обладание какой-то объяснительной функцией, с помощью которых люди пытаются объяснять то, что не представляется им эмпирически очевидным. Именно такого рода измышлениями оказалось переполнено современное языкознание, причем не 
только в общетеоретическом, но и в конкретно-описательном аспекте. 
А это не только оказывается непреодолимым препятствием для дальнейшего его развития, ибо заводит в тупик многие лингвистические 

Á

Лингвистические мифы и основания реалистической лингвистики

направления, но и вообще превращает языкознание из достоверной, 
пусть даже в чем-то и ошибающейся, но все же науки, в какую-то 
псевдонаучную форму общественного сознания, которой вполне 
могло бы быть присвоено наименование околонаучной (или наукообразной) мифологии.
Величайшим заблуждением является убеждение в том, что различные мифы и мифологические представления (мифологемы) могут возникать только на уровне обыденного сознания, которое, достигнув 
определенного предела своих возможностей в достоверном объяснении 
окружающего нас мира, стремится компенсировать недостаток реальных, эмпирически проверяемых знаний о мире продуцированием 
каких-то фантастических, хотя, может быть, и внешне правдоподобных 
виртуальных конструктов. Подобного рода заблуждения, сопровождающиеся порождением тех или иных мифологем, вполне возможны и на 
научно-теоретическом уровне человеческого познания, в лоне теоретических построений какой-нибудь серьезной и вполне уважаемой науки 
(вспомним хотя бы такие когда-то владевшие умами всех естествоиспытателей понятия, как теплород или флогистон). В подобных случаях 
мы имеем дело с логическими артефактами, являющимися не чем 
иным, как плодами неправильно сработавшей научной мысли, не в том 
направлении задействованной научной фантазии. С другой стороны, 
использование какой-нибудь мифологемы в научно-теоретическом дискурсе может обусловливаться и некритическим восприятием учеными 
какого-либо ложного понятия, выработанного на уровне обыденного 
сознания и отражающего те или иные донаучные представления, которые в последнее время стало модно характеризовать как наивные.  
В этом плане, особенно когда речь заходит о содержании вербальной 
картины мира, часто говорят о существовании и отражении в лексике 
представлений, относящихся к сферам наивного естествознания,  
наивной анатомии, наивной психологии, наивной экономики и т.д. Хотя 
языковедам, поскольку именно это ближе всего их профессиональным 
интересам, следовало бы говорить прежде всего о существующей на 
уровне обыденного сознания наивной лингвистике и о тех ложных 
понятиях, которые образуют данную ментальную сферу.
К числу понятий, зародившихся в недрах наивной лингвистики и 
пришедших затем в научное языкознание, в первую очередь отно

á

сится само понятие языка, мыслимого как некая особая субстанция, 
способная существовать сама по себе, в качестве какой-то особой, 
независимой сущности. С некоторых пор эта субстанция стала осмысливаться как строго организованная система звуковых, фонетически 
оформленных сигналов — языковых знаков, а ее наличное бытие 
стало локализоваться на уровне человеческой памяти и человеческого 
сознания, что, на наш взгляд, являет собой вопиющий теоретический 
нонсенс, ибо в сознании и памяти нет и не может быть никаких выступающих в качестве знаков звуковых комплексов, а есть только лишь 
свойственные людям представления о них.
Но, как ни определяй и как ни понимай язык, в любом случае в 
основе осмысления его как какого-то реально существующего явления лежит зародившаяся некогда в обыденном сознании и привнесенная затем в науку мысль о том, что если в человеческой речи используются какие-то знаковые образования (слова, словоформы, фразеологические обороты и целые высказывания), то где-то, в принципе и не 
важно где, должно существовать какое-то хранилище, где все эти 
образования покоятся до поры до времени, будучи разложены по 
полочкам в определенном порядке, и откуда они извлекаются в случае 
необходимости, когда у людей возникает потребность в их речевом 
употреблении. Так вот, мы ответственно заявляем, что никакого 
такого хранилища не существует и существовать не может, а знаки, 
используемые в речи, ниоткуда не извлекаются в готовом виде, а создаются в процессе речепорождения каждый раз заново. Как это делается, каким путем, на основе каких представлений и речепроизводственных моделей — на все эти вопросы и должна ответить новая, 
реалистическая, не отягощенная псевдонаучной мифологией лингвистика, некоторые теоретические положения которой излагаются в 
данной книге.

Предисловие

Áá

МИФ О ЯЗЫКЕ

Понятие язык является базовым понятием современной лингвистики, поскольку соотносимый с этим понятием предмет рассматривается в ней в качестве основного объекта изучения. И, как ни странно, 
именно опора на данное понятие как на основополагающее выводит 
лингвистику за рамки достоверного научного знания и превращает ее 
в своего рода мифологию — специфическую, внешне наукообразную 
форму общественного сознания, оперирующую наряду с нормальными, эмпирически внятными понятиями типа звук, слово, предложение, речь, текст, и такими туманными, мало кому понятными 
абстрактными мифологемами, как языковая единица, фонема, морфема, семема, системная значимость и т.п. Все перечисленные выше 
и подобные им лингвистические мифологемы (а по сути — попросту 
ложные понятия) закономерно вытекают и являются своего рода логическими производными от главной мифологемы лингвистики — понятия языка.
Согласно возникшим еще в незапамятные времена и затем обретшим форму научной аксиомы представлениям язык трактуется как 
система звуковых сигналов (языковых знаков), используемых людьми 
в процессе речевого общения. И с чем же здесь, спрашивается, спорить? Все как будто бы вполне и достаточно очевидно. Ведь, если 
люди используют в своем общении какие-то знаки, значит, они 
должны их откуда-то брать. А откуда им (знакам) еще браться, как не 
из языка? Все просто и ясно. Красота, да и только!
Однако многотрудный опыт человеческого познания подсказывает 
нам, что далеко не все очевидные и даже самоочевидные вещи, приписываемые нами объективной действительности, оказываются 
реально существующими на самом деле. Наука зачастую становится 
тем дерзким мальчиком, который время от времени восклицает:  

á

«А король-то голый!», когда рядовой обыватель бывает почему-то 
уверен, что король одет. И вот тут-то выясняется, что какие-то из 
веками используемых людьми и ставших привычными понятий оказываются ложными, а выражающие их слова — лживыми.
Казалось бы, что может быть очевиднее таких привычных для всех 
нас понятий, как восход и заход солнца, ведь оба эти понятия базируются на очевиднейших, ежесуточно подтверждаемых опытом эмпирических данных. Однако любой мало-мальски образованный современный человек достоверно знает, что Солнце как космическое тело 
никуда не восходит и не заходит, а зрительный эффект восхода и 
заката создается вращением Земли вокруг собственной оси. Таким 
образом, понятия солнечного восхода и захода отражают не реально 
существующие в природе явления, а всего лишь аберрации нашего 
зрения.
Но восход и закат хотя бы даны нам в нашем чувственном восприятии, а вот о языке и этого сказать нельзя. В истории языкознания 
многими солидными и авторитетными учеными неоднократно высказывалось утверждение о чувственной невоспринимаемости языка как 
такового, о недоступности его непосредственному человеческому 
наблюдению и восприятию. Так, к примеру, Л.В. Щерба отмечал, что 
«все языковые величины, с которыми мы оперируем в словаре и грамматике... в непосредственном опыте (ни в психологическом, ни в физиологическом) нам вовсе не даны, а могут выводиться нами лишь из 
процессов говорения и понимания» [Щерба 2004, с. 26]. По свидетельству Р.М. Фрумкиной, аналогичной точки зрения придерживался и 
А.А. Реформатский, утверждавший, что «языком можно владеть и о 
языке можно думать, но ни видеть, ни осязать язык нельзя», равно как 
«нельзя его и слышать в прямом значении этого слова» [Фрумкина 
2000, с. 22]. При желании можно было бы привести еще много подобных высказываний, принадлежащих совершенно разным авторам, как 
отечественным, так и зарубежным.
Но если невоспринимаемость языка нашими органами чувств 
представляется столь очевидной, что же тогда дает основания говорить о нем как о некоей объективной, самостоятельной, реально существующей данности? Что заставляет многих ученых, ни на йоту не 
сомневаясь, декларировать существование того, что никто из них 

Миф о языке

Á

Лингвистические мифы и основания реалистической лингвистики

никогда не видел, не слышал и не воспринимал каким-либо иным 
образом? Помимо уже упоминавшейся выше идеи проявляемости 
языка в речи, очень злую шутку здесь сыграло с языковедами и положение о системном характере языка, представление о нем как об особой знаковой системе. Логика ученых рассуждений в данном случае 
заключается в том, что если реально существуют связывающие 
какие-то единицы системные отношения, то абсолютно реальным 
должно быть и существование самих этих едини. А как же может быть 
иначе? Реальность тех или иных системных отношений немыслима 
без реальности того, что этими отношениями связывается. Сила 
такого убеждения оказывается настолько велика, что авторы некоторых вузовских учебников, единожды указав на системный характер 
языка, в дальнейшем вообще не утруждают себя никакими усилиями 
по доказательству объективного существования оного.
А между тем в данной логической посылке скрывается очень серьезный смысловой подвох. Дело в том, что сказать о чем-либо: «Это 
система» — значит ничего толком еще не сказать. Ведь система системе 
рознь, и, называя тот или иной объект системой, нужно прежде всего 
определиться, с системой какого рода — реальной или виртуальной — 
имеешь дело. Первая всегда представляет собой определенный набор 
тех или иных составных элементов, находящихся вместе в каком-то 
определенном месте и, главное, связанных между собой какими-то 
реальными системообразующими связями и взаимоотношениями. 
Примерами систем такого рода могут служить, скажем, системы отоп- 
ления и водоснабжения в жилых домах, системы образования и здравоохранения в государстве, планетные и астероидные системы в космосе. Системные отношения между их составными элементами действительно имеют характер реальных, объективно существующих связей и взаимообусловленностей. Иное дело виртуальные системы, где 
объединение составляющих их частей не основывается на реальных 
взаимосвязях, имеющих место в действительности, а создается исключительно мысленным образом, путем виртуального соотнесения друг 
с другом тех или иных вещей на основе учета имеющихся у них черт 
сходства и различия. Причем это бывает возможно, даже если в действительности эти вещи никак не связываются между собой какими-то 
реальными взаимосвязями и вообще локализуются в совершенно раз

á

ных местах, не оказывая друг на друга никакого влияния и воздействия. Типичным примером, наглядно иллюстрирующим специ- 
фику виртуальных систем, может служить Периодическая система 
химических элементов Д.С. Менделеева. Невозможно представить 
себе такое место во Вселенной, где все входящие в эту систему элементы существовали бы в некоей системной совокупности — как некое 
системно структурированное целое, состоящее из компонентов, соединенных какими-то реальными взаимосвязями и взаимоотношениями. 
Особенно если учесть тот факт, что многих элементов, включенных в 
Периодическую систему уже после смерти ее автора, в природе вообще 
не существует: речь идет о тех из них, что были созданы в лабораторных условиях физиками ХХ в. и просуществовали в этих совершенно 
искусственных условиях ничтожно малое время. И тем не менее благодаря гению ученого, сумевшего соединить и выстроить известные 
ему элементы в определенном логическом порядке, мы воспринимаем 
созданную им систему как нечто единое, не задумываясь о чисто виртуальном характере этого единства.
Думается, что с чем-то подобным мы имеем дело и в том случае, 
когда пытаемся выстраивать особую, безусловно виртуальную, но 
почему-то кажущуюся нам реальной систему, именуемую языковой. 
Ментальный механизм создания этой системы был когда-то в общих 
чертах описан В.А. Звегинцевым, который утверждал, что для выделения языка и отделения его от речи люди «прибегают к неизменной операции сегментации и классификации, которая и дает возможность 
выявить единицы языка». Операция эта вполне очевидно складывается 
из двух следующих одно за другим мыслительных действий — разделения речевого потока (или текста) на отдельные сегменты (речевые 
единицы) с последующим обобщением выделенных сегментов и объединением их в определенные инвариантные образования, из которых 
и конструируется в конечном итоге виртуальная языковая система. 
«Учитывая, что процедура сегментации и классификации, посредством которой осуществляется выделение единиц языка, основывается, в общем, на процессе абстрагирования (отвлечения от единичного и конкретного), к этому можно добавить, что единицы языка — 
абстрактные единицы, и именно потому, что они абстрактные единицы, 
они единицы языка» [Звегинцев 1973, с. 242]. Полностью солидаризи
Миф о языке

Á

Лингвистические мифы и основания реалистической лингвистики

руясь с данной точкой зрения, от себя добавим только, что согласно 
материалистической концепции мироздания все абстрактное и обобщенное вообще не имеет реального бытия вне человеческого сознания 
и существует исключительно как виртуальное. Соответственно и язык, 
как система абстракций и мысленных обобщений схожих речевых сегментов, не может иметь никакого иного бытия, кроме виртуального.
К сожалению, в истории лингвистики онтологический статус языка 
как не реального, а чисто виртуального образования осознавался 
немногими. Так, молодой И.А. Бодуэн де Куртенэ, полемизируя со 
шлейхеровским пониманием языка как природного организма, 
утверждал, что «язык как целое», как «комплекс известных составных 
частей и категорий» существует только «in potentia», т.е. только в 
потенции, как некая гипотетическая возможность. «Слова не тела и не 
члены тела», — писал Бодуэн, в реальности «они появляются как комплексы знаменательных звуков, как знаменательные созвучия только 
тогда, когда человек говорит, а как представления знаменательных 
созвучий они существуют в мозге, в уме человека только тогда, когда 
он ими думает» [Бодуэн де Куртенэ 1963, т. 1, с. 75, 77].
Один из членов Пражского лингвистического кружка Й. Коржинек, 
пытаясь определить онтологическое своеобразие языка и речи, 
утверждал, что «соотношение между языком и речью представляет 
собой просто отношение между научным анализом, абстракцией, 
синтезом, классификацией, т.е. научной интерпретацией фактов, с 
одной стороны, и определенными явлениями действительности, 
составляющими объект этого анализа, абстракции и т.д., — с другой» 
[цит. по: Березин 1975, с. 217]. Думается, нет нужды особо подчеркивать, что при таком подходе язык мыслился как исключительно виртуальный объект, и только речь — как реальный.
Эта же мысль довольно отчетливо была сформулирована видным 
советским литературоведом Г.Н. Поспеловым, утверждавшим в своей 
монографии по теории литературного стиля, что «сам по себе, вне 
речи, язык существует только в абстракции, и в качестве предмета 
изучения его можно найти только в словарях и грамматиках» 
[Поспелов 1970, с. 4].
Однако для подавляющего большинства языковедов, как отечественных, так и зарубежных, было характерно стремление к осмысле