Русская социально-философская проза последней трети XX века

В.В. Компанеец

Москва
Издательство «ФЛИНТА» 
2021

Русская социально-философская проза 
последней трети ХХ века

Монография

6-е издание, стереотипное

УДК 821.161.1
ББК 83.3(2Рос=Рус)

К63

К63

ISBN 978-5-9765-0892-7
© Компанеец В.В., 2016
© Издательство «ФЛИНТА», 2016

Компанеец В.В.
Русская социально-философская проза последней трети
ХХ века [Электронный ресурс] : монография / В.В. Компанеец. 
– 6-е изд., стереотип. – М. : ФЛИНТА, 2021. – 240 с.

ISBN 978-5-9765-0892-7 

В 
монографии 
впервые 
осуществляется 
целостное 
рассмотрение собственно реалистического течения в русской 
социально-философской 
прозе 
последней 
трети 
ХХ 
века, 
представленного именами А. Солженицына, В. Шаламова, Ю. 
Домбровского, С. Залыгина, В. Распутина, В. Астафьева, Л. 
Леонова, В. Тендрякова, Ю. Бондарева. Предпринимается попытка 
включить 
творчество 
прозаиков 
в 
контекст 
отечественной 
религиозно-нравственной философии (В. Соловьев, Н. Федоров, Н. 
Лосский, П. Флоренский, Н. Бердяев, И. Ильин, Б. Вышеславцев, А. 
Лосев и др.), исследовать художественную литературу прошлого 
столетия в едином духовном пространстве русской культуры как 
закономерное 
продолжение 
и 
развитие 
идейно-эстетических 
исканий ее виднейших представителей.
Для филологов, специалистов гуманитарного профиля, 
учителей-словесников, а также всех интересующихся историей 
отечественной культуры.

УДК 821.161.1
ББК 83.3(2Рос=Рус)

ВВЕДЕНИЕ

Развитие современного гуманитарного знания, освобождение его от догматизма и антиисторизма предполагают особое 
внимание к вопросам методологии литературоведческих исследований, к их категориально-понятийному аппарату. Пересмотр устаревших концепций, рассмотрение русской литературы в аспекте утверждения общечеловеческих ценностей в 
противовес социально-классовым основывается не на простой 
замене «плюса» на «минус» или наоборот, но на выявлении 
единого духовного пространства отечественной культуры, постижении ее глубинных процессов.
Это касается как общих вопросов о природе и закономерностях художественного развития, так и конкретных проблем, 
связанных с изучением отдельных, в том числе жанровых образований. При этом важно, однако, координировать новизну 
исследовательского подхода с уже достигнутыми результатами, 
которые имеются в любой области научного знания.
По своей жанровой природе социально-философский роман, центром которого является «познающее» сознание, требует развитого элемента психологизма, непосредственного 
обнажения мыслей, чувств, переживаний героев, показа самого психологического про цесса. И это естественно. По меткому 
замечанию М.К. Мамардашвили, сознание «нельзя ухватить, 
представить как вещь»1. По мере приближения к нему, оно, подобно тени, ускользает от иссле дователя, не поддаваясь теоретизации. Поиски ответа на вопросы: «Кто я, что я и каков я?» – 
неизбежно сопряжены с активизацией мыслей и эмоций, интеллекта и непосредственных переживаний, что в конечном 
счете ведет к конкретному поступку, объективирующему невидимую внутреннюю работу.

И связи с этим хотелось бы отметить следующее. В эстетике и практике социалистического реализма долгое время доминировало однозначно прямолинейное и даже вульгарно социологическое толко вание поступка и шире – деяния как сугубо практического акта. Ho вый творческий метод, по словам 
М. Горького, «утверждает бытие как деяние»2. Ниспровергая 
общеизвестное «В начале было Слово», писатель выдвинул свою 
«неоспоримую» истину: «Мир создан не сло вом, а деянием»3. 
Характерно при этом открытое и недвусмысленное противопоставление деяния слову. Горький не замечает того, что ложная 
посылка в сущности означает исключение деяния из собственного творчества, его художественного слова, ведет к принижению интеллигенции и интеллектуального труда, в защиту которых выступал сам основоположник советской литературы. 
Предпочтение, отдаваемое практическим действиям и 
поступ кам при художественном раскрытии новой действительности, вполне объяснимо. Оно явилось следствием провозглашенной установки на переустройство самих основ бытия. «Философы, – писал К. Маркс, – лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его» 4.
Это был не только марксистский тезис. «Переделать все» – 
нрав ственный императив блоковской программы отразил беспрецедентный динамизм эпохи, требовавшей безотлагательных 
практических действий, нового подхода к явлениям культуры.
В свою очередь Н. Бердяев, уже порвавший с марксизмом, 
утвер ждал: «Основной русской темой будет не творчество совершенной культуры, а творчество лучшей жизни». «Русская 
мысль всегда будет занята преображением действительности. 
Познание будет связано с изменением. Русские в своем творческом порыве ищут совершенной жизни, а не только совершенных произведений»5.
Однако в действительности «овнешненный» поступок – 
лишь одна из разновидностей деяния наряду с другими различными способами «поступления». Живущий человек, отмечал 
М.М. Бахтин, «изну три себя устанавливается в мире активно, 
его осознаваемая жизнь в каждый ее момент есть поступление: я поступаю делом, словом, мыслью, чувством»6. Такое по

нимание деяния учитывает все значи мые уровни и формы бытования поступка, в нем нет замкнутости на внешнем, видимом 
проявлении действия. М.М. Бахтин наме тил основные линии, 
по которым осуществляется реализация много образных человеческих «поступлений». Поступок, отмечал он, «дви жется в 
объективном значимом контексте: в мире узкопрактических 
(жизненно-житейских) целей, социальных, политических ценностей, познавательных ценностей (поступок познания), эстетических цен ностей (поступок художественного творчества 
или восприятия) и, наконец, в собственно нравственной области (в мире ценностей уз коэтических, в непосредственном отношении к добру и злу»7.
Как видим, бахтинская концепция охватывает не только 
внешнее, объективное, материальное, но и внутреннее, сферу 
души, сознания и подсознания. Не случайно ученый заостряет 
внимание на «познавательном поступке мысли»8, чрезвычайно 
важном в художествен ной литературе, наиболее ярко раскрывающем человеческую инди видуальность. Практическое действие без внутренних мотивов, без анализа предпосылок, готовивших его, становится всего лишь голым эмпирическим фактом, не представляющим интереса для читателя. Это и имел в 
виду М.М. Бахтин, утверждавший, что «поступок, вы раженный, 
высказанный во всей его чистоте ... окажется без героя как существенной определенности»9.
Учитывая различную степень «нагруженности» изображаемых объектов психологией, разную меру полноты и интенсивности вы ражения внутреннего мира героев, следует, на наш 
взгляд, диффе ренцировать такие понятия, как безличное событие и характероло гический поступок. Первое целиком внеположно по отношению к человеку, выступает как проявление 
объективных, не зависящих от личности обстоятельств, тенденций действительности, поэтому оно не несет в себе скольконибудь развитого элемента психологизации. Характерологический поступок, наоборот, непосредственно связан с личностью, 
исходит от нее, заключает в себе результат ее душев ной работы 
и в такой модификации выступает важнейшим средством психологического раскрытия персонажа. В нем – вся симфония 

мо тивов совершенного ответственного действия: он, по словам М. Бах тина, «стягивает, соотносит и разрешает в едином 
и единственном и уже последнем контексте и смысл и факт, и 
общее и индивиду альное, и реальное и идеальное, ибо все входит в его ответственную мотивацию»10.
Таким образом, поступок – понятие отнюдь не линейное, 
а сфе рически объемное, характеризующееся множественностью уровней и аспектов проявления. Прямолинейно социологическое его толкова ние, сведение «поступления» к 
сугубо практическому акту привело к ослаблению и обеднению психологического анализа в литературе, к значительному 
овнешнению героя, индивидуально-неповторимые, личностно-своеобразные качества которого оставались во многом не 
раскрытыми. В конечном счете это привело к обеднению, примитивизации интеллектуально-философского аспекта в произведениях социалисти ческого реализма.
Однако социалистический реализм никогда не исчерпывал 
всей литературы советской эпохи, начиная же с 1960-х годов 
отмеченные явления становились все более анахроническими.
Особая роль в этом процессе принадлежит социальнофилософ ской прозе последней трети ХХ века. Именно она, во 
многом опережая, предвосхищая поиски философской науки, впервые в полный голос заговорила о приоритете общечеловеческих, общегуманистических ценностей по сравнению 
с социально-классовыми, акцентировав вни мание на показе 
онтологических факторов человеческого существо вания. Художественная литература в лице А. Солженицына, В. Шаламова, Ю. Домбровского, Л. Леонова, В. Распутина, В. Астафьева, С. Залыгина, Ю. Бондарева, В. Тендрякова, И. Головкиной 
(Римской-Корсаковой) и др., развивая традиции шестидесятников (пре жде всего, представителей «деревенской прозы»), вернулась к своей естественности и органичности.
Поэтому при ее рассмотрении старая методология исследования, сформировавшаяся в недрах теории и практики социалистического реализма, акцентировавшая внимание на функциональном аспекте личности, ее социальных ролях, обнаруживает 
свою несостоятель ность и требует решительного пересмотра.

Постижению художественного характера во всей мно гомерно сти, объемности и противоречивости может способствовать, на наш взгляд, русская философия конца XIX – первой 
половины XX века, в том числе и религиозно-идеалистическая, 
рассматривающая в ка честве приоритетного общечеловеческое начало. Изучение бытия в метафизическом ракурсе, дифференциация формально-классовой и нравственной истины, 
понимание человека не как средства, а как цели истории – все 
это в высшей степени отличает труды В.С. Соловьева, Н. Федорова, П. Флоренского, Н.О. Лосского и др.
Разумеется, далеко не все их идеи мы сегодня можем принять. Од нако в гносеологическом аспекте проблема «человек 
и мир» виделась им «сложнее, иррациональнее, чем сторонникам материалистической традиции и позитивистам»11. Их идеи, 
ассоциирующиеся не с сию минутными, временными, а с вечными, абсолютными характеристи ками бытия, связывались с 
кардинальными для философского знания вопросами о смысле 
жизни, о назначении человека. При этом пред ставители отечественной философии конца XIX – первой половины XX века 
во главу угла ставили нравственные проблемы, свободные от 
сколько-нибудь прямолинейного социологического толкования. 
За остряя внимание на важности нравственного совершенства 
человека, они прежде всего возвышали поступок сознания, 
души, духа – те координаты личности, которые как раз наиболее подвластны худо жественному изображению и которые стали основным объектом по каза в русской социально-философской прозе 1970–90-х годов, сде лавшей предметом обстоятельного художественного анализа катего рии совести, стыда, вины, 
памяти, в конечном счете – нравствен ной истины. Вот почему 
философские трактаты В.С. Соловьева, Н. Федорова, П. Флоренского, Н.О. Лосского, написанные в конце XIX – первой 
половине XX веков, оказались неожиданно актуаль ными и 
важными при рассмотрении современной русской социальнофилософской прозы. Они, раскрывающие те же «вечные» вопросы смысла человеческого существования, назначения личности, способ ствуют постижению гносеологически, но что еще 

более важно, нрав ственно адекватных проблем, затрагиваемых 
современными писате лями.
Обращение к идеям русской философии, основанной на 
христи анском миропонимании, взывающей к добру и справедливости, при обретает особый смысл еще и потому, что к 
концу XX века со всей отчетливостью обозначилась возможность исчезновения человече ства перед лицом экологической 
и ядерной угрозы. И современные прозаики в лице Л. Леонова, 
В. Распутина, С. Залыгина, В. Аста фьева, Ю. Бондарева, обеспокоенные непомерным разрастанием в мире зла, его активизацией, воссоздают в своих произведениях кар тины возможного 
апокалипсиса, побуждая людей к освобождению от духовной 
спячки, к нравственному очищению.
Рассматриваемая нами проблема в некоторых своих гранях 
уже нашла отражение в современных исследованиях. 
Однако работы, специально анализирующие социально-философскую прозу последней трети ХХ века и последовательно 
включающие современных авторов, их характерологию в контекст отечественной философской мысли, отсутствуют. Этот 
пробел и стремится восполнить предла гаемая читателю монография.
Подобное включение дает возможность рассматривать 
творче ство прозаиков в единстве духовных устремлений русской культуры как закономерное продолжение и развитие 
идейно-эстетических ис каний ее виднейших представителей. 
Оно способствует пересмотру хрестоматийных, казалось бы, 
представлений, устаревших концеп ций, преодолению прямолинейно социологической трактовки лично сти.
Анализ прозаических произведений в свете необычайно акту альных в наши дни нравственно-философских идей 
В.С. Соловьева, Н. Федорова, П. Флоренского, Н.О. Лосского и 
др. позволяет по-новому исследовать художественную характерологию, воссоздать на рисованные писателями образы в их 
многомерности и объемности.
Современная философская проза – явление многоплановое и мно гозначное, включающее в себя различные идейнотематические и стилевые линии развития. В настоящей рабо

те объектом изучения выступает собственно реалистическое 
стилевое течение, с которым связаны наибольшие достижения 
жанра. Такой выбор объясняется замыслом самого исследования: проанализировать творчество совре менных прозаиков в 
свете традиций отечественной философии и в соотнесенности 
с традициями русского реализма XIX века.
Автор предпринимает попытку рассмотреть произведения А. Солженицына, В. Шаламова, Ю. Домбровского С. Залыгина, В. Распу тина, В. Астафьева, Л. Леонова, В. Тендрякова, Ю. Бондарева сквозь призму утверждаемых русской 
философией, в том числе христиан ской антропологией, нравственных ценностей естественного, органичного, ненарушенного, согласованного во всем бытия, достоянием которого стала цельная, «оплотненная», «тварная» (П. Флоренский)
личность. Подобный взгляд, прежде всего, и генерирует исследование, придает ему единство и целостность. Концептуально 
важной в работе предстает также категория времени, точнее 
сквозной мотив разрыва времен, осмысляемого в нравственнофилософском ракурсе как перерыв в преемственности духовных традиций, обусловивший утрату естественности бытия, его 
рассогласование и в итоге, появле ние множества героев «разорванного» сознания, лишенных твердой почвы под ногами, оказавшихся во власти блудносыновства.
Сказанное и позволяет рассматривать нарушение органичности жизни, искажение естественного облика личности, вызванные ре волюционным взрывом («После бури» С. Залыгина), 
в сопряжении с парадоксами трагического в лагерной прозе 
(А. Солженицын, В. Шаламов, Ю. Домбровский), с деструктивными процессами наших дней (В. Распутин, В. Астафьев, Л. Леонов, В. Тендряков, Ю. Бондарев), понимаемыми как проявление мирового зла на разных этапах исто рического развития.

Г л а в а  п е р в а я

ЧЕЛОВЕК И ИСТОРИЯ:

В. Шаламов, А. Солженицын, Ю. Домбровский

В русской прозе 1970–80-х годов, а также «возвращенной» 
в этот и последующий периоды литературе значительное место 
зани мают произведения, в которых воссоздана трагедия народа, пере жившего массовые репрессии в сталинскую эпоху. Лагерная тема нашла отражение в «Колымских рассказах» В. Шаламова, «Одном дне Ивана Денисовича», «В круге первом», 
«Архипелаге ГУЛАГе» А. Солженицына, «Хранителе древностей» и «Факультете ненужных вещей» Ю. Домбровского, «Побежденных» И. Головкиной (Римской-Корсаковой), «Погружении во тьму» О. Волкова, «Черных камнях» А. Жигулина, «Верном Руслане» Г. Владимова и др.
Наиболее весомый вклад в художественно-эстетическое и 
нрав ственно-философское исследование проблемы «личность 
и тоталитар ное государство» внесли В. Шаламов, А. Солженицын, Ю. Домбров ский. Воссоздавая широкую и объемную 
картину эпохи сталинской деспотии, они использовали самые 
различные жанровые формы: от эпопейно-романной до новеллистической.
Принято считать, что новелла по своим возможностям 
раскры тия взаимоотношений личности и общества уступает крупным эпи ческим жанрам, таким, например, как роман. 
В свое время Д.И. Пи сарев отмечал, что для постановки психологических, нравственно-философских «задач», интересующих все общество, роман оказыва ется «необходимым и незаменимым средством»1. Однако русская литература XX века 
внесла существенные коррек тивы в устоявшиеся, покрытые 
«хрестоматийным глянцем» предста вления. Если исходить из 
определения жанра как содержательно-формальной категории, выражающей «ту или иную эстетическую концепцию 
действительности, которая раскрывает свое содержание во