Лихолетье

УДК 94(47+57)(092)(093.3)+821.161.1-94
ББК 63.3(2)62ю14+63.3(2)63ю14+84(2=411.2)6-49
    Ф34

Ф34

Федулов Ю.Г.

Лихолетье. – М.: Финансы и статистика, 2020. – 232 с.

ISBN 978-5-279-03605-9

Автор – известный в военных кругах специалист, доктор тех
нических наук, профессор, выступает в этой книге в новой ипостаси – в роли мемуариста. Эмоциональные, очень подробные 
зарисовки из его воспоминаний о военных и послевоенных годах 
нашей страны, о его друзьях и коллегах складываются в цельную картину политической и духовной атмосферы сталинско-хрущевского периода. Завершается повесть размышлениями (очень 
личными) о причинах распада Союза Советских Социалистических Республик.

Для тех, кто хочет узнать, как жили люди в Москве в военные 

годы (1941–1945), а также для всех, кто интересуется историей 
нашей страны.

УДК 94(47+57)(092)(093.3)+821.161.1-94

ББК 63.3(2)62ю14+63.3(2)63ю14+84(2=411.2)6-49

ISBN 978-5-279-03605-9
 
© Федулов Ю.Г., 2020

© Издательство «Финансы и статистика»,

2020

От автора

Автор этих воспоминаний привык писать научные мо
нографии, взяться за написание рукописи в ином жанре потребовало данное себе слово сохранить память 
о матери, напечатав повесть о ней. И еще: хотелось 
опубликовать свои размышления о причинах распада 
Советского Союза, мы часто обсуждали их с моим лучшим другом.

Читателю предлагаются воспоминания о наибо
лее важных событиях, произошедших в жизни автора или свидетелем которых он был. Так получилось, 
что они окрашены в невеселые тона. Но такой была 
жизнь… Она пришлась на пору бедствий, разрухи, потрясений, одним словом – лихолетье.

Книга – своеобразный длинный тост за «героическую 

обыкновенность» нашего народа. Так герой фильма 
«Обыкновенный человек» характеризует основную черту наших людей, ярко проявляемую как в трудные исторические моменты, так и в поседневной жизни.

Жители СССР, вопреки всему, с божьей помощью, 

победили сильнейшего врага, выжили, родили детей 
и построили новое государство, и это несмотря на препятствия со стороны властей…

Глава 1.

Военные годы

Начало войны

Война началась через две недели после четвертого  

в моей жизни дня рождения. Мы с матерью жили в Москве 
в Чапаевском переулке. В те времена это была окраина 
Москвы в районе станции метро «Сокол». У нас гостил 
мой дядя, Алексей Павлович, брат моей матери. Помню, 
как горько зарыдала мать после выступления В.М. Молотова о начале войны. Ей вдвойне было страшно: ведь 
отец ушел от нас, когда мне не исполнилось и трех лет, 
и мать одна тащила лямку матери-одиночки, без алиментов и без профессии.

Мать хлебнула горя полной мерой. Но жизнь есть 

жизнь. Смышленую симпатичную молодую женщину 
заметили, и она стала даже маленьким начальником. 
К началу войны она работала управляющей домами поселков по Чапаевскому и Ворошиловскому переулкам 
у Центрального военного аэродрома (бывшее Ходынское поле) и Коптевскому переулку. Дома принадлежали Военно-воздушной академии им. Н.Е. Жуковского. 
Поселок по Чапаевскому переулку состоял из четырех 
двухэтажных двухподъездных домов на 24 ответственных квартиросъемщика каждый и шести одноэтажных 
бараков. Отводились они для низшего персонала Академии: уборщиц, дворников, нянь, поваров. Наверное, 
по каким-то законам, меньшая часть помещений отводилась не сотрудникам Академии. Поселки по Чапаев

скому и Ворошиловскому переулкам располагались друг 
от друга в полутора километрах, а вот от Чапаевского 
переулка до Коптева было больше 15 километров. Телефона в Коптево не было. Каждую поездку туда приходилось планировать заранее. Матери выделялась на день 
машина. Все налаживалось.

А тут война. Матери казалось, что жизнь кончилась. 

Жильцов поселков по Чапаевскому и Ворошиловскому 
переулкам эвакуировали вглубь страны. В Чапаевском переулке осталось 5–7 семей, члены которых имели бронь 
или находились на положении военнообязанных. На положении военнообязанной оказалась и моя мать. Помимо этого, она стала фактически штатным осведомителем 
представителя Народного комиссариата внутренних дел 
(НКВД) по району Сокол. Должна была каждый вечер 
докладывать обстановку по Чапаевскому и Ворошиловскому переулкам. Поселок по Ворошиловскому переулку 
стал особой зоной из-за непосредственного примыкания 
к Центральному военному аэродрому. Сам Центральный 
военный аэродром с 16 октября 1941 года превратился 
в обычный прифронтовой аэродром. Он усиленно охранялся. И в дневное и в ночное время на территории Ворошиловского переулка регулярно ходили патрули. Любой 
встреченный человек, кроме двух дворников, подчинявшихся моей матери, подлежали задержанию, а при попытке к бегству – расстрелу на месте. Окна и подъезды 
домов заколотили досками; как потом выяснилось, не везде добросовестно.

Собственно, о начале войны у меня осталась картина, 

как мы прятались от бомбежки. Бомбоубежищем служила 
подземная станция метро «Сокол». Бежать туда от нашего дома приходилось почти два километра. В запомнившийся мне вечер мать завернула меня в мое детское 
стеганое одеяло, подхватила на руки и побежала к метро. 
С объявлением сигнала воздушной тревоги освещение 
на дороге и в районе станции метро было выключено. Бежать пришлось в потемках. Мать несколько раз споткнулась, чуть не выронив меня. Когда мы подбежали к назем

ному вестибюлю метро, где-то рядом вспыхнули столбы 
прожекторов и начали, сближаясь, что-то нащупывать. 
Я, как и все бывшие рядом, следили за лучами прожекторов. Вдруг они сошлись в одной точке. Эта точка ярко 
вспыхнула. Я закричал:

− Мама, мама, смотри, самолет ползет по проводам.
Это оказались провода троллейбуса. У него здесь 

была конечная остановка. Мой детский звонкий голосок 
все услышали. Тут началась настоящая паника. Все кинулись врассыпную от нас. Хорошо, что народу было немного. Какой-то военный закричал, что это детская глупость, 
что самолет не может ползти по проводам. Народ стал 
приходить в себя. Но я запомнил укоризненные взгляды 
в нашу сторону. Очень скоро фашистский самолет сбили. Толпа ликовала, забыв об опасности. Мать пошла со 
мной вниз. Отбой воздушной тревоги дали лишь под утро. 
Когда мать стала меня заворачивать обратно в одеяло, 
выяснилось, что я потерял штанишки на помочах. Кто знает, если бы я их не потерял, запомнил бы я этот случай?

Бомбежки становились все более частыми. Уже взрос
лым я узнал, что наша противовоздушная оборона оказалась на высоте и ущерб Москве был нанесен сравнительно небольшой. На нашей окраине был разрушен 
всего один большой дом на улице Лозовского и осколками выбиты стекла в нескольких окнах дома профессорско-преподавательского состава Академии им. Н.Е. Жуковского. Эти дома располагались вдоль Ленинградского 
шоссе. Целей для немцев вблизи нашего дома не было, 
кроме зенитных батарей, в большом количестве располагавшихся в окрестностях станции метро «Сокол». Но налеты фашистов проходили над нами. Встретив сильный 
зенитный огонь, немцы сбрасывали бомбы куда попало 
и повертывали обратно. Метрах в четырехстах от нашего дома на территории мемориального кладбища времен 
Первой мировой войны упал сбитый «юнкерс-88». Мать, 
опасаясь за мою жизнь, в конце октября 1941 года отправила меня к бабушке Евдокии в село Кривель, Сапожковского района, Рязанской области.

Мои деды

Немного отступая от рассказа о военном времени, 

хочу привести некоторые сведения о моей родословной – 
дедах со стороны отца и матери.

Моя мама была в свое время деревенской красавицей 

из многодетной, но зажиточной семьи. Ее муж тоже происходил из зажиточной семьи. Ирония судьбы, но при создании колхозов в Рязанской области в Сапожковском районе оба моих деда по матери и по отцу попали в число 
кулаков. Дед по материнской линии, Павел Штыков, воевал в Первую мировую войну, был взят в плен и два года 
был в работниках у австрийского фермера. Дед был смекалистый, трудолюбивый и неунывающий. Сильно помог 
австрийцу приумножить его богатство. Под руководством 
австрийца дед построил небольшую гидроэлектростанцию, дававшую ток для молотилки, освещения нескольких 
домов и улицы. По окончании войны австриец подарил 
динамомашину, шкив и много изоляторов для постройки 
электростанции. Дал две подводы для перевозки подарка до границы с Чехословакией. Дальше дед добирался 
на случайно подвернувшихся повозках. Оказалось много 
людей, узнававших судьбу груза, помогали проехать несколько километров. Деду часто приходилось впрягаться 
в пустую телегу, если не хватало средств везти весь груз. 
Тяжелее всего пришлось пробираться по России, охваченной Гражданской войной. Но его груз не представлял интереса ни для комиссаров, ни для всяких черных марусь. 
Путь из плена в родное село Кривель занял у деда больше года. К окончанию Гражданской войны дед построил 
мельницу на притоке к реке Пара – притоке реки Ока –  
и при ней маленькую гидроэлектростанцию. Она давала 
ток для молотилки и одной электролампочки над входом 
в мельницу. Из-за этой электролампочки, освещавшей 
малый круг в сумерках и ночью, на дедовскую мельницу 
съезжались не только из ближних сел, но и с большой 

округи. Свет лампочки изумлял и приводил в восторг. Доходы деда стали быстро расти. Но он не тратил их все, 
а большую часть откладывал для строительства большой электростанции. Мечтатель. Когда наступила пора 
раскулачивания, дед сдал мельницу и электростанцию 
властям. Из списка раскулачиваемых был исключен. Первое, что сделали местные комсомольцы («комса» – так 
их звали в деревне) после передачи мельницы в общественную собственность – сожгли мельницу как символ 
мелкобуржуазности. Изоляторы не хотели гореть, тогда 
«комса» раздробила их молотками.

Дед по отцовской линии имел одного сына, моего отца, 

и шесть крепких дочерей. По Столыпинской реформе разрешалось осваивать на свой страх и риск незанятые земли − отруба. Село Кривель было в полуторе километров 
от реки Пара, в то время широкой, полноводной, глубокой 
и с быстрым течением. Переправа через нее даже летом 
требовала сноровки. По другую сторону Пары были заливные луга около километра ширины. Это были неудобья, изза реки. Они не входили в общинное пользование. Дед со 
своей семьей решился взять отруба за Парой, так как земля в селе не могла прокормить его большую семью. Село 
посмеивалось над чудачеством деда: если что и уродится 
за рекой, как сбыть урожай. Смеялись лентяи и лоботрясы, не желавшие менять свою привычную жизнь. Смеялись они не долго. Землю семья деда пахала вручную. 
Лошади у них не было. Первый урожай на заливных лугах 
по меркам села был огромным. Хватило и на хлеб, и на семена, и на продажу. Продажу дед организовал, взяв кредит 
в земельном банке под дом в селе Кривель. А продаваемый урожай был переправлен через реку ниже по течению 
через 10 километров, где был мост. Мешки с зерном шесть 
дочерей везли в самодельных телегах на себе. Через 5 лет 
дед стал самым богатым в селе. С началом раскулачивания дед добровольно сдал властям хутор из 5 крепких изб 
и дворовых построек на той стороне Пары. Судьба хутора 
была такая же, как судьба мельницы: «комса» сожгла хутор. После этого мои мать и отец отправились в Москву.

Немецкий диверсант

С самого начала войны в Москву засылалось много 

диверсантов. Чтобы было понятно, какие люди воевали 
с нами, я предлагаю исповедь немецкого диверсанта, которого обезвредила моя мама, Анастасия Павловна, вместе со своими подругами.

– Я, Отто фон Вальцофф, сын кадрового военного ока
зался к апрелю 1941 года в рядах разведчиков-диверсантов. Моя фамильная гордость была ущемлена. Я чувствовал, что судьба от меня отвернулась. А причиной стал 
мой обожаемый до моих 16 лет отец.

Барон фон Вальцофф – человек знатного и богатого 

рода. Его родовое поместье находилось в центре Пруссии. При подписании позорного для немецкой нации 
Версальского договора был в чине полковника. Он был 
красив мужественной прусской красотой, высокого роста, 
поджарый, похожий на своих предков, чьи многочисленные портреты украшали стены нашего родового замка. 
Мать происходила из еще более древней знатной семьи, 
чья родословная уходила в ХVI век. По всему меня ждала 
блестящая военная карьера. Позорный мир сломал все 
наши надежды. Мать играла малую роль в моей жизни. 
Все занимал отец. Но с годами отец все больше и больше 
терял уверенность в жизни. Стал много читать не военных книг. Часто без видимых причин становился раздражительным. Несколько раз совершил невыгодные сделки, 
из-за чего, как говорила мать, состояние семьи несколько уменьшилось. «Проклятые штатские, вор на воре», – 
ворчал отец. По малости лет я не был посвящен в финансовые проблемы. Но через слуг до меня доходило, 
что сельское хозяйство – основа финансового благополучия нашей семьи – дает все меньшие и меньшие доходы.

В доме повисла угнетающая обстановка. И я, буду
чи в том возрасте, когда дети уже не маленькие, но еще 
и не юноши (опасный возраст), попытался подружиться со