Пенитенциарная клиническая психология

	
 
 		
 		 

   	
 
 
 
 
	
 


 

 
 
 
  
 .. 	 
 
	
 

 
-  
«
 
» 	 
	 
  
 

 


 	 	

  	

  
	 
	
! 
 "#$% , 

&'!  
 
 «(
 !» 
 
	
 %

-	
 
 

	
  

 	 
	 
  
 

 


 	 	

  	

  
	 
	
! 
 "#$% , 

&'!  
 
 «(
 !» 
 
		  	  
 «!"#"-$!» 	  
%
		 &		  
«'	. !. !(	 » 
www.niion.org 
 
 
 
 
 
 
 
 
%  2020 

УДК [159.97:343.8-056.34](075.9) 
ББК 88.72-8я77-1+67.409.13я77-1 
       П25 
 
Рецензенты: 
доктор медицинских наук, доцент В.В. Новиков 
(доцент кафедры психиатрии и психотерапии ФДПО ФГБОУ ВО «Рязанский 
государственный медицинский университет имени академика И.П. Павлова»); 
кандидат психологических наук, доцент Т.Н. Савченко 
(ректор  АНО  ДПО  «Высшая школа психологии», ведущий научный сотрудник 
лаборатории психологии познавательных процессов и математической  
психологии  ФГБУН «Институт психологии  Российской академии наук») 
 
 
Главный редактор издательства Н.Д. Эриашвили, 
кандидат юридических наук, доктор экономических наук, профессор, 
лауреат премии Правительства РФ в области науки и техники  
 
 
Пенитенциарная клиническая психология: учеб. пособие  
П25 для слушателей факультета повышения квалификации и 
первоначальной подготовки образовательных учреждений 
ФСИН России, обучающихся по специальности «Клиническая психология» / под ред. Д.В. Сочивко. — М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2020. — 175 с. 
I. Сочивко, Дмитрий Вячеславович. 
 
 
 
ISBN 978-5-238-03335-8 
Агентство CIP РГБ 
 
Учебное пособие разработано с учетом гуманизации процесса исполнения наказаний и перспективных направлений деятельности в УИС на 
период до 2030 г. Рассмотрены теоретические основы пенитенциарной 
клинической психологии и социально значимые заболевания обвиняемых, подозреваемых, осужденных, а также специфика оказания им медико-психологической помощи.  
Для слушателей факультета повышения квалификации и первоначальной подготовки образовательных учреждений ФСИН России, обучающихся по специальности «Клиническая психология», преподавателей, 
персонала исправительных учреждений, а также специалистов в области 
пенитенциарной клинической психологии. 
 
 
 
 
ББК 88.72-8я77-1+67.409.13я77-1 
 
 
ISBN 978-5-238-03335-8 
© ИЗДАТЕЛЬСТВО ЮНИТИ-ДАНА, 2020 
Принадлежит исключительное право на использование и распространение 
издания (Федеральный закон от 5 апреля 2013 г. № 44-ФЗ).  

 
Введение 
 
 
 
 
 
 
Пенитенциарная клиническая психология является новой областью 
психологического знания, еще ожидающей своего глубокого методологического обоснования. В настоящее время можно говорить лишь об 
отдельных разработках заинтересованных авторов. Тем не менее уже 
сейчас можно составить некоторое обобщенное представления о целях 
и задачах, объекте и предмете этой новой области психологической 
науки. 
Достаточно понятно, что в объект пенитенциарно-клинических 
исследований входят поведение и личность осужденных, обвиняемых и 
подозреваемых, взятых под стражу. Практически на настоящий момент 
многими авторами доказано, что различные заболевания вызывают различные изменения личности и поведения человека, а следовательно, и 
осужденного. Во всем многообразии этих изменений под влиянием заболеваний еще предстоит долго разбираться, чтобы привести их к какой-то 
системе, позволяющей предсказывать поведение осужденных, контролировать его и оказывать адекватную психологическую помощь с учетом 
особенностей его заболевания. 
Также достаточно очевидно, что на настоящий момент среди исследователей в области пенитенциарной клинической психологии существуют приоритеные заболевания, влияние которых на личность и поведение осужденных изучается в первую очередь. К таковым можно отнести 
психические заболевания, грубо говоря, то, что лежит на поверхности 
проблематики пенитенциарной клинической психологии. Среди психических заболеваний большой интерес ученых вызывает аддиктивное поведение самого разного рода, начиная от алкоголизма и зависимости от 
психоактивных веществ (наркотиков) до различного рода игровых зависимостей и различного рода маниакальных аддикций (клептомании и т.п.). 
Со стороны пенитенциарной психологии особое внимание уделяется связи тяжких преступлений (убийств, насилия) с психическими 
отклонениями. 
Таким образом, важной проблемой пенитенциарной клинической 
психологии являются вопросы границ нормы и патологии поведения 
осужденных и их изменению под влиянием заболевания. 
Вот только малая часть того, что исследуется в настоящее время и 
что далеко не охватывает всего спектра существующих проблем. Это 
учебное пособие является попыткой представить хотя бы эту часть 
ведущихся исследований. 
 
Профессор Д.В. Сочивко 
 

Коллектив авторов 
 
Ольга Сергеевна Белова — кандидат медицинских наук, доцен, доцент 
кафедры психиатрии ФГБОУ ВО «Северный государственный медицинский университет» (г. Архангельск) (п. 2.8) 
Борис Георгиевич Бовин — кандидат психологических наук, доцент, 
ведущий научный сотрудник Научно-исследовательского интитута 
Федеральной службы исполнения наказаний (г. Москва) (п. 2.9) 
Елена Сергеевна Боярская — кандидат медицинских наук, врач-нарколог 
Центра профилактики зависимого поведения ГБУЗ «Московский 
научно-практический центр наркологии ДЗМ» (г. Москва) (п. 2.8) 
Александра Викторовна Вэтра — старший психолог отдела кадров и 
работы с личным составом ФКУ УО ГНЦ им. В.П. Сербского 
УФСИН России по г. Москве (г. Москва) (п. 2.1) 
Ирина Сергеевна Ганишина — доктор психологических наук, доцент, 
начальник кафедры юридической психологии и педагогики ФКОУ 
ВО «Академия ФСИН России» (г. Рязань) (п. 2.1, 2.6, 2.7) 
Александра Анатольевна Жарких — кандидат психологических наук, доцент, доцент кафедры общей психологии психологического факультета ФКОУ ВО «Академия ФСИН России» (г. Рязань) (п. 1.1, 2.7) 
Наталья Анатольевна Ильиных — старший психолог психологической 
лаборатории ФКУ ЛИУ-8 УФСИН России по Алтайскому краю, 
майор внутренней службы (г. Новоалтайск) (п. 2.6) 
Юлия Владимировна Крымова — кандидат психологических наук, экспертпсихолог (специалист по опросам с применением полиграфа) ВВК-1 
ФКЗ МСЧ-62 УФСИН России по Рязанской области (г. Рязань) (п. 1.5) 
Денис Алексеевич Курдин — начальник психологической службы ФКОУ 
ВО «Академия ФСИН России» (г. Рязань) (п. 1.3, 1.4, 2.5, 2.10, 2.11) 
Татьяна Анатольевна Ребеко — кандидат психологических наук, ведущий научный сотрудник лаборатории психологии способностей и 
ментальных ресурсов им. В.Н. Дружинина ФГБУН «Институт психологии Российской Академии наук» (г. Москва) (п. 2.2) 
Светлана Николаевна Сорокоумова — доктор психологических наук, 
профессор, профессор РАО, профессор кафедры социальной, общей и клинической психологии ФГБОУ ВО «Российский государственный социальный университет» (г. Москва) (п. 2.7) 
Дмитрий Владиславович Сочивко — доктор психологических наук, профессор, профессор кафедры общей психологии ФКОУ ВО «Академия ФСИН России» (г. Рязань) (п. 1.1, 2.3, 2.4) 
Лариса Вадимовна Шатохина — кандидат педагогических наук, начальник кафедры общей психологии ФКОУ ВО «Академия ФСИН 
России» (г. Рязань) (п. 1.1) 
Екатерина Александровна Щелкушкина — кандидат психологических 
наук, ответственный секретарь редакционной коллегии научного 
журнала «Прикладная юридическая психология» (п. 2.3) 
 

 
Теоретические основы  
пенитенциарной клинической психологии 
 
1 
 
1.1. Экзистенциальная психодинамика здоровья  
и болезни личности 
В учебном пособии мы будем исходить из понимания болезни и соответственно здоровья человека как некоего целостного состояния, что на языке медиков обычно выражается 
формулой, что «лечить надо не болезнь, а человека». С психологических позиций расширением этого постулата будет то, 
что любой болезни подвержена и личность человека, и его «Я» 
как подструктуры личности. По Вильяму Джеймсу, ближайшей 
к болезни структуре личности является ее эмпирическое «Я», 
которое, что очень важно, включает не только собственное тело, 
но и все его окружение, которое может быть названо «мое», 
Это и одежда, и жилище со всем его содержимым и т.д. Сам  
В. Джеймс писал об этом так: «В самом широком смысле личность человека составляет общую сумму всего того, что он может назвать своим: не только его физические и душевные качества, но также его платье, дом, жена, дети, предки и друзья, 
его репутация и труды, его имение, лошади, его яхта и капиталы. Все это вызывает в нем аналогичные чувства. Если по отношению ко всему этому дело обстоит благополучно — он 
торжествует; если дела приходят в упадок — он огорчен; разумеется, каждый из перечисленных нами объектов неодинаково 
влияет на состояние его духа (здесь и далее курсив наш. — 
Д.С.), но все они оказывают более или менее сходное воздействие на его самочувствие» [1]. 
Джеймса часто причисляют к одним или даже одним из 
первых и глубоких предшественников экзистенциализма. Действительно, М. Хайдеггер, обосновывая экзистенциал человека 
из самых глубин философии и метафизики природы бытия  
и сущего, включив в научный лексикон свое знаменитое Dasein 
(«Присутствие» в переводе В.В. Бибихина), писал: 
«Присутствие есть сущее, которое, понимая в своем бытии, 
относится к этому бытию. Тем самым заявлено формальное 
понятие экзистенции. Присутствие экзистирует. Присутствие 
есть далее сущее, которое всегда я сам». К экзистирующему 
присутствию принадлежит его всегда-мое как условие возможности собственности и несобственности. Присутствие экзистирует 

Глава 1 
 
6 
всегда в одном из этих модусов, соответственно в их модальной индифферентности» [6]. 
Экзистирующее присутствие М. Хайдеггер более простыми 
словами обозначил как «бытие-в»: «Бытие-в подразумевает напротив бытийное устройство присутствия и есть экзистенциал. 
Но тогда тут нельзя думать о наличном бытии телесной вещи 
(человеческого тела) «в» наличном сущем. Бытие-в тем менее 
означает пространственное «друг-в-друге» наличных вещей, 
что «in» исходно имеет не смысл пространственного отношения названного рода; «in» идет от корня innan-, селиться, обитать, пребывать; «an» значит: я привык, доверился, ухаживаю 
за чем; оно имеет значение colo в смысле habito и diligo. Сущее, 
которому присуще бытие-в в этом смысле, мы характеризуем 
как сущее, которое всегда есмь я сам. Выражение «bin» (нем. — 
Д.С.), «есмь», связано с «bei», «при», и, значит, опять же: я 
обитаю, пребываю при… в мире так и так вот освоенном. 
Быть, понятое как инфинитив от «я есмь», т.е. как экзистенциал, значит обитать при… быть доверительно близким с… Бытие-в есть соответственно формальное экзистенциальное выражение бытия присутствия, имеющего сущностное устройство 
бытия-в-мире» [6]. 
Таким образом, через экзистенциал человека М. Хайдеггер 
помещает человека в мир («бытие-в-мире»). Экзистенциал охватывает и внешние отношения человека, в том числе и социальные: «обитать при… быть доверительно близким с …». Теперь 
пора поставить вопрос, как раскрыть экзистенциальную сущность здоровья или болезни человека. Здесь нам необходимо 
глубже коснуться самого понятия бытия в той экзистенциальной концепции (М. Хайдеггера), которую мы выбрали для рассмотрения. Для этого нам понадобиться раскрытие смысла 
следующих категорий: «вещь, вещи», которые, собственно,  
и наполняют экзистенциал личности, «присутствие», «повседневность», «пустота», которая порождает и определяет вещь, 
«время», «бытие-» в разных его аспектах, «забота»… 
Человек присутствует в этом мире, соответственно в здоровье и болезни он также проявляется в этом мире. Присутствие 
в мире означает также и присутствие среди других присутствий — 
вещей. Что есть вещь по происхождению и по бытию в мире? 
Еще Лао Дзы в IV в. до Р.Х. писал: 
«Для того чтобы изготовить сосуд, размешивают глину. 
Использование же сосуда обусловливается пустотой в нем. 
Для того чтобы соорудить жилище, прорубают двери и окна. 

Теоретические основы пенитенциарной клинической психологии 
 
Использование же жилища обусловливается пустотой в 
нем» [2]. 
Также и у Хайдеггера находим: «Горшечник… формует пустоту. Ради нее, в ней и из нее он придает глине определенный образ. Горшечник ловит прежде всего — и всегда — неуловимую пустоту и предоставляет ее как вмещающую в виде 
емкости. Пустотой чаши предопределяется каждый шаг изготовления. Вещественность емкости покоится вовсе не в материале, из которого она состоит, а во вмещающей пустоте» [7]. 
Но что же тогда, спросим мы, есть стенки и дно чаши. Подучается, что это по особым законам горшечного мастерства 
изготовленные перегородки, отделяющие одну пустоту от другой. Что это за законы и как они действуют? По нашему представлению, это и есть законы психодинамики, действующие в 
субъективном пространстве времени человека. Таким образом, 
человек пребывает не среди вещей, точнее, не в первую очередь 
среди вещей. Но коль скоро вещи входят в пространство его 
«эмпирического Я» (по У. Джеймсу), он пребывает среди психодинамических сил, которые «формуют» пустоту вокруг него и 
посредством его. Человек выступает центром и носителем 
этой психодинамики, как говорил Н.О. Лосский, субстанциональным деятелем, в процессе деятельности и поведения которого приходят в движение психодинамические силы и их 
циклы [5]. 
На эти силы вполне определенно указал Курт Левин, назвав 
их валентностями. Каждая вещь вокруг нас заряжена и имеет 
определенную — положительную или отрицательную — валентность [3]. Следовательно, и наше движение в пустоте, например, жилища происходит под действием этих сил. 
Мы обходим что-то ассоциативно неприятное как можно 
дальше и тянемся к тому, что нас влечет. Так, автор сторонится рабочего стола, если он не собрал достаточно вдохновения для работы, и приближается к дивану и телевизору. Это в результате ситуативного распределения психодинамических сил. Курт Левин, однако, обратил внимание лишь на заряд, валентность вещей, не 
учитывая векторных величин действия психодинамических сил. 
Сама же пустота жилища наполняется вещами в соответствии с их (интрапсихических сил) долговременным действием 
согласно психодинамической структуре субъективного пространства нашего «Я». Пространство психодинамических сил 
вложено в пространство физических сил, нам не подвластных. 
Так, расстояние от дома до работы постоянно и не зависит от 
нашего психического состояния, и все физические силы на 
 

Глава 1 
 
8 
этом пути нам приходится преодолевать, однако также с учетом 
психодинамических сил и валентностей. Например, пройти 
мимо кафе по пути на работу. Аналогично размещенные в пустоте жилища вещи, однажды поставленные нами, остаются на 
своем месте также в соответствии с действием физических сил, 
которые также надо преодолевать. Таким образом, пустота, в 
которой мы живем, является сформированной, образуя окружающее пространство физических вещей и сил. Но, как уже 
было сказано, «формуется» эта пустота нами уже в соответствии с действием психодинамических сил. К такому же выводу 
приходит Хайдеггер, анализируя пустоту с позиций пространственности (искусства): «Пустота не ничто. Она также и не 
отсутствие. В скульптурном воплощении пустота вступает в 
игру как ищуще-выбрасывающее допускание, создание мест».  
И несколько ранее автор пишет: «Пустой стакан значит: собранный в своей высвобожденности и способный впустить в себя 
содержимое. Опускать снятые плоды в корзину значит предоставлять им это место» [7]. 
Глаголы «впустить», «опустить»…, очевидно, одного корня 
со словом «пустота». Хайдеггер подчеркивает, что сам язык 
разъясняет нам роль пустоты, которая создает место. Язык же 
порождает и имя месту, как и вещи на нем, нашедшей свое 
место. В этом смысле Хайдеггер подчеркивает «Слово наделяет 
вещь бытием» [7]. Но помещение вещи на место требует сил, 
как физических (сила тяжести, сила трения…), так и психических. Не отвлекаясь на расстановку природных объектов физическими силами, определим сразу, что место в пространстве 
нашего «Я» для вещи определяется ансамблем психодинамических сил, действующих в субъективном времени [4]. Что это такое как характеристика бытия и присутствия вещи? Место 
вмещает присутствие, «бытие имеет место». Хайдеггер пишет: 
«Если Платон представляет бытие как идею и собрание идей, 
Аристотель как энергию, Кант как полагание, Гегель как абсолютное понятие, Ницше как волю к власти, то все это не случайно выдвинутые учения, но слова бытия как ответы на тот 
вызов, который звучит в утаивающем себя посылающем вмещении, в «бытие имеет Место»» [7]. И далее: «Из присутствия, 
присутствования звучит настоящее. Последнее вместе с прошлым и будущим образует характеристику времени. Бытие как 
присутствование определяется временем…. У каждой вещи свое 
время» [7]. Здесь уместно задаться вопросом: если у каждой 
вещи свое время, то как все эти вещные времена собираются  
в единое субъективное время нашей личности и нашего «Я»? 

Теоретические основы пенитенциарной клинической психологии 
 
Получается, что Бытие в определенном смысле и есть Время, 
и Время тоже (не являясь просто каким-то предикатом, как  
и Бытие) «имеет место». Но где? Как раз во вмещающем себя 
присутствии, которое суть настоящее в своем единстве с прошлым (по Хайдеггеру, «уже не») и будущим — «еще не». 
Отсюда Настоящее уже не является последовательностью 
исчезающе малых «теперь», как говорил о времени еще Аристотель. Последовательность «теперь», определенных с той или 
иной степенью дробности, есть, по Хайдеггеру, рассчитанное 
время, то, что в психодинамике мы называем физическим временем в противопоставлении субъективному, психологическому и историческому времени. Кратко воспроизведем здесь, чем 
же отличается субъективное психологическое (историческое) 
время от физического [5]. 
Забегая вперед, чтобы окончательно не оторваться от темы статьи, следует заметить, что многие, по крайней мере, психические 
заболевания и расстройства личности (порождающие и телесные 
болезни) связаны именно с нарушением субъективного времени и 
места духовных сущностей в нашем субъективном пространстве 
времени, начиная от физического беспорядка в жилище и потери 
способности с ним справиться и кончая раздвоением личности, 
шизофренией, суицидом или летальным окончанием смертельных 
болезней как отказом от будущего — настоящего, фобиями как 
деструкциями настоящего — прошлого (рис. 1.1). 
 
 
 
Рис. 1.1. Спиралевидная структура психического времени  
адаптивного субстанционального деятеля (психоида)  
в сравнении с неадаптивным 
 

Глава 1 
 
10 
Итак, что же такое субъективное время с экзистенциальных 
позиций? Целью следующего раздела является теоретически 
укрепить наши психодинамические позиции понимания субъективного времени [4] в самых основаниях экзистенциальной 
философии и эмпирически продемонстрировать достигнутые 
результаты в анализе психодинамического экзистенциала  
болезни и здоровья человека. После этого можно будет поговорить о конкретных экзистенциально-психодинамических механизмах болезни. 
Ранее мы детально описали психодинамическую структуру 
субъективного психологического (и исторического) времени [4]. 
Здесь же напомним лишь основное содержание. Физическое 
время линейно, непрерывно и плотно (рис. 1.1). 
За прошлым следует настоящее, за ним — будущее. Как говорил св. Василий Великий, прошлое уже ушло, будущее не 
наступило, а настоящее исчезающе мало. 
Субъективное психологическое (историческое) время нелинейно, спиралевидно и необходимо разрывно, причем именно 
в точке настоящего. Сходство особенностей психологического 
и исторического времени имеет свое значение (если, например, грубо рассматривать историю как огромный поток психических явлений). 
В физике мы исследуем именно связь прошлого и будущего, единство которых вместе с исчезающе малым настоящем и 
создает аристотелевское «Теперь», и поэтому делаем акцент на 
том, например, что камень, брошенный с башни, обязательно 
будет падать непрерывно, пока не коснется земли (в опытах 
Галилея, например). 
При этом для нас абсолютно безразличен тот факт, что тот 
же самый камень затем опять будет поднят на башню. А возможно, и погрузится в историческое настоящее, не имеющее 
длительности, став музейным экспонатом. 
Таким образом, в истории же для нас, напротив, важна 
судьба именно этого камня в его настоящем, которое повторится со вторым бросанием, пока не будет окончен эксперимент. И исторически это одно, хотя и разорванное, настоящее. 
Поэтому исторические (психологические) события могут 
прерываться, т.е. то, что началось давно, может не длиться теперь, потом вновь начать длиться. Для физической длительности это невозможно. 
Моцарт как-то сказал, что высшие формы вдохновения он 
ощущает, когда видит свою симфонию, как яблоко на руке, 
т.е. единовременно. А это более 30—40 минут физического  
времени.