Наедине с собой и людьми: литература в жизни и жизнь в литературе

В.С. Рабинович







                НАЕДИНЕ С СОБОЙ И С ЛЮДЬМИ





Литература в жизни и жизнь в литературе







3-е издание, стереотипное











Москва Издательство «ФЛИНТА» 2021

УДК 82.09
ББК 84
     Р12








        Рабинович В.С.

Р12 Наедине с собой и людьми: Литература в жизни и жизнь в литературе [Электронный ресурс] / В.С. Рабинович. — 3-е изд., стер. — М. : ФЛИНТА, 2021. — 447 с.

   ISBN 978-5-9765-2841-3

     Валерий Рабинович — классический университетский профессор. Много преподает, много пишет. Издал более двух десятков книг. Среди прочих — «Западная литература. История духовных исканий», «Олдос Хаксли. Эволюция творчества», «История англоязычной литературы»... Книга, которую вы держите в руках, — не курс лекций по зарубежке, не учебное пособие — это глубокое исследование моделей существования. Человек, всецело поглощенный литературой, пленник зазеркалья, что он нам может рассказать о жизни? Дело в том, что литература для автора — тоже жизнь, а в лучших образцах ее квинтэссенция. Со времен античности и до сего дня литература неустанно, как морская волна камень, обтачивает одни и те же вечные экзистенциалы. Пороки и заблуждения, плутание в темноте и проблески света в сознании — все идет по кругу или человечество все-таки «смеясь, прощается со своим прошлым?» Размышляя над этими непростыми вопросами, он обращается к литературе, к своему биографическому опыту, а также к историческому опыту человечества.

     На обложке картина В. Ван Гога «Кресло Гогена»


УДК 82.09
ББК 84




ISBN 978-5-9765-2841-3

           © Рабинович В.С., 2016
                                  © Издательство «ФЛИНТА», 2016

        Предисловие

                Вот передо мною чистый лист бумаги, и я должен написать Предисловие к книге, рукопись которой у меня на столе.
                Должен, поскольку обещал автору, не отказался, еще не видя текст, лишь смутно представляя, о чем он, благодаря тому, что автор посвятил меня в свой замысел и мне он показался весьма интересным, тем паче, что мы - коллеги и работаем в одном вузе, хотя и на разных этажах, то бишь на разных факультетах. Ох, опять оплошал - в связи с перестройкой, точнее с процессом слияния альма-матер с другим вузом, факультетов более нет, есть департаменты, что по задумке идеологов слияния отвечает новым веяньям, объединение разных по духу вузов - это ответ, так сказать, на вызов времени. Не знаю, что из затеи этой выйдет в будущем, но оптимизма нет, поскольку давно классик утверждал, что «в одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань».
                Понимаю, что у читателя, который далек от внутренних дел преподавания, возникает законный и недоуменный вопрос: а к чему все это и какое это имеет отношение к книге? Вопросы резонные, а отношение, мне кажется, самое прямое. Не надо быть читателем всех газет и зрителем всех телепрограмм, можно быть далеким от образования человеком (кстати, где б найти такого невинного человека, ибо каждый или был учеником/студентом, или является родителем ученика/студента, то есть нет таких, кого бы не затрагивал процесс обучения), чтобы, тем не менее, знать, что в вузах теперь готовят бакалавров и магистров, от уровня культурных запросов которых порою дыбом встают волоса. Падение уровня образования не тайна за семью печатями. И одной из черт приметных, что характеризуют нынешнюю систему образования, отличительную краску ее стратегической задумки, есть сокращение объема гуманитарного образования. Его объем сокращается, как шагреневая кожа. Ах, когда-то известный исследователь древнерусской литературы Д.С. Лихачев уверенно утверждал, что XXI век станет веком расцвета гуманитарных наук. Ошибся великий знаток (с кем не бывает), которого в первые годы после советского времени, во времена духовной растерянности, называли совестью страны.

3

                 Автор, университетский профессор филологии, учил и учит общению с произведениями всех времен и народов (ну, не абсолютно всех, конечно), которые входят в мировую сокровищницу. Боль автора, подтолкнувшая его к написанию, мне ясна, прочитывается легко. Было время, когда без высокомерья, хоть и несколько снисходительно, представители почтенных точных дисциплин взирали со свих олимпийских высот на гуманитариев, что соответствовало духу времени, гордо именуемого временем научно-технического прогресса. Во времена моей молодости шумели участники спора-дискуссии «физиков и лириков». Нешуточные разгорались бои. И до сих пор помнится:

                                Что-то физики в почете, Что-то лирики в загоне.
                                Дело не в сухом расчете, Дело в мировом законе.

                                Значит, что-то не раскрыли
                                Мы,
что следовало нам бы!
                                Значит, слабенькие крылья -Наши сладенькие ямбы,

                                И в пегасовом полете
                                Не взлетают наши кони...
                                То-то физики в почете, То-то лирики в загоне.

                                Это самоочевидно.
                                Спорить просто бесполезно.
                                Так что даже не обидно, А скорее интересно Наблюдать, как, словно пена, Опадают наши рифмы И величие
                                    степенно
                                Отступает в логарифмы.


4

                 То были споры, опьянение мощью науки, восторг и оптимизм, вызванный этой мощью, сдобренные воздухом оттепели, когда реабилитированы были многие области наук. Но все ж больше был молодой задор. И тот же автор, написавший «Физики и лирики», продолжил разговор, создав и «Лирики и физики». Тут не математика, где от смены мест слагаемых сумма не меняется. И потому:

                             Слово было ранее числа, а луну - сначала мы увидели. Нас читатели ещё не выдали ради знания и ремесла.
                             Физики, не думайте, что лирики просто так сдаются, без борьбы. Мы ещё как следует не ринулись до луны - и дальше - до судьбы.

                 Сейчас совсем другие времена и уже выдают «ради знания и ремесла», не только выдают - изгоняют. Пусть с высоких трибун никто не говорит о ненужности гуманитарного знания, но без устали подчеркивают необходимость готовить практиков, людей, умеющих сразу включиться в практическую деятельность.
                 Во Вступлении автора, которое в соответствии с законами жанра говорит о его стратегической цели, внятно сказано, какие мотивы побудили его к написанию книги. И мне, одному из читателей, сей мотив побудительный и близок, и понятен, и представляется весьма значимым и современным, потому столь многословно пытаюсь объяснить, почему взялся за Предисловие, которое, как правило, мало кто читает. Но тем не менее, тем не менее.
                 Для удобства мы в едином временном потоке различаем «вчера, сегодня, завтра», «прошлое - настоящее - будущее». Что, однако, обладает бытием? Прошлое? Но его уже нет. Будущее? Но его еще нет. Настоящее? Пожалуй, хотя оно - мгновенье, невидимая мембрана, сквозь которую будущее перетекает в прошлое. О прошлом вспоминаем, с грустью, радостью, со стыдом («но строк постыдных не смываю»); о будущем грезим и мечтаем с надеждою или опасением, а живем в настоящем, здесь и сейчас. А произведения искусства? У них есть прошлое и будущее? Или они живут в настоящем? У них вечное настоя

5

              щее, длящееся настоящее. Вот В. Рабинович и стремится студентам, молодому поколению новой молодой России, рассказать о вечном настоящем произведений, созданных гением прошлых веков.
                 Для кого-то в этом нет особой новизны или оригинальности. Кто-то, быть может, вспомнит и М. Бахтина, сказавшего, что литературное произведение живет в большом времени. Конечно, в самой по себе мысли, что произведения, родившиеся в свое время, на наше непохожее, это не почтенный памятник, с которого надо лишь бережно стирать пыль, не «преданья старины глубокой», а творения, которые имеют живое отношение к дням сегодняшним, для кого-то нет особой новизны или оригинальности. Но дело автора заключалось не в том, чтобы одарить нас неожиданной теоретической новизной, а в том, чтобы научить будущих читателей, неважно каких профессий, цитирую автора, «открывать... в старых текстах вечные смыслы», вечные смыслы человеческой экзистенции.
                 «Все мы люди, все мы человеки»; если руководствоваться этой мыслью М. Лермонтова, то вечность, которую открывает автор, базируется на глубинном единстве человеческого бытия, на единстве, которое есть, несмотря на все изгибы исторического времени.
                 Эрудиция автора, чувство художественного слова, умение глубоко анализировать текст, тонкая ирония - все это делает чтение книги увлекательным и полезным. Читатель вовлекается в процесс постижения содержания произведений литературного творчества. Даже если читатель не согласен с логикой автора, если он, читатель, иначе воспринимает и толкует разбираемое произведение, если ему видятся иные линии, связывающие произведение прошлых, порою давно ушедших лет со временем нынешним, все равно, уверен, чтение этой книги окажется интересным, нужным для жизни.
                 Автор учит читать классику, предоставляя всякому собственный опыт прочтения, а это немало. Знакомство с другою душою, с тем, как она откликается на произведения, сумевшие преодолеть власть времени, стимулирует собственную мысль, побуждает выработать свой взгляд. В этом мне видится главное достоинство книги, которую держит читатель в руках в этот час.
                 Хочется обратить внимание еще на одну важную черту стилистики настоящей книги. Если бы автор просто формально демонстрировал вечность той или иной проблемы, если бы назойливо вбивал в головы

6

              читателей эту простую, как дважды два, мысль, что то, о чем писал художник имярек в прошлом, имеет аналог в нынешней жизни, то он быстро наскучил бы. Нет, автор не занимается простым иллюстрированием сей очевидной мысли. В ткань своего повествования он легко и естественно вводит воспоминания из детства и юности, рассказывает о тех, кто встречался на жизненном пути, дарит своими рассуждениями, уже больше смахивающими на философские, делится своим опытом преподавания этой самой зарубежной литературы. Приятно с автором побродить по кафкианской Праге, послушать витийство о сложностях задач, стоящих перед наукой, вдуматься в параллели жизненных судеб Майи Плисецкой и знакомой автора, имя которой тактично не названо. Картинки из жизни и размышления по поводу говорят о тех многообразных нитях, связующих литературу и самою жизнь.
                 Автор не стремится продемонстрировать то, как он чувствует «властительные связи меж контуром и запахом цветка», что непременно входит в его профессионализм, он рассматривает многие, разнообразные связи между литературой и реальностью, демонстрируя и связь времен, и вечность основ человеческого бытия.
                 Литература, как искусство в целом, не только зеркало, но и творение особого, суверенного мира, который параллелен миру реальности. Между этими мирами сложные взаимосвязи, которые и привлекают автора прежде всего и главным образом. Искусство - образ мира, искусство - «опыт в лаборатории» (Л. Толстой), оно - способ социального эксперимента, оно задает ракурс нашего взгляда на жизнь, позволяя нам ее понять.
                 Нетрудно заметить, что в наши дни все чаще и чаще производим замену в речах своих слова «искусство» на «арт», слова «творчество» - на «креатив». Жизнь слов - как калька с бытия. Замена слов - свидетельство нашего понимания того, что произведения, которые не отказываются от статуса художественных, создаются не по законам художественным, а по экономическим, рыночным. Таковы реалии, выступать против - ломиться в открытые двери. Противодействие возможно, сто лет тому как сказано:

                               Сегодня снова я пойду
Туда, на жизнь, на торг, на рынок,

7

                                И войско песен поведу
С прибоем рынка в поединок!


                 Во все увеличивающемся мире арт-продуктов продолжают жить и учить произведения прошлых лет и веков. Книга В. Рабиновича прекрасно демонстрирует это.
                 И, что важно, вызывает желание вступить в диалог, а это, так мне представляется, одна из главных задач всякой книги. Ведь книги читают не для того, чтобы запомнить и говорить друзьям: да, знаю, читал; не для того, чтобы подвергнуть ее беспощадной критике: мол, и мы не лыком шиты и имеем свое мнение. Книгу читают, чтобы с нею беседовать, вести равный диалог. Автор, щедро даря свои мысли, приглашает к разговору.
                 И еще - литература - это безграничный космос, где звезда с звездою говорит. Творчество художника, как известно, питают две действительности: действительность реальной жизни и действительность существующего мира искусства. Создающий новое произведение, вглядываясь в сложность бытия, перенося его в плоть своего произведения, в равной степени вступает в диалог с произведениями и тех, кто жил давно, и тех, кто современник.
                 Порой художник указывает нам, читателям, участника беседы, способы чего весьма разнообразны: или эпиграфом, или цитированием, или перекличкой названия, или иным каким образом. Соглашается с участником беседы, полемизирует с ним или добавляет свой индивидуальный голос в звучащий ансамбль голосов. Конкретные произведения, к которым обращается автор, не в безвоздушной атмосфере пребывают, автор дает нам возможность почувствовать полифонию голосов, даже разделенных толщей времени.
                 Предисловие, это что же? Перед словом, слово до слова? Если так, то хочу сказать лишь это: благодарю автора, желаю хорошей судьбы книге, удовольствия читателю от общения с умным, глубоко мыслящим и чувствующим собеседником.

                                          Доктор философских наук, профессор
А. В. Медведев


8

        Вступление

                 Будем знакомы. Я - обладатель немодной в наше прагматичное время профессии. Преподаватель зарубежной литературы (хоть эта книга не только о ней, но через нее - о нашей жизни). Представитель той не очень многочисленной категории россиян (принадлежность к которой, впрочем, объединяет меня с такими же «немодными» преподавателями - «русистами» и разными прочими «латинистами» и «историками философии»), которых, с точки зрения олимпийских вершителей наших судеб, следует:
                 a.  плохо кормить (а зачем хорошо-то, лишних денег не бывает);
                 b.    жестко контролировать (чтобы не было мучительно больно за все же потраченные на нас бюджетные средства);
                 c.    по возможности сокращать (что может быть успешно, внешне бескровно и, главное, бесшумно достигнуто при условии грамотного и последовательного выполнения пунктов a и b);
                 d.    в небольшом количестве оставить «на развод» - как ритуальную дань старинным университетским традициям, которые, впрочем, тоже «не догма, а...»
                 А с точки зрения деловых современных студентов нас нужно:
                 a.    бояться, если преподаватель злой и дотошный (в этом случае даже и прочитать необходимое количество текстов приходится);
                 b.    уговаривать, если преподаватель добрый и «понимающий» жизненные проблемы студентов и реальное место своего предмета в их жизни («Ну поймите, мне же работать надо, опять же курсы менеджмента, практические знания, в жизни пригодятся, и на английский язык много времени уходит», в подтексте: «А Ваш предмет - Вы же сами понимаете.»);
                 c.    обводить вокруг пальца, если преподаватель, как бы это сказать помягче. «обводится» (утомительная «шпоропись» уже давно отошла в прошлое; гораздо проще - готовые ответы по всем изучаемым авторам с Интернета скачать, на экзамен принести один из них, после вытягивания билета переписать своим почерком и затем отбарабанить (или промямлить, или пробубнить, у кого уж как получится) все той же личности).

9

                 Прошли те времена, когда курс зарубежной литературы был для тогда еще советских студентов своего рода окном в полузапретный, «безродно-космополитический» мир Зазеркалья - Зарубежья, когда «между слов» (еще не наших - наших учителей, «зарубежников» прежнего поколения) мы «вычитывали» всевозможные «диссидентские» смыслы (теперь способность читать между строк и слышать «между слов» - удел немногих; теперь, если хочешь поделиться своей излюбленной мыслью, нужно громко, с выражением и медленно продекламировать ее очень открытым текстом, лучше - продиктовать под запись). В те времена «зарубежники» могли позволить себе роскошь... быть добрыми. Мои учителя - университетские «зарубежники» ставили на своих экзаменах почти исключительно «хорошо» и «отлично», их не боялись, но к их экзаменам - готовились, потому что не подготовиться - было стыдно, неинтеллигентно, неизящно, вообще - нефилологично. И не потому, что такими законопослушными были, нет - обвести вокруг пальца «политэкономию социализма» или «гражданскую оборону» или артистично выплакать зачет по физвоспитанию было знаком хорошего тона. Но «задвинуть», выражаясь современным сленгом, зарубежную литературу - было не то чтобы невозможно, вполне даже возможно и совершенно безопасно для стипендии и прочих зависящих от успеваемости малых студенческих благ - но стыдно. И усталая ирония в глазах и в голосе экзаменатора, и итоговое «Ну что ж, ладно, «четыре» (в подтексте: «Ну что с Вас взять.») способны были испортить настроение всерьез и надолго.
                 Сейчас - не то. Сейчас по уровню строгости окружающие меня «зарубежники» стремительно приближаются к вечносуровым «латинистам», «старославянщикам», «логикам» и прочим преподавателям «непрактичных», но при этом трудоемких наук. Сейчас доброту могут себе позволить преподаватели английского языка, менеджмента, логистики (не путать с логикой), всевозможных PR-овских премудростей. Нам же приходится придумывать все новые тесты, «контрольные точки», методики отделения читающих тексты агнцев от «скачивающих с Интернета» козлищ, последних многократно «хвостить» - в общем, действовать по известному еще со времен царя Гороха принципу «знание - силой».
                 И иногда закрадывается мысль - зачем все это? В чем смысл нашего существования в нашем сегодняшнем качестве? В самом деле, мы

10