Обвинение и оправдание в постсоветской уголовной юстиции

Обвинение и оправдание в постсоветской уголовной юстиции

НОРМА
Москва, 2018

Обвинение
и оправдание
в постсоветской
уголовной
юстиции

Под редакцией В. В. Волкова

Сборник статей

УДК 343.1(47+57)
ББК 67.410.2(051)
О13

О13
Обвинение и оправдание в постсоветской уголовной юстиции :
сб. ст. / под ред. В. В. Волкова. — М. : Норма, 2018. — 320 с.

ISBN 9785917686202 (Норма)
ISBN 9785161029534 (ИНФРАМ, online)

В работе рассматриваются закономерности принятия судебных решений, взаимоотношения судов, государственного обвинения и следствия в странах бывшего СССР. Используя статистические данные по
нескольким постсоветским юрисдикциям, авторы исследуют закономерности принятия решений по вопросам предварительного заключения, оправдания, прекращения дела, лишения свободы; анализируют
дискрецию прокуратуры и следствия, их влияние на показатели обвинения и оправдания. Как показывают исследования, несмотря на более чем 20 лет независимого развития и реформирования уголовной
юстиции и судебных систем, в странах бывшего СССР сохраняются
поразительное сходство в показателях обвинения и оправдания, а также обвинительный уклон в уголовном судопроизводстве. Причины
этого лежат в плоскости организационных и властных отношений
между исполнительной властью в лице органов предварительного расследования и государственного обвинения, с одной стороны, и формально независимой судебной властью — с другой.
Для юристов, экспертов в области политики и права, социологов,
студентов юридических и социологических вузов.
УДК 343.1(47+57)
ББК 67.410.2(051)

ISBN 9785917686202 (Норма)
ISBN 9785161029534 (ИНФРАМ, online)
© Коллектив авторов, 2015

В. В. Волков1

Введение
Инерция советской модели уголовной юстиции

После распада СССР каждое вновь образовавшееся государство
имело возможность самостоятельно решать вопрос о том, в каком направлении и какими способами менять доставшуюся ему в наследство
советскую систему уголовного судопроизводства. Одним из главных
направлений реформирования стали принципы и нормы, которые
регламентировали работу органов следствия, прокуратуры и суда.
Во второй половине 1990х гг. все постсоветские страны — от Средней
Азии до Прибалтики — приступили к разработке новых уголовных и
уголовнопроцессуальных кодексов. Таким образом постсоветские
государства намеревались отойти от советской модели уголовного
судопроизводства и реализовать в новых кодексах ряд базовых принципов, таких как равенство перед законом, гуманизм, независимость
суда, состязательность в судебном процессе. К середине 2000х гг. новые уголовные и уголовнопроцессуальные кодексы вступили в силу
на всем постсоветском пространстве.
Не претендуя на полноту описания и не вдаваясь в подробности
юридического и исторического происхождения, можно указать на ряд
основных отличительных черт советской модели, которая являлась
общей отправной точкой для изменений. Вопервых, советское уголовное судопроизводство характеризовалось высокой формализацией, наличием нескольких стадий. Первой из таких стадий было возбуждение уголовного дела, без которого производство было невозможно. Вовторых, несмотря на то, что советское правоведение
подчеркивало главную роль суда в уголовном производстве2, на деле в
этом процессе доминировали органы следствия и государственного
обвинения (организационно они могли быть как объединены, так
и разделены), полностью контролировавшие содержание уголовного дела, а функции суда были, по сути, сведены к окончательной проверке качества работы должностных лиц на предшествующих стадиях.

1 Профессор социологии права имени С. А. Муромцева, доктор социологических
наук, научный руководитель Института проблем правоприменения при Европейском
университете в г. СанктПетербурге.
2 См.: Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса. Т. 1. М., 1968. С. 10.

Втретьих, суды были неотъемлемой частью правоохранительной системы, действовали в единстве с органами следствия и прокуратуры. То
есть законодательно, организационно и практически независимой судебной власти советская система не предполагала. Вчетвертых, уголовная юстиция была наделена функциями охраны советского государства и проводника классовых интересов, как они понимались в
СССР на разных исторических этапах. Легитимацию этой функции
обеспечивал принцип так называемой социалистической законности,
противопоставлявшийся буржуазному равенству перед законом и позволявший использовать уголовное судопроизводство в политических
целях.
Вопрос о том, насколько новые кодексы, принятые в постсоветских странах, а также другие меры по реформированию уголовной
юстиции изменили действительную практику работы правоохранительных органов и судов, пока остается открытым. Это весьма масштабная исследовательская проблема, и, чтобы решить ее, требуются
систематические сравнительные исследования постсоветских государств. Первые попытки обобщить статистику и сравнить работу судов в некоторых из этих стран говорят о том, что через 10 и более лет
после вступления в силу новых кодексов работа органов уголовной
юстиции не претерпела существенных изменений, а в отдельных
странах отошла еще дальше от тех принципов, которые предполагалось реализовать посредством новых кодексов. Это выразилось,
в частности, в сохранении и усилении обвинительного уклона,
т. е. устойчиво низком уровне (около или менее 1%) оправдательных
приговоров в большинстве постсоветских стран, а также в готовности
судов удовлетворять ходатайства следственных органов об аресте обвиняемых на стадии предварительного расследования, причем более
высокой, чем в советское время, когда такое согласие давала прокуратура1.
Общее предположение, которое позволяет продвинуться в понимании устойчивости советской модели уголовной юстиции в постсоветский период, состоит в том, что действительная логика функционирования правоохранительных органов, судов и других организаций, на которые возложена задача применения права, направляется
силами, лежащими за пределами определений и предписаний, содержащихся в основных нормативных актах, призванных регулировать
их работу. То, что действие любого закона в реальной жизни, его соблюдение (а тем более «неукоснительное») не является простым меха6
В. В. Волков

1 См.: Трошев А. Как судьи арестовывают и оправдывают: советское наследие в уголовном судопроизводстве // Как судьи принимают решения: эмпирические исследования права: сб. ст. / под ред. В. Волкова. М., 2012. С. 18—53.

ническим процессом, что законы применяют люди, находящиеся в
конкретных исторических условиях, институциональных рамках, организационных контекстах, а также под влиянием коллективных
представлений (культуры), стало уже довольно тривиальным утверждением. Но признание наличия большой дистанции между законом
на бумаге и законом в жизни само по себе еще не решает исследуемых
проблем, в том числе проблемы институциональной инерции постсоветских правовых институтов1. Для ее решения необходимо не только
понимание онтологии правоприменения, но и наличие познавательных инструментов, первичных данных и наблюдений, которые позволили бы перейти к описанию действительного функционирования
правовых институтов и объяснению его закономерностей.
Поскольку работа правовых институтов, в том числе уголовной
юстиции, в конечном счете определяется поведением людей, а не
доктринальной логикой правоведения, для адекватного понимания
этой работы требуется ввести в правоведение элементы эмпирического анализа такого поведения. Как минимум это предполагает, что обсуждение правовых установлений (например, процедуры избрания
меры пресечения, выбора особого порядка рассмотрения дела, прекращения уголовного преследования, переквалификации обвинения)
должно опираться на эмпирические данные, прежде всего количественные, показывающие особенности применения (или неприменения) того или иного установления. Эмпирически ориентированное
правоведение соотносит трактовку норм правоведом с трактовкой теми, кто их применяет, причем эта последняя трактовка выражается не
только в аргументации, но и в поведении — принятии решений, совершении действий, воздержании от них. Практическое применение
может наблюдаться различными способами: в конкретных случаях
(«делах»), методом экспертных интервью, с помощью анализа соответствующей статистики, отражающей поведение участников правоотношений.
Но наблюдения не самоцель. Полученные данные требуют объяснения того, как в конкретных случаях соотносятся норма и поведение, которое представляет собой ее применение в реальной жизни,
и чем вызвана устойчивость такого соотношения. В таком аспекте эмпирическое правоведение продуктивно сочетается с социологическим анализом, задачами которого являются моделирование и объясВведение
7

1 В английском языке это явление описывается термином «path dependen», используемым в экономической теории развития. Подробнее о проблеме зависимости от прошлого (о так называемой проблеме колеи) см.: Полтерович В. М. Институциональные
ловушки и экономические реформы. М., 1998; Аузан А. А. Колея российской модернизации // Общественные науки и современность. 2007. № 6. С. 54—60.

нение устойчивого поведения людей в отношении правовой нормы
сочетанием внешних ограничений, не сводящихся к самой норме,
а также внутренних мотивов, учитывающих эти ограничения1. Там,
где есть возможность выбора (нормы, квалификации, меры и т. п.),
есть и причины, определяющие этот выбор, отличные от самой нормы. Кодексы стремятся снизить роль усмотрения, специфицируя также условия применения норм или правовых установлений (правила
выбора). Но эти спецификации, по сути, тоже своего рода нормы,
требующие очередной спецификации. В итоге правилами выбора
способа применения той или иной нормы становятся категории опыта, такие как обоснованность, достаточность, мера и т. д. А согласие
правоприменительного сообщества (судей или следователей, например) по поводу обоснованности или достаточности формируется «по
ту сторону» права, в сфере практики и традиции, воспроизводство которых поддерживается интересами этого сообщества и направляется
организационным воздействием.
Присущая нормам права недоопределенность в части способа их
использования всегда оставляет правоприменительным организациям возможность реализовывать свои интересы или реагировать на ограничения, что может проявляться в разной интенсивности применения нормы (установления), ее игнорировании, употреблении для не
предусмотренных в законе целей. Например, суды в России отказывают в рассмотрении жалоб на действия правоохранительных органов
или снимают их с рассмотрения (удовлетворяется около 7,0%), соответственно, предусмотренная законом возможность почти не реализуется. Такая новация, как особый порядок рассмотрения дел, была
быстро воспринята российской уголовной юстицией, его доля в рассмотрении дел продолжает неуклонно расти, превышая 60,0%, поскольку соответствует интересам следственных органов и судей по
снижению нагрузки и рисков обжалования. Институт реабилитации
обвиняемого на стадии предварительного расследования почти не
применяется ввиду ограничений, накладываемых системой ведомственных оценок работы следственных органов. На практике заключение под стражу часто используется для давления на подследственного
и в целях получения признательных показаний, а не ради безопасности общества или опасения, что подозреваемый скроется. Этот список можно продолжать.
То, что игнорирует доктринальное правоведение, должен учитывать организационный или институциональный анализ, отталкиваясь

8
В. В. Волков

1 Примеры исследований в традиции эмпирического правоведения и социологии
права см.: Право и правоприменение в зеркале социальных наук: хрестоматия современных текстов / науч. ред. Э. Л. Панеях. М., 2014.

от эмпирических наблюдений. Работа уголовной юстиции, в том числе обвинение и оправдание, определяется не только доктринами и
кодексами, но и такими разнородными факторами, как правоохранительная политика, организационные и экономические интересы правоохранительных организаций и судов, их взаимодействие, системы
оценки, механизмы дисциплинарной ответственности внутри организаций, ведомственная и профессиональная культура. В данной
книге исследуются эти факторы.
В качестве общего предмета статьи настоящего сборника берут
процессы обвинения и оправдания в уголовной юстиции нескольких
постсоветских стран. Другим объединяющим началом служит методология эмпирического правоведения и социологии права. Импульсом к написанию статей, вошедших в данное издание, стала научная
конференция «Обвинение и оправдание в постсоветской уголовной
юстиции», проведенная Институтом проблем правоприменения при
Европейском университете в г. СанктПетербурге в мае 2013 г. Это
третий по счету опыт целенаправленного научного взаимодействия
правоведов и представителей социальных наук (социологов и экономистов)1. В этой книге представлены новые данные, характеризующие работу следственных органов и судов России, Украины, Казахстана, Белоруссии и Молдовы. Этого, возможно, мало для понимания
того, что происходит на всем постсоветском пространстве, но чтобы
поставить проблему постсоветской инерции и изменений, вполне
достаточно.
Так, Казахстан демонстрирует, с одной стороны, устойчивость советской модели, характерной чертой которой является доминирование интересов следствия и прокуратуры над судебной инстанцией, а с
другой — способность к процессуальным и организационным новациям, которые воспринимаются на практике и в итоге кардинально
меняют исходы рассмотрения уголовных дел. Статью, посвященную
обвинению, примирению и оправданию в Казахстане, ее автор
А. М. Трошев начинает с обсуждения последствий (точнее, их отсутствия) перехода права удовлетворять или отклонять запрос следствия об
аресте обвиняемого на период следствия от прокуратуры к судам. Доля удовлетворенных запросов при этом не изменилась, находясь на
уровне 94,0%, а в некоторых областях выросла, т. е. передача этих полномочий суду никак не повлияла на практику. Характерный для постсоветской уголовной юстиции обвинительный уклон, который выраВведение
9

1 См.: Право и правоприменение в России: междисциплинарные исследования:
сб. ст. / под ред. В. Волкова. М., 2011; Как судьи принимают решения: эмпирические
исследования права: сб. ст. / под ред. В. Волкова. Обе книги доступны на сайте Института проблем правоприменения: URL: http://www.enforce.spb.ru.

жается в крайне низкой доле (менее 1,0% от всех рассмотренных дел)
оправдательных приговоров по публичному обвинению, продолжает
воспроизводиться, при том что доля оправданий по делам частного
обвинения, а также в судах присяжных растет. А. М. Трошев приводит
подробную статистику обвинения и оправдания в Казахстане в зависимости от типа процесса и в региональном разрезе, что дает представление о сильной региональной вариации в поведении судей, которая еще ждет своего исследования. Наиболее интересная часть этой
статьи посвящена быстрому распространению практики прекращения
уголовных дел ввиду примирения сторон (по нереабилитирующим обстоятельствам). Курс на изменение работы уголовной юстиции был
взят властями Казахстана в середине 2000х гг. Это выразилось как в
новых законодательных нормах, расширивших возможности прекращения дел по примирению сторон, поощрению такой практики со
стороны Верховного суда Республики Казахстан, так и в институциональных изменениях в следственных органах. Доля прекращенных
уголовных дел в связи с примирением сторон превысила 50,0%, а в некоторых областях достигла 70,0%. Этот способ отправления правосудия устроил все стороны, так как никому не портил показатели и сокращал усилия. С 2013 г. был отменен важнейший показатель оценки
следственных органов — количества дел, направленных в суд. Вследствие этого число дел, прекращенных следователями (до этого их прекращали в суде), выросло в три с половиной раза. В целом статья, посвященная Казахстану, показывает, как уголовная юстиция перенастраивается путем «подкрутки» ведомственных стимулов и учета
рациональной мотивации всех участников — гораздо легче, чем посредством постоянной правки кодексов.
Про Украину — по крайней мере на момент конца 2013 г. — можно сказать обратное: изменение нормативного регулирования происходит, но это не приводит к реальной перестройке работы уголовной
юстиции. А. В. Лапкин подробно останавливается на основных положениях нового УПК Украины, вступившего в силу в 2012 г., которые
касаются порядка расследования уголовных дел и новой роли прокурора как процессуального руководителя досудебного расследования.
В данном УПК упразднена стадия возбуждения уголовного дела, усилены полномочия прокурора по надзору за следствием, функции надзора и поддержания обвинения в суде совмещены в лице прокурора,
осуществляющего руководство следствием с момента его начала.
Опыт Украины по деформализации расследования и усилению роли
прокурора чрезвычайно интересен, тем более что, как утверждает
Лапкин, реформа УПК была нацелена на преодоление обвинительного уклона. Но на статистике оправданий новации пока не сказались,

10
В. В. Волков