Любовные письма и дневник срочнослужащего (1943-1950 гг.) в ВВС ВМФ интеллигента

Леонид Петрушенко

Любовные письма

 

и дневник срочнослужащего (1943—1950 гг.) 
в ВВС ВМФ интеллигента 

2012

«В нашем кубрике
С честью, в почёте
Две заветные вещи лежат —
Это спутники жизни на флоте:
Бескозырка и чёрный бушлат…

Бескозырка!
Ты — подруга моя боевая,
И в решительный день,
И в решительный час
Я тебя, лишь тебя надеваю,
Как носили герои — 
Чуть-чуть набекрень…»

А теперь, читатель, если ты не очень шокирован возникшим 
от этой старой песни образом совершенно голого молодца в надетой набекрень бескозырке («лишь тебя надеваю»), вспомни 
другую заветную песню, которая тоже стала нами, а мы — ею, 
ибо и в ней, столько раз нами петой, сохранился навсегда кусочек самой лучшей поры нашей жизни: 

«Там, где пехота не пройдёт
Где бронепоезд не промчится,
Угрюмый танк не проползёт — 
Там пролетит стальная птица!

Пропеллер, громче песню пой,
Неся распластанные крылья, 
В последний раз,
В последний бой
Летит стальная эскадрилья!»…

С Кировского на мостик поднимались очень старый мужчина и женщина, держа под руку друг дружку шли медленно, 
осторожно, словно нехотя ставя ноги… «Жаль, этого не будет!» — подумал он.

Любовные письма и дневник срочнослужащего (1943—1950 гг.) 
в ВВС ВМФ интеллигента 

Леонид Аврамиевич служил в Светской Армии с 1943 по 1950г. Окончил 
радиотехническое училище старшим сержантом. Служил в военно-морских 
авиационных частях вначале на острове Кильдин в Баренцевом море, потом в 
Порт-Артуре в Китае. Участник обороны Заполярья, войны с Японией. Авиационный радиомеханик. Награжден орденом и многими медалями. Старший 
лейтенант-инженер в отставке.
Работал в Государственном Университете Управления с 1973 года более 30 
лет. Доктор философских наук. Профессор кафедры философии. Л.А. Петрушенко не успел увидеть свои воспоминания изданными, 4 месяца не дожил до 
празднования 65-летия Победы в Великой Отечественной войне.
Эта книга — психологический портрет автора и его эпохи. Письма и дневники — документальное свидетельство  о будничной работе, учебе, страхах и 
радостях, об армейском товариществе, юности в военные годы, о вере в свой 
народ, о надежде на будущее счастье и, конечно, о любовной тоске, вырванного из гражданской жизни молодого человека.  Не все пропускала военная 
цензура, но письма как бы пропитаны духом того времени, идеалами, мечтами мальчика, выросшего за время войны. 
Для широкого круга читателей.

Посвящается Вадику

5

Любовные письма
Предисловие

Перед вами — собственные дневниковые записи молодого 
человека и его письма к девушке, с которой он вместе учился на 
первом курсе педагогического института до призыва в военноморское авиатехническое училище. Это книга о человеческом 
в нечеловеческом, о любви, которая и по сей день мешает нам 
окончательно стать нелюдями. О могуществе слабой, наивной 
и беззащитной жизни. О любви, кажущейся в мирные, а тем 
более в военные дни, такой ненужной на фоне всесильных, 
неумолимых и беспощадных общественных сил и событий. О 
живом в мёртвом, о тайном добре внутри явного зла, о вечной 
и скромной истине, затерявшейся в пёстрой и напыщенной общественной лжи. О добродетели, скрытой в преступном общественном строе, который всем казался в то время совершенно 
естественным и родным, в том числе и моему герою.
В книгу вошли только его письма к ней. Из них может показаться, что он непрерывно бьёт баклуши и вздыхает по любимой, а его служба — что-то вроде весёлого времяпрепровождения в доме отдыха. Но это не так. Приуменьшать свои 
трудности, молча преодолевать их — примета того времени. 
Вообще люди тогда, а тем более солдаты, редко жаловались (да 
это и небезопасно было!), считая это недостойным мужчины. 
К тому же военная цензура — её штампик красовался на каждом письме-треугольничке — и в целом сравнительно высокий 
нравственный самоконтроль («сознательность») военнослужащих не позволяли им устно или в письмах рассказывать гражданским о своей работе.
Он пишет девушке из разных мест своей срочной службы: 
из Заполярья (остров Кильдин), с Дальнего Востока (г. Сучан 
под Владивостоком), из Китая (г. Порт-Артур). Потом он всего 
на несколько дней едет в отпуск, после которого ему удаётся, 
не возвращаясь в Порт-Артур, остаться в селе Унаши, под Владивостоком. Но все эти и другие данные он не имел права сообщать в своих письмах.
Поэтому мне следует сказать несколько слов за него. Мой 
герой — авиационный радиомеханик — принадлежит к своего 

рода интеллигенции в поршневой военно-морской авиации 
того времени. И хотя боевые действия в тех частях, где он служил, постепенно сходили на нет, по мере того как линия фронта отодвигалась всё дальше на запад,  —  на Дальнем Востоке 
военная обстановка по-прежнему оставалась напряженной. Задача постоянно поддерживать летный состав и материальную 
часть в высокой боевой готовности — оставалась. И потому 
каждодневный труд авиационной технической обслуги, в том 
числе оружейников, прибористов, радиомехаников, а тем более 
механиков и мотористов, продолжал быть очень тяжёлым, изнурительным и неблагодарным.
В Заполярье мой радиомеханик обслуживает «Томагавки», 
«Киттехавки», «Харрикейны» (прозванные «Харитонами»), а 
позднее американские истребители-бомбардировщики «Аэрокобра (Р-63)», в Порт-Артуре работает на взлетающих с воды 
и садящихся на воду громадных «Каталинах», а на ДВК — на 
отечественных истребителях «Як-7» и американских «Кингкобрах»; участвует в перегонках последних из Омска на Дальний 
Восток. В селе Унаши он работает в авиационных мастерских, 
ремонтируя главным образом самолётную рацию «SCR-274N» и 
радиополукомпаса «RA-10DA». Сначала, после окончания училища, он служит сержантом, а позднее старшим сержантом.
Ему пришлось отслужить немыслимый для сегодняшнего 
времени срок срочной службы — почти восемь лет. В те первые 
послевоенные годы демобилизация наших войск затянулась. 
Вышинский в ООН солгал, объявив, что военнослужащие 
1925 года рождения, а к ним принадлежит мой герой, уволены 
в запас. Это сделано не было. 
Лишь в последний год службы ему посчастливилось съездить в отпуск на гражданку, в Ленинград. К этому времени молодые люди, переписывающиеся все эти годы, наконец, поняли, что не могут жить друг без друга.
В те военные и послевоенные годы общество остро ощущало нехватку не только материального, но и идеального, 
духовного. Почти вся молодежь мужского пола была  пространственно отрезана войной от женской молодежи сотнями 

Л. Петрушенко

7

и тысячами километров и сконцентрировалась в таких полюсах, как «фронт» и «тыл». Поэтому и те и другие должны 
были, даже этнически нуждаясь друг в друге, взаимно тяготеть, остро чувствуя и переживая своё неестественное разделение и одиночество. Возникшее вследствие этого движение 
«тыл — фронту» продолжало существовать и после  войны. 
В частности, общераспространенной была переписка с незнакомым бойцом, заочное знакомство, посылки и т. п. Письма 
хлынули с обеих сторон, а гигантские расстояния, часто разделяющие пишущих, лишь сильнее укрепляли эту почтовую, 
часто лишь платоническую связь, делали людей нужными 
друг другу идеально, а переписку — душевно необходимой. 
Духовное общение было нужно людям как воздух, особенно 
при той общей человеческой отчужденности, давно поразившей наше общество. Сегодня мы об этом забыли, не успев как 
следует вспомнить; быть может, потому что это было чересчур недавно, чтобы понять и оценить.
…Всегда легче писать о тех, кого знаешь и помнишь. Собрав 
судьбы дорогих мне людей под переплетом этой книжки без их 
разрешения, я изменил, поэтому, их имена. Я сохранил настоящее имя лишь тем, кто, к сожалению, навсегда покинул нас, 
продолжая жить в этой книге и памяти тех, кто их не забудет. 
(Редактируя после папиной смерти книжку, я  — тоже без 
разрешения — вернула настоящие имена почти всем героям этой повести. Уже умершим. — Е. П.)
Я не извиняюсь за орфографические ошибки автора писем 
и не считаю себя вправе этого делать: ведь он — не я. И я бы 
сказал — совсем не я, настолько он меня лучше.
Оглядываясь на свою жизнь, я думаю, что он не протянул 
бы мне руки. И правильно сделал бы. Типичный для своего 
времени, он, к несчастью или к счастью, становится совершенно «ненормальным» для нашего. Но странно не это, а то, почему он был типичен? И если мы поймем это, то сможем понять 
и самих себя сегодняшних.
А впрочем, разве в этом дело. Может,  нужно — просто уметь 
любить?..

Глава 1 

1943 г. Училище 

Тамбов — Тамбов

«Ставишь ножки на подножки,
Стопоришь ремни;
Аварийный фонарь сбросишь, — 
На рычаг нажми.
Только выскочишь с кабины — 
Грушу отыщи;
Отвязавшись от сиденья,
Ты его толкни…»

…«Правда». Четверг, 8 марта 1943 г., № 74(9210)

Вышла краткая биография товарища И.В.Сталина на даргинском языке.

От Советского информбюро

Вечернее сообщение 18 марта
В течение ночи на 18 марта наши войска вели бои на прежних направлениях.
В Баренцевом море нашими истребителями потоплен транспорт противника водоизмещением в 6 тысяч тонн.

Руда сверх плана

Свердловск, 17 марта. Вчера Алапаевское рудоуправление, державшее переходящее Красное Знамя Государственного Комитета Обороны, завершило квартальную программу. 
Горняки шахты № 13 уже выделили 4 тысячи тонн сверхплановой железной руды в особый фонд Главного Командования 
Красной Армии.

Л. Петрушенко

9

Любовные письма

…«Правда». Пятница, 19 марта 1943 г., № 75 (9211)

Боевая программа 
сельского хозяйства в 1943 г. (Передовая)

«…Хорошо справились с полевыми работами колхозы и совхозы Горьковской, Свердловской, Молотовской, Московской … 
областей…
 В новый сельскохозяйственный год колхозы и совхозы 
вступают в решающий момент отечественной войны против 
гитлеровской Германии и её прислужников. Красная Армия 
нанесла мощные удары по немецким оккупантам. Но враг ещё 
не разбит. Он пока ещё силён. Надо мобилизовать все наши 
силы, все наши возможности, чтобы окончательно разгромить 
фашистских захватчиков…»
 «В 1943 г. дадим стране зерна и других сельскохозяйственных продуктов больше, чем в прошлом году.
По-боевому провести весенний сев — таково требование 
фронта и страны.
Обеспечим высокий урожай на колхозных и совхозных полях». (с. 1)

Сегодня в номере

 — Ответы Черчилля на запросы в палате общин (4 стр.)
 — Партизанское движение в Верхней Савойе (4 стр.)
 — Предстоящая встреча де Голля и Жиро (4 стр.)
 — Война на Тихом океане (4 стр.)

Война на Тихом океане

Лондон, 18 марта
Соединение тяжёлых бомбардировщиков союзников подвергло бомбардировке японские военные объекты в порту Рабул (Новая Британия).
Нью—Йорк, 18 марта
…Американские бомбардировщики в течение одного дня 
произвели 6 вылетов на японские позиции на о-ве Кыска (Алеутские острова).

Нижний Тагил, директору коксохимического завода 
тов. Миряну, секретарю партбюро тов. Морозову…
начальникам коксового цеха тов. Убоженко, 
стахановцам тт. Дудакову, Крутикову, Фоминой

Прошу передать рабочим, работницам, инженерно-тех ническим работникам и служащим Нижне-Тагильского коксохимического завода, собравшим 750 тысяч рублей на строительство танковой колонны «Металлург Урала», — мой братский 
привет и благодарность Красной Армии.
 Сталин.

…Сзади, в строю, слышалось звяканье пряжек ремней у опоздавших на утреннюю поверку.

«И так мне грустно, как всегда когда я думаю о случившейся беде».

Тёплое туманное утро у реки, где слышатся тишайшие звуки 
берега. Запах вара, смолистые и тёплые доски пристани. Где-то 
визжит циркулярная пила.

« — Из облаков выскакивает звено. Ваше решение? — Вступаю в бой».

Отправил письмо Лине. Неужели не ответит? (Неразборчиво) штука быть влюблённым неудачником. Я понимаю это 
отлично, но почему мне так трудно писать ей. Она всегда сковывала меня как-то. У неё мужской ум. И даже мозг мой робел 
перед ней. И я всегда был молчалив с ней, на что она так сердилась, потому что идти с ней, слушать её голос, видеть её — 
всё это гораздо больше поглощало меня, ждавшего этих встреч, 
чем лёгкий разговор о пустяках. Кроме того, я сильно отупел от 
училищной жизни.
Сказать же то, что всегда вертелось у меня на языке — страшно боялся. Тогда не понимал почему. Теперь знаю — она гораздо 
умней меня житейски, а я не могу легко отнестись к ней, пото

Л. Петрушенко

11

Любовные письма

му что люблю её. И вообще мои отношения с женским полом 
двусторонни: либо развязен, галантен и лёгок (как с Фимой 
Кузиной), либо связан, тяжёл и подавлен (как с Линой Бург). 
С Линой я веду себя как последний трус. Воображаю, каким 
ничтожеством я должен был ей казаться…

Блестящие, подтянутые лейтенанты и майоры, стоя 
у окна, оживлённо обсуждали последние цены на картошку. После звонка, в классе, они же скучно рассказывали 
об УКВ.
В конце лекции, когда дежурный поднимал класс, преподаватель, как будто с трудом вспоминая о нашем существовании, 
удивлённо подымал брови, смотрел некоторое время на нас и 
говорил, наконец: «Вольно!»

Зачёт по гироскопам далеко за авиагоризонтом.

Вспомнился осенний сырой ленинградский день, люди, 
снующие по мокрым панелям проспекта 25-го Октября. 
Мама купила пончик, но кушать его на улице не давала. Чтобы не простудиться. И теперь это было забавно вспоминать, 
лёжа в белом халате с винтовкой в руке на талом снегу. Криво усмехнувшись, он пополз дальше. Остро пахло свежей 
влагой, весной и ещё чем-то, что напоминало о раскрывшихся почках. Мелькнул в памяти Банковский садик ленинградской весной.
Небо было белое, туманное, с едва различимым розоватым 
светом. Издалека тянулась к лицу вечерняя свежесть.

Военная служба не трудна, но её нужно понять.

И вот мы опять сидим в 509. Над столами склонённые 
в разных положениях курсантские туловища. Умформера 
гудят, как примуса. Идёт ремонт передатчиков. Незаметно бежит время, скоро ужин. Раздаются вопли: « — РРязь! 
РРязь!» — это пробуют модуляцию в ларингофоны. Я под
ношу телефоны к уху, и явственно вместе с шумом доносится: «…Родимая моя, Одесса-мама!». Это на передачу дружно 
работает первая от окна группа. Кто-то неслышно в общем 
шуме, падает с развалившегося стула на пол. Это проходит 
незамеченным.
После самоподготовки, усталые и возбуждённые от 
усиленной мозговой работы, возвращаемся строем по 
длинным коридорам корпуса «домой», в роту, чувствуя 
знакомую ноющую лёгкость в желудке, так как близко 
время ужина.
А после него будем изо всех сил драть горло песней, страшно топая по булыжникам тёмных тамбовских улиц. 

«Там, где пехота
  
не пройдёт
Где бронепоезд 
 
не промчится,
Угрюмый танк
 
 не проползёт — 
Там пролетит
 
 стальная птица!» 

и

«Ванька с Манькой записались
 
В радиволюбители.
Через год у них пошли
 
Громкоговорители!»

Девочки в юбочках бросают на нас огненные взгляды.
Суббота — день увольнений. В роте пусто. Дневальный от 
тумбочки объявляет несчастным оставшимся счёт футбольного матча, солнечные лучи сквозь окна ласкают заправленные койки, и доносится девичий лепет и смех с танцплощадки. И шорох многих ног под знакомую, до одури надоевшую 
музыку…

Л. Петрушенко

13

Любовные письма

Письма

Тамбов — Тамбов, 19.03.43
Гор. Тамбов (обл.), Советская, 62, общежитие № 5, к. 28 
Ефимии Евсеевне Кузиной (лично)

Фимочка! Как живёшь? Какие новости? Весело или 
скучно? Провалилась ли хоть раз? Весь Пединститут, наверное, расцвёл и распустился в связи с весной и погонами наших курсантов. И юные девы ликуют. Увы! Я чужой 
на этом празднике жизни… Недавно у меня был кошмар. 
Он был целиком посвящён филологическому факультету 
пединститута. Я увидел во сне старого лицемера Боголюбова, и почему-то сидящим верхом на военруке. А «дер 
Пиндер» танцевал вокруг них, как Гаянэ. Я задрожал от 
злости и проснулся в холодном поту. Боюсь, такими «весёлыми» снами я долго не протяну. И вообще, когда худо, 
то всегда почему-то снится на студенческие темы. Как поживает наша подружка Мура? Пусть она имеет в виду то, 
что я проголодался по духовной пище и её толстые философские письма (если она мне их напишет) — проглочу с 
жадностью. Уже сейчас заранее раскрываю рот. Пишите 
письма. Ну, farwell, Горе моё.
 Лёша

Загляните в моё авиатехническое училище как-нибудь в 
выходной. Для этого нужно запастись удостоверением личности и всё.
 Л.
Так как письмо будет, наверное, идти долго, то жду 28 марта 
в гости.
 
Без числа
Здрасьте, уважяемая!
Енто отписывает неизвестный Вам, но вроде знакомый 
Михрютка. В первых строках своего письма чувственно благо
дарствую Вам за письмецо, кое прислали как-то мне. И прочёл 
я его, и брызнули слёзы, як из дырявого сита, но не вытер я 
их платком. Пущай, тикёт… Ещё кланяется Вам известный, но 
вроде незнакомый Сашя и шлёт Вам своё васхищение и трепет младого сердца. И по ночам рассказывает ен мне, как раз, в 
увольнение отписамшись, прибрёл он к тому Вобчежитию № 5, 
где вы проживать изволите, и недвижно стоял там цельный час, 
як истукан и читал всё какого-то Блоха. И долго описывает ен 
это и мне спать вовсе не даёт. И я вас, уважаямая, слёзно молю — 
учтите ето.
Коротко о сибе. Ноньче мы с Сашянькой в увольнение 
хаживали. На гульварах были. Семячки трескали. Смотрели 
округ сибя. Только ходют здеся всё какие-то дамы с высшим 
образованием. Не по нам. Раз Тольки Сашке помирещилось 
бутто Вы, уважаемая, промеж дамья мельканули, и зачал он 
брехать сваиво Блоха так громко, шо даже я, привыкший к 
поётам — не перенёс. Затрясся и тиканул. А ночью Сашка 
в своё подразделение на карачках приполз. Вот что, уважяемая, вы и Блох с ним зделали. Окаянныи! Как Сашка 
командиру докладал — шары свои круглые выпучил, и рот 
вовсю открыл. А ентот команьдир-та, и говорит: « — вы чиво 
смотрите?» Грит: «Чего увидели?» А Саша: «Вижу, — грит, — 
берег зачарованный и зачарованную даль». За енту даль изыскание получил.
Опосля и подхожу: «Болен? — грю. — «Нет,» — грит, — 
«королева , королева больна». Чичас в лазарете валяится. 
Был я у него. Бредит: «Воняет старыми поверьями её унылая рука». «Лександр, — грю, — друг, чиво ты?» А он: «И 
в кольцах с траурными перьями её короткая нога». И ещё 
чиво-то. Похожее. И вот описываю я Вам, уважяемая, и грю 
так: Вторично учтите энто положение, а то худо будет. Тяжёлые паследствия вас будут ждать в Вашей личной семейной жизни, ежели Вы не измените в сторону свою, как грит 
наш камандир, нравственную структуру.

Засим остаюсь, неизвесный, но вроде знакомый Вам, Л.

15

Любовные письма
Глава 2 

1944 г. Училище

Тамбов — Свердловск

«Стрелка бегает за ручкой,
Шарик мчится от ноги».

…«Правда». Четверг, 13 сентября 1944г. № 220 (9677)

Председателю государственного Комитета 
Обороны Маршалу Советского Союза 
Иосифу Виссарионовичу Сталину

Дорогой и любимый наш вождь!
Шахтёры, металлурги, машиностроители, химики, работники сельского хозяйства, вся многомиллионная армия партийных и непартийных большевиков Донбасса, вместе со всей 
нашей великой страной, переживают волнующие дни… Мы, 
труженики тыла, отмечаем знаменательную дату — годовщину 
освобождения нашего родного Донбасса от подлых немецких 
захватчиков… И первое слово безграничной любви и преданности мы обращаем к Вам, дорогой наш Иосиф Виссарионович.

С нами Сталин — шахтёры богаты,
Сталевары горды и сильны,
С нами Сталин — поют эстакады.
 С нами светлое счастье страны.
С нами Сталин. И с нами, и в нас он, — 
С ним в морозы и в грозы тепло.
Над украинским, славным Донбассом
Наше ясное солнце взошло.

Ты — партии слава. Ты Ленина брат,
Ты — гордое пламя гвардейских сердец,
Ты — Родины самый бесстрашный солдат,
Донбасса родимого друг и отец.

...Обсуждено и единодушно принято на собраниях рабочих 
шахт, заводов, предприятий, колхозников, служащих учреждений, советской интеллигенции, студентов высших учебных заведений Ворошиловоградской области. 
Письмо подписали 617 138 человек.

10 сентября 1944 г. Осталось учиться 21 день. Сегодня выпал 
первый снег. Утром он падал на землю важно и самодовольно. И 
сразу же растаял. Уже зажигают свет в лабораториях на первых 
уроках. По радио: 18 км до Мемеля и 100 км — до Будапешта.
Может быть, выпускники останутся здесь после 31-ого на 
месяц примерно. Это плохо, т.к. придётся ишачить. Отпускать 
никого не будут. 15-го мы снова заступаем в наряд.
Что ты теперь можешь? Мёрзнуть в карауле, жрать до насыщения, исправлять мелкие неисправности раций, постоянно заботиться об улучшении своей одежды и жизненных условий (как самоцель), а также своих отношений с теми людьми, от которых эти 
удобства зависят. Вот и всё. Вернее — не можешь, а должен уметь.

10 октября 1944 г. Занятия по радиоизмерениям у Шапиро. 
Через урок — зачёт по физо. Ожидаю с внутренним содроганием. 
У меня может быть только «двойка»… И ничего иначе. Плевать. 
Это ничего не изменит. Выше младшего сержанта не прыгнуть. 
Если б ими всех выпускали, то я был бы даже рад, но когда тот, с 
кем ты сидишь рядом и спишь — выпускается сержантом, как все, 
а ты вроде белой вороны — обидно. — «Младший сержант, радиомастер Добров явился для дальнейшего прохождения службы…»
А она ещё говорит: « — Лёша, мне кажется, у тебя это чувство, что ты неудачник — сильно гипертрофировано». Эх ты, 
медичка моя… Не прошло и месяца, как мы разошлись из-за 
чепухи, которой не бывает даже в романах Достоевского. Лине 
скучно со мной и, как представляю со стороны, я действительно мог вызывать тошноту. Теперь я жалею немного о ней, но 
не знаю: потому ли, что около меня вообще нет ни одной, либо 
из-за её личных качеств? Жалеть, вообще говоря, надоело, т.к. 
знаю, что начав сначала, я бы поступил точно так же.

Л. Петрушенко

17

Любовные письма

Письма

Тамбов — Свердловск, 13.01.44
Г. Свердловск, ул.Серова, 86, Еф.Кузиной

Где вы теперь, кто вам целует пальцы?
Куда ушёл ваш «левый крайний»?

Вчера узнал твой адрес — сегодня пишу. Темпы. Это объясняется 
свободной минутой и ещё чем-то. Как твоё существование, девочка?
Я отсюда чувствую, что ты уже, наверное, освоила, по крайней 
мере, 5 иностранных языков и находишься на вершине своего полного счастья. Профессора, почтенные и седые, гладят тебя по головке и с умилением слушают, как ты своим заплетающимся языком лопочешь на чужих. Верно догадываюсь? Привет от Фиры. Она дивно 
выглядит. Был как-то на огородах. Вдруг мелькнуло что-то полосатое. Так мы встретились случайно «на узком жизненном пути».
Сашка возле Мурманска и уже, гад, не пишет целую неделю. 
Что для него необычно.
Может, обменяемся фото, хотите? Чур, ты первая. Подрыгивая ножкой от нетерпения, жду ответа.

 Старый тамбовский друг Лёша.

 Тамбов — Свердловск 15.09.44

Здравствуй, Свердловчаночка! Как бывшее подсобное жильё? Получил твоё письмо. Благодарствую. Только видишь ли, 
малопонятно за что ты «чуть-чуть» не рассердилась на меня. 
Какие «разочарования»? Хоть убей — не помню. Видишь, как 
плохо не часто переписываться.
У меня всё по-прежнему. Праздники, возможно, буду уже не 
здесь встречать. В городе бываю часто, шляюсь по кино, театрам, но 
сидеть в училище гораздо интереснее, чем бывать в городе. Когда 
выходишь, всё кажется шатким, неустойчивым, жизнь не по распорядку выглядит просто жалкой, и скорей торопишься «домой», где 
по крайней мере, знаешь, что во столько-то часов столько-то минут 
будет то-то и то-то. Ничего запутанного, сложного — всё ясно.

Сашка пишет, но маловато. Сейчас учится в Москве. Никак 
не могу пока допытаться: кем, что, где, зачем.
Насчёт твоих «шансиков в Ленинград» — обязательно езжай, 
если сможешь. Да, кстати, недавно была занятная встреча. Твой 
двоюродный братец и я встретились на губе, куда оба попали за 
разную чепуху. Когда услышал, как он назвал себя твоей фамилией — здорово удивился. Сразу подумал, что наверное, какойнибудь дальний твой родич. Мы с ним неплохо провели время. 
Его зовут Веней, может быть ты помнишь такого? Видел я его 
недолго. В среду вышел, а он ещё остался сидеть, бедняга. Сходства с тобой у него мало: ничего английского (насколько я понял из твоих писем, ты специализируешься в этом языке, чтобы 
позабыть его, когда будешь преподавать училкой в школе или 
техникуме). У него всё французское: наполеоновский нос и андалузские глаза (правда, и у тебя на фото тоже. «Анда — свердловские»). Короче говоря, от английского у него только изящная 
картавость, которой он щеголял, когда вызывал взводного.
От Наташи Белопольской писем не получаю. Как-то, помнишь, месяцев семь тому назад, написал ей. Да, видно, на старый адрес. Она вообще любит скрупулёзность в переписке: «я 
пишу тебе и жду, потом ты пишешь мне и ждёшь»…Копейки.
Фиру я последнее время что-то не вижу. Ты, наверное, знаешь, что весь старый «личный состав» общежития перебазировался на новое место. Но ничего не изменилось. По-прежнему 
по вечерам ликуют слепые, спешно восстанавливая радостное 
прошлое, и с цокотом копыт бегают студентки по лестницам; 
по-прежнему гудит всё время Сталинский завод, а по ночам, 
стоя в карауле возле училища, я слышу вой не то собак, не то 
людей. На улицах мокро, осенняя слякоть. «А в остальном, прекрасная маркиза…» пиши.
Всего наилучшего. Тамбовец.

P. S. Чтобы окончательно убедить в том, что мне не жалко 
своей карточки — высылаю (спешно) новую, которая должна 
вам напомнить знакомые, старые и, надеюсь, дорогие черты.
 Л.

Л. Петрушенко

19

 Тамбов — Свердловск 22.10.44

Фима! Ты наверное не получила толстенного послания в Сибирь, 
которое я послал. Дело в том, что там было изображение одного существа — настолько странного, что почта должно быть возмутилась 
неподобающим обращением с фотобумагой. Почему у тебя такое 
печальное настроение? Ребята у нас зачёркивают дни, оставшиеся 
учиться. Чемоданное настроение, тело здесь — душа чёрт знает где.
 От Саши недавно получил письмо. Он в Москве, в какомто иностранном институте иностранных языков. Так что вы, — 
«коллеги», — оба что-то скучаете. Ну, я рад за него — «сбылись 
мечты идиота» — как пишет Ильф. Нет, серьёзно, мы как-то говорили с ним о той перспективе, которую он сейчас оседлал.
 Я тебе не рассказывал, как мы с ним познакомились. Это случилось в санчасти, когда он, распятый на медицинском столе, тихо 
подёргивал правой пяткой в то время, когда к нему уже подкрадывалась врачиха в наморднике с продезинфицированным финским 
ножом в руке. Это решающий момент я не мог вытерпеть и, закрыв глаза, издал короткий индийский вопль. А дальше я уже ничего не помню, кроме какого-то звонка, после которого я открыл 
глаза и удивился: кроме Сашки никого не было (после узнал — 
все убежали на обеденный перерыв), я потащился к страдальцу, и 
мы обменялись первыми дружелюбными стонами…
 Он очень доволен своим положением. Из твоих знакомых 
никого не видел. Всё тамбовское студенчество притихло. Нового в Тамбове нет ничего. Смотрел фильм «Зоя». Погода портится. Вообще, если так будет продолжаться дальше, то скоро 
здесь наступит ледниковый период.
 Насчёт Ленинграда — уверен, что ты там будешь. Куда вас 
посылают после учёбы? Да, письмо твоё с подсобного получил. 
Слышала ли ты об артисте музкомедии Арендском? Здесь они 
недавно выступали, и я давно уже так не смеялся, как над ним.
Ну, до свидания, не обижайся за письменные перерывы. Не 
так тяжело написать письмо, как засесть за него (ей, богу!).

Крепко жму руку. Лёша.

P.S. Во избежание всяких — пиши на: Советскую, 62, к. 25 
Добров (для меня)

Глава 3

1944 г. Едем на Север, 
на остров Кильдин! 

Поезд «Тамбов — Ленинград» — Свердловск

«Если я из далёких сторон
Слишком долго известий не шлю — 
Ты не бойся, я жив и здоров.
Просто писем писать не люблю».

…«Правда». Суббота, 16 сентября 1944г. № 223 (9680)

Вышел седьмой том сочинений И.В.Сталина на чувашском языке.

От Советского информбюро

Оперативная сводка за 15 сентября
В течение 15 сентября севернее Праги (предместье Варшавы) наши войска, совместно с частями 1-й Польской армии с 
упорными боями продвигались вперёд и овладели населёнными пунктами Рыня, Белобжеги…

Восторженная встреча Красной Армии 
с населением освобождённой Праги

Население Праги (предместье Варшавы) оказало восторженный приём советским войскам, освободившим Прагу от 
немецких захватчиков…

«…Гитлеровцы уже давно отучили немецкого солдата думать. Теперь ему запрещают даже говорить…Немецкая армия 
идёт к окончательному краху.» (стр. 1)