Родной народ: опыт русской лингвоидеологии

С.Г. Воркачев 

Родной народ:  
опыт русской лингвоидеологии 

Монография 

Москва 
Издательство «ФЛИНТА» 
2020 

2-е издание, стереотипное

УДК 81
ББК  81 

В 75 

В75 

Воркачев С.Г.

Родной народ: опыт русской лингвоидеологии

[Электронный ресурс]: монография / С.Г. Воркачев
— 2-е изд., стер. —  М.: ФЛИНТА, 2020 – 443 с. 

ISBN 978-5-9765-2393-7 

В монографии исследуются лингвокультурные

представления о родине и народе в русском научном и
языковом сознании на материале лексикографии,
паремиологии, опроса информантов, философских и
социологических, художественых и масс-медийных
текстов. 

Адресуется широкому кругу лингвистов и всем,

кто интересуется проблемами лингвокультурологии и
лингвоконцептологии. 

УДК 81

ББК  81 

ISBN 978-5-9765-2393-7 
 © Воркачев С. Г., 2015 
© Издательство «ФЛИНТА», 2015 

ОГЛАВЛЕНИЕ 

Введение…………………………………………………..… 
Глава 1. Проблемы лингвоконцептологии……………….. 
1.1 От лингвоконцептологии к  
лингвоидеологии………………………………………. 
1.2 К семиотической сущности  лингвокультурного
концепта………………………… 
Выводы…………………………………………………….
Глава 2. Лингвоидеологема «родина»…………………….. 
2.1 «Родная нация»………………………………………. 
2.2 «Отечество славлю, которое есть»…………………..
2.3 «Родная родина»……………………………………... 
2.3.1 Паремиология родины………………………… 
2.3.2 Образы родины…………………………………
2.3.3 Слово «родина»………………………………... 
2.4 «Кубань, ты наша родина»………………………….. 
2.5 «Что же будет с Родиной и с нами?»......................... 
2.6 «Да не робей за отчизну любезную»…..................... 
2.7 «Геном Родины»: метаморфозы метафоры………… 
2.8 «Любовь, которая никогда не бывает взаимной»…. 
2.9 «Эта страна»………………………………………….. 
Выводы…………………………………………………….
Глава 3. Лингвоидеологема «народ» …………………….. 
3.1 N в одном флаконе: лингвоидеологема  
«народ» в научном дискурсе……………………………..
3.2 Лингвоидеологема «народ»  
в лексикографическом представлении…………………..
3.3. Salus populi: лингвоидеологема «народ»  
в афористике……………………………………………… 
3.4. «У народа все не как у людей»:  
карнавализация лингвоидеологемы………………………
3.5. Земля народом сильна: лингвоидеологема  
«народ» в русской паремиологии………………………... 
3.6. «Великое имя»: лингвоидеологема «народ»  
в русской поэзии………………………………………...…

5 
7 

7 

24 
34 
36 
36 
48 
55 
68 
70 
74 
89 
99 
123 
151 
172 
183 
189 
193 

194 

208 

215 

243 

268 

275 

3 

3.7. Лингвоидеологема «народ» в масс-медийном 
дискурсе………………………………………………….…
3.8. Слово о словах: «быдло» как феномен  
российской лингвокультуры…………………………...…
3.9. Ассоциативное поле лингвоидеологемы  
«народ»…………………………………………………..…
Выводы…………………………………………………….

Заключение…………………………………………………..
Литература………………………..........................................

291 
 
313 
 
347 
390 
410 
423

 
4 
 

 

ВВЕДЕНИЕ 
 
Лингвоидеологема «народ» представляет собой одну из 
двух базовых составляющих идеи патриотизма: родина и народ 
– именно к ним обращается общественное сознание в решающие моменты национальной истории.  
Родина и народ – понятия сопряженные и пересекающиеся, 
лексемы «родина» и «народ» в русском языке производны от одного корня – «род-»: «народ» в сознании носителей русского 
языка неразрывно связан с «родиной» в том числе и своей вполне 
прозрачной «внутренней формой»: родина – это то, что порождает народ, в то время как в большинстве других языков «народ» и 
«родина» производны от различных корней – ср.: лат. populus и 
patria, нем. Volk и Heimat, тур. halk/millet/ulus и vatan/(ana) 
yurt(du) и пр. Семантическое и этимологическое единство этой 
пары, можно сказать, определяет у нас само существование России как единого и независимого государства: «Вычеркни, как мы 
сделали, из словаря два вечных слова “Родина” и “народ” – и нет 
великой страны» (Курбатов). 
Материалом для исследования послужил корпус текстов 
русского языка, отобранных из речевых произведений научного, 
масс-медийного, поэтического, лексикографического и паремиологического дискурсов, а также представленных в ответах респондентов в ходе языкового эксперимента.  
Цель и задачи исследования определяют композиционную 
структуру работы. Она состоит из общетеоретического раздела, 
посвященного проблемам лингвоконцептологии и становлению 
лингвоидеологии, и разделов, в которых собственно описывается 
идея патриотизма как единства ее базовых составляющих – родины и народа. 
Во втором разделе рассматриваются дискурсно связанные 
свойства лингвоидеологемы «родина»: исследуется соотношение 
понятий «родина» и «нация», описываются паремиологическое, 
метафорическое и поэтическое представления родины, родина 
большая и родина малая, этимологическая составляющая слова 
«родина», карнавализация патриотизма, «патриотическая триада» 
в ответах респондентов и она же в Корпусе русского языка и, 

 
5 
 

 

наконец, описывается функционирование такого современного 
прагмоантонима родины, как «эта страна».  
В третьем разделе рассматриваются дискурсно связанные 
свойства лингвоидеологемы «народ»: исследуется признаковое 
наполнение 
понятийной 
составляющей 
лингвоидеологемы 
«народ» по данным научного дискурса и лексикографии, устанавливается объемное соотношение лексико-семантических вариантов слова «народ», описывается функционирование и аксиологические свойства лингвоидеологемы «народ» в афористике, в 
карнавализованном дискусе, в паремическом корпусе русского 
языка и в русской поэзии, на материале текстов масс-медийного 
дискурса исследуются манипулятивные свойства этой лингвоидеологемы, описываются свойства такого на сегодняшний день 
чрезвычайно востребованного уничижительного синонима слова 
«народ», как «быдло», и, наконец, исследуются такие единицы 
ассоциативного поля лингвоидеологемы «народ», как «отщепенец», «безродный (комополит)», (Иван) не помнящий родстава и 
прилагательные «народный», «элитный/элитарный».  
 
 

 
6 
 

 

Глава 1 
 
ПРОБЛЕМЫ ЛИНГВОКОНЦЕПТОЛОГИИ 
 
1.1 От лингвоконцептологии к лингвоидеологии 

«Лингвокультурологический поворот», начавшийся в российском языкознании полтора десятка лет назад, по своей значимости сопоставим, наверное, с лингвистическим поворотом в философии середины прошлого века, в результате которого язык 
стал рассматриваться как предельное онтологическое основание 
мышления и деятельности (Витгенштейн, Гуссерль, Хайдеггер). 
В случае лингвокультурологии это основание стало усматриваться в симбиозе языка и культуры: в задачи этой научной дисциплины входит изучение и описание взаимоотношений языка и этноса, языка и народного менталитета. На сегодняшний день становится вполне очевидным, что с антропоцентрической переориентацией парадигмы гуманитарного знания общая направленность лингвистической науки на установление соответствий 
между структурой универсальных логических и специфических 
языковых (главным образом грамматических) категорий сменилась направленностью на выявление различий семантики инвариантных категорий философии (преимущественно этики) и психологии и их вариативных реализаций в лексике конкретных этнических языков (см.: Воркачев 2007б: 10–11). 
Имя «концепт» (лат. conceptus/conceptum) – номинант семиотической категории, родившееся в длительном средневековом 
споре ученых-схоластов о природе универсалий и в классической 
латыни зафиксированное лишь в значениях «водоем», «воспламенение», «зачатие» и «плод (зародыш)» (см., например: Дворецкий 1949: 195), этимологически представляет собой семантический аналог русского слова «понятие». В российской науке о 
языке, где оно активно используется в качестве протермина 
(«зонтикового термина») с начала 90-х годов, оно обрело новую, 
заметно более насыщенную событиями жизнь, выстояв в конкурентной борьбе с такими претендентами, как «лингвокультурема» (Воробьев 1997: 44–56), «мифологема» (Базылев 2000: 130–

 
7 
 

 

134), «логоэпистема» (Верещагин-Костомаров 1999: 70; Костомаров-Бурвикова 2001: 32–65), так и не поднявшимися над уровнем 
авторских неологизмов (см. подробнее: Воркачев 2003: 5–6). 
Несмотря на сомнения в его методологической состоятельности («концепт – это квазиметодологическая категория» – Сорокин 2003: 292), концепт, безусловно, представляет собой прежде 
всего гносеологическое, эвристическое образование – «ментефакт» (Красных 2003: 155), как и артефакт, определяемое своей 
функцией: в данном случае функцией инструмента и единицы 
познания. Если, в целом, utilitas expressit nomina rerum, то потребность гносеологическая вызвала к жизни понятие и имя концепта так же, как и понятия и имена всех иных семиотических категорий. 
В то же самое время концепт как «объект из мира “Идеальное”» (А. Вежбицкая) обладает собственным субъективным и 
межсубъектным бытием и, тем самым, собственной онтологией. 
Свою судьбу, очевидно, имеют не только книги (habent fata sua 
libelli), но и научные понятия, не составляет исключения, видимо, 
в этом плане и «концепт». Родившись около десяти столетий тому назад в качестве имени для обозначения духовных сущностей, 
созданных человеком для понимания самого себя и обеспечивающих связь между разнопорядковыми идеями мира (см.: Неретина 1995: 63, 85, 118–120), сейчас он проходит этап номинативного апогея, когда концептом называют практически все что угодно, от пород дерева (концепт «рябина» – Морозова 2003: 450), 
предметов корабельного оборудования (концепт «якорь» – Солнышкина 2002: 431), элементов рельефа местности и пейзажа 
(концепт «гора» – Ракитина 2003: 291; концепт «луна» – Зайнуллина 2003: 240; концепт «солнце» – Колокольцева 2003: 242; 
концепт «море» – Ракитина 2001), прецедентных феноменов Великой Отечественной войны (концепты «концлагерь», «душегубка», «боевой листок» – Лавриненко 2008: 15–16) до разновидностей бытового хамства (концепт «мат» – Супрун 2003: 158), застолья (Ма Яньли 2004) и алкогольных напитков. 
«Концепт» в нетерминологическом, свободном употреблении – синоним понятия. Терминологизируясь, он немедленно 
становится неким «паролем» – свидетельством принадлежности 

 
8 
 

 

автора текста к определенной научной школе, последователи которой объединены общими теоретическими и методологическими взглядами на сущность и природу своего предмета исследования. В российской лингвистической традиции «концепт», воссозданный для компенсации возникшей эвристической неадекватности классических понятия, представления и значения (подробнее см.: Воркачев 2002: 82–92), в качестве термина «принадлежит» (belongs) главным образом когнитивной лингвистике и 
лингвокультурологии.  
В лингвокогнитологии концепт – «термин, служащий объяснению единиц ментальных или психических ресурсов нашего 
сознания и той информационной структуры, которая отражает 
знание и опыт человека; оперативная содержательная единица 
памяти, ментального лексикона, концептуальной системы и языка мозга (lingua mentalis), всей картины мира, отраженной в человеческой психике» (Кубрякова и др. 1996: 90) – одним словом, 
инструмент и продукт структурирования любых смыслов, выступающих в форме фреймов, сценариев, схем (см.: Бабушкин 1996: 
19–35), «узлов» в семантической сети (см.: Медведева 1999: 29) и 
пр. Естественный язык здесь выступает лишь средством, обеспечивающим исследователю доступ к «языку мозга», поскольку, 
как заметила А. Вежбицкая, «мы можем добраться до мысли 
только через слова (никто еще пока не изобрел другого способа)» 
(Вежбицкая 1999: 293). 
«Концепт» в лингвокультурологических текстах – это, 
прежде всего, вербализованный культурный смысл, и он «по 
умолчанию» является лингвокультурным концептом (лингвоконцептом) – семантической единицей «языка» культуры, план выражения которой представляет в свою очередь двусторонний 
языковой знак, линейная протяженность которого, в принципе, 
ничем не ограничена (см.: Телия 2002: 92; 2004: 681). Определяющим в понимании лингвоконцепта выступает представление о 
культуре как о «символической Вселенной» (Кассирер), конкретные проявления которой в каком-то «интервале абстракции» (в 
сопоставлении с инокультурой) обязательно этноспецифичны. 
Тем самым, ведущим отличительным признаком лингвоконцепта 
является его этнокультурная отмеченность. В то же самое время 

 
9 
 

 

язык в лингвокультурологии – не только и не столько инструмент 
постижения культуры, он – составная ее часть, «одна из ее ипостасей» (Толстой 1997: 312). Собственно говоря, внимание к языковому, знаковому «телу» концепта и отличает его лингвокультурологическое понимание от всех прочих: через свое «имя», 
совпадающее как правило с доминантой соответствующего синонимического ряда, лингвоконцепт включается в лексическую систему конкретного естественного языка, а его место в последней 
определяет контуры его «значимостной составляющей» (см. подробнее: Воркачев-Воркачева 2003: 264). 
Концепт – синтезирующее лингвоментальное образование, 
методологически пришедшее на смену представлению (образу), 
понятию и значению и включившее их в себя в «снятом», редуцированном виде – своего рода «гипероним» (Колесов 2002: 122) 
последних. В качестве «законного наследника» этих семиотических категорий лингвоконцепт характеризуется гетерогенностью 
и многопризнаковостью, принимая от понятия дискурсивность 
представления смысла, от образа – метафоричность и эмотивность этого представления, а от значения – включенность его 
имени в лексическую систему языка. 
Важным следствием многомерности семантического состава 
лингвоконцепта является его внутренняя расчлененность (см.: 
Филатова 2006: 62) – «дискретная целостность смысла» (Ляпин 
1997: 19), не позволяющая включать в число концептов «семантические примитивы» – например, такие операторы неклассических модальных логик, как ‘желание’ и ‘безразличие’, приобретающие статус лингвоконцепта лишь с «погружением» в культуру, где они перевоплощаются в «страсть» и «равнодушие» соответственно. 
К другим отличительным признакам лингвоконцепта относятся также:  
«Переживаемость» – концепты не только мыслятся, но и 
эмоционально переживаются (см.: Филатова 2006: 61), будучи 
предметом симпатий и антипатий (см.: Степанов 1997: 4I) – и 
способность интенсифицировать духовную жизнь человека: менять ее ритм при попадании в фокус мысли (см.: Перелыгина 

 
10 
 

 

1998: 5) – то, что психологи называют «сентимент» (см.: Drever 
1981: 267). 
Cемиотическая («номинативная» – Карасик 2004: 111) 
плотность – представленность в плане выражения целым рядом 
языковых синонимов (слов и словосочетаний), тематических рядов и полей, пословиц, поговорок, фольклорных и литературных 
сюжетов и синонимизированных символов (произведений искусства, ритуалов, поведенческих стереотипов, предметов материальной культуры), что напрямую связано с релевантностью, важностью этого концепта в глазах лингвокультурного социума, аксиологической либо теоретической ценностью явления, отраженного в его содержании. 
Ориентированность на план выражения – включенность 
имени концепта в ассоциативные парадигматические и синтагматические связи, сложившиеся в лексической системе языка, в семиотическом «теле» которого этот концепт опредмечивается: 
«значимость» этого имени и включенность его в ассоциативную 
сеть «вещных коннотаций» (Успенский 1979) – наличие специфической языковой метафорики. 
Многомерность лингвоконцепта проявляется в присутствии 
в его семантике нескольких качественно отличных составляющих 
(слоев, измерений и пр.). 
Исследователи расходятся здесь в основном лишь относительно количества и характера семантических компонентов: 
1. «Дискретная целостность» концепта образуется взаимодействием «понятия», «образа» и «действия», закрепленных в 
значении какого-либо знака (см.: Ляпин 1997: 18). 
2. В концепте выделяются понятийная и эмоциогенная стороны, а также «все то, что делает его фактом культуры» – этимология, современные ассоциации, оценки (см.: Степанов 1997: 41). 
3. Лингвоконцепт образуется также единством ценностной, 
образной и понятийной сторон (см.: Карасик 2004: 109). 
4. В семантическом составе лингвоконцепта выделяются 
понятийная, отражающая его признаковую и дефиниционную 
структуру, образная, фиксирующая когнитивные метафоры, поддерживающие концепт в языковом сознании, и значимостная, 

 
11 
 

 

определяемая местом, которое занимает имя концепта в языковой 
системе, составляющие (см.: Воркачев 2002: 80). 
5. И, наконец, смысловое единство концепта обеспечивается 
последовательностью его «проявления в виде образа, понятия и 
символа» (Колесов 2002: 107), где образ представляет психологическую основу знака, понятие отражает логические функции сознания, а символ – общекультурный компонент словесного знака 
(см.: Колесов 2002: 42). 
Из нескольких разнородных составляющих концепта определяющее начало, как правило, приписывается какой-либо одной. 
«Окультурация» концепта-понятия как логической категории – превращение его в лингвоконцепт – возможна лишь через 
оязыковление: придание ему имени и включение последнего в 
систему лексико-семантических ассоциативных связей определенного этнического языка – вот почему, как уже говорилось, логические операторы становятся лингвоконцептами только получив культурное, «языковое» имя.  
Вхождение «понятия-космополита» в культурное пространство конкретного этнического языка может, в принципе, осуществляться двумя путями: для абстракций – через установление 
несвободных сочетаемостных связей его имени и, тем самым, обретение образных коннотаций (см.: Чернейко 1995); для реалий – 
через символизацию имени как удвоение его плана содержания, 
когда первоначальный схематический образ (представление), к 
которому отправляет это имя, становится символом и уже сам 
отправляет к какому-то иному смысловому комплексу (см. определение символа: Лосев 1970: 10; Радионова 1999: 614), который 
и составляет существо содержания концепта. Вот почему, кстати, 
выглядят не совсем удачными номинации вида «концепт березы», «концепт черемухи», «концепт матрешки» и пр., поскольку 
ассоциируемые с березой, черемухой и матрешкой представления 
о «средней России», «русской весне» и «русской душе» закрепленны за образами этих реалий, а вовсе не за соответствующими 
звукокомплексами (см.: Резчикова 2004: 59). 
Наиболее последовательным и убедительным представляется отнесение лингвокультурных концептов к числу единиц ментальности/менталитета – категорий, через которые описывается 

 
12