Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Филологический анализ художественного текста

Покупка
Артикул: 096658.07.99
Доступ онлайн
400 ₽
В корзину
Пособие посвящено проблемам анализа художественного текста и состоит из двух частей: теоретической и практической. Изложение теоретического материала базируется на анализе большого количества конкретных примеров. Основное внимание уделено семантическому аспекту анализа языковых единиц: исследованы эстетические возможности разных уровней языка, рассмотрены способы и приемы создания смысловой многоплановости текста. В практической части даны образцы комплексного филологического анализа поэтических и прозаических текстов, в том числе сопоставительного и фрагментарно-сопоставительного анализа. Для студентов, аспирантов, преподавателей филологических факультетов вузов, учителей-словесников.
Сырица, Г. С. Филологический анализ художественного текста : учебное пособие / Г. С. Сырица. - 6-е изд., стер. - Москва : ФЛИНТА, 2019. - 344 с. - ISBN 978-5-89349-841-7. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.ru/catalog/product/1147383 (дата обращения: 28.11.2024). – Режим доступа: по подписке.
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов
                Г.С. Сырица





ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА

Учебное пособие



6-е издание, стереотипное







Москва Издательство «ФЛИНТА» 2019

УДК 821
ББК 83.3(2)
    С95









        Сырица Г.С.
С95 Филологический анализ художественного текста [Эдектронный ресурс] : учеб. пособие / Г.С. Сырица. - 6-е изд., стер. - М. : ФЛИНТА, 2019. - 344 с.

          ISBN 978-5-89349-841-7
        Пособие посвящено проблемам анализа художественного текста и состоит из двух частей: теоретической и практической. Изложение теоретического материала базируется на анализе большого количества конкретных примеров. Основное внимание уделено семантическому аспекту анализа языковых единиц: исследованы эстетические возможности разных уровней языка, рассмотрены способы и приемы создания смысловой многоплановости текста. В практической части даны образцы комплексного филологического анализа поэтических и прозаических текстов, в том числе сопоставительного и фрагментарно-сопоставительного анализа.
        Для студентов, аспирантов, преподавателей филологических факультетов вузов, учителей-словесников.
УДК 821
ББК 83.3(2)



ISBN 978-5-89349-841-7

          © Сырица С.Г., 2005
© Издательство «ФЛИНТА», 2005

            ОГЛАВЛЕНИЕ







Введение.........................................4

Часть первая
Глава 1. «Поверить алгеброй гармонию...».........6
Глава 2. «Но лишь божественный глагол...».......44
Глава 3. «Единственно нужное расположение единственно нужных слов...».....................60
Глава 4. «В каждом слове бездна пространства...».125
Глава 5. «Я люблю заглавие, чтобы оно было живо...»..................................166

Часть вторая
И. Бунин. «Последний шмель»....................225
В. Маяковский. «Лиличка! Вместо письма»........232
Н. Гумилев. «Заблудившийся трамвай»............244
М. Цветаева. «Тоска по родине! Давно...».......258
«Сосед» М. Лермонтова и «Узник» А. Пушкина (сопоставительный анализ)......................267
Е. Баратынский. «Дорога жизни»,
          М. Лермонтов. «Чаша жизни», А. Пушкин. «Телега жизни» (сопоставительный  анализ)............272
Л. Толстой. «После бала».......................285
В. Шукшин. «Космос, нервная система и шмат сала»...................................308
Первое портретное описание Наташи Ростовой
          (фрагментарно-сопоставительный анализ)...............................321
Библиография.....................................339

3

            ВВЕДЕНИЕ




      Как вернуть интерес к книге, научить удивляться Слову, его красоте, его поэзии и самобытности? Как вернуть желание читать, а не пролистывать книгу по диагонали, не готовиться к экзамену по пересказу «Войны и мира», укладывая содержание великой книги в несколько эпизодов? Как вернуть чувство красоты языка, его музыки, его поэзии, явленной в лучших произведениях русской литературы? Можно ли решить эти вопросы при стремительном падении общей культуры, когда сознание притупилось, живость восприятия утратилась, наконец, ушло различие красоты и безобразия — почти по известной формуле Д. Мережковского: «Вижу лик Христа и антихриста, но не знаю, кто из них кто». Между деградацией общества и человека и отказом от чтения лежит прямая связь. Предостерегающе звучат слова И. Бродского: «Отказ от чтения приводит к снижению уровня существования общества до такой степени, что оно делается жертвой демагога или тирана».
     Абитуриенты довольно бойко рассуждают о «лишнем человеке» Печорине, о духовных исканиях Андрея Болконского и Пьера Безухова, о нигилизме Базарова, о трагедии Анны Карениной, но затрудняются назвать эпиграф романа «Анна Каренина», а если и назовут, все-таки не знают, откуда эти слова, а если и вспомнят, то уж определенно не укажут ни место из Библии, откуда взят эпиграф, ни смысл его. Неплохо излагая теорию бунта Раскольникова, студенты не ответят на вопрос, какой была... например, шляпа Раскольникова, присовокупив при этом: «какое это вообще имеет значение». А если это не столь уж важно, то почему так тщательно выписывает ее автор на первых же страницах романа: «Шляпа эта была высокая, круглая, циммермановская, но вся уже изношенная,

4

Введение

совсем рыжая, вся в дырах и пятнах, без полей и самым безобразнейшим углом заломившаяся на сторону»?
     С описания шляпы начинается портрет героя и ее описанием заканчивается, участие шляпы в романном действии столь же велико, как и участие самих героев. Эта портретная деталь непосредственно связана с реализацией замысла героя, с его претензией на величие, избранничество. Показательно, что, отправляясь на преступление, Раскольников схватил шляпу, после преступления — шляпа скатилась и тут же лежала на полу... Жизнь шляпы претерпевает эволюцию, последнее упоминание о ней встречается в конце романа: Шляпа - ну что, например, значит шляпа? Шляпа есть блин, я ее у Циммермана куплю...
    Устоявшаяся практика «морфологизации» при обучении языку в школе, когда вершиной подготовленности считается умение определить части речи и подчеркнуть члены предложения, привела не только к тотальной безграмотности, но и притупленности эстетического чувства. При таком подходе слово предстает как некий механический каркас, обладающий набором внешних признаков. Семантические аспекты слова, поэзия языка, его метафоричность остаются вне рассмотрения.
    Как вернугь любовь к произведениям литературы, если утратилось чувство любви в душах? И можно ли ее вернуть, если «век расшатался», и вместе с ним — человек. И все-таки хочется верить в спасительность Слова, того самого, которое «было вначале», Перефразируя Ф. Достоевского: будет услышано слово — «все будет спасено».
    Вернуть слову самоценность, плоть и душу — это по силам только нашей великой литературе. В художественном произведении как феномене словесного искусства слово играет, светится и поет, живет полноценной и прекрасной жизнью. Увидеть жизнь Слова, вернуть его из небытия — одна из задач обращения к тексту.

  Чааиь пе/гёал


            Глава 1. «ПОВЕРИТЬ АЛГЕБРОЙ
            ГАРМОНИЮ...»



     XX век можно по праву назвать золотым веком филологии: никогда проблемы исследования языка художественной литературы не ставились с такой полнотой и многогранностью. Классическое наследие ОПОЯЗа, труды Г.О. Винокура, В.В. Виноградова, Б.А. Ларина, А.М. Пеш-ковского, Л.В. Щербы, работы В.П. Григорьева, А.Д. Григорьевой, Н.Н. Ивановой, Н.А. Кожевниковой, Ю.М. Лотмана, Л.Ю. Максимова, Л.А. Новикова, Д.М. Поцепни, Н.М. Шанского, Д.Н. Шмелева и др. создали фундаментальную базу для филологического исследования художественного текста. Однако сложность и уникальность самого объекта исследования, каким является художественный текст, определили множество направлений современной науки о языке художественной литературы, а также дискуссионный характер многих проблем.
     Величайшим завоеванием филологической науки явилось выделение художественного текста в качестве отдельного самоценного объекта изучения как эстетического уникума. Анализ художественного текста как произведения искусства, основывающийся на исследовании эстетической функции языковых средств, реализованной в жанрово-композиционном единстве произведения, требует филологического знания и филологического подхода. В последнее время идея интеграции филологических наук завоевывает все больше сторонников.
     Интеграционный подход к анализу текста был выдвинут еще В. Виноградовым, писавшем о необходимости особой науки, близкой к лингвистике и литературоведе

6

Глава 1. «Поверить алгеброй гармонию...»

  нию и отличающейся от той и другой, которая занималась бы изучением проблем художественного текста. Об этом же писал Л. Щерба: методикой толкования художественного текста должны владеть и лингвисты (однако «одного узколингвистического образования недостаточно для понимания литературных произведений») и литературоведы («так как не могут же они довольствоваться интуицией и рассуждать об идеях, которые они, может быть, неправильно вычитали из текста») [56, 97]. Это же признают и современные ученые: С. Аверинцев определил филологию как содружество гуманитарных наук, имеющих двуполярную структуру. «На одном полюсе — скромнейшая служба «при» тексте, не допускающая отхода от его конкретности; на другом — универсальность, пределы которой невозможно очертить заранее» [58, 467].
    Проблема интеграции таких наук, как история, философия, эстетика, язык и литература, чрезвычайно актуальна в подготовке гуманитария. Узкая специализация ограничивает филологический кругозор. Эрудиция, всесторонняя подготовленность исследователя только и могут сделать анализ художественного произведения глубоким и адекватным. Возрождение курса словесности в школе, в котором объединяются языкознание, литературоведение, лингвистический анализ художественного текста, логика, история культуры, философия, этика и эстетика, столь же необходимо, как и интеграция филологических дисциплин в вузе. Однако филологический подход к тексту следует понимать не только как интеграцию филологических дисциплин, но и как метод исследования.
    Нет единства в использовании терминов «анализ», «толкование», «интерпретация». Достаточно традиционному термину «анализ», возможно, в силу его многозначности, многие исследователи предпочитают термин «толкование». Подчеркивая субъективность любых семанти

7

Часть первая

   ческих наблюдений над художественным текстом, толкованием называет свою работу Л. Щерба: «...не буду удивлен, если чье-либо иное толкование покажется мне более убедительным, чем мое» [56, 31]. Термин «толкование» оказывается более предпочтительным и для Л.А. Новикова. С интерпретацией же часто связывают ненаучный подход к тексту. Между'тем, как нам представляется, интерпретация является органической частью анализа художественного текста.
    Произведение как феномен искусства обладает самоценной и самобытной эстетической информацией, не лежащей на поверхности, а требующей ее «добывания», в этом смысле анализ — это всегда интерпретация, которая может уводить от авторского замысла и приводить к искажению содержания произведения или максимально приближать к адекватному его прочтению. Адекватность прочтения, глубина анализа во многом определяются интуицией — как частью любого научного познания, талантом исследователя. Попытки разделять анализ (как научный подход к тексту) и интерпретацию (как его произвольное истолкование) не носят, на наш взгляд, аргументированного характера. Л. Гинзбург пишет: «Художественный образ, художественное слово, по самой своей природе многозначное, символическое, ассоциативное, однозначно описать нельзя, его можно только интерпретировать со всей неизбежной для интерпретации субъективностью» [43, 48].
    Личное сотворчество читателя является необходимым условием анализа текста, так как произведение не представляет собой системы однозначно понимаемых сведений, а является, по выражению В. Виноградова, «известной схемой и загадкой». Художественный текст допускает множественность интерпретаций — известны полемически заостренные толкования одних и тех же про8

                     Глава 1. «Поверить алгеброй гармонию...» изведений разными исследователями. Субъективизм восприятия текста и его толкования обусловлен не только личностью воспринимающего, но и сложным характером ассоциативных рядов, направленных как на соотнесение созданного художественного мира с реальной действительностью, так и с целым рядом других текстов, так или иначе связанных с данным произведением.
    Множественность интерпретаций позволяет преодолеть неизбежную конкретизацию и тем самым обеднение образа при его истолковании. Наличие разных точек зрения, часто взаимоисключающих друг друга, но вытекающих из скрупулезного анализа текста, свидетельствует скорее о глубине произведения, чем о несовершенном аппарате исследования. Чем глубже произведение, чем выше его эстетическая значимость, тем больше возможностей для разнообразных точек зрения в нем открывается. В. Брюсов писал о произведениях А. Пушкина: «Пушкин кажется понятным, как в кристально-прозрачной воде кажется близким дно на безмерной глубине» [7, 388]. «Бездна пространства», открывающаяся в слове А. Пушкина, постоянно притягивает к себе, делая его творчество вечно желанным и вечно непостижимым. Магия бессмертного творения М. Булгакова «Мастер и Маргарита» заставляет вновь и вновь обращаться к этому удивительному произведению, каждый раз открывая в нем новые глубины. В. Виноградов указывал на множество содержаний, сменяющих друг друга в процессе бытования произведения, — каждое поколение читателей привносит свое прочтение.
    Художественному тексту свойственно мерцание смыслов. При этом точность художественного слова — непременное условие широты его ассоциаций. Известно замечание А. Пушкина к стихотворению В. Кюхельбекера о неточно употребленной строке, создающей избыточную многоплановость:

9

Часть первая

            Мне ли в суетах, в волненъи, Мне ли жить среди людей, Я всегда в уединенъи Пас стада главы моей, Вас, созданья вдохновенья, Сны и грезы, и виденья.
     А. Пушкин, комментируя неудачную строку «Пас стада главы моей», с присущим ему юмором комментирует: «вшей?». Интересно наблюдение Ю. Лотмана о том, что в художественном мире В. Кюхельбекера такой реалии нет вообще, что и исключало какое бы то ни было двойственное прочтение этой строки самим автором.
     Красноречивым свидетельством того, что любое исследование текста есть его интерпретация, являются художественные переводы. Переводчик погружается в текст с целью наиболее адекватного прочтения — и неизбежно привносит элементы субъективного осмысления. Невозможность адекватного перевода художественного текста определена не только культурно-историческими особенностями разных языков, но и степенью субъективного видения, характером осмысления одного и того же произведения разными переводчиками.
     Одновременно необходимо отметить, что множественность толкований, их вариативность не являются произвольными, они заложены в тексте и их границы определены волей автора. Каждый текст обладает определенным ассоциативным полем, в пределах которого возможно вариантное его осмысление. Выход за пределы этого поля приводит к недопустимым искажениям текста. Другими словами, есть зона безопасности толкования текста, которую нельзя переступать. И. Арнольд пишет: «Множественность толкований ... не имеет ничего общего с произвольностью. Пределы вариативности зависят от инвариантности смыслов всей структуры и ее элементов в их взаимодействии» (34, 28).

10

Доступ онлайн
400 ₽
В корзину