Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Русская словесность, 2020, № 3

научно-методический журнал
Покупка
Артикул: 742568.0001.99
Русская словесность : научно-методический журнал. - Москва : Шк. Пресса, 2020. - № 3. - 111 с. - ISSN 0868-9539. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.com/catalog/product/1146061 (дата обращения: 03.05.2024). – Режим доступа: по подписке.
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов. Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в ридер.
НАУЧНО-МЕТОДИЧЕСКИЙ ЖУРНА Л

Издательство
«Школьная Пресса»
НАУЧНО-МЕТОДИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ
Издается c января 1993 года
Выходит 6 раз в год

Главный редактор 
А.П. Фурсов, поэт, 
член Союза писателей России
Chief editor 
А.Р. Fursov, the poet, 
member of Union of writers of Russia

Редакционная коллегия
The editorial board
О.М. Александрова, кандидат педагогических 
наук, заведующая Центром филологического 
образования ФГБНУ «Института стратегии 
развития образования РАО» (Москва)
O.M. Alexandrova, candidate of pedagogical 
sciences, head of the Center for philological 
education «Institute of education 
development strategy of RAE » (Moscow)
Н.В. Беляева, доктор педагогических наук, 
ведущий научный сотрудник Центра  
филологического образования ФГБНУ  
«Институт стратегии развития  
образования РАО» (Москва)
N.V. Belyaeva, doctor of pedagogical sciences, 
leading researcher of the Center for philological 
education «Institute of education 
development strategy of RAE» (Moscow) 
И.П. Васильевых, научный сотрудник Центра 
филологического образования ФГБНУ 
«Института стратегии развития 
образования РАО» (Москва) 
Vasilievih I.P., researcher at the Center for 
philological education «Institute of education 
development strategy of RAE» (Moscow) 
В.А. Воропаев, доктор филологических наук, 
профессор Московского государственного 
университета имени М.В. Ломоносова, 
председатель Гоголевской комиссии 
Научного совета РАН 
«История мировой культуры» (Москва) 
V.A. Voropaev, doctor of philological sciences, 
Professor of Moscow state University named 
after M.V. Lomonosov, the Chairman 
of the Gogol Commission Scientific Council 
«History of world culture» of the Russian  
Academy of Sciences (Moscow)
Ю.Н. Гостева, кандидат педагогических наук, 
старший научный сотрудник ФГБНУ  
Центра филологического образования  
«Институт стратегии развития 
 образования РАО» (Москва)
J.N. Gosteva, the candidate of pedagogical 
sciences, senior researcher of the Center 
for philological education «Institute of education 
development strategy of RAE» (Moscow)

Русская литература поднялась до явления совершенно уникального.
Василий Розанов

МОНУМЕНТАЛЬНОСТЬ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Нина Трофимова
Образ орла в русской литературной традиции  
и творчестве А.С. Пушкина . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 3

ШЕДЕВРЫ РУССКОЙ ПРОЗЫ
Ольга Богданова
Музыкальный подтекст «Капитанской дочки» А.С. Пушкина 
(реинтерпретация названия) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  12

ГЕНИЙ МЕСТА
Алексей Святославский  
Елена Чернышева
Пушкинская местнография Москвы и Подмосковья:  
родной край как источник творческого вдохновения поэта . . .  19

ГЛУБОКОЕ ПРОЧТЕНИЕ
Алла Злочевская
Жанровый парадокс «Капитанской дочки» А.С. Пушкина: 
исторический роман/сказка  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 31

ШЕДЕВРЫ РУССКОЙ ДРАМАТУРГИИ
Дарья Якушева 
Мифологические аспекты в «Маленьких трагедиях» 
А.С. Пушкина . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  38

Специальный номер,  
посвященный творчеству А.С. Пушкина, 
подготовленный совместно  
c кафедрой русской классической литературы 
Института филологии  
Московского педагогического государственного 
университета

Сердце будущим живет;
Настоящее уныло:
Все мгновенно, все пройдет;
Что пройдет, то будет мило.
А.С. Пушкин (1799–1837)

3/2020

Адрес  издательства и редакции
127254, г. Москва, а/я 62
Тел.: 8 (495) 619-52-87, 619-83-80
E-mail: aleksandr.fursoff2014@yandex.ru

Журнал зарегистрирован МПТР России,  
свид. о рег. ПИ № ФС 77-33042 
от 04.09.08 г.
Формат 84×108/16.   Усл.-печ. л. 7,25
Изд. №  3439.  Заказ

Отпечатано в АО «ИПК «Чувашия»,
428019, г. Чебоксары, 
пр. И. Яковлева, д. 13

©  ООО «Школьная Пресса», 2020
©  «Русская словесность», 2020

Журнал рекомендован Высшей аттестационной комиссией (ВАК) Министерства 
образования и науки РФ в перечне ведущих 
рецензируемых научных журналов и изданий, в которых должны быть опубликованы 
основные научные результаты диссертаций 
на соискание ученой степени доктора  
и кандидата наук.
Журнал зарегистрирован в базе данных 
Российского индекса научного цитирования. 
Журнал «Русская словесность» включен  
в международные базы цитирования 
Web of Science, Scopus, Web of Knowledge, 
Astrophysics, PubMed. Mathematics, 
Сhemical Abstracts, Springer, Agris.

В номере 
в качестве заставок 
использованы 
рисунки  А.С. Пушкина

Номер выходит с разделом —  
«Русский язык и литература  
для школьников» № 3, 2020  
и приложением —  
электронным периодическим 
изданием  
«Русская словесность» № 3, 2020

И.Н. Добротина, научный сотрудник ФГБНУ 
Центра филологического образования  
«Институт стратегии развития 
образования РАО» (Москва)
I.N. Dobrotinа., researcher of the Center  
for philological education «Institute of education 
development strategy of  RAE» (Moscow)
О.В. Зырянов, доктор филологических наук, 
профессор, заведующий кафедрой русской 
литературы Уральского федерального университета имени первого Президента России  
Б.Н. Ельцина (Екатеринбург)
O.V. Zyryanov, doctor of Philology, Professor,  
head of chair of Russian literature of the Ural 
Federal University named after first President  
of Russia B.N. Yeltsin (Ekaterinburg)
Н.В. Корниенко, член-корреспондент Российской академии наук, доктор филологических 
наук, заведующая отделом новейшей  
русской литературы и литературы русского 
зарубежья Института мировой литературы  
им. А.М. Горького РАН (Москва)
N.V. Kornienkо, a member-correspondent  
of the Russian Academy of Sciences,  
doctor of philological Sciences, head of Department 
of modern Russian literature and literature  
of Russian abroad of the Institute of world  
literature named after A.M. Gorky Russian  
Academy of Sciences (Moscow)
В.В. Лепахин, доктор филологических наук, 
профессор Сегедского университета  
(г. Сегед, Венгрия)
V.V. Lepakhin, Doctor of Philology, Professor  
of Seged University (Seged, Hungary)
В.М. Улитин, поэт, прозаик,  
член Союза писателей России (Владимир)
V.M. Ulitin, poet, prose writer, 
member of writers Union of Russia (Vladimir)
И.В. Ускова, научный сотрудник ФГБНУ  
Центра филологического образования 
«Институт стратегии развития образования 
РАО», г. Видное, Московская область
I.V. Uskovа, researcher of the Center for philological education «Institute of education development 
strategy of RAE» (Vidnoe, Moscow region)

Редактор К.А. Фурсов
Editor K.A. Fursov

Издание охраняется Законом РФ об авторском праве. 
Любое воспроизведение материалов, размещенных в журнале, как на бумажном  
носителе, так и в виде ксерокопирования, сканирования, записи в память ЭВМ, 
и размещение в Интернете запрещается.

Содержание (раздел-журнал)  
«Русский язык и литература для школьников»  № 3, 2020 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  81

Содержание электронного периодического издания 
«Русская словесность»  № 3, 2020 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 112

ПОЭТИКА РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Ксения Бритикова
Значение оппозиции «телега-сани»  
для образа жизненного пути в творчестве А.С. Пушкина  . . . . . 45

ТОРЖЕСТВО СОЗВУЧИЙ
Надежда Любченко
Трансформация темы тоски в «Евгении Онегине»  
А.С. Пушкина и «Чевенгуре» А.П. Платонова  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 50

ЛЕКЦИОННЫЙ ЗАЛ
Владимир Сорокин 
Лексема «друг» в лирике и письмах А.С. Пушкина:  
семантика, аксиология, поэтика  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 55

УДИВИТЕЛЬНОЕ В МИРЕ РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ
Александр Фурсов
«И послушалась волна…»
Метафизика волны у Пушкина, Хокусая и Айвазовского  . . . . . . . . . 59

ИНТЕГРАЦИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ В ПРЕДМЕТЫ 
ШКОЛЬНОГО ЦИКЛА: ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОЕ ИСКУССТВО
Ксения Поташова
Топос окна в поэзии А.С. Пушкина:  
к проблеме визуализации художественного образа . . . . . . . . . . . 62

РУССКИЙ ЯЗЫК В КЛАССИЧЕСКИХ ПРОИЗВЕДЕНИЯХ 
РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Владимир Беликов
Бабариха и русские системы свойства́ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 67

Ольга Довгий
Пушкин, Кантемир и грамматика поэзии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 78

Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Монументальность русской литературы

Нина Трофимова*

Образ орла 
 в русской 
литературной 
традиции  
и творчестве  
А.С. Пушкина

Ключевые слова: метафора-символ, орелвоин, аналогия парения мысли, эмблема 
России, символ свободы
Keywords: metaphor-symbol, eagle-warrior, 
analogy of soaring thoughts, emblem of Russia, 
symbol of freedom

УДК 82-191

* Доктор филологических наук, профессор 
кафедры русской классической литературы 
Института филологии ФГБОУ ВО «Московский педагогический государственный университет».
1 См., например: [4].

Орел — один из древнейших образов фольклора и литературы, 
использование которого связано с мифологическими представлениями об особых свойствах этой птицы. В русском средневековье орел — метафора героя, полководца, царя, а его полет уподоблялся высоте мысли и поэтическому вдохновению. Эти значения были усвоены поэтами последующих веков, в том числе 
А.С. Пушкиным, но именно он расширил возможности использования этого образа, придав ему черты свободолюбия и мудрости, вводя его в новые поэтические контексты.
An eagle — one of the ancient images of folklore and literature, 
connected with mythological vision of the characteristics of this bird. 
Russian medieval authors used an eagle as a metaphor of a hero, 
warlord, king and its flight was equated with poetic inspiration. 
These meanings were assimilated by the poets of later ages, but 
A.S.  Pushkin expanded the possibilities of the use of this image, 
given to it the features of love of freedom, wisdom, placed it to new 
poetic contexts.
«С
ловарь языка А.С. Пушкина» насчитывает 47 случаев употребления слова «орел» в произведениях поэта и определяет ряд значений: прямая номинация, переносные значения: «О выдающемся деятеле», 
«О  фельдмаршале М.И. Кутузове», «О поэте В.А. Петрове», «Об изображении орла», «О французских знаменах  
с изображением орла на древке (в войсках Наполеона  I)», фразеологизм «нестись орлом», «государственный 
герб некоторых стран с изображением орла», «символ 
России, ее войск», каламбурное употребление «сидеть 
орлом» [17,151].
Образ орла в творчестве А.С. Пушкина привлекал 
внимание исследователей в разных аспектах1. Цель данной работы — проследить соотношение традиционных в 
литературе, в первую очередь отечественной, значений 
образа с новыми, свойственными именно произведениям Пушкина. 
Орел появляется в мировой литературе с древнейших 
времен. Во всех мифологиях мира он царь птиц, связан 

Русская словесность   ·  3/2020

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

с божественным началом, наделен силой, быстротой, мудростью, даром взлетать к солнцу 
и смотреть прямо на него [9, 260]. Эти свойства отражаются уже в античной литературе. 
Например, орел как царь птиц появляется на 
скипетре Зевса в первой пифийской песни 
«Этна» Пиндара [12, 58], отвага его подчеркнута в пятой пифийской песни «Батт» [12, 94], 
быстрота и сила проявляются в сцене охоты в 
Немейской песни третьей «Ахилл» [12, 125]. 
Неудержимым вестником Зевса представлен 
он в пятой Олимпийской песни Вакхилида, 
причем поэт сравнивает неисчерпаемость его 
путей с собственными безграничными возможностями петь подвиги героев [12, 236].
Единственное качество, приписываемое в 
мифологиях орлу, которое в системе христианских ценностей может оцениваться отрицательно, — это гордость, но она проявляется в этом 
образе достаточно редко.
В средневековой русской литературе и фольклоре образ орла в числе метафор-символов 
был исследован В.П. Адриановой-Перетц, которая отмечала, что «Уподобление героя — орлу в 
светской литературе русского средневековья 
делается по признаку силы, высоты и быстроты 
полета этой птицы, которую и устная традиция называет царем птиц…» [1, 83]. В древнерусских памятниках, исторических песнях и 
балладах чаще всего орлу уподобляется князь, 
царь, русский воин. Например, в «Казанской 
истории» образ используется по отношению к 

Василию III и его детям: «И осташася от него 
два сына, яко от краснопераго орла два златоперыя птенца» [7, 306], а в момент штурма Казани 
«Рустии же вои быстро, яко орли и ястреби 
гладни, на нырищи полетаху…»[7, 470]. В песне 
«Взятие Казани» во сне казанской царицы «сизой орлища» символизирует московского царя 
Ивана Васильевича [6, 97].
Литература XVIII в. закрепляет это значение 
образа, устойчиво свойственное предшествующей литературной и фольклорной традиции. 
В оде Ломоносова «На взятие Хотина» поэт 
говорит о русских воинах:

Но чтоб орлов сдержать полет, 
Таких препон на свете нет. [8,62]

А затем с орлом автор сравнивает русское 
войско, а в образе орлицы представляет Анну 
Иоанновну:

Как в клуб змия себя крутит, 
Шипит, под камень жало кроет,
Орел когда шумя летит
И там парит, где ветр не воет,
Превыше молний, бурь, снегов
Зверей он видит, рыб, гадов.
Пред росской так дрожит Орлицей,
Стесняет внутрь Хотин своих. [8, 66–67]

В этой оде появляются атрибуты орлиного 
полета, которые затем закрепляются поэтической традицией: высота, неподвластность стихиям, острое зрение орла, который видит все, 
что творится на земле и под водой.
Те же значения образа видим в поэме 
М.М. Хераскова «Россиада». Эпитет «орлиный» 
и сравнения с орлом характеризуют и русское 
воинство в походе на Казань, и отдельных военачальников:

Но язву легкую приняв в ребро едину,
Князь Курбский, быстроту имеющий орлину,
Толь крепко меч во шлем противника вонзил,
Что в части все его закрепы раздробил. [20,214] 

Российские полки дерзают в стройном чине;
Подобно молниям, доспехи их горят;
Казалось, то орлы противу туч парят… [20,222]

Явился Палецкий, парящий как орел,
По грудам он к царю щитов и шлемов шел…
 [20, 236]

Рисунок А.С. Пушкина

Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Монументальность русской литературы

Сравнение воина, полководца с орлом неоднократно используется в поэзии Г.Р. Державина, в том числе в обращении к П.А. Румянцеву, включенном в оду-сатиру «Вельможа», где в 
образе подчеркнута сила и высота полета:

Тебе, герой! желаний муж!
Не роскошью вельможа славный;
Кумир сердец, пленитель душ,
Вождь, лавром, маслиной венчанный!
Я праведну здесь песнь воспел.
Ты ею славься, утешайся,
Борись вновь с бурями, мужайся,
Как юный возносись орел. [3, 236–237]

Орлом назван в поэзии Державина и А.В. Суворов. В стихотворении «На переход Альпийских гор», оценивая легендарный поход, поэт 
пишет: 

Чрезъ неприступны переправы 
На высотѣ ты новой славы 
Явился, сѣверный Орелъ! [19, 278]

В поэзии начала XIX в. героический образ 
орла-воина продолжает свою жизнь и прямо 
связывается с древнерусской традицией, интерес к которой возник в связи с публикацией 
летописей и особенно развился после появления первого издания «Слова о полку Игореве». 
В стихотворении В.А. Жуковского «Песнь барда 
над гробом славян-победителей» (1806) образ 
появляется неоднократно. С молодыми орлами, 
погибшими в полете к солнцу, сравнивает поэт 
героев, погибших в битве:

Как орлий со скалы пустившийся птенец,
Впервые восшумев отважными крылами,
Близ солнца зря трудов и поприща конец,
Парит, превыспренний, и вдруг, 
небес громами
Сожженный посреди стремленья к высотам,
                В гремящих тучах исчезает…
Так пал с победой росс! паденье — 
страх врагам. [5, 50]

В видении вдохновенного певца встает порабощенная Европа и вновь появляется образ 
орла-полководца:

О доблесть прежних лет! 
Лишь цепи там звучат;
Лишь хищников бичи подъяты над рабами;

Сокрылись Германа последние сыны;
Сокрылись сил вожди, парившие орлами;
В пустынях, очеса к земле преклонены,
Над прахом падшего отечества рыдают. [5, 54]

Русским воинам певец пророчит отмщение  
и победу над врагом:

Уж горний наш орел перунами гремит;
Уж гордо распростер крыла перед полками. [5, 56]

Часто этот образ-символ определяет героев 
прошлого, которых поэты рассматривают как 
предшественников русских воинов современности. Так использован образ в стихотворении 
В.А. Жуковского «Певец во стане русских воинов», в котором князь Святослав характеризуется эпитетом, а воины 1812 г. — метафоройсимволом:

О Святослав, бич древних лет, 
Се твой полет орлиной.
«Погибнем! мертвым срама нет!» –
Гремит перед дружиной.
…Хвала вам, чада прежних лет, 
Хвала вам, чада славы!
Дружиной смелой вам вослед 
Бежим на пир кровавый;
Да мчится ваш победный строй
Пред нашими орлами,
Да сеет, нам предтеча в бой,
Погибель над врагами… [5, 150–151]

Образ орла пронизывает все стихотворение. 
Он символически ассоциируется с образом Кутузова:

Хвала тебе, наш бодрый вождь,
Герой под сединами!
Как юный ратник, вихрь, и дождь,
И труд он делит с нами…
О, диво! се орел пронзил
Над ним небес равнины…
Могущий вождь главу склонил;
Ура! кричат дружины.
Лети ко прадедам, орел,
Пророком славной мести!
Мы тверды: вождь наш перешел
Путь гибели и чести…[5, 153]

К «Слову о полку Игореве» отсылает переосмысленное сравнение в форме творительного 
падежа, использованное по отношению к Платову:

Русская словесность   ·  3/2020

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Орлом шумишь по облакам,
По полю волком рыщешь,
Летаешь страхом в тыл врагам, 
Бедой им в уши свищешь. [5, 154–155]

(В «Слове» Боян «растѣкашется… сѣрымъ 
вълкомъ по земли, шизымъ орломъ подъ облакы» [18,3]).
Сравнение с орлом, побеждающим змей, 
сходное с одой Ломоносова, характеризует Бенигсена:

Хвала, наш Нестор-Бенигсон!
И вождь и муж совета,
Блюдет врагов не дремля он,
Как змей орел с полета. [5, 155]

Краткая исчерпывающая характеристика 
«Орлов отважностью орел» [5, 157] подчеркивает важнейшее качество воина.
В думе К.Ф. Рылеева «Святослав», также 
с отсылкой к «Слову», князь сравнивается с 
орлом: 

О князь, давно истлел твой прах,
Но жив еще твой дух геройский!
Питая к славе жар в сердцах,
Он окрыляет наши войски!

Он там, где пыл войны кипит,
Орлом ширяясь перед строем,
Чудесной силою творит
Вождя и ратника героем!2

(В «Слове» о Романе Галицком сказано: «Высоко плаваеши на дѣло въ буести, яко соколъ на 
вѣтрехъ ширяяся» [18, 8]). 
Тот же образ использован и в думе «Дмитрий Донской» по отношению к Дмитрию 
Волынцу, который вместе с Владимиром Серпуховским вел засадный полк во время Куликовской битвы: 
 
К концу клонился бой кровавый,
И черный стяг был пасть готов, –
Как вдруг орлом из-за дубравы
Волынский грянул на врагов.

Это традиционное значение образа орла как 
героя-воина, полководца, царя сохраняется 
в поэзии А.С. Пушкина. Примечательно, что 
эпиграфом к главе X повести «Капитанская 

дочка», которая названа «Осада города», Пушкин берет отрывок из поэмы «Россиада», где 
сравнение с орлом относится к Ивану IV в походе на Казань:

Заняв луга и горы,
С вершины, как орел, бросал на град он взоры.
За станом повелел соорудить раскат
И, в нем перуны скрыв,
 в нощи привесть под град.
Херасков3 [14, 6:485]

Этот эпиграф свидетельствует о знании 
устойчивого значения этого образа в предшествующей поэзии. В стихотворении «Воспоминания в Царском Селе» (1829) метафоройсимволом обозначаются полководцы екатерининской эпохи:

Еще исполнены великою женою,
Ее любимые сады
Стоят населены чертогами, вратами,
Столпами, башнями, кумирами богов
И славой мраморной, и медными хвалами
          Екатерининских орлов. [14, 3:156]
 
А в стихотворении «Перед гробницею святой…» (1831) тот же образ отнесен к М.И. Кутузову, чей облик подчеркнут не только метафорой, но и выразительной звукописью: 

Под ними спит сей властелин,
Сей идол северных дружин,
Маститый страж страны державной,
Смиритель всех ее врагов,
Сей остальной из стаи славной
Екатерининских орлов… [14, 3:220]

Орел как символ царственного достоинства, 
напоминающий приведенный образ царя и его 
сыновей в «Казанской истории», появляется в 
сравнении, использованном в «Сказке о царе 
Салтане»:

И царица над ребенком
Как орлица над орленком. [14, 4:431]

Таким образом, первый круг значений образа орла, свойственный предшествующей литературе, представлен в творчестве Пушкина в 
традиционном виде.

2 Здесь и далее думы К.Ф. Рылеева цит. по изд.: [15] 

3   Здесь и далее произведения А.С. Пушкина цит. по изд.: 
[14]с указанием тома и страницы

Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Монументальность русской литературы

В работе В.П. Адриановой-Перетц было отмечено, что «средневековая русская литература 
знает и другое употребление образа орла: высоте и легкости его полета уподобляется возвышенность мыслей, стремлений истинного 
христианина, уносящегося от земных забот к 
„небесным”, его моральная высота»[1, 84]. Полет орла как аналогия парению мысли появляется в «Слове о полку Игореве» и в «Молении 
Даниила Заточника» («Быхъ мыслию паря, аки 
орелъ по воздуху» [10, 276]).
Эта древняя метафора-символ в поэзии 
А.С. Пушкина превращается в образ возвышенного поэтического творчества, возможно, 
под влиянием античной традиции. В форме 
развернутой аллегории уподобляется орлу поэт В.А. Петров в стихотворении «Мордвинову» 
(1827):

Под хладом старости угрюмо угасал
Единый из седых орлов Екатерины.
В крылах отяжелев, он небо забывал
И Пинда острые вершины.

В то время ты вставал: твой луч его согрел,
Он поднял к небесам и крылья, и зеницы.
И с шумной радостью взыграл и полетел
Во сретенье твоей денницы. [14, 3:16]

Изображение возвращения поэтического 
вдохновения к старому поэту-орлу сменяется 
сравнением души поэта с пробудившимся орлом в стихотворении «Поэт» (1827).

Но лишь божественный глагол
До слуха чуткого коснется,
Душа поэта встрепенется,
Как пробудившийся орел. [14, 3:22]

К этому значению образа близко упоминание в стихотворении «Пророк» (1826) действия 
божественной силы на вещее зрение поэта:

Перстами легкими как сон
Моих зениц коснулся он:
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы. [14, 2:338]

Во всех случаях образ подчеркивает пророческий и всевидящий характер поэтического 
зрения.
Третье традиционное значение образа орла возникло позднее предыдущих. В поэзии 

XVII в. с появлением стихотворной «книжицы» 
Симеона Полоцкого «Орел Российский», посвященной провозглашению царевича Алексея 
Алексеевича наследником престола, орел в виде 
герба Московского государства становится эмблемой России [11]. Это значение сохраняется 
и развивается в поэзии XVIII в. Оно находит 
отражение в оде М.В. Ломоносова «Первые трофеи Его Величества Иоанна III», где гербы России и Швеции становятся символами воинства 
двух стран:

Российских войск хвала растет,
Сердца продерзки страх трясет,
Младой Орел уж Льва терзает. [8,75]

Аналогично используется образ в стихотворении Г.Р. Державина «На взятие Измаила», но 
в сопоставлении с символом Турции — луной:

О росс! твоя лишь добродетель 
Таких великих дел содетель; 
Лишь твой орел луну затмил. [3,169]

Орел как герб и эмблема России появляется 
в ранних произведениях А.С. Пушкина. В «Воспоминаниях в Царском Селе» (1814) поэт напоминает о победах над врагами, дважды используя этот образ. Сначала это метафора, напоминающая о Полтавской победе над шведами: 

Не се ль Элизиум полнощный, 
Прекрасный Царскосельский сад, 
Где, льва сразив, почил орел России мощный 
На лоне мира и отрад?.. [14, 1:83]

Во втором случае изображена Чесменская 
колонна, посвященная победе над Турцией, на 

 Черновой автограф А.С. Пушкина

Русская словесность   ·  3/2020

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

которой изображен орел, терзающий когтями 
полумесяц:

Он видит: окружен волнами,
Над твердой, мшистою скалой
Вознесся памятник. Ширяяся крылами,
Над ним сидит орел младой. [14,1:84]

Двуглавый орел как эмблема России упомянут в эпилогах к «Кавказскому пленнику»  
и к «Цыганам» в размышлениях о славном прошлом страны:

И воспою тот славный час,
Когда, почуя бой кровавый,
На негодующий Кавказ
Подъялся наш орел двуглавый… [14, 4:130]

…Где старый наш орел двуглавый
Еще шумит минувшей славой… [14, 4:235]

То же значение несет иронический образ  
в X  главе «Евгения Онегина»:

Его мы очень смирным знали,
Когда не наши повара
Орла двуглавого щипали
У Бонапартова шатра. [14,5:209]

В главе 8 «Капитанской дочки» казак говорит об изображении «двуглавого орла, величиною с пятак» на груди Пугачева как о «царском 
знаке» [14, 6:472].
Герб России привлекал внимание Пушкина, о чем свидетельствуют его письма. Поэт 
писал брату в январе 1823 г. в связи с думой 

К.Ф. Рылеева «Олег»: «… во время Олега герба 
русского не было, а двуглавый орел есть герб 
византийский и значит разделение Империи на 
Западную и Восточную — у нас же он ничего не 
значит…» [14, 10:52], а затем Рылееву в 1825  г.: 
«…Ты напрасно не поправил в «Олеге» герба 
России. Древний герб, святой Георгий, не мог 
находиться на щите язычника Олега; новейший, двуглавый орел есть герб византийский и 
принят у нас во время Ивана III, не прежде…» 
[14,10:143–144].
В отличие от предшественников, у Пушкина встречаются упоминания орлов на военных  
и государственных атрибутах других стран.  
В первую очередь, это олицетворенные орлы на 
древках французских знамен Наполеона, сначала в мечтах полководца, а затем в воспоминаниях поэта:

И вспыхнет брань! за галльскими орлами,
С мечом в руках победа полетит…
Наполеон на Эльбе (1815) [14, 1:123]

Давно ль орлы твои летали
Над обесславленной землей?
Давно ли царства упадали
При громах силы роковой?… 
Наполеон (1821) [14, 2:62] 

В очерке «Вольтер» упоминается изображение «прусского орла», составляющего вместе  
с короной и скипетром эмблему прусского короля [14, 7:418]. Таким образом, эмблематическое использование этого образа в произведениях Пушкина расширяется.
Орлы в литературных произведениях средневековья появлялись и как реальные персонажи. Вместе с другими хищными зверями  
и птицами они были предвестниками кровавых побоищ в «Слове о полку Игореве» («Уже 
бо бѣды его пасетъ птиць по дубию, влъци 
грозу въсрожатъ по яругамъ, орли клектомъ на 
кости звѣри зовутъ, лисици брешутъ на чръленыя щиты»  [18,  4]), в «Задонщине» («А уже 
бѣды их пасоша птицы крылати, под облакы 
летают, вороны часто грают, а галицы своею 
рѣчью говорят, орли хлѣкчют, а волцы грозно 
воют, а лисицы на кости брешут» [16,  9]), «Повести об Азовском осадном сидении донских 
казаков»  («Давно у насъ, в полях наших летаючи, а васъ ожидаючи, хлекчутъ орлы сизые 

Чесменская колонна в Царском cеле

Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Монументальность русской литературы

и граютъ вороны черные, подле Дону у нас 
всегда брешутъ лисицы бурые, а все они ожидаючи вашего трупу бусурманского» [13,  165]). 
Киприановская редакция «Сказания о Мамаевом побоище» перед битвой упомянула орлов 
дважды: «Тогда же по вся нощи волцы выюще 
страшно, и ворони и орли по вся нощи и дни 
грающе и клегчюще, ждуще грознаго и богом 
изволенаго дни кровопролитнаго, по реченному: «Где будет труп, тамо съберутся орли» 
[16, 60]. Обратим внимание на то, что в трех 
последних цитатах вороны и орлы упомянуты 
вместе.
В поэзии XVIII в. также появляется орел как 
реальный персонаж, но не только с традиционным значением хищника, но и с символическими значениями, неизвестными средневековой литературе. В стихотворении «Фонарь» 
Г.Р. Державин рисует орла как хищную птицу, 
нападающую на лебедя:

Но тутъ, какъ быстрый съ свистомъ громъ,
Но рамена его сребристы
Орелъ прожорливый, когтистый
Упалъ съ небесъ…[19]

А в оде «Видение мурзы» Г.Р. Державина 
спящий орел с символами победы олицетворяет 
мирную Россию, которая на протяжении 12 лет, 
с 1775 по 1787 гг., не вела войн, т. е. этот образ 
близок к эмблематическому. Он взят поэтом  
с портрета Екатерины II, написанного Д.Г. Левицким:

Орел полунощный, огромный, 
Сопутник молний торжеству, 
Геройской провозвестник славы, 
Сидя пред ней на груде книг, 
Священны блюл ее уставы; 
Потухший гром в когтях своих 
И лавр с оливными ветвями 
Держал, как будто бы уснув. [3, 101]

Появляется в творчестве Державина и орел 
как элемент полуденного пейзажа, чей стремительный полет противопоставлен бездействию 
вельможи:

Орел, на высоте паря, 
Уж солнце зрит в лучах полдневных: 
Но твой чертог едва заря
Румянит сквозь завес червленых… 
 «Вельможа» [3, 233]

Из современников Пушкина средневековый 
образ орла-хищника дважды использует Н.В. Гоголь в повести «Тарас Бульба», сначала в эпизоде сражения казаков: «Будут, налетев, орлы 
выдирать и выдергивать из них козацкие очи» 
[2,  115]. Затем, когда Товкач везет изрубленного 
Тараса в Сечь, он говорит: «Пусть же хоть и будет 
орел высмыкать из твоего лоба очи, да пусть же 
степовой наш орел, а не ляшский, не тот, что 
прилетает из польской земли» [2,  130].
Пушкин образу орла-персонажа придает значения, не свойственные более ранним произведениям. Они не связаны со средневековым 
осмыслением орлов как мрачных предвестников 
кровавой битвы. В кавказских произведениях 
Пушкина орел — постоянный атрибут горного 
пейзажа. Высота его полета под стать высоте гор, 
он оставляет внизу дольнее, повседневность, 
уносясь в область бурь. Такой пейзаж дважды 
нарисован в поэме «Кавказский пленник». Первый отрывок содержит изображение бури, которой не боятся только орлы, поднимающиеся  
в высоту и перекликающиеся между собой:
 
Когда, с глухим сливаясь гулом,
Предтеча бури, гром гремел,
Как часто пленник над аулом
Недвижим на горе сидел!
У ног его дымились тучи,
В степи взвивался прах летучий;
Уже приюта между скал
Елень испуганный искал;
Орлы с утесов подымались
И в небесах перекликались;
Шум табунов, мычанье стад
Уж гласом бури заглушались… [14, 4:113]

Во втором фрагменте звуковая картина прямо противопоставлена предыдущей, и отсутствие орлиного крика подчеркивает тишину  
и спокойствие мирной ночи в горах.

Меж тем, померкнув, степь уснула,
Вершины скал омрачены.
По белым хижинам аула
Мелькает бледный свет луны;
Елени дремлют над водами,
Умолкнул поздний крик орлов,
И глухо вторится горами
Далекий топот табунов. [14, 4:126]

Сходное описание встречается в стихотворении «Кавказ» (1829), уподобляющем зоркость  

Русская словесность   ·  3/2020

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

и возвышенность поэтического зрения зоркости и высоте полета орла:

Кавказ подо мною. Один в вышине
Стою над снегами у края стремнины;
Орел, с отдаленной поднявшись вершины,
Парит неподвижно со мной наравне.
Отселе я вижу потоков рожденье
И первое грозных обвалов движенье. 
[14, 3:137]

В стихотворении «Обвал» орлы, перекликающиеся над головой лирического героя, как 
и в первом отрывке из поэмы, составляют одну 
из тревожных примет [14, 3:138].
В творчестве Пушкина образ орла приобретает новое значение как символ свободы, в том 
числе свободы выбора. Впервые этот смысл обнаруживается в стихотворении «Узник» (1822), 
где неволе лирического героя и орла, его «грустного товарища», противопоставлена мечта о 
свободе полета:

«Давай улетим!
Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
Туда, где за тучей белеет гора,
Туда, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер... да я!..» [14, 2:131]

Как и в предыдущих примерах, естественное 
окружение вольного орла — тучи, горы, бурные 
воды, ветер, к которым стремится выросшая в 
неволе птица.
С этим же значением свободолюбия образ 
появляется в поэме «Езерский» и в виде варианта в неоконченном цикле «Египетские ночи», 
в прямом сопоставлении с поэтическим вдохновением:

Зачем от гор и мимо башен
Летит орел, тяжел и страшен,
На чахлый пень? Спроси его.
Зачем арапа своего
Младая любит Дездемона,
Как месяц любит ночи мглу?
Затем, что ветру и орлу
И сердцу девы нет закона.
Таков поэт: как Аквилон
Что хочет, то и носит он —
Орлу подобно, он летает
И, не спросясь ни у кого,
Как Дездемона избирает
Кумир для сердца своего. [14, 6:380]

Символом гордой свободы выбора служит орел в «калмыцкой сказке», рассказанной Пугачевым Гриневу в «Капитанской дочке». По  жанру отрывок, названный сказкой, 
представляет собой притчу. В стихотворных 
притчах XVIII в. неоднократно использовались образы орлов, где они представлялись 
как гордые собой, но часто недальновидные 
птицы. Так трактуют образ притчи А.П. Сумарокова «Война орлов», «Орел», «Орел и ворона», И.И. Хемницера «Орлы». Каждый из двух 
героев «Капитанской дочки» толкует притчу 
по-своему. И для того, и для другого орел — 
символ гордости, свободы, достоинства и мудрости. Но Пугачев видит орлом себя, а Гринев 
считает, что «жить убийством и разбоем значит 
… клевать мертвечину» [14,  6:508], т. е. признает вождя бунта не орлом, а вороном. Именно 
эта притча объясняет отсутствие у Пушкина 
образа орла-хищника, ожидающего поживы 
на поле будущей битвы. Если в средневековой традиции орел и ворон одинаково воспринимались в сценах битвы именно в таком 
качестве, то в поэтическом сознании Пушкина 
орел — охотник, но не питается падалью, в отличие от ворона. 
Вслед за Пушкиным орла как символ свободы представляет Н.М. Языков в «Новгородской 
песни 1-й» (1825):

Свободно, высоко взлетает орел, 
Свободно волнуется море, — 
Замедли орлиный полет, 
Сдержи своенравное море! [21, 69]

В поэзии Пушкина появляются и отдельные 
случаи использования образа орла с индивидуальными значениями. Качество быстроты полета использовано поэтом в сравнении, относящемся не к всаднику, а к коню. В «Послании 
к Юдину» (1815) мечтающий лирический герой 
видит себя в гуще военных действий:

Мой конь в ряды врагов орлом
Несется с грозным седоком —
С размаха сыплются удары.
О вы, отеческие лары,
Спасите юношу в боях! [14, 1:179]

Зоркость и дальновидность орла становится внутренним признаком для использования 
эпитета, которым в поэме «Полтава» определя
Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Монументальность русской литературы

ется проницательный взгляд Кочубея, ищущего 
помощников для свершения мести Мазепе:

А между тем орлиным взором
В кругу домашнем ищет он
Себе товарищей отважных,
Неколебимых, непродажных. [14, 4:264]

В той же поэме сравнение с орлом использовано в составе образного параллелизма в упоминании Марии, ожидающей решения родителей о ее браке с Мазепой:

Не серна под утес уходит,
Орла послыша тяжкий лёт;
Одна в сенях невеста бродит,
Трепещет и решенья ждет. [14, 4:257]

Таким образом, поэзия Пушкина сохраняет 
два важнейших традиционных значения образа орла — как метафору воина, полководца, 
царя и аналогию поэтического вдохновения. 
Шире, чем у предшественников, представлен в 
творчестве поэта эмблематический образ орла. 
Вместе с тем поэт расширяет сферу возможностей использования этого образа: орлы в кавказских пейзажах — неустрашимые обитатели 
гор, высота их полета может сравниться только 
с возвышенным пророческим даром поэта; орел 
появляется и как символ свободолюбия, независимости и мудрости. Необычные сравнения и 
параллели на основе традиционного образа создают индивидуальные поэтические картины.

Литература

1. Адрианова-Перетц В.П. Очерки поэтического 
стиля Древней Руси. — М.; Л. Изд-во АН СССР, 
1947. — 188 с.
2. Гоголь Н.В. Тарас Бульба // Гоголь Н.В. Собр. 
соч.: в 6 т. — Т. 2. — М.: ГИХЛ, 1959. — C. 32–153.
3. Державин Г.Р. Стихотворения / Вступ. статья и 
подгот. текста В.П. Друзина. — М.; Л.: Сов. писатель, 
1963 (Библиотека поэта. Малая серия). — 456 с. 
4. Егорова Е.Н. Мир фауны в творчестве Пушкина. Мы вольные птицы // Хозяева и гости усадьбы 
Вяземы: материалы XX Голицынских чтений. — М.: 
Мелихово, 2014. — С. 64–81.
5. Жуковский В.А. Собр. соч.: в 4 т. — М.; Л.: Гос. 
изд. худ. лит., 1959. — Т. 1. Стихотворения. LII. — 
480 с.
6. Исторические песни. Баллады / Сост., подг. 
текстов, вступ. статья и примеч. С.Н. Азбелева. — 
М.: Современник, 1986. 

7. Казанская история //Библиотека литературы 
Древней Руси. / РАН. ИРЛИ; Под ред. Д.С. Лихачева, Л.А. Дмитриева, А.А. Алексеева, Н.В. Понырко. — Т.10: XVI век. — СПб.: Наука, 2004. 
С.  252–509.
8. Ломоносов М.В. Избранные произведения /
Вступ. статья, сост., примеч. А.А. Морозова; подг. 
текста М.П. Лепехина и А.А. Морозова. — Л.: Сов. 
писатель, 1986. (Библиотека поэта; Большая серия. 
Изд. 2-е). — 558 с.
9. Мифы народов мира. Энциклопедия в 2-х т. — 
Т.2. — М.: Сов. энц., 1982. 
10. Моление Даниила Заточника // Библиотека литературы Древней Руси. / РАН. ИРЛИ; Под 
ред. Д.С. Лихачева, Л.А. Дмитриева, А.А. Алексеева, 
Н.В. Понырко. — Т.4. XII век. — СПб.: Наука, 1997. 
С.  268–283.
11. Орел Российский./ Изд. подг. Л.И. Сазоновой; Ин-т мировой литературы им. А.М. Горького 
РАН; Биб-ка Российской академии наук. — М.: Индрик, 2015. — 376 с.
12. Пиндар. Вакхилид. Оды. Фрагменты / Изд. 
подгот. М.Л. Гаспаров. — М.: Наука, 1980. — 504 с.
13. Повесть об Азовском осадном сидении донских казаков//Библиотека литературы Древней Руси. / РАН. ИРЛИ; Под ред. Д.С. Лихачева, Л.А. Дмитриева, Н.В. Понырко. — Т.  15: XVII век. — СПб.: 
Наука, 2006. — С.  160–174.
14. Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: в 10 т. — М.: 
Изд-во АН СССР, 1956–1958.
15. Рылеев К.Ф. Думы / Изд. подгот. Л.Г. Фризман. — М.: Наука, 1975 (Лит. памятники) [Электронный ресурс] URL: http://az.lib.ru/r/ryleew_k_f/
text_0050.shtml Online:15.05.19
16. Сказания и повести о Куликовской битве /
Изд. подгот. Л.А. Дмитриев и О.П. Лихачева. — Л.: 
Наука, 1982. — 422 с.
17. Словарь языка Пушкина: в 4 т. 2-е изд., доп. — 
М.: Азбуковник, 2000. 
18. Слово о полку Игореве. — Л.: Советский 
писатель, 1985. (Библиотека поэта. Большая серия. 
Изд. 3-е). XXXVIII. — 498 с. 
19. Сочинения Державина: [в 9 т.] / с объясн. 
примеч. [и предисл.] Я. Грота. – СПб.: изд. Имп. 
Акад. Наук: в тип. Имп. Акад. Наук, 1864–1883. Т. 2: 
Стихотворения, ч. 2: [1797–1808 гг.]: с рис., найденными в рукописях поэта. – 1865. [Электронный 
ресурс] URL: http://philolog.petrsu.ru/derzhavin/arts/
vol2/naperehod1799.htm Online:15.05.19
20. Херасков М.М. Избранные произведения. 
[Электронный ресурс] URL: https://rvb.ru/18vek/
heraskov/ Online:15.05.19 
21. Языков Н.М. Пловец. Избранная лирика./
Вступит. ст., сост. и комм. В.И. Кулешова. — М., 
1975. — 192 с.

Русская словесность   ·  3/2020

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Ольга Богданова*

Музыкальный 
подтекст 
«Капитанской 
дочки»  
А.С. Пушкина 
(реинтерпретация 
названия)

Ключевые слова: А.С. Пушкин, роман «Капитанская дочка», поэтика названия, интерпретационный план
Keywords: A.S. Pushkin, novel «The Captain’s 
Daughter», title poetics, interpretation plan

УДК 82-32 

* Доктор филологических наук, профессор, 
ведущий научный сотрудник НИИ образовательного регионоведения Российского государственного педагогического университета 
им. А.И. Герцена, Санкт-Петербург.

В статье предлагается реинтерпретация названия романа 
А.С. Пушкина «Капитанская дочка», отличная от предложенных 
ранее и традиционно существующих в отечественном пушкиноведении. В работе показано, что смысл названия романа «Капитанская дочка» в малой степени связан с образом героини Маши 
Мироновой, но основан на игровой поэтике Пушкина, привносящей в текст романа двуплановость и двусоставность. Музыкальный подтекст — опера Е. Фомина «Ямщики на подставе» — 
открывает новые смыслы в названии пушкинской «повести».
The article proposes a reinterpretation of the name of the novel by 
A.S. Pushkin’s «The Captain’s Daughter», different from previously 
proposed and traditionally existing in domestic Pushkin studies. The 
work shows that the meaning of the title of the novel «The Captain’s 
Daughter» is to a small extent connected with the image of the 
heroine Masha Mironova, but is based on the game poetry of 
Pushkin, which introduces two-dimensionality and two-componentity 
into the text of the novel. The musical subtext is the opera by 
E. Fomin «Coachmen on the setup» — which opens up new meanings 
in the name of Pushkin’s «novel».
О
свещение истории замысла и творческого воплощения романа А.С. Пушкина «Капитанская дочка» 
(1836) в отечественном литературоведении было начато 
так давно и осуществлено столь тщательно, что к фактологической стороне вопроса сегодня, кажется, уже вряд 
ли что-либо можно добавить. Между тем, интерпретационные ракурсы пушкинского текста продолжают 
приоткрывать новые содержательные грани, предлагают более широкие перспективы осмысления не только 
исторических событий, составивших основу нарративного плана романа, но и тех смысловых контекстов, 
которые автор эксплицировал как на уровне сюжетнокомпозиционном, так и на уровне ментальном. 
Иными словами, хрестоматийно знакомый классический текст и сегодня открыт для новых исследовательских поисков, интерпретационных ходов и дискурсивных практик.
В попытке интерпретации «Капитанской дочки» 
концептуально важным оказывается то обстоятельство,