Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Русская словесность, 2019, № 6

научно-методический журнал
Покупка
Артикул: 742565.0001.99
Русская словесность : научно-методический журнал. - Москва : Шк. Пресса, 2019. - № 6. - 111 с. - ISSN 0868-9539. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.com/catalog/product/1146055 (дата обращения: 03.05.2024). – Режим доступа: по подписке.
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов. Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в ридер.
НАУЧНО-МЕТОДИЧЕСКИЙ ЖУРНА Л

Издательство
«Школьная Пресса»
НАУЧНО-МЕТОДИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ
Издается c января 1993 года
Выходит 6 раз в год

Главный редактор 
А.П. Фурсов, поэт, 
член Союза писателей России
Chief editor 
А.Р. Fursov, the poet,  
member of Union of writers of Russia

Редакционная коллегия
The editorial board
О.М. Александрова, кандидат педагогических 
наук, заведующая Центром филологического 
образования ФГБНУ «Института стратегии 
развития образования РАО» (Москва)
O.M. Alexandrova, candidate of pedagogical 
sciences, head of the Center for philological 
education «Institute of education  
development strategy of RAE » (Moscow)
Н.В. Беляева, доктор педагогических наук, 
ведущий научный сотрудник Центра 
филологического образования ФГБНУ 
«Институт стратегии развития 
образования РАО» (Москва)
N.V. Belyaeva, doctor of pedagogical sciences, 
leading researcher of the Center for philological 
education «Institute of education 
development strategy of RAE» (Moscow) 
И.П. Васильевых, научный сотрудник Центра 
филологического образования ФГБНУ 
«Института стратегии развития 
образования РАО» (Москва) 
Vasilievih I.P., researcher at the Center for 
philological education «Institute of education 
development strategy of RAE» (Moscow)  
В.А. Воропаев, доктор филологических наук, 
профессор Московского государственного 
университета имени М.В. Ломоносова, 
председатель Гоголевской комиссии 
Научного совета РАН 
«История мировой культуры» (Москва) 
V.A. Voropaev, doctor of philological sciences, 
Professor of Moscow state University named 
after M.V. Lomonosov, the Chairman 
of the Gogol Commission Scientific Council 
«History of world culture» of the Russian  
Academy of Sciences (Moscow)
Ю.Н. Гостева, кандидат педагогических наук, 
старший научный сотрудник ФГБНУ 
Центра филологического образования 
«Институт стратегии развития 
 образования РАО» (Москва)
J.N. Gosteva, the candidate of pedagogical 
sciences, senior researcher of the Center  
for philological education «Institute of education 
development strategy of RAE» (Moscow)

Русская литература поднялась до явления совершенно уникального.
Василий Розанов

ДУХОВНО-НРАВСТВЕННОЕ ВОСПИТАНИЕ  
НА УРОКАХ РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ
Алена Романова
Тайна детства в характере и судьбе пушкинского героя. . . . . . . .   3

МОНУМЕНТАЛЬНОСТЬ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Игорь Виноградов 
Пушкин, Гоголь, Уваров. «Кто виноват из них, кто прав, —  
судить не нам...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  18

ШЕДЕВРЫ РУССКОЙ ПОЭЗИИ
 Петр Палиевский (1932–2019)
Русский Лесной царь
(«Песнь о Вещем Олеге» А.С.Пушкина)  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  39

ИЗ МЕТОДИЧЕСКОЙ КОПИЛКИ
Всеволод Троицкий 
Поэзия А.С. Пушкина 1816–1825 годов как выражение 
национального самосознания . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  50

Специальный номер,  
посвященный 220-летию  
со дня рождения А.С. Пушкина,  
подготовленный совместно  
с Отделом русской классической литературы 
Института мировой литературы им. А.М. Горького 
Российской академии наук  

Я возмужал среди печальных бурь,
И дней моих поток, так долго мутный,
Теперь утих дремотою минутной
И отразил небесную лазурь.
                      А.С. Пушкин (1799–1837)

6/2019

Адрес  издательства и редакции
127254, г. Москва, а/я 62
Тел.: 8 (495) 619-52-87, 619-83-80
E-mail: aleksandr.fursoff2014@yandex.ru

Журнал зарегистрирован МПТР России,  
свид. о рег. ПИ № ФС 77-33042 
от 04.09.08 г.
Формат 84×108/16.   Усл.-печ. л. 7,25
Изд. №  3382. Заказ

Отпечатано в АО «ИПК «Чувашия»,
428019, г. Чебоксары, 
пр. И. Яковлева, д. 13

©  ООО «Школьная Пресса», 2019
©  «Русская словесность», 2019

Журнал рекомендован Высшей аттестационной комиссией (ВАК) Министерства 
образования и науки РФ в перечне ведущих 
рецензируемых научных журналов и изданий, в которых должны быть опубликованы 
основные научные результаты диссертаций 
на соискание ученой степени доктора  
и кандидата наук.
Журнал зарегистрирован в базе данных 
Российского индекса научного цитирования. 
Журнал «Русская словесность» включен  
в международные базы цитирования 
Web of Science, Scopus, Web of Knowledge, 
Astrophysics, PubMed. Mathematics, 
Сhemical Abstracts, Springer, Agris.

В номере в качестве заставок 
использованы автопортреты 
А.С. Пушкина, рисунки Нади Рушевой 
(1952–1969) из собрания Детской 
школы искусств им. Нади Рушевой 
(г.  Кызыл, Республика Тыва).
Подписи к заставкам — строки  
из стихотворения А.С. Пушкина 
«Стихи, сочиненные ночью  
во время бессонницы»

Номер выходит с разделом —  
«Русский язык и литература  
для школьников» № 6, 2019  
и приложением — электронным 
периодическим изданием  
«Русская словесность» № 6, 2019

И.Н. Добротина, научный сотрудник ФГБНУ 
Центра филологического образования  
«Институт стратегии развития 
образования РАО» (Москва)
I.N. Dobrotinа., researcher of the Center  
for philological education «Institute of education 
development strategy of  RAE» (Moscow)
О.В. Зырянов, доктор филологических наук, 
профессор, заведующий кафедрой русской 
литературы Уральского федерального университета имени первого Президента России  
Б.Н. Ельцина (Екатеринбург)
O.V. Zyryanov, doctor of Philology, Professor,  
head of chair of Russian literature of the Ural 
Federal University named after first President  
of Russia B.N. Yeltsin (Ekaterinburg)
Н.В. Корниенко, член-корреспондент Российской академии наук, доктор филологических 
наук, заведующая отделом новейшей  
русской литературы и литературы русского 
зарубежья Института мировой литературы  
им. А.М. Горького РАН (Москва)
N.V. Kornienkо, a member-correspondent  
of the Russian Academy of Sciences,  
doctor of philological Sciences, head of Department 
of modern Russian literature and literature  
of Russian abroad of the Institute of world  
literature named after A.M. Gorky Russian  
Academy of Sciences (Moscow)
В.В. Лепахин, доктор филологических наук, 
профессор Сегедского университета  
(г. Сегед, Венгрия)
V.V. Lepakhin, Doctor of Philology, Professor  
of Seged University (Seged, Hungary)
В.М. Улитин, поэт, прозаик,  
член Союза писателей России (Владимир)
V.M. Ulitin, poet, prose writer, 
member of writers Union of Russia (Vladimir)
И.В. Ускова, научный сотрудник ФГБНУ  
Центра филологического образования 
«Институт стратегии развития образования 
РАО», г. Видное, Московская область
I.V. Uskovа, researcher of the Center for philological education «Institute of education development 
strategy of RAE» (Vidnoe, Moscow region)

Редактор К.А. Фурсов
Editor K.A. Fursov

Издание охраняется Законом РФ об авторском праве. 
Любое воспроизведение материалов, размещенных в журнале, как на бумажном  
носителе, так и в виде ксерокопирования, сканирования, записи в память ЭВМ, 
и размещение в Интернете запрещается.

Содержание (раздел-журнал)  
«Русский язык и литература для школьников»  № 6, 2019 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  81

Содержание электронного периодического издания 
«Русская словесность»  № 6, 2019 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 109

Указатель статей, опубликованных в журнале  
«Русская словесность» в 2019 г. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  110

«Я вас любил так искренно, так нежно...»

ГЛУБОКОЕ ПРОЧТЕНИЕ
Виктор Есипов
«А. М. D. своею кровью начертал он на щите…»
(«Сцены из рыцарских времен» А.С. Пушкина) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  65

ТОРЖЕСТВО СОЗВУЧИЙ
Александр Гулин
Идеальный женский образ в русcкой эпической прозе  
XIX века
Маша Миронова и Наташа Ростова. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  71

Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Духовно-нравственное воспитание на уроках русской словесности

Алена Романова*

Тайна детства  
в характере  
и судьбе 
пушкинского героя

Своеобразие национальной культуры не в 
последней степени определяется тем, как в 
ней понимается феномен детства, как осмысливается в этой культуре связь между детскими годами и этапом зрелости, когда личность в полной мере раскрывает себя через 
поступок, когда человек осуществляет нравственный выбор. Пушкин, как национальный поэт, безусловно, во многом формирует 
представления о детстве, характерные для 
русской культуры.
Тhe originality of national culture, not least, as 
it refers to the phenomenon of childhood, as 
interpreted in this culture the relationship 
between childhood and maturity phase when 
personality fully reveals itself through the Act, 
when a person carries a moral choice. Pushkin, 
as a national poet, certainly, generates views of 
childhood, typical for Russian culture.

Ключевые слова: творчество Пушкина, 
тема детства, образ ребенка 
Keywords: Pushkin, childhood theme, an 
image of a child

Жизни мышья беготня...
 

* Кандидат филологических наук, доцент 
кафедры отечественной филологии Кост- 
ромского государственного университета,  
г. Кострома.

П
ушкин соприроден русскому детству, уже двести 
лет неотделим от него. Имевшая место попытка 
объявить его самого «человеком без детства»1 осталась в 
истории русской литературы только ярким парадоксом, 
способствовавшим продуктивной полемике о ранних 
годах жизни, о семье поэта и теме детства в его творчестве. Она масштабно отражена в трудах Ю.Н. Тынянова, Ю.М. Лотмана, Н.Н. Скатова, В.С. Непомнящего, 
В.П. Берестова. 
Пушкин почти сразу стал и остается поныне главным воспитателем русских детей среди художников 
слова. Его произведения даже во времена масштабных 
исторических потрясений оставались самой устойчивой 
частью школьного курса словесности, остаются фундаментом литературного образования российского школьника и сейчас2.
Однако неслучайно А.А. Ахматова в своей заметке 
«Пушкин и дети» сочла необходимым напомнить, что 
«Пушкин сам меньше всего представлял себя детским 
писателем», что он «впадал в ярость», когда его просили писать специально для детей и что его сказки 
и вступление к «Руслану» не обращены «к детскому 
воображению»3. Поэтому серьезные сомнения вызывает 
следующее суждение: «Во всей художественной манере 

1 Лотман Ю.М.  Александр Сергеевич Пушкин. Биография писателя. — Л., 1982. — С. 12–30.
2 См. об этом: Вдовин А.В., Лейбов Р.Г. Пушкин в школе: curriculum 
и литературный канон в XIX в. // Лотмановский сборник. Вып.  4.  — 
М.: ОГИ, 2014. — С. 247–259. Хрестоматийные тексты: русская 
педагогическая практика XIX в. и поэтический канон / Ред. тома 
А. Вдовин, Р. Лейбов. [Acta Slavica Estonica IV. Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение, IХ]. — Тарту, 
2013. — 345 с.; База данных по русским хрестоматиям и книгам для 
чтения / Сост. А. Вдовин. URL: http://ruthenia.ru/canon/hrestomatii_
version_29_11_2013_s_filtrami.xls
3 Ахматова А.А. Пушкин и дети // Ахматова А.А. Сочинения:  
в 2  т.  Т. 2. — М.: Правда, 1990. — С. 110.

Русская словесность   ·  6/2019

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

его, в самом пушкинском восприятии жизни — 
вольном и светлом — выступает близость к 
“детскому началу”»4. 
«Детское начало» здесь мыслится как начало высшее, и характер пушкинского гения 
(безусловно, вольного и светлого) как бы оказывается свидетельством того, что в детях и 
детскости воплощен некий идеал (свет и свобода), исказившийся в мире взрослых. Мысль 
как минимум спорная. Насколько справедливо 
приписывать Пушкину такое отношение к детству, которое в большей мере характеризует современную европейскую культуру, чем русскую 
культуру пушкинской эпохи? Думается, вопрос 
о том, каков взгляд поэта на детство, каковы 
истоки этого взгляда и в чем его своеобразие на 
фоне педагогических идей начала XIX в. далеко 
не разрешен.
Стихи Пушкина, по точному выражению Ахматовой, «дарили детям русский язык в самом 
совершенном его великолепии». Но сам поэт 
меньше всего об этом заботился. Он смеялся 
над требованиями «блюстителей нравственности» ограничить творческое воображение художника ради 15-летних девочек и 13-летних 
мальчиков. Специфические приемы детской 
литературы того времени Пушкин нередко использовал в шутливом или пародийном ключе, 
например в стихотворении, адресованном Павлуше Вяземскому: 

Душа моя Павел,
Держись моих правил:
Люби то-то, то-то,

Не делай того-то.
Кажись, это ясно.
Прощай, мой прекрасный. 
 1827,< Кн. П.П. Вяземскому> (III, 55)5 

В «Детской книжке» — памфлете, направленном против некоторых литераторов-современников, сатирический пафос распространяется не только на Свиньина, Полевого и 
Надеждина, предстающих в образах лживого 
мальчика, мальчика-грубияна и мальчиканевежды, но и на сами подобные дидактические 
сочинения, с их слишком прямолинейной моралью и простодушной верой в действенность 
поучений6.
«Мир детства освещался А.С. Пушкиным 
лишь как бы попутно. Дети не занимают центрального места в его произведениях, но их 
образы возникают в биографиях основных 
персонажей»7. Упоминание о детях, о тех или 
иных реалиях детской жизни порой служит яркой деталью в характеристике персонажей или 
создании картины нравов. 
Так, по наблюдению Н.И. Михайловой, в 
описании Зарецкого далеко не случайно упоминание об азбуке, которой учит детей «отец 
семейства холостой»: «Упоминание азбуки в 
тексте «Евгения Онегина» влекло за собой в 
сознании читателей XIX в. внетекстовой ряд, 
который, в свою очередь, корреспондировал 
с пушкинским текстом, создавая тем самым 
острый иронический эффект. В азбуках любезным детям объяснилась необходимость делания 
добра, вред лжи, пьянства и других пороков. 
В пушкинском романе этим истинам учит 
детей Зарецкий, «некогда буян, / Картежной 
шайки атаман, / Глава повес, трибун трактирный»… < > Современники Пушкина, в отличие от нас знавшие с детства азбуки, буквари, 
прописи конца XVIII — первой трети XIX в., 
в большей степени, чем мы, воспринимали 
иронический смысл пушкинского сообщения  

4 Лейтес Н.С. А.С. Пушкин о детях // Вопросы психологии. — 1999. — № 4. — С. 16–21.

5 Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: в 17 т. — М.: Воскресенье, 
1994–1996. — Т. I, 19.  Далее ссылки даются на это издание с указанием тома и страницы.
6 Подробнее об этом см.: Пономарева Е.Е. «Детская 
книжка А.С. Пушкина и детские альманахи первой трети 
XIX века. //А.С. Пушкин и книга / Сборник статей. — 
М.: Издательство ИКАР, 2016. — 316 с. — С. 96–100.
7 Лейтес Н.С. А.С. Пушкин о детях // Вопросы психологии. — 1999. — № 4. — С. 16–21.

Пушкин почти сразу стал  
и остается поныне главным 
воспитателем русских детей  
среди художников слова.  
Его произведения даже во времена 
масштабных исторических 
потрясений оставались  
самой устойчивой частью  
школьного курса словесности, 
остаются фундаментом  
литературного образования 
российского школьника и сейчас

Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Духовно-нравственное воспитание на уроках русской словесности

о том, что Зарецкий учит азбуке детей»8. Подобную же роль в характеристике русского барина 
Троекурова в романе «Дубровский» выполняет 
упоминание о том, что «множество босых ребятишек, как две капли воды похожих на Кирила 
Петровича, бегали перед его окнами и считались дворовыми» (VIII, 187).
Характерно, что и в рисунках поэта — его 
своеобразной творческой мастерской  — при 
множестве изображений мужских и женских 
фигур и лиц отсутствуют образы детей. 
Конечно, в его творчестве мы находим трогательные и нежные строки, посвященные детям: 

Дитя, не смею над тобой
Произносить благословенья.
[Ты] взором, [мирною<?> душой,]
[Небесный] ангел утешенья.

Да будут ясны дни твои,
Как [милый] взор <твой><?> ныне ясен.
[Меж] [лу<чших><?>] жребиев земли
Да [б<удет>] жребий твой прекрасен.
 Младенцу, 1824 (II, 313)

В сиянье, в радостном покое,
У трона вечного творца,
С улыбкой он глядит в изгнание земное,
Благословляет мать и молит за отца. 
 Эпитафия младенцу, 1828 (III, 95)

Но условный образ дитя-ангела, широко 
распространенный в поэзии, не получает у 
Пушкина никакого индивидуального развития. В стихотворении «Младенцу», судя по 
черновым наброскам, он выполняет служебную роль, подводя к размышлениям о судьбе лирического героя и его возлюбленной, в 
эпитафии сыну Марии Николаевны Волконской возвышенная религиозно-философская 
мысль далека от бытового представления о 
реальном ребенке.
В зрелые годы, сделавшись отцом семейства — и притом заботливым и нежным отцом 
своих четверых детей, Пушкин все-таки не стал 
«певцом детства», как не был им и в юности. 
Представления поэта о детском, о «детскости» как минимум двойственны. 

С одной стороны, действительно, «по 
А.С. Пушкину, младенчество — это время 
блаженства жизни и одновременно ничем не 
замутненного залога высших возможностей 
души»9, и особенно ярко это проявляется в 
стихотворениях, где создается образ младенцапоэта, любимца и баловня муз.

Веселый сын Эрмия
Ребенка полюбил,
В дни резвости златые
Мне дудку подарил.
Знакомясь с нею рано,
Дудил я непрестанно;
Нескладно хоть играл,
Но Музам не скучал.
 Батюшкову, 1815 (I, 87)

В младенчестве моем она меня любила 
И семиствольную цевницу мне вручила.
 Муза, 1821 (II,150)

Пушкин в отрочестве

8 Михайлова Н. И. «И учит азбуке детей»… // Российский литературоведческий журнал. — 1996. — № 8. —  
С. 111–113. 
9 Лейтес Н.С. А.С. Пушкин о детях. — С. 17.

Русская словесность   ·  6/2019

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Условность этого образа уже в лицейских 
стихах преодолевается использованием правдивых деталей детских воспоминаний, рисующих 
поэта маленьким ребенком и окрашенных душевной теплотой и искренней нежностью:

Я сам не рад болтливости своей,
Но детских лет люблю воспоминанье.
Ах! умолчу ль о мамушке моей,
О прелести таинственных ночей,
Когда в чепце, в старинном одеянье,
Она, духов молитвой уклоня,
С усердием перекрестит меня
И шепотом рассказывать мне станет
О мертвецах, о подвигах Бовы...
От ужаса не шелохнусь, бывало,
Едва дыша, прижмусь под одеяло,
Не чувствуя ни ног, ни головы.
Под образом простой ночник из глины
Чуть освещал глубокие морщины,
Драгой антик, прабабушкин чепец
И длинный рот, где зуба два стучало, –
Все в душу страх невольный поселяло.
Я трепетал — и тихо наконец
Томленье сна на очи упадало.
Тогда толпой с лазурной высоты
На ложе роз крылатые мечты,
Волшебники, волшебницы слетали,
Обманами мой сон обворожали.
Терялся я в порыве сладких дум;
В глуши лесной, средь муромских пустыней
Встречал лихих Полканов и Добрыней,
И в вымыслах носился юный ум...
 Сон, 1816 (I, 146–147)

С другой стороны, эпитет «детский», сравнение с ребенком нередко используется Пушкиным в негативном смысловом контексте: дети у 
него очень часто — «злые дети». Злые дети смеются над Евгением в «Медном всаднике» и обижают юродивого Николку в «Годунове». Детям 
Пушкин нередко уподобляет и взрослых — в их 
худших проявлениях. Так, свет изображается 
собранием «лукавых, малодушных, шальных, 
балованных детей» в строфах «Евгения Онегина» (VI, 194). 
В стихотворении, адресованном Гнедичу, 
пророк, сходя с «таинственных вершин», находит толпу «бессмысленных детей», поющих 
буйну песнь и скачущих кругом созданного ими 
кумира (III, 286). В сонете «Поэту» толпа «в детской резвости» колеблет треножник служителя 
муз (III, 223). «Детским малодушием» Лиза, героиня романа в письмах называет обидчивость, 

раздражительность, беспочвенную зависть и 
ревность. (VIII, 45). Даже в светлом любовном 
контексте стихотворения «Признание» сравнение лирического героя с ребенком звучит 
по-особому. В строках «Я в умиленьи, молча, 
нежно / Любуюсь вами, как дитя!» (III, 28), выражение «как дитя» отнюдь не означает нежно 
и умиленно, оно не дублирует смысл этих эпитетов. «Как дитя» здесь значит бессознательно, 
не владея собой. «В романе «Евгений Онегин» 
слово «мальчик» появляется и там, где речь идет 
о незрелости, когда человек совершает необдуманные, поспешные поступки»10. 
Таким образом, при обращении к творчеству 
Пушкина не подтверждается тезис о том, что «в 
детях ему открывались такие высшие для него 
ценности, как гармония и свобода»11. Говоря о 
гармонии младенческих дней, поэт постоянно 
подчеркивает ее хрупкость, кратковременность. 
Что же касается свободы, то она ни в коей мере не ассоциируется у Пушкина собственно с 
детским возрастом. Напротив, слова «детский», 
«дитя» Пушкин часто использует для указания 
на связь человека с чем-либо и на зависимость 
его от чего-либо. «Перен. дитя чего (человек, 
являющийся порождением чего-н., отразивший 
в себе характерные свойства, черты чего-н.): 
Дитя расчета и отваги, / Идет купец взглянуть 
на флаги, / Проведать, шлют ли небеса / Ему 
знакомы паруса. ЕО Пут. 16.5. Но, шумом бала 
утомленный, / И утро в полночь обратя, / Спокойно спит в тени блаженной / Забав и роскоши дитя. ЕО I 36.4»12.
Специфически детскими качествами в 
восприятии Пушкина оказываются «малодушие» — слабость нравственной основы, недостаток воли, твердости в поведении, а также 
«бессмысленность», т. е. неспособность осознать и оценить свои действия и их влияние на 
других людей, порой приводящее к жестокости. 
Исключением, подтверждающим это правило, 
является образ младенца-Спасителя, взирающего «с разумом в очах» в стихотворении «Мадона» (III, 224). Разумность младенца, здесь 

10 Онегинская энциклопедия: в 2 т. / Под общ. ред. 
Н.И. Михайловой. Т.  2. — М.: Рус.путь, 2004. — 802  с. — 
С. 89.
11 Лейтес Н.С. А.С. Пушкин о детях. — С. 16.
12 Словарь языка А.С. Пушкина. URL: http://slovari.ru/
search.aspx?p=3068

Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Духовно-нравственное воспитание на уроках русской словесности

подчеркивает его божественность, отличие от 
детей земных. 
Следовательно, Пушкин отвергает периодически актуализирующееся в культуре представление о ребенке как нравственно совершенном существе, он противостоит тенденции 
обожествления детского, сотворения кумира 
из ребенка, тенденции, глубоко чуждой нашей 
культуре, развитие и духовную опасность которой очень ярко отразил Достоевский в «Братьях 
Карамазовых». 
Трезвость и объективность в отношении к 
любому явлению жизни являются основой художественной проницательности. Это в полной 
мере относится к изображению детей у Пушкина. Интересуясь преимущественно взрослыми 
персонажами, он мимоходом мастерски рисует 
образы детей в драматических и прозаических 
произведениях: царевич Фёдор в трагедии «Борис Годунов», рыжий и кривой Ванька, пивоваров сын из повести «Станционный смотритель», 
являясь персонажами эпизодическими, запоминаются читателю как живые лица. Поразительно точен и правдив Пушкин в изображении 
ребенка — в деталях его поведения, мышления, 
жизнечувствия. Это отлично демонстрирует, 
например, эпизод из романа «Дубровский», где 
изображены маленький Саша, сын Троекурова, 
и крестьянский мальчик Митя (VIII, 215–219). 
Образы мальчиков, лишенные малейшей 
идеализации, обаятельны, полнокровны и наделены исключительной жизненностью. Пушкин рисует и общее в них «детское»: нетерпение, спонтанность реакции, недостаточную 
обдуманность действий, что в итоге и приводит 
к катастрофическому (или спасительному) для 
главных героев результату. 
Но автор показывает и разность характеров — 
уже вполне определившихся. Чувствительный и 
поверхностно добрый Саша трусоват, эгоистичен. Митя — упрям и смел, по-мальчишечьи 
тщеславен, способен терпеть боль (в черновиках романа Митю секли плетьми по приказу 
Троекурова, но не добились признания: «Мальчик молчал с терпением достойным маленького 
спартанца») (VIII, 822). 
Обаяние этих героев не мешает читателю 
внутренне осуждать слабодушие Саши и досадовать на торопливость и недогадливость Мити. 
Отсутствие патоки, строгая мерка, с которой 

Пушкин подходит к своим маленьким героям, 
создают художественную полноту их бытия, 
обеспечивают полноценность этих образов. Не 
идеализируя ребенка, Пушкин тем самым не 
освобождает его от морального суда и оценки 
читателя. Своих персонажей детей он мерит той 
же меркой, что и персонажей-взрослых. 
Пушкин далек от того, чтобы любоваться какой-то особенной детской невинностью, 
приписывать детям слепоту в отношении чувств 
и отношений взрослых людей. По убеждению 
поэта, никаких «предрассуждений» (в данном 
контексте — ложных понятий, наивных суждений) не было и нет «у девочки в тринадцать 
лет» (VI, 75). 
Обратившись к наброскам романа «Русский 
Пелам» и к первым главам «Капитанской дочки», мы увидим, что, рассказывая о своем детстве, персонажи демонстрируют вполне взрослую осведомленность о качествах и отношениях 
окружавших их в ту пору взрослых людей. 
Так, Петруша Гринев смеется над месье Бопре, отлично сознавая его пристрастие к вину 
и женскому полу: «Он был добрый малый, но 
ветрен и беспутен до крайности» (VIII, 281). Не 
менее остер и юный Пелымов13: «Анна Петровна решила, что ни один из моих гувернеров не 
мог сладить с таким несносным мальчишкою. 
Впрочем, и то правда, что не было из них ни 
одного, которого бы в две недели по его вступлению в должность не обратил я в домашнего 
шута; с особенным удовольствием воспоминаю 
о мосье Гроже, пятидесятилетнем почтенном 
женевце, которого уверил я, что Анна Петровна 
была в него влюблена. Надобно было видеть его 
целомудренный ужас с некоторой примесью 
лукавого кокетства, когда Анна Петровна косо 
поглядывала на него за столом, говоря вполголоса: “Экий обжора!”» (VIII, 416). 
Как видим, и сами взрослые герои честно и 
беспристрастно оценивают свои младенческие 
проказы. «Я жил недорослем, гоняя голубей и 
играя в чехарду с дворовыми мальчишками», — 
вспоминает о себе Гринев (VIII, 281). «Я был 
резов, ленив и вспыльчив, но чувствителен и 
честолюбив, и ласкою от меня можно было до
13 Так Пушкин в черновиках иногда именует героя 
задуманного им большого романа, наброски которого 
в современных изданиях публикуются под названием 
«Русский Пелам» (VIII, 415–417).

Русская словесность   ·  6/2019

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

биться всего; к несчастию всякой вмешивался в 
мое воспитание и никто не умел за меня взяться. Над учителями я смеялся и проказил; с Анной Петровной бранился зуб за зуб; с Мишенькой имел беспрерывные ссоры и драки», — так 
характеризует себя Пелымов. Умиляться своему 
младенчеству не свойственно героям Пушкина.
Может быть, не лишним будет сопоставить 
подобное изображение с тем, как создается образ 
маленького Выжигина у современника Пушкина — популярного романиста Фаддея Булгарина. 
В первых частях его романа Выжигин рассказывает о своем детстве, когда он — безвестный, 
всеми обижаемый сиротка — жил в поместье 
пана Гологордовского. Приемы изображения 
героя-ребенка здесь выступают отчетливо. 
«Одна из служанок, Маша, веселая и миловидная девушка, которая ставила меня на 
часы в саду чаще, нежели другие горничные, 
однажды, встретив меня на дворе в сумерки, в 
осеннюю пору, подозвала к себе, погладила по 
головке и сказала: 
— Возьми эту бумажку, сиротка; сожми 
крепко в руке и ступай в деревню. Там, в доме старосты, спроси, где живет офицер, отдай 
ему бумажку и воротись назад. Только никому 
не говори, что ты послан от меня, и если б кто 
хотел у тебя отнять бумажку, съешь ее, а не отдавай. Понял ли ты, сиротка? 
— Понял. 
— Ну, перескажи ж мне все, что я тебе сказала. 
Я пересказал ей слово в слово, и она так была 
довольна этим, что чуть меня не поцеловала и 
удержалась потому только, что я был слишком 
замаран. 
— А знаешь ли ты дом старосты?
— Как не знать: третий от корчмы. 
— Хорошо. А знаешь ли, что такое офицер? 
— Ну, тот барин, что красные заплаты на 
кафтане, что ездит верхом и что ходит вечером... 
— Довольно; вижу, что ты умен и расторопен; когда хорошо справишься, получишь много хлеба, мяса и всего: слышишь ли? 
— Слышу, — отвечал я. С сим словом свистнул я на кудлашку и побежал в голоп за ворота. 
По большой дороге до деревни было три 
версты, а по известному одному мне пути, через 
плетни и огороды, не было и половины этого. 

Прибежав в дом старосты, я встретил в сенях 
офицера, которого знал в лицо, поклонился 
ему и отдал записку. Он осмотрел меня с головы до ног, улыбнулся и велел следовать за 
собою в избу. Там, посмотрев на бумажку, он 
казался очень довольным ею и в награждение 
за добрую, по-видимому, весть дал мне кусок 
сладкого пирога. Это было в первый раз в жизни, что я отведал этой лакомой пищи; я не мог 
удержать моего восторга, почувствовав во рту 
неизвестное мне дотоле, приятное ощущение; в 
глазах офицера начал я пожирать пирог, изъявляя мою радость громким смехом и прыжками. 
В это время вошел другой офицер, и они оба 
весьма забавлялись дикою моею простотой, при 
отведывании сахару, вина и разных сластей»14.
Герой Булгарина наделен подчеркнутой «невинностью». Прежде всего, ребенок показан как 
существо, которое еще не знает многих вещей. 
(Офицер для него — барин с красными заплатами на кафтане.) Ребячливость изображается 
как открытое проявление эмоций, несдержанность (смех и прыжки при поедании пирога). Но 
главное, «детскость» дана здесь как неведение 
зла, как бы непричастность к нему. Так, маленький Выжигин не осознает, что его используют в интриге, не ведает, для чего миловидная 
Маша заставляет его стоять в саду «на часах», 
запрещая оглядываться. В другом фрагменте 
он простодушно-восторженно рассказывает о 
своеобразном порядке жизни своей «тетушки», 
содержанки, принимающей в день по несколько 
покровителей. Читателю как бы предлагается 
осудить порочность куртизанки, но одновременно умилиться невинности дитяти, не осознающего своей причастности к развратной 
женщине. Оправдание невинного героя достигается в итоге приписыванием ему бытийной 
«неполноценности» и нарочито-искусственным 
противопоставлением его миру взрослых. 
Пушкинское изображение детей как существ 
полноценных, равноценных взрослым, отнюдь 
не страдающих умилительным слабоумием, 
разительно отличается от булгаринского, претендующего на достоверность раскрытия человеческой природы, но при этом слащавого и 
фальшивого.

14 Булгарин Ф.В. Иван Выжигин // Булгарин Ф.В. Сочинения. — М.: Современник, 1990. URL: http://az.lib.ru/b/
bulgarin_f_w/text_0060.shtml 

Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Духовно-нравственное воспитание на уроках русской словесности

Эпизод из «Дубровского» и другие фрагментарные зарисовки детей говорят о мастерстве 
Пушкина-художника. Но в создании этих образов и в целом в развитии этой темы участвует 
не только художественная интуиция поэта, но и 
систематическое размышление Пушкина о роли 
детства в духовном становлении человека. 
Поручение государя Николая I написать 
«Записку о народном воспитании» в 1826 г., вероятно, стимулировало активные размышления 
Пушкина о детстве и о воспитании, хотя едва ли 
было для них первым толчком.
Сохранившаяся программа автобиографических записок Пушкина (XII, 307–308) доказывает, что описание собственных ранних 
воспоминаний было для поэта важным этапом осмысления детства как такового, анализа истоков формирования личности. Даже то 
немногое, что сохранилось от записок поэта, 
позволяет увидеть, что этот опыт отразился в 
творчестве. Фрагментарность ранних детских 
воспоминаний, несоответствие объективной 
жизненной ситуации и эмоционального настроя ребенка, живущего своими ощущениями, 
будут переданы Пушкиным в набросках романа 
«Русский Пелам». Некоторые повторяющиеся 
детали при изображении ребенка (например, 
игра отрока с географической картой, частая 
смена гувернеров, упоминание о варенье как 
любимом лакомстве) наводят исследователей 
на мысль об автобиографических истоках этих 
мотивов. 
А.В. Чичерин указывал на то, что знакомство с воспоминаниями близких друзей способствовало становлению пушкинской прозы: 
«характерен интерес Пушкина к биографии его 
друга П. В. Нащокина. Пушкин редактирует его 
воспоминания и в 1830 г. записывает его жизнь 
со слов самого Нащокина. В слоге этой записки 
нет никаких признаков устного рассказа, и, 
конечно, «Записки» — отнюдь не буквальная 
запись того, что говорил Нащокин. Они написаны сжатым, точным, ясным слогом автора 
«Повестей Белкина». Эти записи — замыслы 
для будущего романа. 
В состав этих записей входят анализ первых 
детских ощущений и воспоминаний, пространная и блестящая характеристика отца — русского барина XVIII в., самодура, гордеца, оригинала, человека страстного и живого, «домашним 

образом» представлены Суворов, Потемкин, 
Екатерина II, Павел I, даны очень подробно 
и выпукло бытовые сцены (переезд большого 
барина с места на место), вопросы воспитания 
ребенка в богатом барском доме привлекают 
особое внимание»15. 
Пушкин приложил руку и к воспоминаниям 
князя Вяземского, оставил наброски о детстве 
своего лицейского товарища Антона Дельвига, 
а также побуждал к ведению дневника и созданию автобиографических записок Алексея 
Вульфа16. Это, конечно, помогало поэту накапливать впечатления о детстве своих современников, давало материал для размышлений. 
Несомненно, впоследствии и опыт собственной семейной жизни, наблюдение за растущими семействами близких друзей способствовали 
тому, что непосредственное переживание темы 
детства постепенно дополняется философским 
осмыслением. При этом пушкинская мысль о 
воспитании и о детстве, формируясь, сталкивается с утвердившимися в современной поэту 
культуре подходами к данной теме и приобретает определенность в активном диалоге с ними.
Русская педагогическая мысль той поры 
развивается преимущественно в русле просветительской идеологии. Идеи Д. Локка и его 
европейских последователей, переработанные 
отечественными мыслителями (И.И. Бецким, 
Н.И. Новиковым, А.С. Шишковым и другими) 
составляют основу общепринятого взгляда на 
детство как этап человеческой жизни, на особенности ребенка и средства воспитания. 
Важнейшим в просветительской педагогике 
является постулат о душе ребенка как «tabula 
rasa», о преобладающей и исключительной роли воспитания в формировании человеческой 
личности. Признавая некоторые врожденные 
свойства, различные у разных детей (темперамент, чувствительность, скорость соображения, 
понятливость), представители европейской педагогики не считают эти различия скольконибудь существенными для внушения детям 

15 Чичерин А.В. Пушкинские замыслы прозаического 
романа // Ученые записки Львовского Государственного 
университета им. Ивана Франко Т. XXIV. Литературнокритический сборник. Вып. 2. — С. 90.
16 См. А.Н. Вульф. Дневник 1827–1842 годов. Любовные 
похождения и военные походы. — М.: АСТ: CORPUS, 
2016. — 464 с.

Русская словесность   ·  6/2019

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

общих нравственных правил и формирования 
моральных качеств человека. 
Вера в огромную значимость воспитания, 
характерная для просветительской мысли, 
укреплялась тем, что она внешне согласовалась 
с древнейшими и авторитетнейшими творениями отцов христианской Церкви, утверждавшими ответственность родителей за воспитание 
детей — словом и примером. П.Ф. Каптерев 
приводит фрагмент предисловия из педагогического сочинения XII в., в котором собраны 
популярные у древнерусских книжников цитаты на тему воспитания из Ветхого Завета, переводных и русских книг: от Иоанна Златоуста до 
Сильвестра. «Подобно воску, сердца юношей 
всякий нрав удобоприемлют. Кто что на том 
воске напечатает — незлобивого голубя, высокопарного орла, лютого льва, ленивого осла или 
трудолюбивого вола, — то навсегда до конца 
жизни своей и останется таковым»17. 
Соединить современные идеи с отечественной традицией стремились такие мыслители,  
как А.С. Шишков и А.А. Ширинский-Шихматов, основывавшие свои педагогические суждения не только на просветительских постулатах, но и на христианской идее первородного 
греха, которая уравнивает детей и взрослых с 
точки зрения их способности к добру и злу. 
А.А. Шихматов в своем сочинении «Письма 
о воспитании благородной девицы и об обращении ее в мире» последовательно развивает 
программу воспитания и образования девочкидворянки. Предлагая средства воспитания, схожие с теми, что описывает Д. Локк (удаление 
дурных примеров, чтение полезной литературы, труд и изучение основ наук), он исходит из 
догматов, противоположных постулату Локка 
о «чистой доске» и руссоистскому идеалу естественного человека. «Главную цель своих писем 
автор видит в том, «чтобы каждую науку, сколько можно, приспособить к нравственной пользе 
воспитанницы», потому что, по его мнению, 
образование сердца должно иметь преимущество перед образованием ума, образование ума 
должно быть служебным по отношению к образованию сердца. «Мы все по природе злы и 
порочны, и если воспитание сделает лишь из 
невежды ученого, а не благонравного и доброго 
из злого и порочного, то такое воспитание бед
ственно». Поэтому религиозно-нравственное 
воспитание есть главнейшая задача воспитательницы18. 
А.С. Шишков на примере воспитания патриотизма определяет те источники, которые 
в целом существенны для становления личности: «Изъ всѣхъ сихъ разсужденій явствуетъ, что Вѣра, воспитаніе и языкъ суть самыя сильнѣйшія средства къ возбужденію и 
вкорененію въ насъ любви къ Отечеству, которая ведетъ къ силѣ, твердости, устройству и 
благополучію. Явствуетъ также, что сія высокая добродѣтель, требующая великости духа 
исполненія своихъ обязаностей, непорочности 
сердца и осторожности отъ искушеній и прелестей, не такъ удобно пріобрѣтается, чтобъ 
мы при немощахъ и страстяхъ нашихъ легко 
досязать до ней могли. По сему нужно частыми 
о ней размышленіями разумъ и душу свою въ 
томъ подкрѣплять, и для неизгладимаго ея въ 
сердцахъ нашихъ утвержденія всегда призывать 
на помощь Того, Кто Всемогущею десницею 
Своею управляетъ міры, и безъ Котораго во 
всѣхъ нашихъ помыслахъ господствуетъ одинъ 
только мракъ и тьма»19.
Впрочем, ни Шишков, ни Шихматов не 
оспаривают представление о решающей роли воспитания в становлении личности. Можно сказать, что в общественном сознании той 
эпохи воспитание и образование превратились 
в некий фетиш, затмив иные факторы, важные для становления личности, в частности 
свободу воли, личное усилие самого человека. 
(К сожалению, отголоски той идеологии чрезвычайно живучи, они и в современной педагогике проявляются порой в безраздельной вере в 
образовательные и воспитательные технологии, 
способные при правильном применении дать 
гарантированный результат.)
Просветительские педагогические идеи художественно реализуются в литературе XVIII — 
начала XIX в. в сентиментальном ключе или 

15 Каптерев П.Ф. История русской педагогии. —  С. 37.

18 Каптерев П.Ф. История русской педагогии. — СПб.: 
Алетейя, 2004. — 560 с. — (Серия «Библиотека русской 
педагогики»). — С. 266–267.
19 А. Шишковъ. Разсужденіе о любви къ Отечеству. // 
Чтеніе въ Бесѣдѣ любителей Рускаго слова. Книжка 
пятая. — СПб.: Въ Медицинской Типографіи, 1812. — 
С. 3–54. URL: http://az.lib.ru/s/shishkow_a_s/text_1812_
rassuzhdenie_o_lubvi_k_otechestvu_oldorfo.shtml

Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Духовно-нравственное воспитание на уроках русской словесности

в русле нравоописательной сатиры. Они пропитывают творчество Д.И. Фонвизина, раскрываются в таких произведениях, как «Рыцарь 
нашего времени» Н.М. Карамзина, роман «Евгений, или Дурные следствия плохого воспитания и сообщества» А.Е. Измайлова. 
Фонвизин наглядно изображает, как Простаковы и Скотинины своим злонравием заражают собственных отпрысков. Карамзин, цитируя знаменитую фразу Локка о ребенке как 
«чистой доске» или чистом листе, старательно 
и даже педантично фиксирует постепенное заполнение этого листа узорами, определяющими 
индивидуальность его героя Леона. Нежная любовь матери предопределяет главную его черту: 
«Любовь питала, согревала, тешила, веселила 
его; была первым впечатлением его души, первою краскою, первою чертою на белом листе ее 
чувствительности»20. Простодушное окружение 
провинциальных дворян формирует социальные ценности и манеру поведения: «Добрые 
люди! Мир вашему праху! Пусть другие называют вас дикарями: Леон в детстве слушал 
с удовольствием вашу беседу словохотную, от 
вас заимствовал русское дружелюбие, от вас набрался духу русского и благородной дворянской 
гордости»21. Прочитанные книги определяют 
систему нравственных координат: «…во всех 
романах желтого шкапа герои и героини, несмотря на многочисленные искушения рока, 
остаются добродетельными; все злодеи описываются самыми черными красками; первые, 
наконец, торжествуют, последние, наконец, 
как прах, исчезают. В нежной Леоновой душе 
неприметным образом, но буквами неизгладимыми начерталось следствие: «Итак, любезность и добродетель одно! Итак, зло безобразно 
и гнусно! Итак, добродетельный всегда побеждает, а злодей гибнет!»22. Наконец, автором 
приняты во внимание не только осознанные и 
предусмотренные взрослыми воздействия на 
юного Леона. Случайные исключительные впечатления также учтены: счастливое избавление 
от нападения медведя предотвращает увлечение 
атеизмом. Леон будет набожным. 

«Так проглядывает намерение ввести в роман 
«научное понимание» возникновения и развития личности, — писал А.В. Чичерин в той же 
работе и связывал пушкинское обращение к теме становления личности с решением масштабных задач в развитии национальной словесности. «Карамзин не мог завершить дело, значение 
которого он сознавал. Для этого нужно было 
заговорить иначе, чтобы слова били в цель, не 
облекаясь в увядающие метафоры. Но живая и 
острая действенность «Юлии», рождение психологического анализа в «Рыцаре нашего времени», как и грубая прямолинейность романа Измайлова «Евгений», были важными событиями 
в развитии русского национального сознания. 
Пушкинская проза диалектически принимает в 
себя и преображает в себе результаты длительного периода литературного развития»23. 
Соглашаясь в целом с этой мыслью, отметим важный нюанс: к опыту Карамзина 

Рис. Нади Рушевой 

20 Карамзин Н. М. Избранные сочинения в двух томах. — 
М.; Л.: Худож. лит., 1964. — Т. 1. — 810 с. — С. 755–
782). — С.159. 
21 Там же. — С. 771.
22 Там же. – С.  765–766.

23 Чичерин А.В. Пушкинские замыслы прозаического 
романа. — С. 77.

Русская словесность   ·  6/2019

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Пушкин подходит благожелательно, но трезво. 
Рассудочность подобного построения, пусть 
даже освященная именем самого Карамзина и авторитетом многих сторонников просветительской педагогики, органически чужда 
Пушкину, хотя для преодоления ее он не сразу 
находит пути. 
Сохранившиеся наброски автобиографических записок Пушкина свидетельствуют о его 
сознательной или интуитивной ориентировке 
на эту традицию, выделяющую впечатления 
первых лет жизни как наиболее значительный 
фактор формирования характера, душевных 
свойств человека. 
О признании этой модели свидетельствует 
и официальная записка Пушкина «О народном 
воспитании» 1826 г., в которой звучит любимый 
тезис просветителей: «Отсутствие воспитания 
есть корень всякого зла», а также утверждается 
необходимость ограничить домашнее воспитание, т.к. в семьях зачастую господствуют нравы 
скотининых и простаковых: «В России домашнее воспитание есть самое недостаточное, самое безнравственное; ребенок окружен одними 
холопями, видит одни гнусные примеры, своевольничает или рабствует, не получает никаких 
понятий о справедливости, о взаимных отношениях людей, об истинной чести»24. 
Пушкин в данном отрывке искренне или по 
необходимости следует той тенденции недоверия к частному (включая семейное) воспитанию, которая установилась в Российской империи с эпохи Петровских реформ. «Государство 
признавало семью слишком неудовлетворительным органом воспитания, не достигающим 
серьезных педагогических целей. Общество и 
семья были заражены безнравственностью; такое общество, такие семьи неизбежно портили 
детей, заражали их своими пороками. < > Отсюда сама собою напрашивалась мысль об отделении малолетних от взрослых, о воспитании 
детей особо, вне влияния семьи и общества, и 
о создании, таким образом, нового поколения 
людей, мужественных, честных, добродетельных, — словом, таких, недостаток которых был 
ощутим»25. 

Но, высказывая подобное недоверие семье 
как институту воспитания, Пушкин в своем 
творчестве воспоет семью как подлинное основание всего лучшего в русской жизни. Сам 
будучи «продуктом» просветительской мечты 
императора Александра и М.М. Сперанского 
о новой породе людей, «расцветший» в стенах 
Лицея, — Пушкин с горечью писал о недостатках своего «проклятого воспитания» и ни 
одного из своих любимых героев не сделал воспитанником казенного учебного заведения или 
пансиона. 
Характерно, что автобиография в форме воспоминаний о детстве (набросок которой принято датировать 1830 г.) так и не была написана, растворившись в «детских» эпизодах пушкинской художественной прозы. Когда же поэт 
вновь берется за автобиографические записки 
(беловой текст относится к 1835–1836  гг.), он 
создает историю своего рода, историю семейства Пушкиных–Ганнибалов. Личная биография, возможно, должна была продолжить это 
вступление. Но и в ней поэт намеревался избрать 
себя лицом, вокруг которого должны были собраться другие «более достойные замечания». 
Семья для Пушкина и есть первое и главное 
основание в изображении личности. Характеристика семейства, рода, домашних отношений 
заменяет отчасти в пушкинской прозе погружение в душевный мир героя-ребенка, подробную 
психологическую картину его становления. 
В середине XX в. А.В. Чичерин, сделав глубокие наблюдения над пушкинскими набросками 
к роману о молодом дворянине, истолковал 
страницы «Русского Пелама» в духе социальной критики. «Наиболее ясно раскрытая тема 
Пушкинского романа — это тема трагических 
последствий того распада семьи, который сопутствует общему распаду дворянства. В плане 
еще резче, чем в написанном тексте, выражена 
мысль о том, как губит душу ребенка распутное 
и в то же время беспечно небрежное поведение 
отца… < > Мы видим, что в романе Пушкина 
обнаруживается замысел раскрыть трагедию 
социально ущербной и нравственно вывихнутой дворянской семьи»26. 
Сегодня такое истолкование не представляется убедительным. Черты социальной сатиры, 
24 Пушкин А.С. Собрание сочинений: в 10 т. — Т. 7. — М., 
1962. — С. 357.
25 Каптерев П.Ф. История русской педагогии. — С. 183–
184.

26 Чичерин А.В. Пушкинские замыслы прозаического 
романа. – С. 96–97.