Кристофер Марло и русская литература

А.А. Рябова 

КРИСТОФЕР МАРЛО 
И РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА 

Монография 

3-е издание, стереотипное

Москва 
Издательство «ФЛИНТА» 
2020

УДК 821.161.1.0 
ББК  83 

 Р98 

Н а у ч н ы й  к о н с у л ь т а н т

д-р филол. наук, проф., академик Международной академии наук 

педагогического образования, почетный работник высшего профессионального
образования РФ, почетный работник науки и техники РФ,  

член Союза писателей России, член Союза журналистов России Д.Н. Жаткин 

Р98 

  

ISBN 978-5-9765-2145-2 

В монографии рассмотрена эволюция осмысления произведений Кристофера Марло в русской литературной критике и литературоведении XIX – начала XXI 
в., выявлены реминисценции и традиции творчества Кристофера Марло в русской 
литературе, проведен литературоведческий анализ русских переводов произведений Кристофера Марло, осуществленных во второй половине XIX – начале XXI в. 
Для студентов, аспирантов, преподавателей вузов, переводчиков, а также 
для всех, кто интересуется проблемами сравнительно-исторического литературоведения, истории художественного перевода, истории русской переводной художественной литературы. 

УДК 821.161.1.0 
ББК  83 

ISBN 978-5-9765-2145-2
© Рябова А.А., 2015 
© Издательство «ФЛИНТА», 2015 

Рябова А.А. 

          Кристофер Марло и русская литература [Электронный ресурс] : 
монография / А.А. Рябова. – 3-е изд., стер. – М. : ФЛИНТА, 2020. – 430 с.

ЧАСТЬ 1 
ОСМЫСЛЕНИЕ ТВОРЧЕСТВА КРИСТОФЕРА МАРЛО  
В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ, ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКЕ  
И ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИИ 
 
Глава 1. Творчество Кристофера Марло в России:  
от истоков до начала XX в. 
 
«Темир-Аксаково действо» и первая традиция Марло в России:  
гипотеза П.О.Морозова и ее опровержение А.Т.Парфеновым 
 
В 1888 г. историк русской литературы и театровед П.О.Морозов в двух 
своих публикациях – в очерке, напечатанном «Журналом Министерства народного просвещения», и в монографии «Очерки по истории русской драмы XVII – 
XVIII столетий» [см.: 365, с. 353 – 356; 366, с. 180 – 183], высказал предположение, что одна из первых пьес русского театра «Темир-Аксаково действо» («Малая комедия о Баязете и Тамерлане») [см.: 477, с. 59 – 92], поставленная, предположительно, в начале 1675 г., является отдаленным отголоском трагедии 
Кристофера Марло «Тамерлан Великий» («Tamburlaine the Great», 1587 – 1588), 
через которую сюжет о Тамерлане впервые вошел в европейскую драматическую литературу. Характеризуя «Тамерлана Великого» как произведение, проложившее, наряду с другими пьесами Кристофера Марло, «новые пути драматическому искусству», П.О.Морозов отмечал умение английского автора отказаться в описаниях от эффекта нагнетания быстро сменяющих друг друга «кровавых и шутовских сцен», побудить читателей и зрителей стать свидетелями 
«всемирно-исторических событий, падения царств и народов», представить 
ключевой образ трагического героя – «одну могучую личность, одну преобладающую страсть, с которою так или иначе были бы связаны все подробности 
пьесы», сменить «прежнюю эпическую монотонность и бессвязность действия 
с безличностью персонажей <…> яркою характеристикою героев и органическою сосредоточенностью действия, чертами вполне драматическими» [366, с. 
180]. То обстоятельство, что «Темир-Аксаково действо» лишь очень немногими 
общими 
чертами 
напоминает 
свой 
далекий 
английский 
первообраз, 
П.О.Морозов объяснял широким распространением марловского сюжета, его 
активной популяризацией в Германии бродячими труппами английских «комедиантов», приведшей, в конечном итоге, к появлению многочисленных переделок и подражаний в европейской, прежде всего немецкой, литературе XVII в. 
[см.: 366, с. 180 – 181]. 
Алексей Н. Веселовский в книге «Западное влияние в новой русской литературе» приходит к такому же пониманию истоков «Темир-Аксакова действа», 
которое, будучи «свободным переложением трагедии Христофора Марло “Тамерлан”», явило собой «образец героической драмы шекспировского пошиба» 
[129, с. 25]. Отдаленность сходства между «Темир-Аксаковым действом» и первой частью произведения Марло Алексей Н. Веселовский объяснял ориентацией неустановленного русского автора на одну из немецких переделок, создатель 

которой «бесцеремонно сократил оригинал»: «Подлинник этой немецкой переделки утрачен и неизвестен даже в Германии, – так как <…> источником пьес о 
Тамерлане, нередких в Германии <…>, была гамбургская опера» [129, с. 25]. 
Параллель между «Темир-Аксаковым действом» и «Тамерланом» в 1910 – 
1920-х гг. также была проведена в работах С.К.Богоявленского [88, с. 41] и 
А.С.Булгакова [108, с. 318]. 
В очерке И.П.Еремина «Московский театр XVII в.», вошедшем во вторую 
часть второго тома «Истории русской литературы», увидевшую свет в 1948 г., 
«Комедия о Тамерлане и Баязете» («Темир-Аксаково действо») была названа 
первой пьесой на светский сюжет в череде предшествовавших ей сочинений на 
библейские темы, после чего, в русле традиций предшественников, был указан 
ее источник: «”Комедия о Тамерлане и Баязете” – переработка последних актов 
первой части трагедии известного английского драматурга, одного из предшественников В.Шекспира, Христофора Марло – “Тамерлан Великий” <…>. Трагедия эта в свое время пользовалась громадной популярностью» [217, с. 371]. В 
целом исследователь возводил пьесы русского театра эпохи царя Алексея Михайловича «к пестрому репертуару народного европейского театра первой половины XVII в.», состоявшему «частью из школьных драм, переработанных для 
народной сцены, частью из “английских комедий” – пьес бродячих английских 
“комедиантов” [217, с. 371]. Впоследствии, при подготовке главы «Литература 
1640-х – начала 1690-х годов. Развитие демократической сатиры и бытовой повести. Предшественники русского классицизма» для первого тома (1958) трехтомной «Истории русской литературы» И.П.Еремин конкретизировал свои наблюдения, соотнеся русскую драматургию рассматриваемого периода, прежде 
всего, с немецким народным театром и возведя «английские комедии» гастролировавших по странам Европы «комедиантов» к «английскому театру елизаветинской эпохи (конец XVI – начало XVII века)», с сохранением с ним, «в результате последующих переработок, <…> лишь отдельных, преимущественно 
сюжетных связей» [218, с. 322]. 
В фундаментальном исследовании В.Н.Всеволодского-Гернгросса «Русский театр от истоков до середины XVIII века», впервые увидевшем свет отдельным изданием в 1957 г. [133], а впоследствии, в 1977 г., републикованном 
(с незначительными изменениями и уточнениями) в первом томе «Истории русского драматического театра» [438, с. 15 – 164], со ссылкой на мнение 
А.С.Булгакова было вновь указано, что «Темир-Аксаково действо» «является 
переработкой трагедии Марло “Тамерлан Великий”», имевшей иносказательный политический смысл в условиях борьбы России и Турции за Азов, ведшейся «под лозунгом защиты христианской религии от басурманов»: «Пьеса отличалась от трагедии Марло не только тематически, но и композиционно. Драматическое действие развивается <…> вокруг столкновения двух героев – добродетельного (Тамерлан) и злодея (Баязет). Тамерлан выведен защитником христиан и сам представлен чуть ли не христианином» [438, с. 70]. В 1967 г. 
Я.С.Лурье в статье «Элементы Возрождения на Руси в конце XV – первой половине XVI века», вслед за предшественниками, отмечал, что «в царском при

дворном театре шла <…> переработка трагедии непосредственного предшественника Шекспира Кристофера Марло “Тамерлан”» [302, с. 207]. 
История красивой легенды, предполагавшей известность трагедии Марло 
«Тамарлан Великий» в допетровской Руси, завершилась в 1969 г., когда 
А.Т.Парфенов установил, что содержание «Темир-Аксакова действа», а иногда 
и сам текст восходят к книге Жана дю Бека «История великого императора Тамерлана» (1594), псевдонаучной биографии самаркандского эмира, и прежде 
всего – к ее третьей главе «Война Тамерлана против Баязета, императора турок» 
[см.: 397, с. 24]. Солидаризируясь с мнением А.Т.Парфенова, Д.М.Буланин вместе с тем указывает и на расхождения – в книге Ж. дю Бека «не находят аналогии <…> первая “сень” первого действия, две интермедии и третье действие» 
[106, с. 6]. Е.А.Прокофьева, полностью принимая книгу Ж. дю Бека как протооснову русской пьесы, пытается историческими причинами объяснить трактовку неизвестным автором образа азиатского полководца как «спасителя христианского мира» [418, с. 10]. Как видим, ни имя Кристофера Марло, ни его пьеса 
«Тамерлан Великий» современными исследователями «Темир-Аксакова действа» не упоминаются, да и сами попытки соотнесения русского и английского 
произведений остались лишь частью истории. 
 
Традиции Кристофера Марло в творчестве А.С.Пушкина: pro et contra 
 
В 1933 г. в «Звеньях» Гл. Глебов, автор статьи «Пушкин и Гете», пытается 
соотнести относящиеся к 1825 г. пушкинские «<Наброски к замыслу о Фаусте>» 
[см.: 427, с. 338 – 339] с содержанием трагедии Кристофера Марло «Трагическая 
история доктора Фауста» («Doctor Faustus», 1589): «Возможно, что на мысль написать посещение ада Фаустом навело его <Пушкина> то место трагедии Марло, 
где Фауст выражает желание увидеть ад и вновь вернуться на землю, а Люцифер 
ему это обещает. Такого рода сцены нет в “Фаусте” Гете. Нет посещения Фаустом ада и у самого Марло – обещание Люцифера осталось невыполненным. Тем 
больше интереса для Пушкина мог представить этот эпизод» [152, с. 45]. Умозаключение Гл.Глебова как лишенное логики было оценено в статье 
М.П.Алексеева «Незамеченный фольклорный мотив в черновом наброске Пушкина», впервые напечатанной в 1979 г. [19, c. 17 – 68], а затем, в 1987 г., включенной в собрание избранных трудов ученого [22, c. 402 – 468]. М.П.Алексеев 
отдельно отмечал то обстоятельство, что «знакомство Пушкина с текстом указанной сцены Марло немыслимо и никем доказано быть не может» [22, c. 425]. 
В 
книге 
«Поэзия 
Пушкина, 
или 
Подвижный 
палимпсест» 
О.А.Проскурин обратил внимание на прилагательное «covetous» («жадный, 
алчный, корыстолюбивый, скупой, скаредный, патологически бережливый»), 
использованное в саморазоблачительном монологе злодея Вараввы, героя 
пьесы Кристофера Марло «Мальтийский еврей» («The Jew of Malta», 1589), 
называвшего себя «жадным/алчным негодяем» («a covetous wretch»),  и предположил знакомство А.С.Пушкина,  использовавшего в подзаголовке «маленькой трагедии» «Скупой рыцарь» название мифического английского 
оригинала – «Ченстоновой трагикомедии “The Covetous Knight”» –  с произ

ведением Кристофера Марло [см.: 420, с. 461 – 462]. А.А.Долинин в своей 
статье 
«О 
подзаголовке 
“Скупого 
рыцаря”» 
критикует 
позицию 
О.А.Проскурина, отмечая, что «подобные пейоративные словосочетания, где 
«covetous» значит «жадный, алчный», в английской литературе XVI – XVII веков общеупотребительны»; сама же особенность пушкинского словоупотребления заключается в том, что «“covetous” получает двойное значение “скупой/жадный” и входит в состав окказионального оксюморона» [203, с. 102]. 
По мнению А.А.Долинина, «вероятность знакомства Пушкина с “Мальтийским евреем” до 1830 года ничтожна мала», поскольку эта трагедия, остававшаяся неизвестной за границами Британии, не была переведена к тому 
времени ни на русский, ни на французский языки, «читать же ее в оригинале 
без перевода-посредника Пушкин едва ли смог бы из-за многочисленных 
лексических, грамматических и орфографических отклонений от современной нормы в тексте XVI века и крайне усложненного барочного стиля Марло» [203, с. 102].  
 
Цитата из Кристофера Марло в дневнике А.И.Тургенева. – Людвиг Тик на 
страницах «Атенея»: первые переводные материалы о Кристофере Марло в 
России. – «Тиковский»  Шекспир В.К.Кюхельбекера. – Французское издание 
книги Тика о Шекспире, Марло, Грине и их современниках в библиотеке 
А.С.Пушкина 
 
Первым свидетельством знакомства в России с творчеством Кристофера 
Марло (а конкретно – с его «Трагической историей доктора Фауста») можно 
считать дневниковую запись «русского европейца» А.И.Тургенева, сделанную 14 июля 1825 г.: «Виттенберг – некогда первый центральный пункт немецкого просвещения. – «Would I had never seen Wittenberg, never read book» 
(Marlow’s Faustus?)» [493, c. 283]. 
Более широкий круг русских читателей смог узнать о Кристофере Марло 
из повести немецкого писателя Людвига Тика «Жизнь поэта» («Dichterleben», 
1825), опубликованной в переводе Пржевальского в литературно-научном 
журнале «Атеней» в октябре – ноябре 1829 г. [482, с. 44 – 83, 132 – 166, 349 – 
391; также см. переиздание, осуществленное в 1935 г.: 488, с. 318 – 420]; в 
этой повести Марло выступал одним из главных героев наряду с Шекспиром 
и Робертом Грином. В посвященной Людвигу Тику главе фундаментальной 
«Истории немецкой литературы» Н.И.Балашов характеризовал повесть 
«Жизнь поэта», ставшую итогом долгих шекспировских занятий немецкого 
автора, как написанную с воодушевлением и свидетельствующую «о новом 
для писателя-романтика умении собрать и воспроизвести многие позитивные 
данные истории» [59, с. 137]. Вместе с тем Тик, добившийся формальной 
правдивости описаний, «не понимал специфики Возрождения и невольно переносил на эту эпоху свое представление о немецком романтизме» [59, с. 
137]. Выведя на первый план Марло (наряду с Грином) как предшественника 
Шекспира, Тик представил в его образе «бунтарство не то штюрмера, не то 
иенского романтика», считавшего, «что человек, провозглашающий себя по

этом, возвышается над миром; понятия – “добродетель”, “порок” становятся 
для него пустыми словами» [59, с. 137]. Будучи разочарованным в романтизме, Тик изобразил творческую и жизненную трагедию Марло как нечто закономерное, противопоставив ему Шекспира – простого народного писца с 
чертами филистерского «благоразумия», проповедника компромисса с сильными мира. 
В исследовании В.Г.Зусмана «Новелла Л.Тика “Жизнь поэтов” (К вопросу о шекспировской традиции)», опубликованном в 1987 г., отмечено, что 
Марло и Шекспир изображены Л.Тиком как полные противоположности. 
Марло представлен бурным гением, художником-титаном, человеком с величественной внешностью, резкими жестами и торопливой походкой; все детали его портрета «передают ощущение огромной жизненной силы, энергии, 
бьющей через край» [233, с. 63]. Отмечая, что Л.Тик вкладывает «в уста 
Марло <…> штюрмерскую концепцию искусства» [233, с. 63], В.Г.Зусман 
особо выделяет марловское восприятие творчества как благородного безумия, пробуждения чувственности. В новелле Л.Тика Марло оказывается 
«сверхчеловеком, приносящим людям пламя поэзии» [233, с. 63], обретшим 
возможность беседовать с античными богами, поднявшимся от национального к общечеловеческому. Признавая, что образ Марло в произведении немецкого писателя был во многом надуманным, В.Г.Зусман в то же время не мог 
не увидеть и «некоторых исторических черт» [233, с. 63], среди которых – 
неприятие пуританской морали, стремления пуритан к «очищению» поэзии. 
«Атеней», издававшийся в Москве М.Г.Павловым в 1828 – 1830 гг. с периодичностью два раза в месяц и имевший с 1829 г. подзаголовок «Журнал 
наук, искусств и изящной словесности с присовокуплением “Записок для 
сельских хозяев, заводчиков и фабрикантов”» [см.: 437, с. 199 – 201], печатал 
оригинальные и переводные научно-популярные статьи, в том числе разыскания по древнерусскому фольклору и восточной литературе; стихи, прозу, 
драматургические сочинения, работы по теории литературы писателей круга 
С.Т.Аксакова 
– 
А.А.Шаховского, 
М.Н.Загоскина, 
А.И.Писарева, 
М.А.Дмитриева; переводную беллетристику писателей «романтической школы» В.Ирвинга, Ф.Купера, Л.Тика. С самого начала «Атеней» имел репутацию в известной мере консервативного издания, критически относившегося к 
творчеству современных романтиков, но при этом четко не отстаивавшего 
каких-либо идеологических принципов, стремившегося (с 1829 г.) к примирению классицизма и романтизма [подробнее см.: 226, с. 164 – 169, 286 – 
293], занявшего «свою нишу “профессорского” журнала в русской журналистике» [560, с. 485]. 
Р.Ю.Данилевский в своей статье «Людвиг Тик и русский романтизм» 
[179, с. 68 – 113] подчеркнул систематический характер интереса «Атенея» к 
творчеству Л.Тика, проявившийся в публикации на его страницах выполненных неустановленными переводчиками переводов новеллы «Ученый» («Der 
Gelehrte») [481, с. 124 – 163, 211 – 238], части биографической повести 
«Праздник в Кенельворте, или Детство Шекспира» («Das Fest zu 
Kenelworth») [483, с. 40 – 60, 121 – 146], а также переведенных 

А.А.Шишковым отрывков из пьесы-сказки «Фортунат» («Fortunat») [484, с. 
568 – 572; 486, с. 50 – 65] и полного текста сказки «Эльфы» («Die Elfen») 
[487, с. 51 – 96]. По поводу произведения о Шекспире Р.Ю.Данилевский отдельно отметил, что это иной, в сравнении с переведенным А.А.Шишковым, 
«поздний» Тик, «более интересный читателям, по мнению издателя журнала», особенно с учетом того, что в нем «интерес к предмету повествования 
определенно заслонял интерес к автору» в полном соответствии с жанром 
беллетризованных биографий [см.: 179, с. 86, 87]. 
Е.В.Соколова, С.В.Тураев и И.В.Карташова, авторы статьи «Роман 
“Виттория Аккоромбона” и его автор», помещенной в приложении к изданию знаменитого романа Людвига Тика в академической серии «Литературные памятники», подчеркнули значение позднего постромантического периода творчества немецкого писателя в силу его увлеченности английским 
театром, Шекспиром и его современниками [подробнее см.: 461, с. 371 – 
372]. В этот время он переводил Кристофера Марло, Роберта Грина, Джона 
Вебстера и др., изучал историю и литературу Англии, знакомился с английской театральной традицией, постигал творчество великого Шекспира в контексте эпохи, считая елизаветинскую сцену идеальным театром всех времен 
и народов. Людвиг Тик не только принял заметное участие в переводе творческого наследия Шекспира на немецкий язык (что подробно осмыслено 
В.Г.Зусманом, пришедшим к выводу, что тиковские переводы «Бури» и «Перикла» – это «пересоздания», осуществленные «в направлении, заданном 
смыслом оригинала» [235, с. 263; см. также: 234]), но и выпустил в 1811 г. 
сборник переводов «елизаветинцев» «Староанглийский театр» (1811). 
Мог ли А.С.Пушкин познакомиться с публикацией переводной «Жизни 
поэта» в «Атенее»? Бесспорно, сам журнал М.Г.Павлова был хорошо известен и А.С.Пушкину, и поэтам его круга. Уже в самом первом номере (1828 г.) 
«Атеней» обозначил четкую антипушкинскую позицию, выраженную в статье М.А.Дмитриева, который, осуществляя разбор четвертой и пятой глав 
«Евгения Онегина», приходил к выводу, что в этом произведении «нет характеров, нет и действия» [113, с. 89]; впоследствии (в 1829 г.) эта позиция была 
существенно смягчена в очерке М.А.Максимовича «О поэме Пушкина “Полтава” в историческом отношении», направленном на примирение разных литературных направлений, которому должны способствовать люди, «опытные 
в критике изящного» [305, с. 502]. Соответствующим было и отношение поэтов пушкинского круга к «Атенею», отчетливо переданное в послании 
Н.М.Языкова «А.Н.В<ульф>у», датируемом концом мая – началом июня 
1828 г.: « <…> Что «Афеней»? / Журнал мудрено-философский, / Отступник 
Пушкина, злодей, / «Благонамеренный» московский» [572, с. 223]. 
Вместе с тем, отчасти благодаря и публикациям «Атенея», Шекспир был 
воспринят частью русских поэтов через призму мироощущений Людвига Тика, на что, в частности, обратил внимание И.В.Киреевский в «Обозрении русской словесности за 1829 год», впервые опубликованном в альманахе «Денница» на 1830 г., при характеристике мистерии «Ижорский», написанной лицейским другом Пушкина В.К.Кюхельбекером и фрагментарно (три сцены) 

напечатанном без подписи автора в альманахе А.А.Дельвига «Подснежник» 
на 1829 г.: «Мы причисляем это произведение к немецкой школе, несмотря 
на некоторое подражание Шекспиру, потому что Шекспир здесь более Шекспир Тиковский, огерманившийся, нежели Шекспир настоящий, Шекспир 
англичанин» [248, с. 35]. Впоследствии Ю.Д.Левин отмечал «проницательность» И.В.Киреевского, усмотревшего в «Ижорском» связи именно «с немецкой интерпретацией Шекспира» [см.: 288, с. 157]. 
Из переводов произведений Тика, впервые напечатанных в «Атенее», 
А.С.Пушкин был однозначно знаком только с выполненным А.А.Шишковым 
переводом пьесы-сказки «Фортунат», причем знакомство состоялось благодаря получению в дар от самого А.А.Шишкова выпущенного им в Университетской типографии в Москве четырехтомника «Избранный немецкий театр», 
третий том которого и содержал «Фортуната» [см.: 238]. Известно, что первый том был отправлен А.А.Шишковым А.С.Пушкину 6 октября 1831 г. вместе с письмом [см.: 556, с. 231], последующие, видимо, были доставлены подобным же образом и также сохранились в библиотеке поэта [см.: 354, 
№427]. Отклик А.С.Пушкина на «Избранный немецкий театр» и, конкретно, 
на «Фортуната» сохранился в его письме М.П.Погодину от 11 июля 1832 г.: 
«Я Шишкову не отвечал и не благодарил его. Обнимите его за меня. Дай Бог 
ему здоровие за Фортуната!» [428, с. 28]. История знакомства А.С.Пушкина с 
«Фортунатом» Л.Тика, будучи подробно рассмотренной в статье В.Г.Зусмана 
и С.В.Сапожкова [см.: 236, с. 276 – 282], дает повод для предположений о несколько более раннем знакомстве русского поэта с творчеством немецкого 
современника. Например, в августе 1830 г. на страницах «Литературной газеты» А.А.Дельвига он вполне мог прочитать анонимный перевод новеллы Тика «Незнакомец» («Der Fremde») [см.: 485, с. 81 – 85], сохранивший характерный психологизм оригинала при несомненном ослаблении черт «страшной» фантастики. 
Как бы то ни было, в библиотеке А.С.Пушкина сохранился разрезанный, 
но не содержащий заметок четырехтомник «Œuvres complètes de L. Tieck. 
Contes d’Artiste. Première livraison. Shakespeare et ses contemporains» (Paris, 
1832), представляющий собой полный перевод на французский немецкого 
текста «Жизни поэта» [см.: 354, №1438]. А это значит, что если А.С.Пушкин 
и не прочитал о Кристофере Марло на страницах «Атенея» в 1829 г., он сделал это несколько позже, обратившись к французскому изданию произведения Л.Тика. А.В.Дружинин в своей статье «А.С.Пушкин и последнее издание 
его сочинений» (1855) называл и другие источники, благодаря которым великий русский поэт, вероятно, «был знаком с творчеством драматургов елизаветинского периода, предшественников Шекспира» – выписки Чарльза Лэма, лекции Уильяма Хэзлитта, материалы влиятельных журналов «Quarterly 
review» и «Edinburgh Review», с которым А.С.Пушкин регулярно обращался 
[см.: 214, с. 55]. 
 

Рост интереса к елизаветинской драме. – И.С.Тургенев и Н.А.Некрасов о 
Кристофере Марло. – Оценки творчества английского драматурга 
А.В.Дружининым 
 
Усилившийся интерес к елизаветинской драме вызвал появление в русской периодике целого ряда переводных статей, среди которых следует особо 
отметить материал Ф.Экштейна, философа и публициста, одного из французских корреспондентов А.И.Тургенева [см.: 225, с. 258 – 275], «О драматической поэзии в Англии до Шекспира и о шекспировской драме», напечатанный на страницах «Московского телеграфа» в 1831 г. [см.: 564, с. 63 – 93, 214 
– 242]. Откликом на эту статью стала дневниковая запись В.К.Кюхельбекера 
от 18 апреля 1834 г., во многом раскрывавшая те противоречивые ощущения, 
которые были способны вызвать размышления Ф.Экштейна у вдумчивого 
читателя: «Многоречивое вступление в эту статью заставило меня ожидать, 
что она будет полнее. Разумеется, что с католическими парадоксами Экштейна я, истинный протестант, никак не могу согласиться, да с ними едва 
ли может согласиться и католик, только бы был не совершенно слепой <…>. 
Есть, впрочем, мысли, с которыми я совершенно согласен, например: «Чем 
сильнее становится наше промышленное (industrielle) просвещение, тем более и более чувство изящного, любовь к простоте и истине изглаживаются в 
людях». Сверх того, просто историческое в этой статье очень важно <…>» 
[285, с. 306 – 307]. Суждения о елизаветинской драме также содержались в 
переводных статьях французского критика Ф.Шаля – «Драматические нравы 
XVI столетия», напечатанной в 1837 г. в «Московском наблюдателе» [см.: 
574, с. 215 – 244], и «Английский театр до Шекспира», увидевшей свет в литературно-художественном журнале «Пантеон» в 1852 г. [см.: 534]. 
Предшественник «Пантеона» – ежемесячный журнал «Пантеон русского 
и всех европейских театров», выходивший в Петербурге в 1840 – 1841 гг. – 
еще в 1841 г. поместил на своих страницах анонимный материал «О театрах в 
Лондоне при Шекспире», содержавший краткое описание структуры и устройства театров на рубеже XVI – XVII вв., актерской игры и нравов зрителей 
[см.: 382, с. 69 – 74]. В том же 1841 г. «Литературная газета» опубликовала в 
двух номерах очерк «О драматических писателях, современных Шекспиру», 
включавший краткие сведения о Джоне Хейвуде, Эдмунде Спенсере, Бене 
Джонсоне, Филиппе Мэссинджере, Френсисе Бомонте и Джоне Флетчере, 
Кристофере Марло, Джеймсе Шерли, Джоне Форде и Джоне Вебстере и подводивший к выводу, что эти английские авторы «составили ту великую школу, в которой обучались величайшие писатели последующих веков и в которой родились все главные основания современной драмы и настоящего сценического искусства» [см.: 381, с. 484]. 
В «Очерке английской литературы» Томаса Шоу, представленном в 
1847 г. на страницах «Библиотеки для чтения», Марло назван в числе основателей новых школ в английской литературе наряду с Френсисом Бэконом, 
Томасом Мором, Филипом Сидни, Эдмундом Спенсером, Шекспиром, Джоном Мильтоном, Семюэлем Бетлером и Джоном Драйденом. Недолгое время