"Мёртвые души" Гоголя: пространство смысла

В.Ш. Кривонос

«МЕРТВЫЕ ДУШИ» ГОГОЛЯ

ПРОСТРАНСТВО СМЫСЛА

Монография

4-е издание, стереотипное

Москва

Издательство «ФЛИНТА»

2019

УДК 821.161.109 (Гоголь Н.В.)
ББК 83.3(2=411.2)1-8 Гоголь Н.В.

К82

Ре це нзе нты:

д-р филол. наук, проф. Е.И. Анненкова (РГПУ им. А.И. Герцена);
д-р филол. наук, доц. В.Б. Зусева (РГГУ)

К82 

Кривонос В.Ш.
«Мертвые души» Гоголя : Пространство смысла : монография /
В.Ш. Кривонос. — 4-е изд., стер. — М. : ФЛИНТА, 2019. — 319 с.
ISBN 978-5-9765-2310-4

В монография рассматриваются смысловой состав и структурные 
свойства поэмы Гоголя, благодаря которым собственно и происходит 
накопление смысла и создаются предпосылки для его последующего 
развития и обогащения. Анализируется роль авторских универсалий 
в метаповествовании, раскрываются символические смыслы образа мира и образа человека, выясняется, как организовано движение 
смыслов в структуре «Мертвых душ».
Для преподавателей, аспирантов и студентов филологических 
факультетов вузов и всех интересующихся историей русской литературы.

УДК 821.161.109 (Гоголь Н.В.)

ББК 83.3(2=411.2)1-8 Гоголь Н.В.

ISBN 978-5-9765-2310-4
© Кривонос В.Ш., 2015
© Издательство «ФЛИНТА», 2015

ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие  ....................................................................................................4

Глава 1. Универсалии метаповествования  ...............................................7
1.1. «Повесть» и «поэма»  .......................................................................7
1.2. «Автор» как символическое имя  ..................................................16
1.3. Читатель и авторская метарефлексия  ..........................................29

Глава 2. Образ мира и образ человека  ....................................................39
2.1. Аспекты образа мира  .....................................................................39
2.2. Дорожные виды  .............................................................................54
2.3. Другое пространство  .....................................................................66
2.4. Парадоксы времени  .......................................................................79
2.5. Дети и образы детства  ...................................................................97
2.6. Меланхолический сад  ..................................................................116
2.7. «Странный замок»  .......................................................................127
2.8. Имя, фамилия, прозвище  ............................................................138
2.9. Мифологические проекции  ........................................................148
2.10. Изображение человека  ................................................................159

Глава 3. Движение смыслов  ....................................................................177
3.1. Городской фольклор  ....................................................................177
3.2. Наполеоновский миф  ..................................................................197
3.3. Пародийный модус  ......................................................................205
3.4. Случай и судьба  ...........................................................................215
3.5. Горе уму  ........................................................................................225
3.6. Функции притчи  ..........................................................................239
3.7. Воскрешение героя  ......................................................................258
3.8. Порог и лестница  .........................................................................273
3.9. Символика места ..........................................................................286
3.10. Универсальные смыслообразы  ...................................................304

ПРЕДИСЛОВИЕ

«Мертвые души» — это главное творение Гоголя и одно из 
ключевых для русской художественной словесности произведений. 
Подобно другим великим произведениям литературы, оно живет «в 
большом времени» и постоянно обогащается «новыми значениями, 
новыми смыслами»1, приобретая все расширяющийся смысловой 
объем.
Существует большая литература о «Мертвых душах». Изучались история создания гоголевского произведения, его жанровое 
своеобразие, особенности поэтики, принципы повествования, 
структура художественного мира, роль образа автора, организация 
системы персонажей и др.
В предлагаемой книге «Мертвые души» рассматриваются под 
углом зрения проблемы, формулируемой как пространство смысла.
Известно гоголевское высказывание о бездне пространства в 
пушкинском слове («В каждом слове бездна пространства; каждое 
слово необъятно, как поэт»2), давшее повод заметить, что «метафорический беспредел пространственного видения всего на свете мы 
у него наблюдаем на каждом шагу, в том числе и в этом высказывании. На язык пространства Гоголь переводил непространственные 
понятия и идеальные содержания...»3. Говоря о пространстве смысла, мы следуем гоголевской логике распространения понятия пространства «на явления духовного порядка»4.
Распространяя понятие пространства на явление смысла, мы 
имеем в виду некую мыслительную возможность, которая стано
1 Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 331.

2 Гоголь Н.В. Полн. собр. соч.: в 14 т. Т. VIII. [М.; Л.], 1952. С. 55. Далее 
ссылки на данное издание приводятся в тексте с указанием тома римскими и 
страниц арабскими цифрами.
3 Бочаров С.Г. Бездна пространства // Бочаров С.Г. Сюжеты русской литературы. М., 1999. С. 78.

4 Там же. С. 95. С.Г. Бочаров ссылается на работу В.Н. Топорова о Г.С. Батенькове, который параллельно Гоголю и сходным образом расширял сферу 
«пространственного» (Топоров В.Н. Об индивидуальных образах пространства («Феномен» Батенькова) // Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: 
Исследования в области мифопоэтического. М., 1995. С. 458).

вится мыслительной реальностью в процессе и в результате анализа и интерпретации произведения. Будучи условным, понятие 
«пространство смысла» отнюдь не предполагает метафорического 
беспредела в его использовании, но позволяет установить и конкретизировать объем смысла, определяемый устройством произведения. Речь идет о смысле, который дан в произведении (заложен 
в самой его структуре) и потенциально присущ ему, но актуализируется (выявляется, раскрывается, обнаруживается) только в ходе 
прочтения и изучения произведения.
Главным предметом исследовательского интереса служат смысловой состав и структурные свойства произведения, благодаря которым собственно и происходит накопление и продуцирование 
смысла, а также создаются предпосылки для его последующего 
развития и обогащения. Раскрыть и выявить заложенные в структуре «Мертвых душ» возможности смыслообразования, т.е. объективно данные возможности расширения и углубления пространства 
смысла, — такой видится цель предлагаемой книги, определившая 
ее построение.
В первой главе рассматриваются стратегия и смысловая непрерывность метаповествования в «Мертвых душах» и подробно 
анализируются понятия «повесть», «поэма», «автор», «читатель», 
играющие особую роль в структуре метаповествования и приобретающие здесь значение универсальных смыслообразов — авторских универсалий1.
Во второй главе предметом исследования становятся универсальные смыслы образа мира и образа человека в «Мертвых 
душах», взятых в их взаимосвязи и взаимосоотнесенности. Изучаются используемые Гоголем способы пространственного измерения образа мира и характеризующие стиль гоголевского повествования парадоксы времени. Раскрывается семантика таких 
пространственно-символических компонентов образа мира, демон
1 Современный исследователь, выделяя разные типы универсалий, считает возможным говорить «и об универсалиях разного ранга — от авторских 
до общелитературных и даже общекультурных», причем авторскими универсалиями «могут быть универсалии общелитературные или общекультурные» 
(Фаустов А.А. Литературные универсалии: на пути к терминологической демаркации // Универсалии русской литературы. Воронеж, 2009. С. 26—27).

стрирующих его онтологические свойства, как дорожный пейзаж, 
сад и дом. Рассматриваются способы символизации возраста персонажей, принципы именования и изображения человека, роль и 
значение антропологической символики в поэме.
В третьей главе сделана попытка показать движение смыслов в 
структуре «Мертвых душ». Раскрываются функции слухов, толков 
и сплетен при описании автором происходящих в городе NN событий и выявляется связь наполеоновской легенды с мифообразующими элементами жизнеописания Чичикова. Изучаются автопародийные и пародийные аспекты повествования в поэме, неожиданно 
обнажающие ее скрытые смысловые планы. Специальное внимание привлечено к трансформации в «Мертвых душах» жанровых 
кодов древней литературы и в этой связи к актуализации в смысловом составе поэмы принципиально важных для Гоголя универсальных образов-символов.

Гла ва  1

УНИВЕРСАЛИИ МЕТАПОВЕСТВОВАНИЯ

N O

1.1. «ПОВЕСТЬ» И «ПОЭМА»

В литературе о «Мертвых душах» уже обращалось внимание на 
сочетание в авторских высказываниях взаимосвязанных понятий 
«повесть» и «поэма», прилагаемых к пишущемуся произведению; 
они рассматриваются исследователем как «обозначения жанра»1. 
Точнее, однако, было бы считать их не жанровыми дефинициями, 
а терминами метатекста, т.е. текста о тексте, имеющими непосредственное отношение к проблеме литературной условности и служащими знаками многослойной и сложно устроенной вымышленной 
реальности, где неуместны прямые теоретические рефлексии2.
Создавая «Мертвые души», Гоголь сознательно «конструирует 
совершенно новое жанровое целое», для обозначения которого «решает воспользоваться словом “поэма”»3. Выставленное на обложке 
«Мертвых душ» слово «поэма» фигурирует «как прямое обозначение жанра» — с акцентом на «жанровой уникальности»4. Что ка
1 Тамарченко Н.Д. Гоголь и проблема метаромана: отражение жанровой 
структуры в повествовании и сюжете «Мертвых душ» // Гоголевский сборник. 
СПб.; Самара, 2009. Вып. 3 (5). С. 106.

2 Ср. с пушкинским романом в стихах, где «термины литературного метатекста», активно используемые автором, «показывают, что речь идет о мире 
литературных условностей, а не о реальной жизни» (Лотман Ю.М. Своеобразие художественного построения «Евгения Онегина» // Лотман Ю.М. В школе 
поэтического слова: Пушкин, Лермонтов, Гоголь. М., 1988. С. 77).
3 Манн Ю.В. Поэтика Гоголя // Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. Вариации к 
теме. М., 1996. С. 288.
4 Манн Ю.В. «Мертвые души» Гоголя как поэма (разрозненные штрихи к 
старой теме) // Феномен русской классики. Томск, 2004. С. 186. Здесь и далее 
курсив в цитатах принадлежит цитируемым авторам.

сается высказываний изображенного автора1, о которых идет речь, 
то они являются элементами метаповествования, обращенного, как 
и любой вид метатекста, «не только к предмету, но и к авторскому слову о нем»2. Фигурирующие в этих высказываниях понятия, 
которые условно можно назвать теоретическими, и наделяются 
функциями терминов метатекста, содержание которых определяется не соотнесенностью с их специальными значениями в профессиональном языке, а исключительно контекстными смысловыми 
связями.
Специфика метаповествования обусловлена отношением между 
такими функционально различающимися формами изображенного 
автора, как повествователь, излагающий некую сюжетно организованную историю, и условный создатель пишущегося произведения. Хотя разные стратегии метаповествования по-разному формируют его структуру, неизменной остается направленность здесь 
авторской саморефлексии на акт творчества3. В «Мертвых душах» 
предметом и темой авторских рассуждений становится как процесс 
создания произведения, так и процесс повествования; термины 
метатекста используются изображенным автором, совмещающим 
функции повествователя и субъекта творчества, для характеристики как того, так и другого процесса.
Отметим, что термины метатекста, к которым прибегает автор, 
отличаются метафоричностью и не являются терминами в строгом 

1 См. об этом понятии: Бахтин М.М. Проблема текста в лингвистике, 
филологии и других гуманитарных науках. Опыт философского анализа // 
Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 288; Он же. Из записей 1970—1971 годов // Там же. С. 353. Ср. теоретически разработанное 
представление о разных формах авторского сознания: Корман Б.О. Итоги и 
перспективы изучения проблемы автора // Корман Б.О. Избранные труды. Теория литературы. Ижевск, 2006. С. 100—103.

2 Ким Х.Ё. Теория метатекста и формы ее проявления в поэтике // Acta 
Slavica Iaponica. Journal of Slavic Research Center. Hokkaido University. 2004. 
T. 21. P. 205. См. также: Зусева В.Б. Метаповествование // Поэтика: Словарь 
актуальных терминов и понятий. М., 2008. С. 119—120.
3 См.: Neumannt B., Nünning A. Metanarration and Metafi ction. In: 
the living handbook of narratology. Hamburg: Hamburg University Press. 
URL: 
http://hup.sub.uni-hamburg.de/lhn/index.php?/title=Metanarration 
and 
Metafi ction&oldid=806

смысле этого слова, т.е. специальными понятиями, стилистически 
нейтральными, лишенными эмоциональной экспрессии и не связанными с контекстом. Сдвиг и метаморфоза значений делают их 
автометафорами, не просто характеризующими пишущееся произведение, но выражающими метафорическую самоидентификацию его условного творца1.
Метафорический характер терминов метатекста становится 
особенно заметным в ситуации их пародийного отражения в речи 
почтмейстера, фиктивного «автора» вставного текста, «Повести о 
капитане Копейкине»: «“Капитан Копейкин”, повторил он, уже понюхавши табаку, “да ведь это, впрочем, если рассказать, выйдет 
презанимательная для какого-нибудь писателя, в некотором роде, 
целая поэма”» (VI, 199).
Было высказано мнение, что для рассказчика «поэма — чужой жанр» и что изображенный автор «называет этот рассказ 
“повестью”»2. Однако почтмейстер, прибегающий к устной форме рассказывания, видит в «поэме» скорее не чужой жанр, но чужой тип повествования, книжно-письменный. Кстати, почтмейстеру, открывшему («начал так») рассказ о Копейкине названием 
«истории», которую присутствовавшие чиновники «изъявили желание узнать» (VI, 199), принадлежат оба определения — и «поэма», и «повесть», причем жанрового смысла в эти определения 
он точно не вкладывает. Будучи рассказанной, история может 
обернуться «в некотором роде, целой поэмой», если какой-нибудь 
писатель сочтет ее «презанимательной». Пока что, в рассказе почтмейстера, этим характерным свойством наделяется сама 
«повесть». Ср.: «У Гоголя, впрочем, это обозначение неявное: 
“повесть” может быть просто синонимом “истории”»3. В случае 
«Повести о капитане Копейкине» синонимом устной «истории» 
действительно оказывается ориентированная на устное изложение «повесть».

1 См.: Арутюнова Н.Д. Метафора и дискурс // Теория метафоры. М., 1990. 
С. 30.
2 Тамарченко Н.Д. Гоголь и проблема метаромана: отражение жанровой 
структуры в повествовании и сюжете «Мертвых душ». С. 109.

3 Манн Ю.В. «Повесть о капитане Копейкине» как вставное произведение // Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. Вариации к теме. М., 1996. С. 423.

Рассказанная «повесть» рождается в форме устной импровизации как плод городского говорения1. В комической (стилизованной 
под комический сказ) речи почтмейстера, выражающей его отчужденность от объекта рассказа2, слова «поэма» и «повесть» выступают в роли отчужденного чужого слова и служат смеховыми 
двойниками используемых автором терминов метатекста; перенос 
этих терминов на устную историю усиливает свойственное им непрямое значение: идентифицируя какого-нибудь писателя с «поэмой» («в некотором роде» — потому как воспроизводит рассказанную историю), себя рассказчик идентифицирует с «повестью» 
(т.е. непосредственно с рассказанной историей).
Между тем наблюдаемые в «Повести о капитане Копейкине» 
метаморфозы терминов метатекста вскрывают их долитературный 
и литературный генезис; в первую очередь это касается слова «повесть», в котором «отчетливо сохранялось дописьменное значение 
одного из разговорных жанров»3. Так и в авторской речи обнаруживается близость по значению слова «повесть» слову «разговор». 
Ср.: «Но мы стали говорить довольно громко, позабыв, что герой 
наш, спавший во всё время рассказа его повести, уже проснулся 
и легко может услышать так часто повторяемую свою фамилию» 
(VI, 245). Автор, использовав «случай поговорить о своем герое» 
(VI, 222), пока тот спал, рассказал читателю «повесть» героя — 
историю его жизни от рождения до настоящего момента; «повесть» 
здесь и есть история героя, поведанная читателю автором. Она 
рождается в результате разговора, в который автор вступает с читателем, как «Повесть о капитане Копейкине» рождается в результате рассказа почтмейстера, обращенного к слушателям; разговор 
этот, подобно рассказу почтмейстера, и принимает форму повести: 
автор рассказывает повесть своего героя.
В слове «повесть», как оно использовалось в литературе 
пушкинско-гоголевского времени, значимым было указание на 

1 Ср.: Белоусов А.Ф. Городской фольклор: Лекция для студентовзаочников. Таллин, 1987. С. 21.
2 См.: Смирнова Е.А. Поэма Гоголя «Мертвые души». Л., 1987. С. 117—
118.

3 Худошина Э.И. Феномен молвы и жанр романтической поэмы // Критика и семиотика. Новосибирск, 2010. № 14. С. 70.

«нефикциональность сюжета», основанного на истинном происшествии, ставшим, например, предметом молвы, литературная 
обработка которой лишь обнажает родственную природу поэтической истории и послужившей для нее источником истории бытовой1. Ср.: «Везде, где бы ни было в жизни, среди ли черствых, 
шероховато-бедных и неопрятно-плеснеющих низменных рядов 
ее, или среди однообразно-хладных и скучно-опрятных сословий 
высших, везде хоть раз встретится на пути человеку явленье, не 
похожее на всё то, что случалось ему видеть дотоле, которое хоть 
раз пробудит в нем чувство, не похожее на те, которые суждено 
ему чувствовать всю жизнь. <...> Так и блондинка тоже вдруг совершенно неожиданным образом показалась в нашей повести и так 
же скрылась» (VI, 92). Хотя автор в приведенном рассуждении и 
не следует буквально установке на невыдуманность составивших 
сюжет событий, параллель между случающимся «в жизни» и случившимся в «повести» представляется знаменательной; автор актуализирует значимую для метаповествования семантику слова «повесть» как жизненно достоверной истории: «в нашей повести» все 
так, как «в жизни».
Восходя этимологически к слову «весть», означающему знание2, слово «повесть» и обозначаемые им разговор-рассказ-история 
приобретают временнóе и сюжетное измерение: «временна´я протяженность», выраженная в этом слове и «превращающая знание 
факта в сюжет»3, преобразует весть о каком-то событии в повествование, где эта весть и это событие найдут свое мотивированное 
объяснение. Ср., как комментирует автор известие о решении героя 
«навестить помещиков Манилова и Собакевича, которым дал слово»: «Может быть, к сему побудила его другая, более существенная 
причина, дело более сурьезное, близшее к сердцу... Но обо всем 
этом читатель узнает постепенно и в свое время, если только будет 
иметь терпение прочесть предлагаемую повесть, очень длинную, 
имеющую после раздвинуться шире и просторнее по мере прибли
1 См.: Худошина Э.И. Путем пародии: от «Кавказского пленника» к «Медному всаднику» // Текст и тексты. Новосибирск, 2010. С. 67—68.
2 См.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. / пер. с 
нем. и доп. О.Н. Трубачева. 2-е изд., стер. М., 1986. Т. 1 (А—Д). С. 304.
3 Худошина Э.И. Феномен молвы и жанр романтической поэмы. С. 71.