Американский экспресс

Илья Штемлер — автор бестселлеров в жанре 
криминального городского романа «Универмаг», 
«Таксопарк», «Поезд», «Архив», «Коммерсанты», 
захватывающие сюжеты которых полюбились 
россиянам еще с начала 90‑х годов прошлого 
века. Многим известны и психологические романы «Утреннее шоссе», «Сезон дождей», «Нюма, 
Самвел и собачка Точка», «Одинокие в раю», 
«День благодарения»…

Глубокое проникновение в тему и психологизм достигаются автором за счет особенного подхода: Штемлер объясняет ситуацию 
изнутри, глубоко, на профессиональном уровне внедряясь в сферу, которую описывает. Проза Штемлера характерна сжатым «кинематографическим» повествованием, ярко нарисованными бытовыми сценами, точностью в деталях, увлекательным действием 
и неожиданным финалом. Произведения автора неоднократно 
инсценировались, экранизировались и переводились за рубежом.

АМЕРИКАНСКИЙ ЭКСПРЕСС

АМЕРИКАНСКИЙ
ЭКСПРЕСС

Илья Штемлер

Илья Штемлер

по мотивам повести-документа 
«Breakfast зимой в пять утра»

проект 

КНИЖНОЙ ЛАВКИ ПИСАТЕЛЕЙ

СТРАТА

Санкт-Петербург

2017

Илья Штемлер

АМЕРИКАНСКИЙ 

ЭКСПРЕСС

(по мотивам повести-документа 

«Breakfast зимой в пять утра»)

Штемлер И. П.

АМЕРИКАНСКИЙ ЭКСПРЕСС / Илья Штемлер. —  СПб.: 

Страта, 2017. — 190 с., — (серия «Приключения писателей»)

ISВN 978-5-9909969-1-5

© Штемлер И. П. текст, 2000
© «Страта», 2017
ISВN 978-5-9909969-1-5

Все права защищены. Никакая часть настоящей книги не может быть воспро
изведена или передана в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было 
средствами, будь то электронные или механические, включая фотокопирование 
и запись на магнитный носитель, а также размещение в Интернете, если на то нет 
письменного разрешения владельцев.

All rights reserved. No parts of this publication can be reproduced, sold or 

transmitted by any means without permission of the publisher.

УДК 82-3
ББК 84-4

УДК 82-3
ББК 84-4
Ш89

«Американский экспресс» создан по мотивам путевой пове
с ти «Breakfast зимой в пять утра», ставшей итогом путеше ствия 
автора из Нью-Йорка в Калифорнию по железной дороге.

На страницах книги описаны встречи с колоритными пасса
жирами американского поезда, переплетенные с лирическими 
эпизодами из жизни автора, его друзей и близких, дорожными 
зарисовками, историческими заметками о Соединенных Штатах и любопытными лаконичными рассказами об отдельных 
американцах и русских эмигрантах в США, очень точно и ярко 
характеризующими разницу в мироощущении тех и других.

Ш89

В связи с ранним прибытием в Лос‑Анджелес 

просьба к пассажирам I класса 

явиться на завтрак в 5 утра.

(из текста)

Америка, сэр, такая большая, 

что у каждого — своя Америка.

(из текста)

 Удивительная страна Америка — здесь даже 

нищие говорят по‑английски. 

(из текста)

Илья Штемлер. АМЕРИКАНСКИЙ ЭКСПРЕСС

4

Пен-стейшен

Пенсильванский вокзал размещен в районе Седьмой авеню 
и Тридцатых улиц Нью-Йорка. Мое привычное представление о «каменном торте» вокзальных зданий, этих аляповатых 
ампирных громад, было посрамлено — Пен-стейшен вообще 
закинут в подвал. В подвал знаменитой спортивной арены 
Медисон-сквер-гарден…

Вокзал валился в преисподнюю эскалаторами и широчен
ной лестницей. Людей, обремененных громоздким багажом, 
я не видел, в путь отправлялись налегке. А что перевозить? 
Все, что было здесь, есть и там — возить нечего.

Анфиладу просторных, как площадь, помещений занимали 

декоративные стилизованные повозки на колесах со стрельчатыми спицами и металлическими ободами. Груженные всевозможными товарами: бижутерией, сувенирами, дорожной 
снедью, всякими вкусностями. Кто только тут не продавал свой 
товар — индусы, китайцы, японцы, малайцы, белолицые…

Компанейские по интерьеру, «невокзальные» ресторан
чики, кафе, бары, книжные магазины, банкоматы, почтовые 
пункты… Славные с виду молодые люди в крахмальных сорочках, отмеченных дирижерскими «кисами», в ожидании клиентов топтались подле высоких черных кресел с подставкой 
для ног — чистильщики обуви… И никакой толчеи — просторная площадь всех рассеивала…

В своем сером плаще я, вероятно, кажусь представителем 

бездомного племени «хомлес», человеком «без прописки», все 
богатство которого умещается в одном чемоданчике. Конечно, я лукавил, я точно знал, что никто не обращает на меня 
внимания, я такой же, как и все, а со своей седой шевелюрой 
так даже и представительнее многих. Я сейчас о другом: иногда — не часто, но иногда — я физически чувствую, что я из Рос

Пен-стейшен

5

сии. Странно. Возможно, оттого, что я сам безошибочно узнаю 
во встречных своих земляков, отличаю по какому-то «российскому шарму». И проецирую этот «шарм» на себя, как сейчас, 
в этом подземном вокзале.

Мой маршрут сложный: Нью-Йорк — Чикаго — Лос-Анд
же лес — Салинос. А там еще часок на машине до Монтерея, 
под крышу дома дочери… «Зачем тебе это? Терять трое суток, — 
недоумевали друзья. — Глупость! Самолет домчит тебя за пять 
часов напрямую, до Сан-Франциско, а оттуда до Монтерея рукой подать. И поездом в два раза дороже. В Америке не принято ездить поездом на далекие расстояния, только если особые 
обстоятельства. Ты будешь в вагоне один…»

Я пожимал плечами. Что в Америке не принято, я прибли
зительно знал, не в первый раз перелетаю через океан. А поезд выбрал, чтобы поглазеть из окна вагона, тем более есть 
специальные салоны со стеклянными стенами, для обзора. Нет, 
не такой уж я простак…

Дневной экспресс из Нью-Йорка до Чикаго целиком состо
ит из «сидячих» вагонов. Зато из Чикаго до Лос-Анджелеса, 
в вечернем поезде, меня дожидается отдельное купе первого 
класса в спальном вагоне…

Пустой вагон ощерился рядами кресел с вытянутыми в лю
бопытстве спинками. Места не нумерованы, выбирай на вкус. 
Закинув чемодан на багажную полку, я подсел к окну.

Следом за мной вошла стайка пассажиров: две старушки, 

божьи одуванчики, ярко подрумяненные лица которых выражали неукротимую жажду жизни. За старушками шаркал высокий, «деревянного» склада старик, похожий своим острым, 
длинноносым профилем на президента Авраама Линкольна. 
Молодая негритянка держала под мышкой пацана, точно свернутый коврик. Малыш таращил глазенки и улыбался. Следом, 
посвистывая, протиснулся парень, птичья голова которого пряталась в огромные пухлые наушники.  В руках он держал лыжи. 
Видно, его путь в Колорадо, к снегам. Стайку замыкал кондуктор — плотный черный дядька в ладной униформе с тяжелой 
связкой ключей на поясе.

— Что-то сегодня много пассажиров. — Хриплый голос 

кондуктора напомнил знаменитый тембр Луи Армстронга. — 
В прошлый раз мы выехали с тремя. Думал, пора закрывать 
дорогу.

Илья Штемлер. АМЕРИКАНСКИЙ ЭКСПРЕСС

6

— Ничего. В Пенсильвании набегут, — компетентно заве
рил «Линкольн».

— Самое время отправляться амишам в Техас, — общи
тельно пискнула одна из старушек.

— Амиши, да, — согласился кондуктор. — На амишей толь
ко и надежда.

— Амиши свое дело знают, — поддержала беседу вторая 

старушенция и чихнула. В ответ на дружное «Блэс ю!» сказала, 
мило улыбаясь, что не надо беспокоиться, она не больна, а чихает от перемены мест и еще от волнения, что едет к своему 
папе, погостить.

Я представил себе этого папу. Должно быть, ему лет сто, 

не меньше…

В отдалении захлопнулась автоматическая входная дверь. 

Предметы на платформе потянулись назад — мы поехали, 
плавно, словно в масле.

Кондуктор принялся проверять билеты.
Взяв мой, он проговорил с уважением:
— Мистер до Чикаго.
— Мистер до Лос-Анджелеса, — поправил я. — С вами 

до Чикаго. Там пересадка.

На каждый маршрут выдавался специальный билет, 

«лос-анджелесский» я положил отдельно, на всякий случай.

— Мистер, вероятно, очень состоятельный человек, — по
шутил кондуктор. — Иначе бы он летел в Лос-Анджелес самолетом.

Я со значением улыбнулся.
Кондуктор пробил компостером мой билет и сунул его 

в щель багажной полки, где билет торчал голубым флажком, — 
теперь каждый мог подойти и узнать из любопытства, куда 
направляется пассажир, сидящий под флажком…

Поезд катился вперед, пересчитывая светильники туннеля. 

Жаль, что в вагоне не слышен серебряный перезвон колокола, 
предупреждающего о приближении поезда. Обычно колокол 
звучит в туннеле или на подходе к станции — ритуал, сохранившийся со времен освоения Дикого Запада. Туннель закончится далеко за Гудзоном,  в другом штате, на далекой окраине 
славного города  Джер си-Сити. В этом городе живет моя жена, 
многие род ственники жены, тут жила моя дочь до переезда 
в Калифорнию.  И, в конце концов, тут живу я сам, когда при

Пен-стейшен

7

езжаю в Америку. Не раз я слышал здесь серебряный звук колокола, выплывающий из черного зева туннеля…

А пока надо мной пластался Нью-Йорк, а точнее, взды
бливался к небу. Город-Мир, город-Вселенная. Попав впервые 
в этот город, я испугался, физически испугался. Это произошло 
в 1970 году, когда я, советский турист, возвращаясь из Мексики с чемпионата мира по футболу, задержался на сутки 
в Нью-Йорке: что-то случилось с самолетом. Целые сутки — 
без сна — я бродил по Нью-Йорку, не веря сам себе. Букашкой 
ползал в ногах небоскребов. Запах Гудзона сравнивал с запахом Ист-ривер, другой реки, обрамляющей Манхэттен. Таращил 
глаза на Линкольн-центр, жевал банан у Рокфеллер-центра, 
столбенел от реклам Таймс-сквера, приходил в себя от жары 
в прохладе трехсотвосьмидесятиметрового Эмпайр-стейт-билдинга. Замирал от буйства каменно-архитектурной роскоши 
Гранд-Централа, старого железнодорожного вокзала — великолепного образца неоклассицизма, в самом центре города, 
на Парк-авеню…

И вдруг, среди этого могучего прибоя из бетонно-стеклян
ных громад, фантастических мостов, магазинов, памятников, 
музеев и театров, круглосуточно сияющих реклам, сабвея 
со своим особым подземным миром, красочной разноязычной 
людской толпой, возникла главная достопримечательность города, его «Кремль» — Центральный парк…

В 1857 году мэр Нью-Йорка одним выстрелом убил двух 

зайцев — успокоил безработных крикунов-ирландцев, баламутивших город, и начал обустраивать дикий север Манхэттена, 
обещая горожанам отдых и развлечения. Рабочие-ирландцы 
взялись за инструменты и отправились на заработки в северную часть Манхэттена, в ап-таун… Двадцать лет строили Центральный парк, двадцать лет!

Я частенько заглядывал в парк — мой приятель-америка
нец жил напротив, в знаменитой «Дакоте», первом многоквартирном доме, построенном в 1884 году. Темно-желтый фасад 
дома, состоящего из нескольких блоков под остроконечными 
крышами, со своими эркерами, коньками, мансардными окнами, балконами повидал за свою жизнь много знаменитостей. 
Леонард Бернстайн написал здесь «Вестсайдскую историю». 
Здесь жил Джон Леннон, один из четырех знаменитых Битлов. Его пристрелил фанатик у крытого перехода, неподалеку 

Илья Штемлер. АМЕРИКАНСКИЙ ЭКСПРЕСС

8

от барельефа с изображением головы индейца, венчающего 
главный подъезд дома…

Признаться, я никогда не пересекал весь парк и не знаю, 

много ли найдется любителей прошвырнуться от Пятьдесят 
девятой улицы до Сто десятой. Не потому, что далеко, — в дороге много соблазнов. Стоишь и решаешь: как «вкуснее» пройти, 
скажем, от пруда — левым берегом, откуда открывается панорама армады небоскребов, словно растущих из гущи деревьев, или правым берегом, по аллее, проложенной в скалах 
и поросшей диковинным кустарником, между склоненными 
к зеленоватой воде высоченными деревьями. Когда разговор 
заходит о Нью-Йорке, я вспоминаю Центральный парк, потом 
уже все остальное.

Поезд уносил меня от Нью-Йорка с приличной скоро
стью — автомобили на параллельном шоссе заметно отставали, а американским водителям, как известно, лихости не занимать, тем более на хайвее.

Я вполне освоился в вагоне, мне тут нравилось… Кондуктор 

положил на подлокотник кресла плед в целлофановом пакете 
и подушку.

— Признаться, сэр, я никогда не был в Лос-Анджелесе, — 

с доверительной хрипотцой в голосе проговорил он. — Говорят, 
там качается земля и жить очень опасно.

— Проверим. — Я принялся разминать подушку.
— А еще я слышал, в этом Лос-Анджелесе много геев.
— Гомосеков? — уточнил я.
— Вот-вот, — кивнул кондуктор. — Говорят, Лос-Андже
лес — столица таких парней.

— Проверим, — повторил я и засмеялся.
Засмеялся и кондуктор, показывая прекрасные зубы 

из-под пухлых лиловых губ: белые, крупные, ровные — предмет моей зависти.

Кондуктор отошел, оставив мне хорошее настроение. 

Вспомнился забавный случай. Бывший мой земляк Корабельников пригласил меня к себе «на ранчо», в трех часах езды 
от Нью-Йорка, в предгорье Аппалачей. Поутру мы пошли 
на речку, поглядеть, если повезет, как форель пытается 
пройти валуны вверх по течению, благо речка текла чуть ли 
не у самого порога дома. Неожиданно из леса появился мужчина средних лет в болотных сапогах. Вязаная шапчонка от

Пен-стейшен

9

крывала его широкое улыбчивое лицо, засиженное веснушками. Это был Шон, ирландец, ближайший и единственный 
сосед Корабельникова. Тот представил меня Шону, сказал, 
что я приехал погостить из Нью-Йорка. Шон протянул мне 
широкую ладонь.

— Я знаю Нью-Йорк, — сказал он по-свойски. — Был раз, 

с отцом. Гусей там видел… А что, гуси там еще до сих пор бродят?

— Как вам сказать? — ответил я уклончиво. — И отцу гуси 

понравились?

— Не помню, — вздохнул Шон. — Отец умер. Замерз в лесу 

в День святого Патрика, пьяный был. Пошел капкан ставить 
на волков. Уснул и замерз… А то пошли ко мне. Покажу могилу 
отца. Памятник ему своими руками сделал. Люди из Скрентона 
приезжают посмотреть…

— В следующий раз придем, Шон. — Корабельников пох
лопал Шона по плечу. — Как мой пистолет, стреляет? — вслед 
соседу крикнул он и, повернувшись ко мне, пояснил. — Пистолет я ему подарил, пневматический. Шон радовался, как 
ребенок.

— Он и вправду ребенок, — ответил я. — Взрослый мужик. 

Гуси в Нью-Йорке, это ж надо… Может, его с отцом высадили 
в Центральном парке и там же подобрали?

Эта давняя встреча с Шоном припомнилась мне при разго
воре с кондуктором вагона, который ни разу не был в Лос-Анджелесе, где «качается земля и жить опасно». Впрочем, 
там и впрямь зона землетрясений, и жить, признаться, небезопасно. Так ведь и в Нью-Йорке бродят гуси… кое-где.

Солнечный луч проник в купе. Я прильнул лбом к осту
женному оконному стеклу, за которым, точно паста из тюбика, сплошняком выдавливались поселки, фермы, предприятия, раскрашенные четкими красками: кровля одного цвета, 
корпус — другого. То ли сами хозяева эстеты, то ли «Амтрак» 
прижучил: дескать, нечего портить вид из окон наших вагонов, люди деньги платят. Ибо в «родном» Джерси-Сити я встречал такие чумазые предприятия, словно оказался в Колпине, 
под Петербургом, у стен Ижорского завода. А тут все напоминает мне американо-российский концерн «Пепси-кола», что 
раскинул свои угодья на Пулковском шоссе, по дороге в аэропорт. Рождественская игрушка, а не промышленный комплекс…