Роман М.Е. Салтыкова-Щедрина «Современная идиллия» : Диалог с современниками и предшественниками

Е.Н. Строганова

РОМАН М.Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА 

«СОВРЕМЕННАЯ ИДИЛЛИЯ»

Диалог с современниками
и предшественниками

Монография

Москва
Издательство «ФЛИНТА» 

2017

2-е издание, стереотипное

УДК 821.161.1+929 Салтыков-Щедрин
ББК  83.3(2=411.2)5-8Салтыков-Щедрин М.Е.
 С86

Строганова Е.Н.
С86       Роман М.Е. Салтыкова-Щедрина «Современная идиллия» : Диалог 

с современниками и предшественниками [Электронный ресурс]: 
монография / Е.Н. Строганова. — 2-е изд., стер. — М. : ФЛИНТА, 
2017. — 200 с.

ISBN 978-5-9765-2790-4 

Предложенное в книге прочтение программного романа  
М.Е. Салтыкова-Щедрина «Современная идиллия» показывает становление текста как диалог писателя с литературными современниками и предшественниками и открывает новые возможности для 
понимания не только этого произведения, но и творчества писателя 
в целом.
Для студентов, аспирантов и преподавателей филологических 
факультетов вузов.

УДК 821.161.1+929 Салтыков-Щедрин
ББК 83.3(2=411.2)5-8Салтыков-Щедрин М.Е.

 © Строганова Е.Н., 2017
ISBN 978-5-9765-2790-4 

© Издательство «ФЛИНТА», 2017

Памяти моих родителей

ЛИТЕРАТУРНОЕ ТВОРЧЕСТВО  
КАК ДИАЛОГ

Давно уже стала банальной истина, что книги проверяются жизнью, и потому мы говорим о долгой или вечной жизни одних книг и 
о короткой жизни других. Долговечность книги в немалой степени 
зависит от силы ее воздействия на читателей, от той способности 
заставить «плакать и смеяться и полюблять жизнь» (Л.Н. Толстой), 
которой обладают далеко не все произведения. Роман М.Е. Салтыкова-Щедрина «Современная идиллия» — одна из книг, проверенных жизнью, книга, которая по-своему заставляет не только «плакать и смеяться», но и «полюблять жизнь». Сам Салтыков придавал 
особое значение этому роману, о чем писал в черновой редакции 
XXV главы: «...ежели история современности уделит когда-нибудь 
мне хоть одну строку, то я желал бы, чтоб эта строка была посвяще- 
на не мне лично, а “Современной идиллии”»1. Обратив внимание на 
эти слова, А.А. Жук в середине XX в. заметила, что изученность 
романа «непропорциональна» тому значению, которое видел в нем 
автор2. За прошедшие десятилетия появилось несколько новых 
работ3, но в целом картина мало изменилась. И по-прежнему не вполне 
понятно, почему это произведение было так дорого его автору.

1 Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений: в 20 т. М., 1973. Т. 15-1.  
С. 374. Далее все цитаты приводятся по этому изданию с указанием тома (арабскими цифрами) и страницы в тексте.
2 Жук А.А. Сатирический роман М.Е. Салтыкова-Щедрина «Современная 
идиллия». Саратов, 1958. С. 5.
3 Во второй половине XX — начале XXI в. было защищено несколько кандидатских диссертаций, посвященных «Современной идиллии»: Прокопен- 
ко З.Т. «Современная идиллия» Салтыкова-Щедрина (Днепропетровск, 1960); 
Петрук М.Н. Роман «Современная идиллия» в творчестве М.Е. СалтыковаЩедрина 1870—1880-х годов (М., 1986), Садовская Е.Ю. Особенности поэтики 

Ответить на этот вопрос позволяет предложенный в книге подход 
к роману. Мы исходим из того, что «Современная идиллия», как и 
любое произведение, существует в общелитературном пространстве 
и взаимодействует с чужим литературным словом. Для нас принципиально важна идея М.М. Бахтина о диалогической природе литературного творчества, понимание каждого отдельного высказывания 
как «звена в цепи речевого общения»1. Речь идет не просто о том, что 
каждое новое произведение возникает под воздействием существовавших до него и параллельно с ним текстов, но о том, что оно рождается 
в процессе отклика на эти тексты.
Диалогическая интерпретация творческого процесса отвергает 
однозначное истолкование эстетических отношений искусства и 
жизни в свете теории отражения. В русской эстетической мысли эта 
теория утверждалась в полемическом противостоянии «гражданского» и «эстетического» направлений. Пафос социальных преобразований, вдохновлявший идеологов революционно-демократического 
направления, и признание в литературе «учебника жизни» вели к 
утверждению примата действительности, и это гипертрофированно 
выразилось в однонаправленной трактовке отношений литературы и 
действительности. Н.А. Добролюбов категорично писал в статье 
«Литературные мелочи прошлого года»: «Мы постоянно выражали 
убеждение, что литература служит отражением жизни, а не жизнь 
слагается по литературным программам»2. Под воздействием «реальной» критики сформировались принципы культурно-исторической 
школы, в трудах которой художественное произведение порой оказывалось едва ли не иллюстрацией общественно-исторических событий. 
Этот фактический отказ от признания эстетической специфики лите
романа М.Е. Салтыкова-Щедрина «Современная идиллия» (Воронеж, 2003), 
основные положения которых отражены в ряде публикаций. Не останавливаясь на других исследованиях, так или иначе касающихся «Современной идиллии», скажем о заслуживающих внимания работах В.Ш. Кривоноса («Маска» 
и «лицо» в «Современной идиллии» (к проблеме характера у М.Е. СалтыковаЩедрина) // Русская литература 1870—1890 годов. Проблема характера. Свердловск, 1983) и Т.Н. Головиной («Современная идиллия» М.Е. СалтыковаЩедрина и антинигилистические романы 60—70-х годов XIX в. // Документальное и художественное в литературном произведении. Иваново, 1994).
1 Федотов Г.П. Борьба за искусство // Вопросы литературы. 1990. № 2. С. 214.
2 Добролюбов Н.А. Собрание сочинений: в 9 т. М.; Л., 1962. Т. 4. С. 55.

ратуры вызвал к жизни формальный метод в литературоведении. Но 
протест против «отражательного» подхода был присущ не только сторонникам формальной школы. О реальной сложности отношений 
между искусством и жизнью писал Г.П. Федотов: «Если под жизнью 
понимать социальную действительность, то эти отношения взаимны 
<...> А если жизнь означает прежде всего духовную жизнь, духовную 
активность человека, то искусство есть не выражение, а одна из форм 
этой активности: творческая, созидающая новое, а не отражающая 
данное»1. Таким образом, понимание жизни как социальной действительности не отменяет признание того, что отношения литературы и 
действительности имеют характер взаимоотношений.
В ранних работах М.М. Бахтина впервые было теоретически осмыслено положение литературы как одного из явлений «идеологической 
сферы», составляющих часть действительной жизни2. Осмысляя и 
закрепляя любой эмпирический факт, литература возвращает его в 
общественный обиход в преображенном виде, в трактовке, предложенной художником (образы Наполеона в «Войне и мире» или Моцарта и 
Сальери у Пушкина и т.д.). Наглядным проявлением «неотражательного» характера литературы оказывается ее воспроизводимость, участие литературного слова в создании других текстов. Писатель часто 
изображает не действительность как таковую, а действительность, 
опосредованную другим автором, другим текстом, чужим словом. Наиболее очевидным примером такого преломленного изображения может 
служить исторический роман, который возникает на основе закрепляющих историческое событие текстов — мемуарных, научных, художественных. Источником изображения выступает не только реальная действительность в разнообразных своих проявлениях, но и литература. 
Вместе с тем литература представляет собой и способ осмысления действительности. Бахтинская идея о диалогизме, по существу, приводит к 
пониманию литературы как источника и как способа литературного 
изображения, таким образом эстетическим отношениям литературы и 
действительности возвращается их реальная сложность.
Говоря о диалогической природе сознания как такового и литературного творчества в частности, М.М. Бахтин выразил те идеи, которые на 

1 Федотов Г.П. Борьба за искусство // Вопросы литературы. 1990. № 2. С. 214.
2 Медведев П.Н. [М.М. Бахтин] Формальный метод в литературоведении. 
М., 1993.

протяжении многих десятилетий носились в воздухе. Можно, вероятно, 
привести множество примеров, но ограничимся двумя. Н.В. Гоголь в 
«Мертвых душах» писал: «Виноват! Кажется, из уст нашего героя излетело словцо, подмеченное на улице. Что же делать? Таково на Руси положение писателя! Впрочем, если слово из улицы попало в книгу, не писатель виноват, виноваты читатели...»1 Здесь, кажется, впервые возникает 
понятие «улица», подхваченное преемниками Гоголя и получившее 
активное применение в творчестве Салтыкова и Ф.М. Достоевского. 
Гоголь не употребляет понятие «чужой», но говорит о вхождении 
чужого нелитературного слова в литературный текст. Это становится и 
поводом для авторской рефлексии, и выражением диалога с воображаемым читателем и с породившей слово «улицей».
Другой пример — из статьи Салтыкова «Литературные кусты», 
полемической реплики в диалоге с Достоевским: «В этом сложном 
процессе всестороннего развития человека заключается вся его жизнь, 
и чем более приобретает он знаний, тем шире и яснее становится его 
умственный кругозор. Что в этом процессе свое и что чужое? С одной 
стороны, все чужое, потому что не будь этого “чужого”, не было бы и 
своего; с другой стороны, все свое, потому что не будь этого “своего”, 
то не существовало бы (для данного человека) и “чужого”» (6, 513). 
Говоря о сложном процессе взаимодействия «своего» и «чужого», 
Салтыков имеет в виду общий процесс развития человека. Но широта 
постановки вопроса дает основание видеть в этом процессе самые разные проявления человеческой деятельности, где неизбежно постоянное взаимодействие и взаимопроникновение «своего» и «чужого». Не 
только представление о чужих идеях и словах, но и сами эти слова 
присутствуют в сознании любого писателя, порождая новый текст.
С таких позиций мы подходим к роману «Современная идиллия», 
показывая становление текста как процесс постоянного взаимодействия с чужим словом, которое имеет порождающее значение, входит в 
художественную ткань произведения, определяет первоначальный 
замысел и стимулирует его развитие. Процесс написания произведения 
интерпретируется как взаимодействие с множеством чужих текстов, и 
этот диалог рассматривается на разных стадиях создания романа. Круг 
авторов и произведений, включенных в текст «Современной идиллии», 

1 Гоголь Н.В. Собрание сочинений: в 9 т. М., 1994. Т. 5. С. 151.

разнообразен, но Салтыкову было присуще известное постоянство в 
обращении к чужому слову. Литературные пристрастия писателя не раз 
привлекали внимание исследователей, однако существующие работы 
при всей их значимости чаще всего не выходят за рамки привычных 
обсуждений традиций и новаторства1. Предлагаемый диалогический 
подход позволяет увидеть творчество Салтыкова в целом и роман 
«Современная идиллия» в частности как результат отклика на ту массу 
чужих слов, которые непосредственно усваивались писателем или доходили до него в преломленном виде. Среди авторов, чьи тексты оказались наиболее важны в процессе создания «Современной идиллии», 
были современники Салтыкова И.С. Тургенев и Ф.М. Достоевский, 
идейная полемика с которыми провоцировала литературный отклик и 
формировала образную ткань произведения. В свою очередь, тексты 
предшественников Салтыкова, писателей прежних генераций —  
Г.Р. Державина, И.А. Крылова, А.С. Грибоедова, А.С. Пушкина, Н.В. Го- 
голя, были органической принадлежностью его писательского языка и 
неотъемлемой частью художественного арсенала2.

1 Назовем некоторые работы: Бушмин А.С. Щедрин и Свифт // Сравнительное изучение литературы. Л., 1976; его же. Преемственность в развитии литературы. М., 1975; Ракитина Л.М. Повесть М.Е. Салтыкова «Противоречия» как 
выражение лермонтовской традиции в русской прозе 1840-х годов // Вопросы 
русской литературы. М., 1970; Никольский В.А. Салтыков-Щедрин и Пушкин. 
Калинин, 1989 и др.
2 Вне нашего внимания остался А.С. Грибоедов, чье слово в тексте романа наиболее очевидно и изучено: Дементьев А.Г. Типы классической русской литературы 
в произведениях Щедрина // Ученые записки Ленинградского ун-та. Серия филол. 
наук. Л., 1941. Вып. II; Орфанова А.Н. Интерпретация грибоедовских героев в 
«Господах Молчалиных» М.Е. Салтыкова-Щедрина // Ученые записки Горьковско- 
го ун-та. Горький, 1972. Вып. 129; Борисов Ю.Н. Чацкий у Салтыкова-Щедрина //  
Русская литература. 1976. № 1; Фомичев С.А. Грибоедовские персонажи в творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина // От Грибоедова до Горького. Из истории русской 
литературы. Л., 1979; Прозоров В.В. Салтыков-Щедрин. М., 1989; Чернец Л.В. «Как 
слово наше отзовется...» Судьбы литературных произведений. М., 1995 (разд. IV).

«СОВРЕМЕННАЯ ИДИЛЛИЯ» 
И РОМАН И.С. ТУРГЕНЕВА «НОВЬ»

История литературы знает множество примеров того, как литературное впечатление становилось исходным моментом творческого 
замысла. Л.Н. Толстой писал о психологии писательского чтения: 
«Много у нас — писателей, есть тяжелых сторон труда, но зато есть 
эта <...> volupté мысли — читать что-нибудь, понимать одной стороной ума, а другой думать и в самых общих чертах представлять себе 
целые поэмы, романы, теории философии»1. Процесс написания 
«Современной идиллии» также обращает к вопросу о роли и значении 
чужого слова в становлении замысла. А.С. Бушмин заметил, что в 
романе был «блестяще реализован» щедринский замысел «вроде 
“Пиквикского клуба”», который он планировал воплотить в «Культурных людях»2, но не чтение Диккенса явилось побудительным импульсом для написания «Современной идиллии». Т.Н. Головина показала 
пародирование писателем характерных особенностей антинигилистического романа3, но не антинигилистический роман определил 
замысел щедринского произведения. Литературным впечатлением, 
породившим «Современную идиллию», стал роман Тургенева «Новь».

«Новые люди» и «старые болтуны»

К работе над «Современной идиллией» Салтыков приступил в 
полном смысле слова случайно. В январе 1877 г. в журнале «Вестник 
Европы» был напечатан роман Тургенева «Новь». Тогда же, в январе 
1877 г., Салтыков пишет отклик на него — рассказ «Чужую беду — 

1 Переписка Л.Н. Толстого с А.А. Толстой. 1857—1903. СПб., 1911. С. 211.
2 Бушмин А.С. «Культурные люди» // Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание 
сочинений. Т. 12. С. 691.
3 Головина Т.Н. «Современная идиллия» М.Е. Салтыкова-Щедрина и антинигилистические романы 60—70-х годов XIX века // Документальное и художественное в литературном произведении. Иваново, 1994.

руками разведу», в котором он изложил свои «мысли и чувства <...> 
об отношениях, в которых мы, люди отживающие, должны находиться к современности» (19-1, 43). Рассказ предназначался для февральской книжки «Отечественных записок», но был забракован цензурой. Для того чтобы заполнить образовавшуюся лакуну, Салтыков 
вынужден был спешно, «в два вечера», написать другое произведение — рассказ «Современная идиллия». Сам он был недоволен этой 
подменой и в марте 1877 г. писал П.В. Анненкову об опубликованном 
рассказе: «Он плох, но в нем есть мысль, что для презренного нынешнего времени другой литературы и не требуется» (19-1, 45). Переработав «Чужую беду...», Салтыков в рассказе «Современная идиллия» 
убрал тему «детей», но оставил тему «отживающих» отцов. Он сохранил образы Рассказчика и Глумова и развернул в практическом 
смысле их жизненные принципы, которые в рассказе «Чужую беду...» 
были изложены теоретически, т.е. показал, каким предстает в своей 
жизненной практике человек, воспитанный «на лоне эстетических 
преданий», что руководит им в повседневном жизнестроительстве и 
на какие деяния он оказывается способен. Здесь, по сравнению с 
запрещенным рассказом, Салтыков переворачивает ситуацию: старик 
Молчалин является к Рассказчику не за помощью, а с тем, чтобы предостеречь его самого от возможных неприятностей. Рассказ «Современная идиллия», содержащий отголоски первоначального отклика 
на роман Тургенева, впоследствии стал первой главой романа «Современная идиллия», что дает основание связывать его творческую историю с тургеневской «Новью». 
Салтыков с большим нетерпением ожидал появления «Нови», 
которая неприятно поразила его. 20 января 1877 г., параллельно с рассказом «Чужую беду...», он пишет А.Н. Энгельгардту о том, что роман 
Тургенева «не производит даже сенсации, а просто изумление: до 
такой степени он глуп» (19-1, 39—40). Развернутую негативную 
характеристику романа, перерастающую в его критический анализ, 
Салтыков дает в письме к Анненкову от 17 февраля 1877 г. в ответ на 
его просьбу высказаться вполне откровенно и без обиняков. По мнению Салтыкова, роман получился «в высшей степени противный и 
неопрятный, не имеющий достоинств ни с “внешней”, ни “с внутренней стороны”»: «не роман, а бесконечная, случайная болтовня», признак тургеневской кисти отсутствует «даже в архитектуре». Особое 

неудовольствие вызывало изображение «новых людей», описание 
которых «таково, что хочется сказать автору: старый болтунище! 
ужели даже седые волосы не могут обуздать твоего лганья!» (19-1, 
42—43). Прямолинейная резкость этих характеристик оставляет впечатление боли и стыда — не только за автора «Нови», но и за все 
«отживающее» поколение, не умеющее понять современность и свое 
положение в ней. Отношение Салтыкова к автору «Нови» активно 
диалогично, и в своем разборе он полемически адресуется к нему. 
Опорными словами в этом эпистолярном отзыве являются «болтун» 
(даже «болтунище»!) и «болтовня», а главные фигуры противостояния — не Сипягины и Неждановы, персонажи «Нови», а «новые люди» 
и «отживающие» болтуны: автор романа противопоставляется его 
героям. На этом конфликте между «старыми болтунами» и «новыми 
людьми» Салтыков строит и свой художественный отклик на роман 
Тургенева — рассказ «Чужую беду...»
Прямым напоминанием о «Нови» стал эпиграф к рассказу: «Пускай 
умру — печали мало...» Это стихотворение Добролюбова как образец 
современного поэтического искусства читает Нежданову Марианна.  
В тексте рассказа эти строки переосмыслены и как будто впрямую 
адресованы «отживающим». Авторскую позицию, которую Салтыков 
прочитывает в «Нови», и характерные черты «старого болтуна», воспитанного «на лоне крепостного права и эстетических преданий», он 
воплощает в традиционной паре героев — Рассказчике и Глумове. 
Кроме этих двух персонажей в рассказе действуют еще отец и сын 
Молчалины — Алексей Степаныч и Павел Алексеич, появлявшиеся 
уже в цикле «Господа Молчалины», где впервые наметился трагический поворот молчалинской темы. Семейство Молчалиных — носитель «современной семейной драмы», драмы молчаливого противостояния «новых людей», сыновей, их отцам, драмы неприятия сыновьями отцовской правды и ухода в свободный поиск правды 
собственной. Само название нового рассказа — «Современная идиллия» — полемически соотносится с щедринской характеристикой 
отношений отцов и детей: «современная семейная драма». Не пропущенный цензурой рассказ о драме современной русской жизни Салтыков заменил рассказом об идиллически благонамеренном существовании «старых болтунов». Известно, что формула «современная 
идиллия» является чужим словом: Салтыков воспользовался назва