"Народ против": протесты и протестующие в виртуальных социальных сетях

«НАРОД ПРОТИВ» 

ПРОТЕСТЫ И ПРОТЕСТУЮЩИЕ 
В ВИРТУАЛЬНЫХ
СОЦИАЛЬНЫХ СЕТЯХ

Ñ.Ã. ÓØÊÈÍ

Москва
ИНФРА-М
2020

МОНОГРАФИЯ

УДК 316.42(075.4)
ББК 60.54
 
У95

Ушкин С.Г.
У95 
 
«Народ против»: протесты и протестующие в виртуальных социальных сетях : монография / С.Г. Ушкин. — Москва : ИНФРА-М, 2020. — 
100 с. — (Научная мысль). — DOI 10.12737/monography_5b5ffb29e84668. 
61830970.

ISBN 978-5-16-014079-7 (print)
ISBN 978-5-16-107087-1 (online)
В монографии рассматривается роль виртуальных социальных сетей в развитии «белоленточного» протестного движения в России
2011—2012 гг. Работа выполнена в рамках социологии социальных сетей, 
политической социологии и социологии молодежи с использованием как 
количественной, так и качественной методологии. 
Предназначена для научных сотрудников и преподавателей вузов, а также аспирантов и студентов старших курсов — социологов, политологов, 
философов, специалистов в области государственного и муниципального 
управления.

УДК 316.42(075.4)
ББК 60.54

Р е ц е н з е н т ы:
Р.В. Евстифеев, доктор политических наук, ведущий научный сотрудник кафедры менеджмента Владимирского филиала Российской 
академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации;
Д.В. Иванов, доктор социологических наук, профессор кафедры 
теории и истории социологии Санкт-Петербургского государственного университета

ISBN 978-5-16-014079-7 (print)
ISBN 978-5-16-107087-1 (online)
© Ушкин С. Г., 2018

Введение

За последние пятнадцать лет изучение влияния цифровых тех
нологий на протестную активность стало одной из актуальных
тем в социологии, политологии и других социальных науках. Необходимо оговориться, что здесь и далее мы будем использовать
именно термин «цифровые технологии», поскольку «им охватываются не только собственно информационно-коммуникационные
технологии, но и подчеркивается наша способность использовать их для преобразования физического мира» [Гидденс, 2015:
83]. Пристальному вниманию исследователей подвергаются такие
виртуальные социальные сети, как YouTube, Twitter и Facebook,
которые, по мнению ряда авторов, способствуют формированию
гражданской и политической активности [Gonzalez-Bailon et al.,
2010; Hampton, 2003; Kavada, 2012; Mutz, 2006; Zuckerman, 2005;
Овчинников, 2002].

Катализатором интереса к изучению влияния социальных сетей

на протестную активность выступили волны массовых демонстраций и протестов, захлестнувшие арабский мир, а затем распространившиеся на другие страны мира. Следствием явилось появление значительного числа работ, где виртуальные социальные сети
стали рассматриваться в качестве эффективного политического
инструмента. В отечественной социологии обращение к рассмотрению сетевой коммуникации произошло после всплеска протестной активности в России в 2011–2012 гг., связанной с массовыми выступлениями жителей Москвы, Санкт-Петербурга и других
городов.

Рост протестной активности под влиянием виртуальных со
циальных сетей привлек к себе внимание не только исследовательского сообщества, но и государственных и общественных деятелей.
В рамках своей программной статьи «Россия и меняющийся мир»
В.В. Путин подчеркивает, что данные социальные медиа сегодня
часто используются с целью «манипулирования общественным сознанием и прямого вмешательства во внутренние дела суверенных
государств» [Путин, 2012]. Тем самым Президент Российской Федерации открыто признает, что в настоящее время общественное
мнение прямо или опосредовано формируется при помощи виртуальных социальных сетей.

Наблюдается рутинизация виртуальных социальных сетей ши
рокими слоями населения, они становятся обычной и необходимой частью жизни среднестатистического жителя мегаполиса
[Бронников, 2014: 47]. Происходит нивелирование отличий между
реальной и виртуальной коммуникацией, постепенно виртуальные

социальные сети оказываются в самых будничных социальных
структурах и отношениях, которые они трансформируют. Наглядной иллюстрацией проникновения виртуальности в сферу повседневности выступает парадокс, сформулированный 42-м президентом Соединенных Штатов Америки Б. Клинтоном более десяти лет назад для американского общества, а теперь применимый
и к российской действительности: «Мы хотели, чтобы наши дети
умели работать в Интернете с шести лет — раньше, чем научатся
читать. Оказывается, они неплохо разбираются в Сети уже в пятилетнем возрасте. Теперь встает вопрос, как все же научить их читать» [цит. по: Леонтьев, 2003: 697].

Современные исследователи (З. Бауман, М. Кастельс, Е. Мо
розов, Г. Рейнгольд, К. Ширки и др.) отмечают амбивалентный
характер влияния виртуальных социальных сетей на протестную
активность населения. С одной стороны, цифровые технологии
предлагают населению принципиально новые возможности для
выражения своей гражданской позиции, осуществления коллективной мобилизации, актуализации проблемного поля и т.д.
С другой стороны, они способствуют отчуждению пользователей
от реального протестного движения, ограничиваясь только виртуальными способами взаимодействия; при этом в процессе подготовки протестных выступлений происходит деанонимизация лидеров протестного движения и, как следствие, усиление контроля
за их деятельностью со стороны органов правопорядка.

В этих условиях актуальным становится социологическое иссле
дование протестных настроений, протестного потенциала и протестной активности пользователей социальных сетей, как на общероссийском, так и на региональном уровне. Изучение протестного
потенциала отдельно взятого провинциального региона — Республики Мордовия — и степени влияния цифровых технологий
на пользователей актуализирует рассмотрение данной проблемы
на региональном уровне. Социологическое изучение социальных
сетей как нового социального института и его влияния на протестную активность позволит понять структуру и особенности
виртуального и реального протестного движения, оценить риски,
связанные с ним, а также разработать механизмы эффективного
взаимодействия государства и общества в контексте использования
информационных и коммуникационных технологий.

Глава 1

ИСТОКИ ВИРТУАЛЬНОЙ ПРОТЕСТНОЙ 

АКТИВНОСТИ

1.1. КЛАССИЧЕСКИЕ ОБЪЯСНИТЕЛЬНЫЕ МОДЕЛИ ПРОТЕСТНОЙ 

АКТИВНОСТИ

Протестная активность представляет собой объект междисци
плинарного изучения, что обусловливает существование в современном научном дискурсе различных альтернативных интерпретаций данного термина. Прослеживается значительная полярность
при его определении, вектор изучения варьируется от системного до бихевиористского подходов. Понятие «протестная активность» тесно сопряжено с такими терминами, как «протестные настроения», «протестный потенциал» и «коллективное поведение».

В широком смысле слова под протестной активностью понима
ется частный вид социальной активности, проявление коллективного недовольства и несогласия с кем-то или чем-то, ее появление
подразумевает наличие противоположных интересов [Баранова,
2012: 143]. Зачастую к ней относится и «оспаривание, отрицание
всей социальной действительности, самих принципов общественного устройства, и неприятие каких-то отдельных сторон общественно-политической жизни, и возмущение существующими
порядками и институтами власти в целом, и выступления против
определенных тенденций в политике» [Вайнштейн, 1990: 25]. Протестная активность является ключевым индикатором реальной вовлеченности в политику [Political Action…, 1979; Сафронов, 1998].

Доминирующими формами выражения социального протеста

выступают митинги, демонстрации, пикетирование, кампании
гражданского неповиновения, забастовки, голодовки, прогулы,
«протестное голосование», терроризм, экстремистские акции, жалобы, обращения в суд, вооруженная борьба и т.д. [Семенов, 1993:
73]. Существуют и принципиально новые формы публичных акций,
не получившие широкого распространения и/или законодательного оформления, которые подчас не диагностируются зрителями
как протестные — к ним относятся прогулки, стрит-пати, флешмобы, сеансы живописи, закрашивание граффити, дни памяти
и т.д. [Лобанова, Семенов, 2013: 125].

В социологии принято выделять несколько групп теоретических

моделей, представляющих собой попытку объяснения протестной
активности.

Концепция коллективного действия (Дж. Доллард, Л. Киллиан,

Г. Лебон, Н. Миллер, Н.К. Михайловский, Ф. Олпорт, Н. Смелзер,
Р. Тернер и др.) [Miller, Dollard, 1979; Turner, Killian, 1957; Лебон,
2008; Михайловский, 1998; Allport, 1924; Smelser, 2013]. В фокусе
рассмотрения — социальные процессы и события, которые не отражают существующие социальные структуры, но проявляются
«спонтанным» способом. Общественные движения изучаются как
«результат взаимодействия индивидов в специфических условиях
социальной напряженности, недовольства, депривации, как иррациональный ответ на фрустрацию, разрядка психологической
напряженности маргинальных групп и личностей» [Тихонов, 2011:
28].

В рамках концепции коллективного действия выделяются сле
дующие субтеории:

– Теория заражения (Г. Лебон, Н.К. Михайловский) [Лебон,

2008; Михайловский, 1998]. Основная идея заключается
в гипнотическом влиянии толпы на своих членов. В толпе
человек теряет свою идентичность, отказывается от личной
ответственности и «инфицируется» ее идеями. По меткому,
но достаточно циничному определению Г. Лебона, процесс
заражения представляет собой способность, которой «люди
вообще одарены в той же степени, как и человекообразные
обезьяны» [Лебон, 2008: 96]. Критика теории заключается,
во-первых, в отсутствии задокументированных системных
исследований природы коллективного разума толпы; вовторых, в детерминированности коллективного поведения
сильными эмоциями, которые не всегда носят иррациональный характер. В дальнейшем в рамках теории возникновения норм было доказано, что заражение в толпе носит преимущественно конструкционистский характер, а участники
коллективного действия не теряют способности к рациональному мышлению [Turner, 1957];

– Теория конвергенции (Н. Миллер, Дж. Доллард, Ф. Олпорт)

[Miller, Dollard, 1979; Allport, 1924]. Суть теории — участники
коллективных действий собираются и действуют в соответствии с уже существующими предрасположенностями. Центральный аргумент — люди объединяются для выражения
своих индивидуальных интересов, в толпе ответственность
дифференцирована, но само коллективное поведение происходит от отдельных лиц. В толпе происходит усиление
чувства солидарности за счет накопления критической массы
единомышленников [Imhonopi et al., 2013: 81];

– Теория возникновения норм (Р. Тернер, Л. Киллиан)

[Turner, Killian, 1957]. Центральное положение — поведение

отдельных индивидов становится нормой для всей группы.
При оценке ситуации человек ориентируется на мнение
других людей, которые его окружают, тем самым формируется общая оценка ситуации и общие нормы поведения
[Turner, Killian, 1957: 11]. Например, когда кто-то из толпы
протестующих решает разбить стекло в магазине, то другие
присоединяются к нему, поскольку когда группа перестает
вести себя нормально, каждый из ее членов поддается ее воздействию;

– Теория прирастающей ценности (Н. Смелзер) [Smelser,

2013]. Согласно теории коллективное поведение есть поэтапная реакция на социальное напряжение в рамках социальной системы, при этом в центре не психологические,
а социальные условия. Для объяснения причин и возможных последствий коллективного поведения автор выделяет шесть элементов: структурные факторы, структурная
напряженность, усиление и распространение общего верования, синхронизирующие факторы, мобилизация к действиям и социальный контроль [Smelser, 2013: 15–17]. Если
соответствующие детерминанты присутствуют, то коллективное поведение становится неизбежным; если какой-либо
из ключевых факторов не реализован, то коллективные действия наименее вероятны.

Концепция относительной депривации (Т. Гарр, Дж. Дейвис,

Р. Мертон, У. Рансимен, Г. Стэндинг и др.) [Гарр, 2005; Davies,
1971; Merton, 1938; Runciman, 1966; Стэндинг, 2014]. Доминантой
выступает изучение расхождения между тем, что люди имеют, и тем,
что они (по их мнению) заслуживают. Депривация рассматривается
как лишение, отсутствие, а сами деприванты — как лишенцы в объективном и субъективном смыслах [Здравомыслова, 1990: 90]. Преимущественно термин используется для описания экономических,
политических и социальных лишений, фиксируется тесная связь
с бедностью и социальной изоляцией [Bayertz, 1999: 144].

В рамках концепции относительной депривации выделяются

следующие субтеории:

– Теория аномии (Р. Мертон) [Merton, 1938]. Понятие аномии

берется в качестве отправной точки, девиантное поведение
выступает следствием относительной депривации. Причина
девиантного поведения — разрыв между культурными целями и законными средствами, доступными для их достижения. Экстремальные ситуации политического насилия
(беспорядки, терроризм, гражданские войны и т.д.) рассматриваются как частные проявления девиантного поведения.
Основной мотив людей, включенных в такие ситуации, —

смена институционального порядка: отвержение либо существующих культурных целей, либо законных средств, либо
их полное замещение на другие культурные цели и законные
средства [Merton, 1938: 216–217];

– Теория социальной справедливости (У. Рансимен) [Runciman,

1966]. Допущение заключается в том, что человек всегда оценивает конкретную ситуацию через соотнесение текущего
и желаемого положения дел. Выделяются четыре предпосылки относительной депривации: 1) субъект не обладает
объектом; 2) субъект знает других лиц, которые обладают
объектом; 3) субъект хочет иметь объект; 4) субъект считает
обладание объектом реалистичным. Причинами социальной
напряженности выступают эгоистический (основанный
на сравнении с другими людьми) и братский (основанный
на сравнении с другими группами) характер депривации
[Runciman, 1966: 10–11];

– Теория прогрессивной депривации (Т.Р. Гарр, Дж. Дейвис)

[Гарр, 2005; Davies, 1971]. Основное положение — депривация
представляет собой психологически некомфортабельное
условие. Под прогрессивной депривацией понимается одновременное возрастание индивидуальных экспектаций
(ожиданий) и ценностных возможностей. Сформирована
гипотеза J-кривой, согласно которой революции чаще всего
происходят тогда, когда за длительным периодом социальноэкономического развития следует короткий период резкого
поворота [Davies, 1962: 5]. В таком случае у людей возрастает
чувство социальной незащищенности, боязнь потерять то,
что уже имеется, и формируются протестные настроения;

– Теория прекаризации (Г. Стэндинг) [Стэндинг, 2014]. Пре
каризация представляет собой незащищенные трудовые отношения, которые могут быть расторгнуты работодателем со
своими подчиненными в одностороннем порядке. Ему сопутствуют дерегуляция трудовых отношений, отсутствие социальной гарантии занятости и ограничение ответственности
работодателя за персонал. Прекариат рассматривается как
новый социальный класс, находящийся в процессе своего
становления и развития, который пришел на смену пролетариату. Прекариат располагается, с одной стороны, между
«квалифицированными кадрами» и, с другой стороны, армией безработных и обособленной группы социально обездоленных, живущих подачками общества [Стэндинг, 2014: 22].
Нестабильный и близкий к маргинализованному образ жизни
ведет к массовому недовольству и постепенному осознанию
необходимости борьбы за свои права среди представителей

данного класса. Прекариат, как правило, лишен семи трудовых гарантий при «промышленном гражданстве»: гарантий
рынка труда, гарантий занятости, гарантий рабочего места,
охраны труда, гарантий воспроизводства навыков, гарантий
получения дохода и гарантий представительства [Стэндинг,
2014: 26].

Концепция рационального выбора (М. Личбах, М. Олсон, К.Д. Опп,

Д. Чонг и др.) [Lichbach, 1995; Olson, 1971; Opp, 2009; Chong, 1991].
Основная мысль заключается в том, что индивиды являются рациональными субъектами, поэтому взвешивают затраты и выгоды альтернативных вариантов действий для максимизации их полезности
для себя. Некоторые авторы, опираясь на культурные предпосылки,
приписывают различные элементы концепции рационального выбора другим существующим теориям социального протеста и социальных движений [Opp, 2009].

В рамках концепции рационального выбора выделяются две ос
новные субтеории:

– Теория безбилетника (М. Олсон, Д. Чонг) [Olson, 1971;

Chong, 1991]. Суть теории — решение проблемы безбилетника, возникающей тогда, когда индивид сознательно
не желает платить за общественное благо, ожидая получить
выгоду без всякой оплаты либо существенно снизив свой
взнос. Центральный аргумент теории в рамках изучения
протестного поведения заключается в том, что значительная
концентрация интересов меньшинства по отдельно взятой
социально важной проблеме может привести к фабрикации
интересов большинства; при этом цели большинства будут
заключаться в минимизации собственных расходов, стремлении осуществить «бесплатный проезд» и использовании
меньшинства. Проблема возникает тогда, когда безбилетников становится слишком много: в таком случае социально значимые проблемы перестают решаться, и все, даже
те, кто активно участвовал в коллективных действиях, несут
убыток, а социальный протест скатывается на нет [Chong,
1991: 6];

– Теория повстанца (М. Личбах) [Lichbach, 1995]. Концепция

коллективного действия учит тому, что рациональные люди
не должны бунтовать. Тем не менее, инакомыслие в коллективе имеет место. Ключевая роль в развитии инакомыслия
принадлежит рыночному мышлению: лидеры социального
протеста обращают внимание на увеличение выгоды, снижение затрат, повышение производительности тактики,
а также используют теорию игр для увеличения вероятности
выигрыша при изменении конфигурации акторов [Lichbach,

1995: 20]. Предполагается, что основная масса повстанцев —
индивидуалисты, которые не занимаются социальным планированием. Потенциальные повстанцы могут участвовать
в коллективных действиях только тогда, когда эти действия
выражают их личную заинтересованность или они имеют
предрасположенность к восстаниям. Доминирующими среди
повстанцев являются три типа социальных контактов: самоуправление, «око за око» и взаимный обмен. Рекрутинг повстанцев осуществляется за счет тех, кто обеспокоен проблемами индивидуалистического (низкая заработная плата,
отсутствие продвижения по службе и т.д.), а не коллективного (недовольство идеологией и политикой) характера
[Lichbach, 1995: 262].

Концепция мобилизации ресурсов (Н.З. Майер, Д. Макадам,

Дж. Маккарти, С. Тарроу, Ч. Тилли и др.) [McCarthy, Mayer, 1977;
McAdam et al., 2001]. В отличие от концепции коллективного действия, которая рассматривает социальные движения и социальный
протест как нечто девиантное и иррациональное, здесь они определяются как рациональные социальные институты, созданные для
осуществления политических действий. При этом граница между
конвенциональной политикой существенно размывается. Общественное движение являет собой «конфликтный тип коллективного
действия, когда конфликт возникает между интересами власти
и социальных субъектов» [Дементьева, 2013: 5]. Внутри движений
происходит приобретение, а затем распределение ресурсов в соответствии с поставленными целями. Выделяются пять основных
видов ресурсов: 1) материальные (деньги и физический капитал);
2) идеологические (солидарность, поддержка целей движения);
3) социально-организационные (организационные стратегии, рекрутинг участников); 4) человеческие (добровольцы, сотрудники,
руководители); 5) культурные (опыт участия в коллективных действиях) [McCarthy, Mayer, 1977: 1216].

В рамках концепции мобилизации ресурсов выделяются две ба
зисные субтеории:

– Экономическая версия мобилизации ресурсов (Дж. Мак
карти, Н.З. Майер) [McCarthy, Mayer, 1977]. Экономическая
модель объясняет коллективные действия как результат экономических факторов и теории организации. Центральное
положение — решающим фактором создания общественных
движений выступает доступ и контроль над ресурсами,
а не недовольство само по себе. Приток ресурсов «в» и «из»
движения осуществляется по законам спроса и предложения, отдельные действия (или их отсутствия) объясняются
на основании концепции рационального выбора. Доказыва