Наследие Чингисхана

Москва
ИНФРА-М
2020

НАСЛЕДИЕ 
ЧИНГИСХАНА

Н.С. Трубецкой

ЕВРАЗИЙСКИЙ ПУТЬ

СЕРИЯ ОСНОВАНА В 2015 ГОДУ

Трубецкой Н.С.
Наследие Чингисхана / Н.С. Трубецкой. — Москва : ИНФРА-М, 
2020. – 267 с. — (Евразийский путь).

ISBN 978-5-16-010259-7 (print)
ISBN 978-5-16-102181-1 (online)

Князь Николай Сергеевич Трубецкой (4 (16) апреля 1890, Москва — 
25 июня 1938, Вена) — выдающийся русский лингвист, философ и один из 
идеологов  евразийства.
Известен своими концепциями славяно-туранских культурных взаимодействий, монгольского влияния на русскую политическую историю 
и культуру,  идеократии.

УДК 94
ББК 66.1(2)6

УДК 94
ББК 66.1(2)6
 
Т77

ISBN 978-5-16-010259-7 (print)
ISBN 978-5-16-102181-1 (online)

Т77

©  Оформление. ИНФРА-М, 2016

ВЗГЛЯД НА РУССКУЮ ИСТОРИЮ  
НЕ С ЗАПАДА, А С ВОСТОКА 
 
I 
 
Господствовавший прежде в исторических учебниках взгляд, по 
которому основа русского государства была заложена в так называемой Киевской Руси, вряд ли может быть признан правильным. 
То государство, или та группа мелких, более или менее самостоятельных княжеств, которых объединяют под именем Киевской Руси, совершенно не совпадает с тем русским государством, которое 
мы в настоящее время считаем своим отечеством. Киевская Русь 
была группой княжеств, управляемых князьями варяжской династии и расположенных в бассейне трех рек, которые почти непрерывной линией соединяют Балтийское море с Черным, и начальная 
летопись совершенно точно определяет географическую сущность 
этого государства как «путь из Варяг в Греки». Площадь этой Киевской Руси не составляла и двадцатой доли общей площади той 
России, в которой родились все мы. Киевская Русь не только не 
была по территории своей тождественна хотя бы с так называемой 
Европейской Россией, но даже не являлась на территории этой Европейской России самой значительной единицей в политическом 
или хозяйственном отношении. Государства Хозарское (в низовьях 
Волги и на Дону) и Болгарское (в среднем течении Волги и по Каме), существовавшие одновременно с Киевскою Русью, были хозяйственно и политически едва ли не значительнее ее. Государство 
(политическое или хозяйственное) на территории Европейской 
России в те времена было невозможно ни для одного из этих оседлых, привязанных к тому или иному речному бассейну государств, 
ибо на пути к Черному и Каспийскому морям лежала широкая полоса степи, а по ней кочевали воинственные кочевники, которых 
никто вполне подчинить себе не мог и которые делали невозможным всякое стремление оседлых государств к господству и расширению. Потому-то из Киевской Руси и не могло развиться никакого мощного государства, и представление о том, будто бы позднейшее русское государство есть продолжение Киевской Руси, в 
корне неправильно. Киевская Русь не могла ни расширять своей 
территории, ни увеличивать свою внутреннюю государственную 
мощь, ибо будучи естественно прикреплена к известной речной 
системе, она в то же время не могла вполне овладеть всей этой системой до конца; нижняя, самая важная часть этой системы, пролегающая по степи, оставалась всегда под ударами степных кочевников, печенегов, половцев и проч. Киевской Руси оставалось только 

разлагаться и дробиться на мелкие княжества, постоянно друг с 
другом воюющие и лишенные всякого более высокого представления о государственности. Это было неизбежно. Всякое государство 
жизнеспособно лишь тогда, когда может осуществлять те задачи, 
которые ставит ему географическая природа его территории. Географически заданием Киевской Руси было осуществление товарообмена между Балтийским и Черным морями; задание это в силу 
указанных выше причин было невыполнимо, и потому Киевская 
Русь была нежизнеспособна, а всякий нежизнеспособный организм 
разлагается. Отдельным речным городам и княжествам, входящим 
в состав Киевской Руси, действительно не оставалось ничего другого, как самостийничать и друг с другом драться. Чувствовать 
себя частями единого государственного целого они не могли, ибо 
это государственное целое все равно физически не могло осуществлять своего хозяйственно-географического назначения и, 
следовательно, было бессмысленным. Итак, ясно, что не только 
фактически из Киевской Руси не возникла современная Россия, но 
что это было даже и исторически невозможно. Между Киевскою 
Русью и той Россией, которую мы теперь считаем своей родиной, 
общим является имя «Русь», но географическое и хозяйственнополитическое содержание этого имени совершенно различно. 
 
II 
 
Спросим же словами древнего летописца: «Откуда есть пошьла 
Русьская земля и како Русская земля стала есть?» — и постараемся 
ответить на этот вопрос, вкладывая в понятие Русская земля новое, 
современное географическое, хозяйственное и политическое содержание. 
Одного взгляда на историческую карту достаточно, чтобы убедиться в том, что почти вся территория современного СССР некогда составляла часть монгольской монархии, основанной великим 
Чингисханом. Некоторые части прежней императорской России, 
присоединенные в послепетровскую эпоху: Финляндия, Польша, 
Балтийские провинции, — в монархию Чингисхана не входили; но 
они и отпали от России, так как исторической, естественной государственной связи у них с Россией не было. Другие области, случайно не входившие в состав монгольской монархии, но, естественно, по своей географической или этнографической природе 
связанные с этой монархией и присоединенные к прежней России, 
удержались в СССР, и если некоторые из них (например, Бессарабия, польские кресы) теперь отторгнуты, то это есть явление временное, и рано или поздно природа возьмет свое. Присоединение к 

СССР Хивы и Бухары, сохранявших призрачную самостоятельность при последних русских императорах и провозглашение советской республики в Монголии являются продолжением и укреплением исторической связи России с монархией Чингисхана. На 
том же пути можно с уверенностью предсказать в будущем и присоединение китайского Туркестана. 
Таким образом, в исторической перспективе то современное 
государство, которое можно называть и Россией, и СССР (дело не 
в названии), есть часть великой монгольской монархии, основанной Чингисханом. 
Однако между Россией и монархией Чингисхана все же нельзя 
поставить знака равенства. В монархию великого монгольского 
завоевателя и его ближайших потомков входила почти вся Азия, а 
между тем, как бы ни распространялось влияние России на Китай, 
Персию, Афганистан, все эти страны все-таки не входят в Россию, 
и, если бы Россия присоединила их к себе, она изменила бы в 
корне свое историческое лицо. В исторической преемственности 
Россия не есть вся монархия Чингисхана, а лишь основное ядро 
этой монархии. Ядро это определяется особыми географическими 
признаками, отмежевывающими его от остальных частей бывшей 
монгольской монархии. 
Географически территория России как основного ядра монгольской монархии может быть определена следующей схемой. Существует длинная, более или менее непрерывная полоса безлесных 
равнин и плоскогорий, тянущаяся почти от Тихого океана до устьев Дуная. Эту полосу можно назвать системой степи. С севера она 
окаймлена широкой полосой лесов, за которой идет полоса тундр. 
С юга система степи окаймлена горными хребтами. Таким образом, имеются четыре тянущиеся с запада на восток параллельные 
полосы: 
тундровая, лесная, степная, горная. В меридиональном направлении, т.е. с севера на юг или с юга на север, вся эта система четырех полос пересекается системами больших рек. Такова сущность 
внутреннего географического строения рассматриваемой географической области. Внешние очертания ее характеризуются отсутствием выхода к открытому морю и отсутствием той изорванности 
береговой линии, которая так типична, с одной стороны, для Западной и Средней Европы, с другой, — для Восточной и Южной 
Азии. Наконец, в отношении климатическом вся рассматриваемая 
область отличается как от Европы, так и от собственно Азии целым рядом признаков, которые можно объединить под выражением «континентальность климата»: резкое различие между температурой зимы и лета, особое направление изотерм и ветров и т.д. Все 

это, вместе взятое, позволяет отделять рассматриваемую область 
от собственно Европы и собственно Азии и считать ее особым материком, особой частью света, которую в отличие от Европы и 
Азии можно назвать Евразией. Население этой части света неоднородно и принадлежит к различным расам. Между русским, с одной стороны, и бурятом или самоедом — с другой, различие очень 
велико. Но характерно, что между этими крайними точками существует целая непрерывная цепь промежуточных переходных звеньев. В отношении внешнего антропологического типа лица и 
строения тела нет резкой разницы между великорусом и мордвином или зырянином; но от зырянина и мордвина опять-таки нет 
резкого перехода к черемису или вотяку; по типу волжско-камские 
финны (мордва, вотяки, черемисы) близко сходны с волжскими 
тюрками (чувашами, татарами, мещеряками); татарский тип так же 
постепенно переходит к типу башкир и киргизов, от которых путем таких же постепенных переходов приходим к типу собственно 
монголов, калмыков и бурят. 
Таким образом, вся Евразия в вышеупомянутом смысле этого 
слова представляет собой географически и антропологически некое единое целое. Наличие в этом целом таких разнообразных по 
своему природному и хозяйственному характеру частей, как леса, 
степи и горы, и существование между этими частями естественной 
географической связи позволяет рассматривать всю Евразию как 
до известной степени самодовлеющую хозяйственную область. 
Благодаря всему этому Евразия по самой своей природе оказывается исторически предназначенной для составления государственного единства. 
Государственное объединение Евразии было с самого начала 
исторической необходимостью. Но в то же время сама природа 
Евразии указывала и на способ этого объединения. С точки зрения 
древнейших времен путями сообщения могли служить только реки 
и степи: горы и леса с этой точки зрения были неудобны, а тундра 
вообще не может идти в расчет как область слишком неблагоприятная для развития какой бы то ни было человеческой деятельности. Мы уже видели, что системы больших рек на территории 
Евразии идут большей частью в меридиональном направлении, 
тогда как система степей проходит через всю Евразию с востока на 
запад. При этом речных систем много, а система степи в принципе 
одна. Отсюда следует, что путь сообщения между востоком и западом — один, а путей сообщения между севером и югом — несколько, причем все эти (речные) дороги между югом и севером 
пересекают и (степную) дорогу между востоком и западом. С точки зрения исторической задачи государственного объединения 

Евразии отсюда вытекает следующий важный факт: всякий народ, 
овладевший той или иной речной системой, оказывался господином только одной определенной части Евразии; народ же, овладевший системой степи, оказывался господином всей Евразии, так 
как, господствуя над протекающими через степь отрезками всех 
речных систем, он тем самым подчинял себе и каждую из этих 
речных систем в ее целом. Итак, объединить всю Евразию могло 
только государство, овладевшее всей системой степи. 
Первоначально на территории Евразии наблюдались, с одной 
стороны, племена и государства речные, с оседлым бытовым укладом, и, с другой стороны, племена степные, в бытовом отношении 
кочевнические. Между реками и степью должна была неминуемо 
завязаться борьба, которая и проходит красной нитью через всю 
древнейшую историю, притом не только Киевской Руси, но и других речных государств Евразии, например царства Хазарского и 
Хорезма. Вначале кочевники были не объединены, делились на 
множество племен, из которых каждое держалось только одного 
определенного участка степи и только иногда забиралось в соседний участок, в каковом случае начиналась борьба между двумя 
соседними кочевыми племенами. Благодаря этому речные государства могли еще довольно успешно бороться со степняками. 
Правда, самое существование постоянной угрозы кочевнических 
набегов на оседлые речные поселения и вечная опасность перерыва торгового сообщения по реке делали невозможным нормальное 
развитие речных государств. Но государства эти все же существовали и боролись с кочевниками, хотя и не с полным успехом. 
Положение резко изменилось, когда Чингисхан подчинил себе 
все кочевые племена евразийских степей и превратил евразийскую 
степную систему в одно сплошное кочевническое государство с 
прочной военной организацией. Перед такой силой ничто устоять 
не могло. Все государственные образования на территории Евразии должны были утратить свою самостоятельность и поступить в 
подчинение владыке степей. Таким образом, Чингисхану удалось 
выполнить историческую задачу, поставленную самой природой 
Евразии, — задачу государственного объединения всей этой части 
света. Он выполнил эту задачу так, как только и можно было ее 
выполнить, — объединив под своей властью степь, а через степь и 
всю остальную Евразию. 
Но Чингисхан, как сказано выше, подчинил себе не только всю 
Евразию, но и почти всю Азию. Однако, если, завоевывая Евразию 
и государственно ее объединяя, Чингисхан совершал дело исторически необходимое и осуществлял вполне реальную, самой природой поставленную историческую задачу, завоевание частей соб

ственно Азии являлось исторически вовсе не необходимым. 
Насколько завоевание и объединение Евразии было делом созидательным и для самой Евразии в конечном счете полезным, 
настолько же завоевание частей собственно Азии было делом разрушительным и для этих частей Азии скорее пагубным. Ни Китай, 
ни Персия вовсе не нуждались в каком-то внешнем государственном объединении. Это были страны с древними национальногосударственными и культурными традициями, с определенными 
сферами собственного культурного влияния. Правда, соединив их 
с Евразией, Чингисхан получил возможность ввести в созданную 
им евразийскую государственность элементы этих старых азиатских культур и использовать, таким образом, культурные богатства и культурное влияние Китая, Персии и Индии, не только не 
подчинившись в то же время политической власти какой-либо из 
этих стран, но даже подчиняя самые эти страны себе. Для Евразии 
от этого, таким образом, произошла и некоторая польза. Но для 
Азии получился вред, ибо монгольское завоевание, выведя отдельные части Азии из их обособленного самодовления и ворвавшись 
извне в их историческое бытие, надолго затормозило их дальнейшее культурное развитие. В конце концов то положение вещей, 
при котором монгольские завоеватели, занявши старое культурное 
азиатское государство, пользовались всеми благами культуры этого государства, в то же время ему не подчиняясь, долго продолжаться не могло: монгольские правители этих государств неизбежно ассимилировались с местным населением, принимали полностью все старые местные традиции, и каждое данное государство вновь становилось тем, чем было раньше, обособившись от 
прочих частей монгольской монархии. 
Таким образом, хотя сам Чингисхан как будто больше придавал 
значения завоеванию Китая и вообще собственно Азии, чем подчинению Евразии, тем не менее только в Евразии он выступил как 
осуществитель исторической миссии, как созидатель и организатор исторически ценного здания. И потому-то, желая определить 
историческую сущность русского государства как государства, 
распространяющегося на всю или почти на всю территорию Евразии, мы обозначили это государство как основное ядро монархии 
Чингисхана. Евразия представляет собой некую географически, 
этнологически и экономически цельную, единую систему, государственное объединение которой было исторически необходимо. 
Чингисхан впервые осуществил это объединение, и после него сознание необходимости такого единства проникло во все части 
Евразии, хотя не всегда было одинаково ясным. С течением времени единство это стало нарушаться. Русское государство инстинк

тивно стремилось и стремится воссоздать это нарушенное единство и потому является наследником, преемником, продолжателем 
исторического дела Чингисхана. 
 
III 
 
Чингисхан был не только великим завоевателем, он был и великим организатором. Как всякий государственный организатор 
крупного масштаба, он в своей организационной деятельности руководствовался не только узкопрактическими соображениями текущего момента, но и известными высшими принципами и идеями, соединенными в стройную систему. Как типичный представитель туранской расы он неспособен был сам ясно формулировать 
эту систему в отвлеченных философских выражениях, но тем не 
менее ясно чувствовал и сознавал эту систему, был весь проникнут 
ею, и каждое отдельное его действие, каждый его поступок или 
приказ логически вытекал из этой системы. По отдельным сохранившимся до нас его изречениям и по общему характеру всех его 
установлений мы можем восстановить его систему и дать ей ту 
теоретическую формулировку, которую сам Чингисхан не дал и 
дать не мог. 
К своим подданным, начиная с высших вельмож и военачальников и кончая рядовыми воинами, Чингисхан предъявлял известные нравственные требования. Добродетели, которые он больше 
всего ценил и поощрял, были верность, преданность и стойкость; 
пороки, которые он больше всего презирал и ненавидел, были измена, предательство и трусость. Эти добродетели и пороки были 
для Чингисхана признаками, по которым он делил всех людей на 
две категории. Для одного типа людей их материальное благополучие и безопасность выше их личного достоинства и чести, поэтому они способны на трусость и измену. Когда такой человек 
подчиняется своему начальнику или господину, то делает это 
только потому, что сознает в этом начальнике известную силу и 
мощь, способную лишить его благополучия или даже жизни, и 
трепещет перед этой силой. За своим господином он ничего не видит; он подчинен только лично этому господину в порядке страха, 
т.е., в сущности, подчинен не господину, а своему страху. Изменяя 
своему господину или предавая его, такой человек думает тем самым освободиться от того единственного человека, который над 
ним властвует; но делая это всегда из страха или из материального 
расчета, он тем самым остается рабом своего страха, своей привязанности к жизни и к материальному благополучию и даже утверждается в рабстве. Такие люди — натуры низменные, подлые, по 

существу рабские; Чингисхан презирал их и беспощадно уничтожал. На своем завоевательском пути Чингисхану пришлось свергнуть и низложить немало царей, князей и правителей. Почти всегда среди приближенных и вельмож таких правителей находились 
изменники и предатели, которые своим предательством способствовали победе и успеху Чингисхана. Но никого из этих предателей Чингисхан за их услугу не вознаградил: наоборот, после каждой победы над каким-нибудь царем или правителем великий завоеватель отдавал распоряжение казнить всех тех вельмож и приближенных, которые предали своего господина. Их предательство 
было признаком их рабской психологии, а людям с такой психологией в царстве Чингисхана места не было. И наоборот, после завоевания каждого нового царства или княжества Чингисхан осыпал 
наградами и приближал к себе всех тех, которые оставались верными бывшему правителю этой завоеванной страны до самого 
конца, верными даже тогда, когда их верность была для них явно 
невыгодна и опасна. Ибо своей верностью и стойкостью такие люди доказали свою принадлежность к тому психологическому типу, 
на котором Чингисхан и хотел строить свою государственную систему. Люди такого ценимого Чингисханом психологического типа ставят свою честь и достоинство выше своей безопасности и 
материального благополучия. Они боятся не человека, могущего 
отнять у них жизнь или материальные блага, а боятся лишь совершить поступок, который может обесчестить их или умалить их достоинство, притом умалить их достоинство не в глазах других людей (ибо людских насмешек и осуждений они не боятся, как вообще не боятся людей), а в своих собственных глазах. В сознании их 
всегда живет особый кодекс, устав допустимых и недопустимых 
для честного и уважающего себя человека поступков; этим уставом они и дорожат более всего, относясь к нему религиозно, как к 
божественно установленному, и нарушение его допустить не могут, ибо при нарушении его стали бы презирать себя, что для них 
страшнее смерти. Уважая самих себя, они уважают и других, хранящих тот же внутренний устав, особенно тех, кто свою стойкую 
преданность этому уставу уже показал на деле. Преклоняясь перед 
велениями своего внутреннего нравственного закона и сознавая 
уклонение от этого закона как потерю своего лица и своего человеческого достоинства, они непременно и религиозны, ибо воспринимают мир как миропорядок, в котором все имеет свое определенное, божественной волей установленное место, связанное с 
долгом, с обязанностью. Когда человек такого психологического 
типа повинуется своему непосредственному начальнику, он повинуется не ему лично, а ему как части известной божественно уста